Про город Сенно, родные мне места и рыбалку

Вячеслав Кисляков 2
     Вспоминая былое...

     Есть сведения о том, что село Сенно существовало уже в середине XV века. Некогда в этом месте проходили ярмарки, на которых шла торговля сеном, от которого, вероятно, и произошло название местечка. Известно с 1-й половины XVI века как местечко Витебского повета Великого княжества Литовского. Первое письменное упоминание о городе Сенно датируется 1442 годом. С 1-й половины XVII века принадлежало Сапегам, со 2-й половины XVIII века — Огинским. С 1772 года в составе России, с 1773 года город и центр Сенненского уезда Могилёвской губернии (1773—1777 гг. и с 1802 года), центр наместничества (1778—1796), Белорусской губернии (1796—1802). В 1860 году в Сенно произошёл пожар, который уничтожил почти все деревянные постройки в городе. В 1862 году Б. Кёне был разработан проект герба Сенно в соответствии с новыми правилами: в зелёном щите 2 золотые накрест положенные косы остриями вниз; в вольной части герб Могилёвской губернии; щит увенчан серебряной стенчатой короной, окружён золотыми колосьями, соединенными Александровской лентой. В 1883 году к Сенно была проложена телеграфная линия, действовала почтовая станция. В 1904 году в Сенно действовало 10 промышленных и 6 ремесленных предприятий, типография, библиотека, 2 больницы. С 1919 года Сенно в составе Витебской губернии РСФСР. С 1924 года Сенненский уезд был включен в состав Белорусской ССР, несколько позже преобразованный в район, границы которого менялись и приобрели нынешний вид в 1960-е годы. С 17 июля 1924 года Сенно центр района Витебского округа (с 1938 — Витебской области).

     К 1939 году в Сенно проживало около 4300 человек, четверть из которых были евреи. Старое еврейское кладбище сохранилось сегодня на пересечении улиц Витебской, Мичурина и Красноармейской (бывшая улица Голынка). Оно окружено живописным сосновым бором. О многих судьбах могли бы рассказать уцелевшие валуны с надписями на иврите.

     С началом ВОВ, нацисты включили Сенненский район в состав территории, административно отнесённой к штабу тыла группы армий «Центр». Вся полнота власти в районе принадлежала нацистской военной оккупационной администрации, действующей через созданные вермахтом полевые и местные комендатуры. Для осуществления политики геноцида и проведения карательных операций сразу вслед за войсками в район прибыли карательные подразделения войск СС, эйнзатцгруппы, зондеркоманды, тайная полевая полиция (ГФП), полиция безопасности и СД, жандармерия и гестапо.

     Вот как моя мама вспоминает свои годы в деревне Сапеги во время войны: «Война. Вся моя юность прошла во время войны - вспоминать хорошего нечего. Я мечтала после войны пойти учиться. Даже девочкам сказала, что добьюсь своего и поступлю учиться в город. Так оно и сбылось впоследствии. Живя в деревне, мы всегда очень хотели работать в колхозе. Когда бригадир говорил, что надо идти сено ворошить или  грести, то мы как дикие козы неслись на работу – так были рады, что нам что-то доверяют делать в колхозе. Дома также делала очень много работы – помогала маме везде и во всем. Я все работы хорошо знала по хозяйству.
 
     В первый год войны работали в колхозе все месте – убирали урожай. На второй год весной колхоз поделил землю и лошадей среди колхозников. Лошадь была одна  на 2-3 хозяина. Если были жеребята, то их отдавали, чтобы растили для себя лошадь. Было что-то похожее на прежнюю хуторскую систему, но все же это было  не то. Жили в деревнях, а землю делили на колхозных полях полосами – по количеству человек в семье. Налоги платили. Но было и так, что кроме налога, с нас  брали еще дополнительно продовольствием, да и партизанам надо было что-то давать. Но кое-как перебивались - выжили.  Так получилось, что наша деревня Сапеги оказалась в нейтральной зоне. Мы жили, как бы  и вне полицейской, и вне партизанской зоны. Многие из деревень ушли в партизаны, но некоторых немцы завербовали в полицию. Днем в деревню могли приехать полицаи, а ночью приходили партизаны, а иногда так переодевались, что и не поймешь, кто приехал или пришел в деревню. Были и настоящие партизаны, но были и просто грабители из других деревень, под видом партизан. Заберут что-нибудь у нас в деревне, как бы для партизан, а увезут все собранное в свою деревню.

    Мы, молодежь, не знали в войну ни веселья, ни вечеринок. Иногда, правда, собирались у кого-нибудь в своей деревне днем или вечером, но в другие деревни не ходили – боялись. Так и прошла моя юность. Доброго вспомнить нечего! А как хотелось погулять! Как посмотрю на молодежь теперь – меня в дрожь бросает. Да что же это сотворилось? Только встретились -  уже целуются, пьют, курят и голые ходят… А я, признаюсь вам, мои детки, один раз поцеловалась с парнем из нашей деревни, да и то не я,  а он меня поцеловал – это был сын моей бывшей учительницы. Он на год был моложе меня и очень меня любил.   Парней было много, которые со мной хотели быть, но я многих отставляла от себя, давала им разные обидные клички. Мне нравились  только красивые,  и умные. Один мальчик, старше на 1-2 года, меня любил до безумия, но мне он не нравился, т.к. я его не любила. Что только я на него не говорила. Фамилия его была Барсуков. Я обзывала его: «Борка, дурак, гниляк, синильная кислота» – все, что самое плохое приходило в голову, то и говорила ему, только, чтобы он не подходил ко мне. Когда он приглашал меня танцевать, то я гляну на него так, чтобы другой сразу бы убежал. А он подойдет и второй раз пригласит. Тогда я при всех плюну на него и говорю: «Что, тебе больше некого пригласить?» - и уйду в сторону. Взрослые меня ругали: «Иди,  потанцуй с ним. Он ведь тебя не съест». Однажды он пришел к сторожу деревни и спрашивает: «Что мне надо сделать, чтобы она меня полюбила?». Сторож отвечает: «Ты не нравишься ей и не лезь больше». Когда он уходил на фронт – пришел прощаться ко мне. Я сидела у большого камня в огороде. Он говорит: «Я завтра ухожу на фронт. Что ты пожелаешь мне?». А я, дура, и говорю: «А что б тебя первая пуля не миновала». Зачем я так сказала – до сих пор не знаю. А через две недели пришла похоронка, что он убит. Он ведь мои слова своей матери передал, и она меня потом все время проклинала. Может быть, это мой самый большой грех?

     После освобождения нашего района от фашистских захватчиков, я пошла учиться в 10 класс Мощенской школы. Школа находилась в аварийном состоянии. Это был бывший дом помещика, которого звали Славка. Книг почти не было. Некоторые книги были только у учителей. Приходилось писать много конспектов, но бумаги (тетрадей) ведь тоже не было. Писали, кто на чем, и чем мог – даже на бересте. Мне в этом деле посчастливилось. Когда немцы отступали, то они нашу семью выгнали из нашей же  хаты. Мы попросились жить к соседке – на кухню, так как во второй комнате у нее тоже жили немцы. Нас было 14 человек на 15 квадратных метров жилья. Спали, кто, где мог. Кто спал на печи, кто под печкою, несколько человек на двух кроватях, а остальные – на полу.  Наша семья состояла из 9 человек и у соседей – пятеро. Ночью, когда надо было встать и  выйти по нужде, то боялись друг на друга наступить в темноте.

    В это время немцы расстреляли мою сестру Соню – за связь с партизанами. Сониных троих детей к нам в Сапеги  привезла ее тетя и двоюродная сестра. Привезла и оставила их нам. Мама у них спросила: «А где сама Соня?». Они ответили: «Идет сзади», - и ушли. Была еще с нами и моя сестра Хрестя  с дочкой Аллой. Они приехали из Евпатории в отпуск перед войной, да так и остались с нами. Также  с нами были – мама, папа, я и брат Костя. Мы прожили такой большой семьей на кухне всю зиму, а когда весной  потеплело, ушли  жить на свой ток».

     Во всех крупных деревнях района были созданы районные (волостные) управы и полицейские гарнизоны из белорусских коллаборационистов. Оккупационные власти под страхом смерти запретили евреям снимать желтые латы или шестиконечные звезды(опознавательные знаки на верхней одежде), выходить из гетто без специального разрешения, менять место проживания и квартиру внутри гетто, ходить по тротуарам, пользоваться общественным транспортом, находиться на территории парков и общественных мест, посещать школы. Одновременно с оккупацией нацисты и их приспешники начали поголовное уничтожение евреев. «Акции» повторялись множество раз во многих местах. В тех населенных пунктах, где евреев убили не сразу, их содержали в условиях гетто вплоть до полного уничтожения. За время оккупации практически все евреи Сенненского района были убиты. Самые массовые убийства происходили в Сенно, Богушевске и деревне Оболь

      Территория нынешнего Сенненского района — 1964 км;. Протяжённость с севера на юг — около 40 км, с запада на восток — порядка 70 км. Район лежит на Оршанской возвышенности и граничит с Витебским, Оршанским, Толочинским,  Лиозненским, Чашникским и Бешенковичским  районами.  В составе района: г.п. Богушевск, 329 сельских населённых пунктов. На территории Сенненского района находится 6 городищ и 3 стоянки, относящиеся к первобытнообщинному строю, 24 месторасположения памятников погребения — курганов, а также 4 памятника природы — камней-валунов, среди которых второй по величине на территории Беларуси — Чёртов камень у деревни Секирено (его размеры 10,2 х 6 х 4 м). Расстояние от Сенно до Витебска — 55 км, до Минска — 210 км. Крупных рек на территории района нет, имеется около 30 мелких рек и ручьёв общей протяжённостью около 300 км. В районе насчитывается 69 озёр, самые крупные — Сенненское, Берёзовское, Серокоротня, Кичино, Большое Святое, Сосно, Ходцевское, Богдановское и 13 искусственных водоёмов. Леса занимают 41,9 % территории района. В основном леса смешанные, преимущественно хвойные, встречаются берёзовые, осиновые, ольховые. Общая площадь болот — 15,4 тыс. гектаров. Население (2015)  22 604[3] чел. Плотность 11,77 чел./км;.  Национальный состав: белорусы — 94,21 %,  русские — 4,31 %, другие — 1,48 %. Площадь - 1 966,05] км;.

     Сенно - районный город и административный центр Сенненского района Витебской области Белоруссии, который расположен в 58 км к юго-западу от Витебска и в 15 км от железнодорожной станции Бурбин  (на линии Лепель — Орша). Город расположен на южном берегу Сенненского озера и связан хорошими автомобильными дорогами с Богушевском, Чашниками, Бешенковичами, Толочином. В городе есть гостиница. Население  Сенно - 7385 человек (на 1 января 2016 года).

     В детстве и юности я бывал в Сенно довольно часто,  особенно в начале 60-х годов, когда  с хлебами стало совсем плохо.  В наш магазин его и не привозили почти совсем. Хорошо, что я уже купил себе новый взрослый велосипед за сдачу на заготпункт кроликов и высушенные кроличьи шкурки – было на чём ездить. Почти каждый день я с друзьями ездил в Сенно за хлебом, которого давали по две булки в руки. Взяв две буханки, мы тут же занимали  новую очередь, а хлеб везли в дом, где жил друг по Немойте – Ленька Акулёнок, оставляя его на хранение. Подходила наша очередь и снова две буханки в руки, и снова занимаешь очередь. Так мы повторяли раза 3-4… Потом ехали к Лёньке и забирали весь хлеб. Вешали авоськи с хлебом на руль или привязывали его к багажнику, и – домой. 10 километров мы обычно проезжали минут за 30-40, благо, что дорога была бойкая и ровная. Папа тоже брал хлеб в Сенно, где он бывал часто на мотоцикле.

     Когда было время, мы бродили по центру Сенно и изучали окрестности. Меня всегда удивлял в центре города старинный полуразрушенный костёл. Его не могли никак разобрать многие десятилетия, так как кирпичи скреплялись раствором на куриных белках, разбить его не было никакой возможности. Только в начале 60-х годов костёл, в конце концов, взорвали  частями, и вывезли куда-то самосвалами. А в 90-х годах на месте костёла было построено кафе-ресторан.

      Первое упоминание города Сенно в летописи датируется 1534 годом в связи с проведением боевых действий Польши с Московской империей. В 1573 году после войны город был заново отстроен. Дмитрий Федорович Сапега построил здесь замок, который просуществовал до 18 века. В 1609 году францисканцы построили здесь костел и освятили его в честь своего родоначальника Франциска Азиского. Во второй половине 18 века городом Сенно владели Тадеуш Огинский и его жена Ядвига. Они решили на месте старого францисканского костела строить новый, и в 1772 году в Сенно появился костел, который освятили с честь Святой Троицы. В том же году с разрешения папы римского Климента из Италии перевезли сюда мощи святого Фортуната. В 1877 году в Сенно приехал известный художник Наполеон Орда. Благодаря его произведениям, сегодня можно увидеть, как выглядело Сенно в конце 19 века. В 20 веке в костеле служил ксендзом Александр Астрамович, известный как белорусский поэт Андрей Зязюля. Здесь же, в Сенно, он и умер на 43 году жизни. Однако где именно похоронен известный поэт, не известно. Фрацисканский костел простоял в Сенно и Первую, и Вторую мировую войны, и революцию.

   Мне хочется сказать ещё о костеле. Эта каменная стройная громадина около спуска к озеру около Базарной площади. Примечательно, что в нашем костеле был орган.
В 1962 году сюда приехал на встречу с избирателями кандидат в депутаты. И одна из жительниц города обратилась к нему с просьбой взорвать этот костел. Мол, он возвышается над их дорогим сердцу районным центром. А что не сделает кандидат, для того чтобы не стать депутатом? 17 сентября 1962 года по запросу местного райкома партии костел взорвали. Сегодня мы можем его увидеть только на фотографиях. Но недавно на месте старого костела была поставлена каплица, которую также освятили в честь Святой Троицы.

     Озеро Сенненское, расположенное почти в центре города (оно относится к бассейну реки Кривинка – левый приток Западной Двины). Площадь его составляет 337 га, длинна – 6,03 км, максимальная ширина – 0,92 км, максимальная глубина – 31,5 м, объем воды – 26,8 млн.куб. м., прозрачность воды – 1,5 м.  В Сенненское озеро впадает 4 реки и 17 ручьев. Берега озера Сенно густо населены. Здесь расположены районный центр г. Сенно и деревни Турово, Королевичи, Червоная Лука, Свободное и другие.

     Озеро довольно богато рыбой. Состав ихтиофауны лещево-судаковый. Кроме того, встречаются такие рыбы, как угорь, щука, окунь, налим, плотва, карась, линь, красноперка, густера и раки узкопалые. Сюда мы ездили с отцом за рыбой. На берегу озера жил хороший друг отца – Василь Криворотый, который постоянно промышлял рыбой, закидывая на ночь сети трёхстенки, которые утром всегда были забиты различной рыбой. Отец был с Василём из одной деревни – Капланы. А в Сенно он работал на закупках скота в Сенненском  «Заготпункте». Помню, как мы с отцом сдавали там свою корову Лысеню, а также несколько раз возили осенью к Василю моих кроликов живьем, и сдавали ему высушенные мною за лето  шкурки. Отец долго разговаривал с Василём, и тот всегда ему помогал, поднимая цену, например, со второго сорта – до первого. Блат был уже и тогда…  А потом в закутке конторы, папа доставал бутылку сала и свою закуску и обмывали удачную сделку. Помню, как первый раз  в 12 лет я получил за шкурки кроликов из рук Василя 50 рублей, и купил себе новый взрослый велосипед. Моему счастью не было предела – сам заработал деньги и сам на них купил мечту любого деревенского пацана – взрослый велик!

     Как-то летом, мы с отцом и моим двоюродным братом Лёнькой, ездили к Василю на рыбалку с ночевкой. Василь жил на берегу Сенненского озера в деревне Лука. Я тогда был в отпуске после работы на теплоходе «Петродворец»,  и накануне прислал отцу из Мурманска первый раз  мотоцикл «Урал», который в 1972 году я достал в Иоканьге для отца, и который отправил ему на поезде малой скоростью. Радость отца была беспредельной. Вот как он писал мне об этом: - «Сынок, большое спасибо за мотоцикл. 12 сентября мотоцикл прибыл в Оршу, а 15-го я съездил туда на машине и получил его. Машина «Люкс» - первая в районе! Она уже сослужила нам добрую службу. В воскресенье я  с Людой съездил на мотоцикле в Кузьмино. Приволокли оттуда полную коляску опенок – 10 ведер сразу. Так что мама уже насолили ведер пять, и нажарила 13 литров с салом. Хватит всем!».

    Мама тоже написала мне  в письме: - «Славуся! Как же рад папа за мотоцикл. Он на другом небе сейчас. Говорит: - Все отдам своему сынку за такую машину! Съездил в Оршу. Там дал 5 рублей грузчикам, и ему выгрузили мотоцикл краном, потом погрузили его на машину, а вечером были уже дома. Выпили и замочили мотоцикл хорошо! На следующий день и все другие дни папа прибегает домой со школы и все его гладит со всех сторон, знакомится с инструкциями, заряжает аккумулятор. Съездил уже на нем в Сенно - за деньгами для учителей. Приехал он с Сенно очень довольный  за мотоцикл. Говорит, что ни у кого в районе такого хорошего мотоцикла нет. Меня, на радостях, отпускает к вам в гости на зимние каникулы. Так что, к Новому году ждите!»

     Но вернемся к рыбалке, куда мы приехали с отцом и братом. Учитывая, что поехали мы к Василю в Луку ещё утром, да ещё с ночёвкой, то отец взял с собой пятилитровый анкерок хорошего самогону, пива десятилитровую канистру и различной закуски на 4-5 человек с расчётом на два дня:  две пары сыровяленой колбасы, копченый окорок на пару кило, киндюк, пару десятков отварных яиц, свежие помидоры, огурцы, зеленый лук, хлеб, соль  и т.д. Вроде бы всё! Ничего не забыли?! А от Василя требовались лишь сети, бредень, удочки и черви. Ну, и знание мест рыбалки, конечно!  Рыбалка должна быть  по полной программе и запоминающейся надолго…

     Отец забрал сначала Василя с его снастями, которые погрузили в коляску, и уехал на место рыбалки. Потом папа приехал за мной и Лёнькой… Самогон, пиво и закуску мы сразу не дали везти к озеру с Василём Крыворотым, зная его как большого рыбака, но и большого любителя выпить… Через полчаса мы были уже на месте. Василь перетряхивал и проверял свой бредень, - нужно было убедиться, что в бредне нет дыр, то есть, что он нигде не порвался, иначе туда уйдет вся наша рыба. Ловить бреднем мы собирались втроем, двое (я и Лёнька) должны были тянуть наш бредень, а  Василь - идет нам на встречу, громко шлепая длиной палкой по воде, чтобы рыба, испугавшись шума, пошла в бредень.

     Мы с Ленькой тоже взялись за работу – налаживали удочки, а брат проверял блёсна для спиннинга, который он  привез с собой, а также ласты с маской и ружьё для подводной охоты. Также мы собирали сухие дрова для  ночного костра. Я уже чувствовал, что рыбы будет столько, что мы ее вряд ли увезем за один раз…

     И хотя мы договорились, что пить ничего не будем, пока не вытянем первый бредень, но отец глядя на Ввську и его трясущиеся руки, не вы держал, и сказал мне: «Ладно, сынок! Не будем Ваську мучить, и себя тоже… Неси, сынок,  анкерок и закуску!». Я пошел к мотоциклу и достал из коляски анкерок с самогоном и еду, а папа начал расстилать на траве любимую армейскую плащ-палатку, которую ему привез в подарок племянник Лёня.

     Вскоре мы разложили на плащ-палатке наши припасы, и только тут обнаружилось, что мы взяли с собой  всё, кроме посуды, с которой надо было пить самогон. Ладно-то  пиво! Его можно пить прямо из бутылки, а как пить самогон из анкерка.  Василь вынул деревянную затычку и попробовал пить прямо из анкерка, но драгоценная влага из кривого рта Васьки больше проливалась на землю, чем ему в рот. Отец отобрал анкерок и вспомнил, что года три назад, когда тоже забыли стаканы, то пили из большого огурца, из которого сделали «стаканы». Но сейчас мама нам нарвала маленьких огурчиков, из которых даже рюмку не сделаешь, не то, чтобы стакан для самогона… Я вспомнил, как когда-то с боцманом Петей Гришиым, мы на рыбалке  пили водку из скорлупы сырых яиц чаек, которые сидели на гнездах.  В яйце делалась небольшая дырка, яйцо выпивалой, а туда наливалась водка! Гениально и красиво! Но тогда это была водка в бутылке,  и из нее можно было налить в скорлупу водку,  как в рюмку. А яйцо чайки раза в два было больше куриного,  и туда запросто входило граммов  100-120 водочки.  А здесь получилось чуть-ли не безвыходное положение.

     И вдруг мы услышали крик брата Лёни: «Дядя Вася! Нашел! Нашел посуду!».  Мы смотрели на Лёньку и не могли понять, где эта посуда?  - Вон он! И Лёнька побежал к мотоциклу… Он достал отвертку и быстро снял два задних подфарника, побежал к воде, где их вымыл и принес  нам два широких,  можно сказать, фужера, в которые могло войти грамм 250 самогона. Так мы быстро решили вопрос, чтобы у нашего главного рыбака Василя больше руки не тряслись…

     Бредень это народное название невода, от которого он отличается размерами. Обычно бредни имеют размеры 5-6 метров в длину и высоту не более 2,5 метров. У Василя бредень был длиной метров 12-15 и высотой больше двух метров. Это уже не бредень, а небольшой полуневод. И хотя ловить рыбу бреднем  было запрещено и в те времена (кроме специально отведенных мест),  но доступ к ловле рыбы бреднем в этом месте, куда нас привез  Василь, был для нас ничем не ограничен… Хозяином рыбалки здесь был Василь, который к тому же, был и внештатным рыбинспектором.
 
      По берегам озера было много заводей и бухточек. Были и длинные узкие заводи, в которые впадали ручьи, и там водилась рыба в большом количестве. Василь ловил здесь не один раз, потому знал все рыбные места, а главное, он знал,  где чистое дно, и где нет коряг, за которые можно было зацепиться бреднем. А это очень важно…

     Заправившись по паре «фужеров» и плотно закусив, мы часа в три начали нашу рыбалку. Погода стояла отличная. Было тепло и немного пасмурно с просветами солнца временами, небольшой ветерок и оводы с комарами нам не мешали. Настроение было отличное! И мы с Леней и бреднем полезли в воду…

     Ловля бреднем – это один из самых древнейших способов ловли рыбы. Еще много веков назад люди с успехом использовали этот способ. Так как же все-таки правильно ловить при помощи этого, как на первый взгляд может показаться нехитроумного устройства? Многим кажется, что прошелся вдоль берега и наловил целый мешок, но это далеко не так. На самом деле иногда ловля не приносит никакого результата, даже если вы видите, что рыба уходит от ваших ног.

      Когда мы тянули бредень, то были предельно осторожными, чтобы не порвать его и не упустить рыбу. Концы нижнего подбора бредня мы старались держать ближе ко дну, - это для того, чтобы рыба не прошла под бреднем.

     Сначала я  заходил в воду на максимально доступную для меня глубину, затем брат приближался ко мне на расстояние, которое меньше длины бредня. Таким образом, наш бредень всегда шёл не в натяг, а полукругом. Максимально приближая бредень ко дну, мы одновременно начали движение вдоль берега, а когда некоторый промежуток был  пройден: я  начинал по дуге окружности заносить свой край бредня к берегу, а Лёня в это время был неподвижен. После того как мы сравнялись – можно было медленно начинать движение к берегу.
 
      Когда мы вытянули свой первый заход на берег, то рыбы оказалось не так и много – килограмм 10-12. Но, то было только начало!  После этого наступила папина работа. Ему надо было собрать рыбу и снести ее в специальную прохладную  яму в тени, и переложить рыбу крапивой, которую мы заранее собрали. Главное для нас был не результат, а сам процесс. Вечерком надо было уху сварить, удочки и спиннинг побросать, а Леня хотел пострелять щук и других крупных рыб из подводного ружья.

     Во второй раз мы выбрали длинную узкую губу, идущую с озера к берегу. Занесли бредень подальше в озера и потянули его в эту губу. Василь остался в самом углу губы, чтобы загонять рыбу в бредень, когда мы начнем его тянуть через всю эту длинную губу.

     Добравшись до начала губы, мы быстро затянули в воду губы оба крыла бредня, таким образом,  перекрыв губу от берега до берега,– и вся находящаяся в зоне губы рыба оказалась в ловушке.  А рыбы было очень много. Мы видели, как рыба заметалась по губе во все стороны, когда мы перекрыли ей выход в озеро. Затем  мы с братом  не спеша потянули крылья бредня, держась как можно ближе к берегу. При этом  мы выгоняли ногами затаившуюся у берегов рыбу из всех мест, где она может укрыться,– из-под подмытых снизу берегов, из торчащих в воду корней прибрежных кустов и деревьев и т.д. Нижние концы правил (правила – это специальные  древки (шесты), за которые крепились шнурами крылья  бредня) должны были  при этом буквально бороздить дно.

     Когда мы тянули правила,  то должны были  двигаться по возможности равномерно, так, чтобы ни один  из нас заметно не опережал другого.  Васька-рыбак шёл чуть позади бредня и в случае зацепа должен был отпутать бредень от подводного препятствия. В процессе ловли, когда мы тянули бредень,  небольшие рыбы  запутывались в крыле бредня, как в жаберной сети. Но, отвлекаться на мелочь, чтобы их достать, нам было некогда, ибо мы могли упустить крупных щук, которые  уже не метались в слепой панике, неторопливо отступая перед надвигающимся бреднем, поджидая момента, не допустят ли рыбаки какую-то промашку, позволяющую им  спастись. Но, мы уже видели, что в мотне уже заплескалось что-то особо крупное…

      Доведя правила бредня до конца губы,   мы  с братом удвоили  наше внимание: концентрация рыбы между крыльями в этот момент была  максимальная, и любая неточность или небрежность в наших  действиях существенно могла  уменьшить наш  улов. В это время Василь перешёл к другому берегу губы, более пологому и удобному для вытаскивания бредня, он  на мелководье взмучивал воду, стараясь при этом сильным плеском загнать в мотню как можно больше рыбы.  После этого мы с братом  с большим трудом начали вытаскивать бредень  на пологий  берег, перебирая руками подборы. Рыбы в мотне было пуда 3-4, не меньше.

     Трудно  было вытащить бредень, не упустив рыбу, если  берега крутые и удобного пологого места нет… Слава богу, что у нас был пологий, песчаный и чистый от коряг берег. Когда крылья  бредня   и мотня с рыбой были выбраны на берег,  мы просто обалдели  от бившейся в мотне рыбы…  Папа бегал вокруг мотни с рыбой и причитал: «Сынок! А куда же мы эту всю рыбу денем?  А сколько же надо времени, чтобы её всю почистить!» Такого улова мы не видели и не ожидали! Да! Василь был настоящим рыбаком,  и мы с ним отвели свою душу...

     Больше ловить бреднем мы не решились. Хватит и этого, тем более что солнце пошло к вечеру. Надо еще и рыбу всю почистить и уху сварить, и сети на ночь поставить… Мы с Василём  на резинке (надутом большом  резиновом колесе от трактора «Беларусь») поставили на ночь у тростника  три сети-путанки. Потом вместе все чистили рыбу, а папа варил уху в ведре.

      А ночью мы варили уху и до утра ее ели… пили  из самодельных фужеров самогон, запивая его пивом  вместе со свежей вкуснейшей  ухой. Закусывали всё это киндюком, окороком и колбасой… Красота!!! Ночь, костер, звездное небо, туманчик над озером и тишина. Только птички иногда чирикнут в ночи, да соловушка выводит где-то трель свою. Вдруг, слышу хлесткий всплеск и круги пошли по озеру -  это большая рыба дала о себе знать… Мы с Ленькой, на зорьке, пока старшие рыбаки ещё отсыпались после ночной ухи, начинали ловить рыбу удочками. Клевало – только успевай забрасывать, да и экземпляры попадались – будь здоров! Вскоре, мы с Василем сняли  поставленные  на ночь сети, в которые попало не меньше пуда рыбы, а главное – жирные, лоснящиеся от зелено-золотой слизи, красавцы лини.   Чудесное было время! Помню поминутно все  эти мгновения до сих пор…

      Да, были прекрасные мгновения... Но со временем Сенненское озеро заняли "настоящие браконьеры" и я это хорошо помню.  В советские времена на Сенненское озеро ежегодно в середине лета приезжали государственные промысловики-браконьеры. Они на двух моторных баркасах заводили на озеро громаднейшей длины невод. Потом этими двумя баркасами тянули невод вдоль озера и вытаскивали за раз тонны различной рыбы. Вся мелочь из крыльев доставалась "мелким добровольным помощникам". Большие дяди тут же меняли поллитру водки на ведро разнообразной рыбы. Мы как-то с отцом ездили к этим рыбакам и покупали у них по дешёвке 2-3 ящика рыбы, которую папа дома просто раздавал бесплатно соседям.  Посему на Сенненском озере рыболовный сезон делился на: "до" и "после" такой артельной браконьерской рыбалки, когда озеро месяца два было в шоке! А ныне, когда-то рыбное озеро, уже умирает...

      В этой истории не хватает страниц посвященных городской бане, маслозаводу и речке-вонючке. Вообщем, на 2012 год, Сенненское озеро вошло в десятку самых загрязненных водоемов Беларуси, в том числе, по солям тяжелых металлов. Желающих купаться на пляже резко убавилось, рыбаков тоже стало значительно меньше. На ручье у Красной Луки, соединяющем Сенненское озеро с Богдановским - это то место, где мы с отцом и братом Леней под руководством друга отца - Василя Крыворотого в своё время ловили бреднем рыбу, летом 2010 года, когда я в последний раз был в Немойте, смотреть без содрогания было сложно. Это уже было нечто буро-зеленое с запахом говнеца. Мои друзья, оставшиеся жить в Сенно, рассказывали что последние 3-4 года ситуация с Вонючкой и отстойниками льнозавода улучшилась значительно, если не кардинально. Но что такое 3-4 года, да пускай даже 10 лет для, простите, засранного водоема такого масштаба? Ну и не забываем про школьный курс химии: только взвеси осаждаются, растворы не осаждаются и не фильтруются. Т.е. то что, уже попало в воду еще долго будет "радовать" и население Сенненского района и обитателей самого водоёма. Кипят и по сей день вокруг озера экологические страсти! Однако кристально прозрачной воды в Сенненском озере не была последние 40 лет...
 
      А вот и пляж, где мы купались, уже вымирает. Раков в озере, кстати, было ещё множество в 70-х годах и ловили мы их тогда в больших количествах, забрасывая в озеро и тягая раколовки прямо с берега. И купались иестные ребята все лето в чистой воде, пусть не кристально прозрачной, но не в такой, какая она стала сейчас. И на Красную Луку ездили ловить плотву, и вода так не смердела,  и не была грязно-зеленой жижей. И Богдановское озеро так не цвело... Но все это было давно и уже прошло. Слава Богу, если это не навсегда!

       Рыболовам!!! Ребята, забирайте с собой пакетики, оберточки, бутылочки, не оставляйте следы своего "культурного" пребывания на озере! Включите воображение и подумайте. Ведь дома же вы себе такого не позволяете? Уже на всех озерах рыба обильно познакомлена с тарой всей ликеро-водочной продукции Беларуси... Уверен, что основная масса рыбаков - культурные и заботящиеся о природе люди, поэтому свои слова в большей степени адресую рыбакам и отдыхающим здесь людям: уберите всю грязь и мусор за собой и за своим товарищем. Это же совсем не сложно. Спасибо! Всем хорошей рыбалки!

      В детстве мы не ездили, как привык народ  ныне, - на легковых  машинах. Их в моем детстве просто не было! Самое большое счастье – это поездка на отцовском мотоцикле… Основным видом транспорта для нас была колхозная телега. Поездка на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день была несказанным удовольствием.
 
      Наши двери часто не запирались совсем… И шкафы в доме не запирались никогда. Мы пили воду из колодца, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло прийти в голову мысль - кататься на велике в каком-то шлеме. Ужас!

      Часами, во дворе у Лёньки Акуленка, мы с друзьями что-то мастерили:   разные тачки, тележки и самокаты из досок и подшипников, найденные на   свалке у кузница Микли. А  когда впервые неслись с горы, то и не вспоминали, что забыли приделать к самокату какие-то тормоза.... Сами мастерили луки и стрелы, арбалеты, клюшки, пугачи и поджиги. Кожаные мячи во дворе были редкостью. Играли резиновыми мячами -  за 90 коп. На одну игру требовалось 2-3 мяча, так как они почему-то быстро протыкались и сдувались.

      Мы уходили из дома утром и играли на улице  весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались лампы в домах, а позже, когда появилось электричество в Немойте - уличные лампы на столбах, там, где они были. Целый день никто из родителей не мог узнать, где мы и чем занимаемся. Мобильных телефонов тогда не было! Трудно представить... Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой… Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания.

     Мы, иногда, когда были в Сенно, ели и пирожные, и мороженое,  и даже пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились на свежем воздухе с утра до вечера и играли. А позже работали – тоже с утра до вечера. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер и даже не заразился какой-либо болячкой. У нас не было тогда  игровых приставок, компьютеров, 165-ти каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, видиков тоже не было! Мы вечером неслись в наш сельский клуб, чтобы посмотреть новое кино, которое привозил из районного центра  Сенно наш киномеханик Вася. Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на своих  или чужих великах, пускали кораблики по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе, и болтали о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, то мы просто стучались в дверь, а не звонили в звонок электрический, так как и электричества у нас тогда не было… Помните, как мы вообще тогда жили?

     Мы сами придумывали различные игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в деревенских садах,  и ели вишни с косточками, а косточки не прорастали у нас в животе…  Мы гоняли, как угорелые  футбол, хоккей или играли на детдомовском дворе в волейбол, так как сетка волейбольная была всего лишь одна -  в  детдоме.

     Некоторые ученики не были так сообразительны, как остальные, поэтому они иногда оставались на второй год. Со мной в классе учились такие ребята, как Гришка Дубовец (Ховрук) и  Коля Платонов из Межника, которые были на два года старше остальных моих одноклассников. Оба оставались два раза на второй год ... Родители ими практически не занимались, и учиться  своих детей не заставляли, так как считали, что в колхозе особых знаний и не надо иметь. Главное уметь считать и немного уметь читать! И достаточно.  Контрольные и экзамены не подразделялись  тогда на 10 уровней, как сейчас… и оценки выставлялись по пятибальной системе.

     На переменах мы обливали друг друга водой из старых многоразовых шприцов! Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от участкового милиционера или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!? Не чудеса ли это сегодня?

     На самом деле в мире не семь чудес света, а гораздо больше. Просто мы с вами к ним привыкли и порой даже не замечаем. Ну, разве не чудо - первое советское средство после бритья? Помните?  Кусочки газеты? А резинка от трусов - это же тоже чудо! Ведь она прекрасно держит как трусы, так и варежки! Пирожок с повидлом - ну разве не чудо? Никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет! А такое чудо,как  авоська с мясом за форточкой? Помните: полез доставать - пельмени упали в снег! Бесплатная медицина - это тоже чудо. А зубной порошок - чистит как зубы, так и серебро… Раньше в каждом доме проходила церемония, которая называлась - задержите дыхание - диафильм! Помните это чудо?! У кого сейчас работает проектор диафильмов?  Многие нынешние ребята даже не знают, что это такое.

      А еще многие из нас сидели в ванной, причем в полной темноте - и светил там только красный фонарь … Догадались? Обычное дело - печатали фотографии. Вся наша жизнь на этих черно-белых фотографиях, отпечатанных собственными руками, а не бездушным дядькой из Кодака … Ну, вы же помните, что такое проявка и  фиксаж? А молодь даже не знает этих слов.

     А вы, девчоночки, помните что такое резиночки? Удивительно, но ни один мальчишка на свете не знает правила этой игры! А сбор макулатуру в школе? А сбор металлолома?  А вы говорите: «Семь чудес света!»   Да, сколько еще их было, этих чудес света в нашем детстве…

      Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим. Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство не купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд,  «Дом-2» и классные сухарики … С их общего согласия … Для их же собственного блага …

      А что такое жизнь в деревне? Это жизнь в гармонии с природой. Только в деревне так близко можно ощутить свою связь с естественным миром. А мы, всё больше подчиняясь автоматизированным и механическим открытиям, забываем, в чём на самом деле нуждается наша душа. Именно это понимаешь, прогуливаясь по тихим улочкам, где жизнь течёт размеренно, без суеты и толкотни, где люди ведут своё тихое хозяйство, растят детей. Они пытаются сохранить свою малую родину.

     Умирает сегодня деревня –  нам удобств городских подавай… Но всё чаще мне снятся деревья в том краю, где не ходит трамвай. Под откосом, где тихо речушка в русле воды свои устало несёт, деревенская снится девчушка, губ податливых сладостный мёд. Под ветлою ли помнит скамейка юных тел неизбывную дрожь, на заре лишь пастушья жалейка намекала на смятую рожь…  Но скамейка сгнила, и почило всё, что было когда-то жнивьём… Речка тихая, пленница ила, схоронила, знать, юность живьём. Нет деревни, и лишь над погостом, где остались отец мой и мать, журавли, мимолётные гости,будут в небе надрывно рыдать.
   
     Я по рождению белорус, а в душе  я русский белорус! Я не хочу, чтобы белорусскую и русскую деревню ждала судьба, которая безвыходно предсказывается на сегодняшний день – вымирание. Ведь вместе с деревней перестанут существовать русские и белорусские традиции, а значит и русская душа, русский народ. Эти грустные мысли посещают меня всякий раз, когда я натыкаюсь на брошенные, сгоревшие или покосившиеся дома, когда я встречаюсь с людьми, которые стыдятся своего деревенского происхождения, а поэтому и бегут из деревни. Жизнь в деревне часто ассоциируется у людей с необразованностью, невоспитанностью…  А я думаю, что они, эти люди, просто боятся труда, ведь на свою  жизнь деревенские жители зарабатывают упорным трудом. И не понять городским людям, чем вознаграждён за свой труд деревенский человек. А ведь только в их силах возродить родное село!
Русскую и белорусскую деревню нужно возродить. Ведь в этом случае мы возродим русский и белорусский народ! Ведь все мы С Л А В Я Н Е! Хотя за последние четверть века, жизнь показала, на примере славянской Украины, что ничего не вечно под Луной. Где вы братья-славяне? Ведь вы уже оказывается и не братья! Вот что написала молодая хохлушка Настя Дмитрук:

Никогда мы не будем братьями ни по родине, ни по матери.
Духа нет у вас быть свободными – нам не стать с вами даже сводными.
Вы себя окрестили «старшими» - нам бы младшими, да не вашими.
Вас так много, а, жаль, безликие. Вы огромные, мы – великие.
А вы жмете… вы всё маетесь, своей завистью вы подавитесь.
Воля - слово вам незнакомое, вы все с детства в цепи закованы.
У вас дома «молчанье – золото», а у нас жгут коктейли Молотова,
да, у нас в сердце кровь горячая, что ж вы нам за «родня» незрячая?
А у нас всех глаза бесстрашные, без оружия мы опасные.
Повзрослели и стали смелыми все у снайперов под прицелами.
Нас каты на колени ставили – мы восстали и всё исправили.
И зря прячутся крысы, молятся – они кровью своей умоются.
Вам шлют новые указания – а у нас тут огни восстания.
У вас Царь, у нас - Демократия. Никогда мы не будем братьями.

       Ответ Юрия Лозы украинской девочке Насте Дмитрук на ее стихи "Никогда мы не будем братьями"...

Вас растили, наверное, не матери, и не с сестрами, и не с братьями,
Вам фашистскую, черную свастику при рожденьи дарили каратели.
С детства вам забивали головы профашистскими "супер-героями",
Вот и жжете коктейли вы Молотова, а не учите Правду истории...
Вы себя возомнили смелыми, не рабами, что в цепи закованы,
Только где ваши пашни спелые? Вы давно свои земли продали!
Вы и предков своих тупо предали, что за вас погибали смелыми,
Чувства Чести для вас неведомы,вот и скачете, как оголтелые...
Малолетки...Безликие...Стадные... Лица черным у вас зашорены,
Родились вы во время досадное, получились из вас горе-воины...
Украину вы вовсе не любите! И святыни ее не цените!
Если сук свой отцовский рубите! Если Родину свастикой метите!
Никогда вы не будете братьями! Нам - нацисты - враги беспородные,
И не смейте себя, предатели,называть Украинцами кровными!

      У меня до сих пор не укладывается в голове то, что жидо-бандеровские власти, в когда-то братской нам стране, как мы это всегда считали, всего лишь за четверть века смогли сделать с Украиной то, что не смог сделать даже Гитлер! Эти власти вложили в головы сотням тысяч и даже миллионам молодых людей на Украине свою бандера-фашистскую идею, что Россия и Украина уже не братья, а настоящие враги! Не дай Бог, чтобы  такие идеи были вложены в головы и наших братьев белорусов...
   
      В Сенненском районе один поселковый — Богушевский поселковый Совет и 8 сельсоветов: Немойтовский,  Белицкий, Богдановский, Богушевский, Коковчинский, Мошканский,  Студёнковский, Ходцевский. Упразднённые сельсоветы на территории района: Алексиничский, Обольский, Рясненский, Ульяновичский.

     Немойтовский сельский совет включает в себя 46 населённых деревенских пунктов, а именно: Александровская, Андрейчики, Бобоедово, Богданово, Боровики, Боярщина, Будище, Будно, Буй, Васильково, Вейно, Воронино, Головачи, Дворец, Домашево, Дубовцы, Заборье, Климовичи, Кожемяки, Козловка, Комарово, Крыльцово, Кузьмино, Ладиково, Можулево, Морозовка, Немойта, Агрогородок,  Пацково, Первомайская, Поповка, Поречье, Пурплево, Рай, Раков Застенок, Расходна, Розмыслово, Рясно, Секирино, Серкути, Сукремно, Сычево, Тесище, Тимирязево, Хаменичи и Чутьки.

      Прожив до 15 лет в родной деревне Немойта, и более четверти века наездами в отпуска к родителям, я не так и хорошо знал окрестности не только своего района, но и даже своего сельсовета. Из 46 деревень, я более-менее знал только следующие: Александровскую, Буй, Головачи, Дубовцы, Заборье, Морозовку, Агрогородок, Поречье, Пурплево, Розмыслово, Рясно, Серкути, Сычево, Тесище, Тимирязево и Чутьки. В этих деревнях я хотя бы изредка бывал в детстве и юности, да и то, иногда, только проездом.

     Но, живя в Немойте, я  хорошо знал нашу речку Немойтянку, которую мы с друзьями облазили вдоль и поперек.  Буквально лет с шести-семи всё лето я с друзьями проводил на нашей реке. Река протекала от своего истока в районе Ракова Застенка через Немойту, разделяя саму   деревню  на две части. Речка нам была в большую радость: мы здесь купались, ловили рыбу и раков. Не зря  наша  река Немойтянка вытекала из Ракова Застенка – деревни,  расположенной километрах в трех от Немойты к северу. Раков и рыбы было в реке много, особенно в пределах самой деревни. Речка была извилистая,  местами достаточно глубокая, не очень широкая, но достаточная для ловли рыбы небольшим бреднем почти по всей реке.  Ловили рыбу и другими снастями, так называемыми сачками, бучиками, удочками, спиннингами и даже просто майками и штанами. Основной рыбой в реке была щука, плотва, красноперка, налим, пискун, пескарь (курмель), уклейка и даже маленькие синявки.  А вот окуня я в реке никогда раньше не встречал. Выше по течению в районе деревни Утрилово попадались крупные голавли, весом до 2-3 килограммов.

      Рыбалка обычно начиналась ранней весной… Как только с реки  сойдет лёд, наш главный рыбак Немойты Федя Контя, доставал свои ости (острогу), как их звали в деревне, насаженные на тонкий, прочный, лёгкий и длинный шест длиной метров 4-5.  Федя, в окружении нас - ребят, шел вдоль реки, насаживая на ости щуку за щукой. А я и сын Феди – Коля, носили мешок, куда складывали загарпуненную остями рыбу. В нашей деревне остроги или ости,  были у немногих,  - практически, только у Феди Конти, Теркина Василия Ивановича и Ивана Вербицкого. Что такое острога? Это большая вилка, у которой зубья острые, к тому же и с зазубринами, чтобы с них не «сходила» рыба. Раньше остроги делали коваными из проволоки d=6 mm,  соединяли их зубья по 5-7-9 шт.  Сваривали ости кузнечной сваркой у кузнеца Микли.  К  основанию приваривали трубку, для строговища - это палка d=35-40 mm из прочного сухого дерева, длиной  4–5 метра.

      Потом, когда появилась электросварка, остроги стали делать сварными уже по 9 - 11 зубьев. Мой брат Леня Красновский, работая в кузнице в деревне Пурплево,  сделал для  меня острогу из хорошей нержавеющей стали. Она была полностью разборная. Зубья d=5 mm из калиброванной стали длиной около 200 мм - 11 шт. Зубья устанавливались на резьбе с контргайкой. Если бы сломались, то  их можно было заменить. Но за несколько сезонов охоты ни один зуб у меня так и не сломался. Острога получилась легкая, красивая  и удобная.

      В первых числах апреля, когда снег почти растаивал, а вода по ручьям начинала бежать в речку Немойтянку, - в это время щуки опускались по рекам из Сенненских озер и по ручьям или протокам выходили на залитые водой сенокосные луга и низины, чтобы там  метать икру. Здесь они собирались в небольшие стаи (гнёзда), где обычно была одна щука-самка и от 1 до 10, а то и больше щук-самцов. Щука на мелком месте метала икру, а самцы  выпускали молоку, оплодотворяют эту икру. Вот за этими гнездами, да и за щуками одиночками  и охотились местные рыбаки, в том числе и я. Если ловля рыбы с бреднем - это всё-таки тяжелый и монотонный труд, то с острогой, -  это была  настоящая охота, требующая очень хорошего зрения, выносливости и терпения.

      Помню, как один год я приехал в апреле месяце в Немойту в отпуск. Федька Теркин, встретив меня у колодца, сказал, что щука только что  пошла на нерест… Я  с вечера срочно  проверил и приготовил свою острогу, а рано утром,  с восходом солнца,  отправился на место моей щучьей охоты. У некоторых наших рыбаков почему-то считается, что чем дальше пойдёшь от дома – то там рыбы будет больше. И они уходили с острогой вплоть до деревни Утрилово, что в 5-6 километрах от Немойты. Я же никогда далеко от дома не уходил. За нашим огородом, метрах в 300-ах от дома,   начинался  небольшой ручей, который каждой весной сильно разливался, и по нему – вверх,  против течения, шла валом рыба на нерест - к залитым по колено водой сенокосам. Там ежегодно щука обычно  и нерестилась.  Туда я и пошел со своей острогой…

      Когда же  я  подошёл к этому месту, где начинались разливы,  то уже совсем рассвело,  и я обратил внимание на характерные волны от движения рыбы.  Вскоре я  увидел и «гнездо щук» и начал  к ним подкрадываться.  Издалека надо было определить в каком направлении у щук головы. Подобраться к щуке можно только с хвостов,  не делая  сапогами даже  маленьких волн, особенно в тихую и солнечную погоду. Щука очень осторожная и быстрая рыба. Заметив опасность, она обязательно уйдет от охотника.

     Я начал потихоньку пробираться по мелководью и траве к месту нереста щук, насчитав там штук 7-8 щук, в том числе и парочку очень даже  приличных – кило на 3-4. Если щуки почувствуют хоть малейшую опасность, то они сразу перестают двигаться и опускаются в траву. Если такое случалось, то я замирал и выжидал, иногда на 10-15 минут, т.е. до тех пор, когда гнездо опять зашевелится. Вот тут и возникал главный  вопрос - сделать шаг другой, чтобы бить наверняка,  или сейчас же бросить острогу в цель, понимая, что  можно и промахнуться. Сердце моё колотилось как у цыплёнка и  я был весь в напряжении.. . Но это была у меня уже не первая охота на щук, да и опыт у меня уже был достаточный… После того, как я сделал последних  два шага – я  резко метнул острогу в самую большую щуку! И попал ей прямо в голову, а остальные  щуки моментально разбежались в разные стороны. Большая щука ещё билась в судорогах, когда я притащил её в кусты, где и снял с остей. Немного поостыв от первых впечатлений, я решил немного переждать и снова начать мою охоту, так как щуки снова начали гулять на солнышке около самки,  которая продолжала  метать икру, а самцы опять были заняты своим делом, - они поливали икру молоками. Очень больших  щук мне раньше  не попадалось, в основном на  3-4 кило, максимум.  Но сейчас, когда я  вновь подкрадывался по залитым водой сенокосам, и увидел верхний плавник какой-то  щуки-монстра! Таких больших щук на нересте я ещё никогда не видел, хотя на Большом Виру, я ещё в 12 лет поймал на спиннинг настоящего монстра -  на 12 килограммов. Я потихоньку подкрадывался к этой громадной щуке… Щука, которую я видел,  была весом, наверное,  не менее 6-7 кг. Как  приятно будет домой с такой щукой возвращаться...

      Я подкрался к самцам, поливающих икру своими молоками почти незаметно -метров, наверное, на пять, и со всей силы метнул в щуку острогу. И, надо же так! Попал ей прямо в спину, недалеко от головы. Щука забилась в предсмертных судорогах, распугивая остальных щук, которые метнулись в разные стороны… А у меня в голове сверлила только одна мысль – попал, попал, попал! Пока я вытаскивал щуку с острогой, боясь, чтобы щука не сорвалась и не ушла, дважды сам упал в воду с головой… Но,  я её всё же вытащил. Щука была весом больше 10 кг!  Вот так охотятся профессионалы! Радости не было предела! Меня так и тряс озноб радости! В двух загорпуненных щуках было почти пуд веса!

      Хорошая  получилась у меня рыбалка! И  это  всего лишь в 1,5 км от дома.  После этого, я еще дважды ходил с острогой на щук, но таких результатов у меня больше уже никогда не было.

       Последний раз я ходил бить острогой  щук года через два. Я пошёл на место, где посреди поляны, залитой водой, лежал огромный камень. Я на это камень наносил веток ельника, забрался и высматривал, когда из ручья пойдут щуки. Когда  я увидел щуку, то быстро спускался с камня и ждал, когда она будет проходить мимо меня,  и бросал в неё острогу. Это была самая хорошая охота, так как  никто мне не мешал. А кругом был лес, тишина и близко от дома. Но щуки были в основном небольшие -  на 2-3 кило. Но их была целая дюжина.

      В деревне при мне, в основном жили люди простые, хотя, как говорится  - в семье -  не без урода… Но, «уродов» у нас в деревне было мало… Жителям Немойты были не свойственны скрытость и жадность. Они  не были обременены пороками городских жителей. Именно из деревни пошла жизнь  русского человека. И очень печально, что с каждым днём и белорусских и  русских деревушек становится всё меньше и меньше. Бесспорно, что жить в деревенской местности было очень трудно, и не каждому это было под силу. Но именно в деревне веками закалялся русский характер, и воспитывалась русская воля.

     Пользование водой колодцев носит обычно общественный характер, и устраиваются они чаще на улице.  Водой этих колодцев пользуются, естественно, жители из нескольких ближайших дворов. До нашего колодца от дома было метров сто всего лишь, а стоял он на нашей улице напротив дома Дубовца Павла и его жены - Лидии Ивановны.  За нами, в стор которая была поповской дочкойону деревни Чутьки, жили другие наши соседи: дядя Гриша с женой Анной Ивановной, потом за ними жили Дубовцы Василий Иванович и его жена  Анна Григорьевна,за ними был дом старого Конти - Кости Головача, а последний к кпаю деревни был дом  Анюты. До её дома было уже приличное расстояние - метров триста пятьдесят надо идти за водой. Иногда соседи в Немойте делали колодец на меже между своими усадьбами — на дворе или на задах усадебных участков, — для  совместного пользования водой. Сравнительно редко в нашей деревне колодец устраивался единолично хозяином на своем дворе. Вот как вспоминал в своё время наш сосед Василий Иванович Дубовец: «Мы за день раз 6-7 ходим к колодцу за водой. Воды много было нужно - нас 8 человек было в семье и каждый должен помыться, еду надо сварить на всех и ещё для скотины. У нас была корова, теленок, три поросенка, гуси и утки. И каждому нужно еды и воды. А до колодца надо было идти метров 250 только в одну сторону".

      Василий Иванович был человек практичный, и через несколько лет он  вырыл около своей бани в конце огорода небольшую сажалку, где набирали дождевую воду для бани. А рядом с домом, - у самой дороги,  он экскаватором вырыл целый пруд диаметром метров на 7-10, где стал разводить карасей и даже карпов. И вода была рядом, и рыба всегда свежая на стол!  А уже к старости, Василь Иванович нанял специалистов по бурению скважин,  и поставил настоящий колодец,- прямо у крыльца своего дома. Буквально в трёх метрах от крыльца.

     Без лошади  было  трудн представить жизнь в деревне в 50-х - 70-х годах. Но, лошади были только у некоторых  жителей: у лесника, у заотехника-ветеринара и ещё у пары человек. Лошадь ведь  пройдет  везде, даже там, где автомобили не проедут.   Но, лошадь ведь надо было ещё и кормить… Поэтому основные лошади в Немойте были колхозными и для них была своя конюшня, которая стояла на краю деревни у нашего  деревенского кладбища, где сегодня лежат многие жители нашей деревни, в том числе и мой папа...

      У меня сложилось впечатление, что жителям больших городов, российские деревни представляются эдакими пряничными домиками с резными наличниками, беленькими печками и хозяйками - бабушками, которые только и делают, что пекут пирожки для внуков, вяжут носочки им  или  плетут кружева на продажу. Увы, это только в сказках бывает …

       Живя в деревне надо думать как дать детям образование? Как и где купить нужные лекарства? Как купить нужные продукты и одежду? А для нормальной жизни надо иметь свой дом и  завести своё хозяйство,огород, заиметь какую-то скотину и птицу, что люди обычно и делают. Но, вот что  я хочу сказать! Чтобы содержать свой дом и накормить всё это хозяйство, нужны деньги и деньги  не малые… Получается своеобразный "круговорот воды в природе!"  И не верьте тому,  кто скажет, что хозяйство можно выкормить на одном подножном корме. Я жил в деревне и знаю все её трудности. А представьте себе те 50-е годы, когда большинство мужиков,  не вернулось в деревню  с войны…  Каково было одним бабам с маленькими детьми и без хозяина? То-то и оно! Тяжело было так, что хоть волком вой!

     Да ладно, не будем о грустном…. Вы и так всё понимаете…  Я не хочу, чтобы русскую деревню ждала судьба, которая безвыходно предсказывается на сегодняшний день – вымирание. Ведь вместе с деревней перестанут существовать русские традиции, а значит и русская душа, русский народ. Эти грустные мысли посещают меня всякий раз, когда я натыкаюсь на брошенные, сгоревшие или покосившиеся дома, когда я встречаюсь с людьми, которые стыдятся своего деревенского происхождения, а поэтому и бегут из деревни. Жизнь в деревне часто ассоциируется у людей с необразованностью, невоспитанностью… А я думаю, что они, эти люди, просто боятся труда, ведь на жизнь деревенские жители всегда зарабатывали и  зарабатывают только упорным и тяжёлым трудом. И не понять городским людям, чем вознаграждён за свой труд деревенский человек. А ведь только в их силах возродить родное село! Русскую деревню нужно возродить. Обязательно надо возродить!  Ведь в этом случае, мы возродим русский народ!

       Взять, например, такие белорусские деревни, как Межники, Серкути, Тесище, Поречье или Дубовцы. Людей здесь ныне совсем мало, а иногда здесь живут только летом.  А Межники и Дубовцы на сегодня, уже полностью вымерли. Там нет уже ни одного жителя. Автолавка не  в каждую деревню приезжает, приходится ходить в ближайший магазин – в Немойту, что в 3—4 километрах от их деревень. Летом это более-менее просто, а вот как зима придет, снегом засыпает все,  и деревня, считай, от цивилизации полностью отрезана. Идешь, проваливаясь в снегу по пояс. Жители с каждым снегопадом просят местный колхоз прислать им трактор — дорогу почистить, а там отвечают — нет солярки. А значит — до магазина и за два часа добираться невозможно. Частенько не выдерживают напора стихии и линии электропередачи, тогда и без света сидеть всей деревней приходится. Но, восстанавливают, правда,  ныне электричество быстро — больше суток обычно в темноте люди не  сидят.

     Лет двадцать назад, я поехал с женой в гости на машине  к своему двоюродному  брату Лёне Красновскому в деревню Пурплево, что расположена в 12 километрах от Немойты,  а по пути, мы заехали в деревню Серкути, где была замужем моя няня - Улюта Гарнак. Оказалось, что Улюты уже не было в живых, а муж её был совсем стар. Меня он  никогда не видел, хотя по рассказам Улюты, знал.  Я разговаривал с его сыном, который мне рассказал следующее: «Все из деревни «паутекали», потому как работы нет, зарплаты мизерные, на колхоз сутками пахать надо, а ведь еще и свое хозяйство содержать, — рассказывал нам отшельник из деревни Серкути, показывая нам с женой свое подворье. В сундуке у него хранится морковка, в погребе — картошка, в пластиковой бочке — квашеная капуста. — Вот у меня, например, гектар земли есть, а попробуй его вспахать и засеять! Тридцать лет трактористом работал, батька — сорок лет за рулем трактора отсидел. Теперь он совсем старый, пришлось и мне бросить работу, чтобы за ним приглядывать. Протянет он, видно, недолго, как помрет, я здесь один останусь, деваться-то мне некуда.
— Живем на пенсию отца, — рассказывает он, — 2,5 миллиона зайчиков. Ну и, конечно, с хозяйства живём. Только денег этих не шибко на всё хватает. На зиму нам 2 прицепа дров купить надо, чтобы от холода  не околеть. А они стоят как раз месячную пенсию. Так что магазины редко посещаем. Последний раз одежду нормальную я покупал еще при Советском Союзе, сейчас донашиваю старые запасы. Вот разве что сапоги резиновые в позапрошлом году позволил себе купить, да и те уже порвались.

       В реке — рыба, в лесу — грибы да ягоды, может животину какую-нибудь словишь или подстрелишь…  Пару лет назад сома большого в Утриловской реке поймал. По зиме в деревню регулярно кабаны и лоси приходят. Летом, жаловаться не буду, пропитания хватает, а вот зимой — тоска. Приходится жить запасами, но только вот в этом году я их практически все уже съел. Есть овощи и бульба. Корова худо-бедно молоко ещё дает. Этим, надеюсь, и проживем.

      У нас тут с  батей есть два развлечения зимними вечерами — смотреть телевизор и пить. Вот и вчера я «запивши» был, поэтому в хате бардак. Сами знаете, если «беленькая» внутрь попадет, тянет к ней, пока деньги не закончатся — не остановишься. Но, я много не пью, времени на это нет, да и за отцом смотреть надо — раз в два-три месяца выпиваю.

       Вот под крышей поставил у хаты большую бадью и собираю в нее дождевую воду. А когда заканчивается, приходится таскать воду  из колодца. Утром надо два ведра воды для лошади, два — корове  и  два - для людей. Вечером - то же самое. Попробуйте,  потаскайте столько воды! А колодец далеко поставлен от дома. Так и живём!»

      Расстались мы с грустью… Ведь, когда Улюта жила у нас, было весело и всё в доме вроде бы было тогда. Ни в чём мы себе не отказывали, хотя и работали все от зари до захода солнца. Это было в 50-е то годы. Сразу мне вспомнилось моё счастливое деревенское детство.

      Детство, как правило,  всегда счастливое. Летом можно было и не одеваться. Бегали мы  в трусах и босиком. Кто-то из друзей выносил с собой кусок хлеба с салом и громко кричал - сорок один ем один. Но, если кто-то вперед прокричит - сорок восемь половину просим -  приходилось делиться.

     В 1961 году, после денежной реформы, зарплата  в колхозе составляла 30 рублей. Школьный педагог получали в районе 80-90 рублей. Отец был директором школы и получал рублей 120-130. Мотоцикл с коляской  «Урал» или «Ирбит» были небывалой роскошью, и даже отцу был недоступен.  У папы был сначала «ИЖ-49», позже – «ИЖ-56» и один на всю деревню, у других-то  и велосипеда не было. Когда в начале 60-х годов в Немойту провели электричество, то у нас появился черно-белый  телевизор с линзой. Позже, уже в 70-х годах, появились телевизоры экраном  чуть побольше -   «Енисей-2» и «Рекорд», которые стоили 160 рублей.  Программа телевизионная была  только одна, и только местная – работал телевизор только вечером -  с 19 до 23 часов. Позже появилась и вторая телепрограмма.

     Неработающих в 50-60-е годы зачисляли в разряд тунеядцев, их отправляли на принудительный труд на «стройки народного хозяйства». Был принцип: «Кто не работает – тот и не ест!»  Работать должны были все!

       Ресторан в Сенно был один и назывался он «Чайная». Отец меня как-то привел в чайную обедать. Всё там было так  красиво, празднично и уютно.  Помню, что чай стоил 3 копейки, а пирожки – по 3-5 копеек. Мы с папой поели на рубль с небольшим, учитывая, что папа заказал себе и сто грамм водки… После обеда папа завел меня в отдельное помещение, чтобы показать мне  настоящий ресторан, где пили и ели райкомовские… Я вообще обалдел! Красивые круглые столики с белоснежными накрахмаленными скатертями были уставлены красивой посудой, рюмками и фужерами. Посередине стояли фарфоровые солонки, перечники, соусники… Мельхиоровые начищенные до блеска ножи и ложки!  Я такой красоты никогда до этого не видел.  Вышедшая откуда-то из буфета официантка, которую знал пап, была похожа на волшебную фею из сказки…

     Раньше мы заходили с папой как-то в пивную, которая  находилась у автовокзала. Там всё было обшарпано и грязно.  В дни получки и аванса мужики после смены ручейками стекались в  эту пивнушки. Они рассаживались «на троих» за грязными столами или на улице  под кусточками в сквере у кафе, обсуждая своих «злых» начальников наравне с вопросами внешней политики. Сочувствовали Патрису Лумумбе, проклинали Эйзенхауэра… Там же шныряли вездесущие мальчишки с авоськами собранных пустых бутылок. Очищали их от сургуча, этикеток и пробок. И тут же, если успевали до закрытия приёмного пункта, несли их в этот  пункт приема стеклотары. Одна бутылка (10 копеек) - одно мороженное или билет в кино.
 
      Велосипед  «ПВЗ» и  «ХВЗ»  (взрослые) стоили в районе 50-ти рублей, детский велик «Школьник»  - 28 рублей, а «Орленок»  (подростковый) с хромированными крыльями - 43 рубля.   По вечерам во дворах или в клубе  мужики играли в домино, громко стуча по столу костяшками. Втихаря, чтобы жёны не увидели,   они наливали в единственный на всю компанию гранёный стакан плодово-ягодной жидкости…

     Жили не богато, но не злобно. Во дворе друг друга знали все. Попросить у соседа соли или хлеба до завтра было обычным делом. Так же как и позвать к себе на обед играющих во дворе ребятишек. Сегодня у одного перекусили - завтра и у другого. Драки были, но до первой крови. Лежачего бить - строго воспрещалось. После первой крови (обычно из носа) драка прекращалась,  и все опять становились друзьями. При личном выяснении отношений дрались один на один в присутствии друзей по двору или школьному классу. Выбирался судья, устанавливались правила. Кто нарушал правила,  считался досрочно побеждённым и драка останавливалась.

    Государственные праздники 7 ноября и 9 мая были особенными. Они объединяли народ, сплачивали коллективы.  Особо вспоминаю  свой приём в пионеры. Волнение было необычайным. Двоих из  нашего  класса освободили от приема. Один возрастом не вышел, другого - за плохое поведение. В ту очередную годовщину рождения Ленина 22 апреля денёк выдался солнечный, но довольно прохладный. Нас выстроили на площадке у  школы, а  школьные учители стояли напротив нас. Хором мы произнесли клятву – «Я, юный пионер Советского Союза...». Школьная пионервожатая каждого вызывала по списку, повязывала на шее пионерский галстук и вручала значок с изображением маленького  Володи Ульянова. - Будь готов! - говорила она «новоиспечённому» пионеру. - Всегда готов! - с пионерским приветом, еще не умело подняв руку над головой, отвечал член нового коммунистического сообщества. Переполненных детским счастьем и важностью своей значимости, нас быстро повзрослевших для своих 10 лет,   повели в  клуб, где показали военный фильм. При этом  каждый  из нас,  незаметно посматривал на свой галстук. Потом, до вечера мы бегали во дворе с галстуком на шее, привлекая внимание всех своим новым статусом.

     Второй запоминающий случай  произошёл 12 апреле 1961 года. Тогда денежные купюры были ещё новенькими, пахнущие краской и их, даже учителя, старались не мять. Новые монеты ещё не успели даже потускнеть. Весна тогда  выдалась ранняя. Был солнечный теплый день. Нежно-зеленым ковриком в просохших теплых проталинах всходила травка-муравка.  Нас построили на плацу перед школой. Мы чего-то ожидали… Неожиданно, мы услышали громкий и радостный  голос завуча: «Ребята! Нам только что передали  по телефону телеграмму из Райкома:  «Нашего  советского космонавта в космос запустили!»   Все  срочно хотели узнать подробности. Позвали слушать сообщение ТАСС по приемнику, который стоял в учительской. Я прибежал домой,  и услышал это сообщение по приемнику «Родина». Оно было коротким. Я запомнил фамилию космонавта – Юрий Гагарин,  и узнал, что он благополучно вернулся на землю в отличном самочувствии. Что тут началось! Все в деревне высыпали на улицы.  Все обнимались, целовались и поздравляли друг друга. Женщину плакали. Мужчины распрямили плечи. Это что-то напоминало объявление окончания войны в 1945-м. Сплочение народа и гордость за СССР были невероятными. Вечером мужики спорили,  в каком звании Гагарин полетел в космос. То ли старлеем, то ли капитаном. Кто полетит следующий? И когда полетят на Луну? Обсуждали этот полёт во всех дворах Немойты до поздней ночи, хотя это был обычный рабочий день. Среда.

     Чем же сейчас можно  гордиться российскому народу? Какое событие способно его так сплотить?

     А кроме районного центра мне приходилось иногда бывать лишь  в ПГТ – поселке городского типа Богушевск, деревнях -  Ходцы,  Рясно, Капланы, Сапеги и Мощены.

     Деревня Мощены находилась недалеко от деревни Сапеги, где родилась моя мама – это  на востоке Витебской области. Расстояние до районного центра составляет 10 километров. Я,  когда ехал на машине в Сапеги,  то по пути старался заехать и в Мощены – благо, что это  было  по пути. А там до деревни  Сапеги было   и рукой подать…

     Впервые деревня упоминается в 16 веке. Принадлежали Мощены в конце 18 века польскому пану Сандригайло, который был статским советником. Захотелось ему построить здесь мельницу. Строили мельницу крестьяне, здесь же производился кирпич. Руководил строительством известный архитектор Шредер. Молоть муку мельница начала в 19 веке. Пользовалась этой мельницей вся округа. При мельнице работала сукновальная машина и пилорама. Раньше и сами Мощёны выглядели по-другому. Когда-то холм был повыше. На нем стоял барский дворец, окруженный садами. Сейчас уже не осталось ни сада, ни дворца барского. Зато по сей  сохранилась часть мельницы. Строители мельницы знали особый секрет приготовления раствора, поэтому снять укладку было практически невозможно, под ломом кирпич начинал крошиться. Также в деревне расположена братская могила, в ней захоронены воины саперного полка. Деревня относится к Ходцевскому сельскому Совету. В деревне работают: филиал школы олимпийского резерва, средняя школа с библиотекой, больница, отделение связи. Деревня является важным историческим местечком Сенненского района.

      Ходцы — агрогородок (до 2006 года — деревня) в Сенненском районе Витебской области. Административный центр Ходцевского сельсовета. В Ходцах действуют КУСХП «Ходцы», Аптека № 124, средняя общеобразовательная школа-сад, библиотека, сельский дом культуры, почтовое отделение, Ходцевская врачебная амбулатория, магазин Сенненского райпотребсоюза. В 1900—1913 годах в Ходцах действовала суконная мануфактура. В 2003 году в деревне было 168 дворов и 397 жителей.

       Ходцы мы проезжали всякий раз, когда ехали в отпуск - в свою деревню Немойту. Слева, на изгибе деревни находилось красивое озеро. Иногда мы останавливались в Ходцах у магазина. Рядом находилась деревня Горные Ходцы, где жила моя двоюродная сестра Люда – дочка моего дяди Кости, маминого родного брата из Сапег. К большому сожалению,  у Люды  в гостях я так и не побывал до сих пор, о чём очень жалею. Кстати, перед Ходцами,   находится деревня Белая Липа, где живёт мой двоюродный брат Коля, а в Сенно – ещё один мой брат – Костя. В Витебске живет Галя, тоже моя двоюродная сестра и дочь дяди Кости, или как его у нас звали – Костюк. К сожалению,  ни дяди Кости,  ни его жены – тёти Мани давно уже нет… Они лежат на лесном  кладбище, недалеко от Сапег, где нашли свой упокой и мои родные – дедушка Семен, бабушка Марья, моя родная сестричка Людочка и двоюродная сестра Алла…

      Папа родился в деревне Капланы, Сенненского района. Там же жила и его мама,  -  моя бабушка Авдотья. В Капланах я бывал только в детстве несколько раз, когда меня туда возил папа на своём первом мотоцикле – «Москвиче-пердунке». Так его звали в деревне за его необычные треск,  и  за клубы дыма,  при езде по деревне. Сведений о бабушке Авдотье  у меня  осталось значительно  больше, чем о дедушке Анисиме. Его то и отец мой не помнил совсем, так как родился он  уже после его смерти. А я знал о своем дедушке только со слов папы. В семье не было даже ни одной его  фотографии. Сохранилось лишь  бабушкино Свидетельство о рождении, выданное 19 марта 1938 года в бюро ЗАГС г. Сенно, где записано следующее:  Кислякова Евдокия Венидиктовна, родилась в 1880 году в деревне Капланы. Ее отец – Венидикт, мать – Феодора. Это были  мои прадедушка и прабабушка  по отцовской линии. Вот такие скупые сведения остались о моих корнях со стороны отца. Могил своего деда и бабушки, а тем более прадеда и прабабушки я уже вряд ли когда-нибудь найду, хотя кресты им, мы с отцом поставили  на Капланском кладбище в начале 70-х годов, которое находилось недалеко от деревни в лесу.

     Помню еще момент о бабушке. Когда мне было лет 10, бабушка Авдотья приезжала к нам в Немойту и какое-то время жила у нас. Я сильно тогда болел свинкой, ходил постоянно с завязанным горлом. Горло сильно  болело,  и мне  трудно было глотать. В нашем  доме в это время делали какой-то ремонт, а мы с бабушкой Авдотьей  жили у наших соседей – дяди Павла и тети Лиды.

     В каком году умерла бабушка, я точно не помню – где-то в конце 50-х или в начале 60-х. Похоронена она на кладбище в Капланах. Году в 1973, когда я с семьей приезжал в отпуск в Немойту, отец заказал железные кресты на могилы бабушки и дедушки. Я их выкрасил на два раза судовой краской в синий цвет, а потом мы с папой съездили в Капланы на кладбище и установили там  эти кресты.  Но где это кладбище я сейчас уже и не помню. К сожалению, больше я ни разу в Капланах не был…

       На Сенненщине, в деревне Копцы, 01 сентября 1948 года я появился на свет. Недалеко от этой деревни, но  значительно ранее, появились на свет на Сенненщине и мои родители.  Мама – в деревне Сапеги, а папа – в деревне Капланы.  С Сенненщины вышли своими корнями и родители моих родителей, а также и их родители, т.е. мои прабабушки и прадедушки и их дедушки и бабушки. Корни уходят в 17-е столетие, т.е. –  в глубь веков. Более глубоко влезть в «доисторические корни» нашего рода не позволила память моих прабабушек и прадедушек. То, что устно передавалось из рода в род дошло и до меня, через бабушку Марию и моих родителей - папу и маму.

      Своей  Родиной я считаю деревню Немойта, которая находится в 8 километрах  к югу от районного центра – города Сенно. Здесь прошло мое детство, школьные годы и времена юности, когда я постоянно приезжал к родителям на каникулы из ЛМУ и в отпуск из Мурманска, во время моей работы в Мурманском морском пароходстве. Длилось это до мая 1985 года, пока был жив отец. После смерти папы, родной дом был продан колхозу. Мама переехала жить, сначала  к  дочери Люде - в Витебск, а потом к Тане – в Ивню, где и умерла 7 февраля 2001 года. В Немойте из близких мне людей, в 2010 году  осталась только наша соседка - Анна Григорьевна Дубовец,  да несколько друзей детства. К сожалению, моя первая учительница и наша близкая соседка, Анна Григорьевна умерла в феврале 2018 года, на 93 году жизни. С каждым годом, знакомых  и друзей становится все меньше и меньше. Последний раз, я был в  своей деревне в августе 2010 года. Ездил  туда на машине с женой Леной и сестрой Людой.  Народу знакомого почти не встречали. Выросла молодежь, которую я не знаю. Много приезжего люду, который появился здесь после распада СССР. Правда, я встретил в магазине двух своих знакомых - Васю Петровского и Люду Цивинскую. Вася с женой Валей пригласили нас в гости, что мы с удовольствием и сделали – побывали в хате дядьки Пятрока и его жены  Яди, посидели за столом, помянули наших умерших деревенских жителей, вспоминая нашу молодость и наших общих друзей.