В селе Беренжак нынче и всего-то, что человек двести проживают, в основном – старики. Сотовой связи в деревне нет совсем. А потому собираются вечерами почти все деревенские на скамеечках-лавочках у своих домов, перекидываются новостями, по телевизору услышанными, о погоде, о том-о сём… Но в конечном итоге, всегда все беседы завершаются одной и той же темой: Привидение.
- Это куды же ты, дед, свои лыжи сегодня по утру настропалил, - спрашивают самого шустрого на деревне старика деда Мишку.
- Дык, опять Аким шалил у себя в хате!
Изба колдуна-Акима стояла на самом краю Беренжака, прямо у ручья. Соломенная крыша избы уже давно пообтрепалась, под замшелой кровлей торчал засохший хмель, который долго еще после кончины хозяина тянулся и тянулся вверх, а потом, видать, устал, или тоже его время пришло. Почему колдун – вразумительно на этот вопрос никто ответить не мог.
-Свят, свят! – сразу же начинали причитать бабы – так и не успокоится нечистый!
- Сама ты ведьма, - пошел в наступление дед Мишка, - когда каки хвори-болезни были, чай все к нему и сами тащились, и дитёв своих пёрли:
«Помоги, Акимушка! – да и какой он нечистый то, ежели и сегодня в избе еще висят образа в красном углу? Чего он колдовал то? Травы собирал? Так этими травами потом и лечил все село! Эх, вы!
И вот тогда, в один из таких вечеров-посиделок, встала со скамьи Зинаида Ивановна, местная учительница, которая уже давно была на пенсии и, за неимением детей и внуков, просто доживала свой век в своей избе, как раз по соседству с Акимом.
- Верующим был Аким! За веру и пострадал! Он ведь в Москве работал доктором. Да только отказался он при новой власти без молитвы операции начинать, болящих призывал молиться… И погнали его за какие-то придуманные грехи в Сибирь. А в дороге то и жена, и двое детушек погибли. Его привез в эту избу наш лесничий. Ребятенок у него на руках был, самый младший сынишка… Долго он его выхаживал, ой долго… А мальчонка то только на ножки встал, только бегать начал да и утонул в нашей речке. Течение сильным было, не таким, как сейчас. Не нашли мальчонку… Вот тогда Аким и замкнулся в своем горе, замолчал навсегда. А ночами то он молился! Ай, как молился! На коленях перед образами стоял, все шептал что-то и плакал, плакал…
Зинаида Ивановна промокнула стареньким, но отглаженным носовым платочком, слезы, невольно ползущие по дряблым щекам.
Не Вам его судить, оголтелые! Ой, не Вам!
- Так вот и я том же,-встрял дед Мишка, - я то о чем грю? Ставенки его избы всю ночь скрипели. В окошко глянул – свет вроде, мабыть лампадку зажег… Ночью то боязно было, вот и почапал утром, думаю, а може энто, Аким то еще и не ушел… Я бы тогда и спросил у него, как ТАМ жизнь, торопиться или туточки еще обождать…
И вдруг, задул ветер, закачались, скрипя, старые ели, небо стало серо-темным и ставенки на Акимовой избе протяжно-протяжно завыли, заскулили…
Все собравшиеся с какими-то отговорками поспешили по домам, кто крестясь на ходу, кто отворачиваясь от избы Акима: Свят, свят!
А Зинаида Ивановна повернулась к избе и тихо-тихо прошептала: Эх, Акимушка… И свою жизнь сломал, и мою… Напрасно ты, любый мой, не успокоишься… Ищи своего сыночка там, где и сам сейчас… Нет, Акимушка, меня не зови… Я еще этим не надышалась воздухом…