Глава 28. Милый, яйца и германский кайзер
- Что случилось в актовом зале в тот день? – Антон перефразировал вопрос, постаравшись придать ему эмоциональный нейтралитет.
- Пока сам себе не объяснишь, все равно не поймешь, - сказал отец.
- Что это за черная жижа? – парня даже передёрнуло при одном лишь воспоминании.
- Так ты видишь своего охотника? – Нестор Иванович задумался. Надолго. - Не должен с тобой говорить. Об этом. Но давай уберем все, что может иметь налет мистики, остановимся на фактах.
Антон радостно кивнул. Он все еще сомневался, что отец в курсе происходящего с ним, с Антоном. Но возможность поговорить с родным человеком о том, что за гранью, упускать нельзя.
- Ты живешь своей жизнью, - отец стал рукой обстоятельно все раскладывать по обстоятельным полочкам на своем колене. На каждой новой полочке Антону полагалось понимающе кивать. Что сын исправно и делал.
- В какой-то момент ты обрел цель…
- В пятнадцать! – объявил Антон.
Отец посмотрел на сына внимательно и продолжил:
- С тех пор ты не должен сворачивать или останавливаться надолго на какой-либо ступени. Иначе тебя захлестнет селфи.
- Селфи? – удивился сын. – Няшное фото самого себя?
- Нет, все сложнее, - нахмурился Нестор Иванович. – Няшное фото – это лишь часть глобального селфи. – Отец поморщился брезгливо при слове «няшное». – Все мы, безусловно, обладаем индивидуальностью. Но над всеми нами стоит система. Общая, всепланетная. И чем больше человек соответствует системе. Тем проще ему решать свои социальные проблемы. Это называют «индекс ССС» - степени соответствия системе.
- Речь идет о конформизме? – Антон сделал умное лицо.
Нестор Иванович глянул на сына и невольно улыбнулся:
- И о нем тоже. Так вот, чем выше индекс ССС, тем больше в человеке селфи. Но это совершенно не значит, что нужно постоянно пребывать в состоянии конфликта. Вся жизнь – хождение по лезвию бритвы, поиск меры. Вот как с иностранными языками.
- А что с иностранными языками? – заинтересовался Антон.
- Чем больше и лучше ты их знаешь, тем шире круг твоей эрудиции. А с другой стороны, тем больше инструментов для влияния на твой разум. Тут же важно понимать, что в любом иллокутивном акте человек, знающий язык в совершенстве, - субъект манипуляции, а тот, кто хуже знаком с языком общения, - всегда манипулируемый объект. Если тебя принуждают к беседе на малознакомом для тебя языке, то будь уверен: тобой собираются управлять. Языки, которые ты понимаешь, но носителем которых ты не являешься, к сожалению, не только расширяют горизонты общения, но и увеличивают количество инструментов, при помощи которых можно вторгнуться в твое сознание.
- И как быть?
- Свой учить. Досконально. – Нестор Иванович говорил так, будто давно уже размышлял об этом. И знал четкий ответ. - И тогда на любые копья, пронзающие твой разум, он, разум, тут же выстроит рать из отражающих. Использовать иностранный язык в быту вместо родного языка - все равно что применять неуклюжий протез вместо живой материи, органично сочетающейся с твоим разумом… Ерофей приболел, - вдруг неожиданно сменил тему отец. – Завтра повезем его к ветеринару.
- Что-то серьезное? – взволновался Антон.
- Десять лет собаке, - пожал плечами Нестор Иванович. – Стар уже, но еще успеете в полях погулять. И пообщаться. Ты хотел идти куда-то?
«Куда идти-то? Никуда я не собирался», - таковы были первые мысли. А потом Антон понял, на какой поход намекал отец.
- Я попробую, - сказал сын и направился в прихожую.
В прихожей в большом, в человеческий рост, зеркале уже клубилась Мурмышка. Ее зеленые то ли зрачки, то ли соски округлых грудей призывно мерцали в зеркальных глубинах.
- Идем дальше? – мягко спросила Мурмышка.
- Еще секунду! – Антон вспомнил вдруг, что оставил неясным что-то важное, и не так чтобы вернулся, а просто выглянул из прихожей. – Скажи, папа, а что это за Пурпурный змей появился в зале?
- Змей? – папа вскинул брови. – Вы что там, за кулисами, что-то серьезное употребляете? Слушай, бросал бы ты пить, сынок. Мы с мамой за тебя серьезно переживаем.
Антон понял, что разговор закончен, что никакой больше информации от отца не получит, махнул рукой и смело шагнул в шестое зеркало навстречу призыву проводника. Шагнул… и тут же вышел в собственной прихожей. Обернулся – проводница уже растаяла в таинственных глубинах, молча подмигнув зеленым глазом. Что пошло не так?
Почти бегом вернулся он в комнату, но отца там не обнаружил. А обнаружил он голую девицу на кухне. Звали девицу Маша, имел на ней место передник, но в переднике она умудрялась все равно оставаться голой. Маша жарила яйца с беконом.
- Уже проснулся, милый? – не оборачиваясь, спросила она.
«Милый» проснулся. Начался период в его жизни, когда десятки раз в день звучали слова: милый, любимый, лучший, единственный, счастье мое, радость моя. Были еще и другие приторные существительные, прилагательные и глаголы. Антон еще не нашел свою женщину, а потому вся эта липкая нежность спутывала мысли, ограничивала движения, раздражала и даже приводила в отчаянье.
Звучали слова не от Маши – от разных женщин. Собственно, имя Маши тут вообще было не важным. Так что всех последующих женщин Антона мы будем так и называть – Машами. Для простоты и удобства повествования.
И ничего не было в этом предосудительного, удивительного: Антон был молод, красив, умен. Холост. Знаете, есть такие женщины, которые предпочитают общаться не с теми мужчинами, чье «качество» уже проверено другими женщинами, а брать наугад, в надежде, что вот когда они-то станут женами, все будет иначе. Наивные.
Еще Антон обладал свободной квартирой и был не беден. Нет, отец не осыпал свое чадо деньгами, машинами и прочими бонусами, но щедро давал «на жизнь». А что за жизнь у студента без прекрасного пола? Плюс еще стипендия, только не смейтесь…
Да и у женщин в жизни должны быть мужчины. Вот так и сходились на почве симбиоза, взаимной необходимости. Антон мечтал, а верные (относительно) спутницы реализовывали эти мечты в меру сил – скромных или нескромных. Женщины тоже мечтали, и Антон старался реализовывать их мечты – кроме, конечно, одной – замужества. Однажды Антон в полушутку заметил следующей случившейся Маше:
- Я понимаю, что миром правят женщины. И когда в их фантазиях проявляются толпы голодных мужиков в униформе, на Земле начинаются войны. Осторожнее мечтайте, любимые…
Антон и сам приучился к липким словам. Подругам нравилось, а ему было не сложно. И вообще, он стал каким-то… аморфным, что ли? Женское внимание баловало и радовало. Да еще и включился синдром охотника. Все красивые Маши, что попадали в его поле зрения, в его зону влияния, неминуемо оказывались в его объятиях. А потом уже сами Маши старались удержать в объятиях всеми возможными способами.
А какие методы достижимы для женщины? Ну, красота и реализация красоты в занятиях любовью с одной конкретной Машей становятся пресными достаточно быстро. А далее остается известнейшая триада то ли немецкого кайзера, то ли немецкого канцлера, эти знаменитые «Три К»: киндер, кюхе, кирхе. Дети, кухня, церковь. На кухню, как на наживку, пытались взять практически все. Некоторые пытались взять на детей, но Антон пока еще был не готов. Были даже такие, что пытались взять на церковь, но Антон улыбался и отправлялся к новой Маше.
До пошлости легко парень стал относиться к сексуальным забавам. Они стали именно забавами, хотя он вполне мог сказать женщине, что занимается с нею любовью. Антон, правда, с опозданием, понял, что нельзя брать женщин «на любовь». Это так же подло, как крушить рыбу динамитом, - слишком просто, но при этом еще и слишком подло.
Он исключил этот болевой прием из арсенала завоевания женщин. Тех стало меньше в его победах, но не меньше в его жизни. Просто теперь сдавалась не каждая первая, а каждая вторая.
И вот, когда в очередное утро Антон услышал очередное «милый» от очередной Маши, когда на сковороде скворчали очередные яйца и очередной бекон, в зеркале над умывальником вновь появилась Мурмышка.
- Пойдешь? – просто спросила Мурмышка. – Или останешься тут? – Мурмышка в несколько клубящихся метаморфоз приняла четкий образ обнаженной девушки. Не поленилась даже изобразить высокие резинки кружевных чулок на бедрах.
- Так сожрут же, если останусь тут, - печально улыбнулся Антон.
- Женщины? – в ответ улыбнулась Мурмышка зелеными огоньками. – Или охотница?
- Все сожрут, - Антон пожал плечами.
- Тогда ныряй, - предложила Мурмышка, и Антон вновь закружился в зеркальном водовороте. В водовороте седьмого зеркала.