Золотой город

 Г Л А В А 1

Первое, что отчетливо запечатлелось  в памяти трехлетнего  мальчика, это дождь. До сих пор, он не осознавал себя как личность. Так, какие-то пестрые пятна, события, которые быстро улетучивались, незнакомые голоса и бесконечная толчея. Но тот далекий день, оставил в душе Пашки неизгладимый след.

Монотонный, докучливый дождь, будто ластиком стер окружающий мир. Бескрайние поля и холмы исчезли, скрытые от детского взора мутной завесой капель. Пашка, сидел на подоконнике и зябко ежась, кутался в старую мамину шаль. Сквозняк, легко пробирался сквозь щели в стене барака, и наполнял маленькую, темную комнатку, чем-то неживым.

Впервые за свою жизнь, мальчик вполне осознанно понял, что ему ужасно хочется есть. Страшный голод, буквально терзал его изнутри. Пашка, осторожно свесив ноги, нащупал шершавую поверхность табурета. Убедившись, что не промахнулся, он разжал пальцы, которыми накрепко цеплялся за край подоконника, и через секунду оказался на полу.

Рассохшиеся плахи, тотчас заскулили под босыми ступнями мальчугана, нагоняя еще большей тоски в  сумрачное помещение. Пашка, быстро прошлепал в дальний угол комнатушки,  отогнул край ситцевой занавески, которая разделяла это убогое жилище на две части. Тем самым, образуя некое подобие спальни и крошечного зала, выполнявшего функции прихожей, кухни, гостиной, и еще много чего.
Поскольку единственная панцирная кровать находилась в распоряжении Пашкиной  матери, мальчугану приходилось спать на обитом железными полосами сундуке, застилая покатую поверхность крышки немногочисленным тряпьем, имеющимся в их доме.

Кроме сундука, в интерьер входили; табурет, который сиротливо стоя у окна, заполнял пространство между прокопченной, давно не видевшей ремонта печью и приколоченной рядом с дверным косяком, вешалкой. Изготовленный из потрескавшейся доски, этот предмет обихода был выкрашен половой краской, ядовито-сургучного цвета.

Бережно храня на ржавых гвоздях небогатый гардероб обитателей, вешалка, как ни странно, являлась самым ярким пятном среди мрака и беспросветной нищеты. По другую сторону от двери, на полосившей неровными рядами побелки стене, висел мятый, алюминиевый рукомойник.

Остатки воды, равномерно скатываясь по соску, глухо шлепались в изъеденное ржой ведро. Чуть дальше, в нескольких шагах, от так называемого  санузла, мастерски изготовленный из фанерных ящиков стол. Он же исполнял роль буфета и хранил на полке, укрепленной чуть ниже столешницы, кое-какую кухонную утварь.
Буквально вплотную к нему, наклоняясь на бок, пристроился изрядно побитый комод с тремя выдвижными ящиками. Вернее, ящиков было только два. Третий же, отсутствовал. Вместо него зияло прямоугольное отверстие, откуда, нет, нет, да и появлялась хитрая мышиная мордочка.

На пошарпанной крышке комода, крытой линялой скатеркой, мирно соседствовали; керосиновая лампа с наполовину отбитым стеклом, небольшое зеркальце в пластмассовой оправе,  и никелированный макет спутника с алой надписью СССР.
Более чем скромное убранство комнаты, дополнял самотканый половик совершенно непропорциональной формы, который радуя глаз обитателей, закрывал самую большую щель в полу.

Трехлетнему мальчику было невдомек, что где-то далеко от него, жизнь бьет ключом. Радостные дети, облаченные в яркие костюмы братских народов, кружат праздничные хороводы. По всей стране  не утихая,  гремят великие стройки. Ученые корпят над своими трудами, открывая новые тайны неизведанного.  Космическое пространство, покорилось перед отважными, советскими героями.
Ничего этого Пашка конечно не знал. Его осмысленное восприятие мира, начало работать лишь в этот злосчастный, дождливый августовский день 1969 года.

                Г Л А В А 2

Как только Пашка отдернул занавеску, тусклый свет, исходивший от единственного окошка, скользнул по изможденному лицу женщины.  Ей было около сорока лет, но серое, с землистым оттенком лицо,  беспорядочно раскиданные волосы, старили ее почти вдвое.

Поджав ноги, она сидела, опираясь грудью на скомканную подушку. Время от времени, из легких вырывался свистящий хрип. Казалось, женщине приходится поднимать непосильную тяжесть для того, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха.
-Мама,- Пашка, осторожно дотронулся до ее руки.

Прикрытые веки женщины дрогнули, и ее затуманенный взор упал на мальчика.
-Чего тебе, сынок?- с огромным трудом выдавила она.
-Мама, я хочу есть,- заканючил Павлик, продолжая теребить материнскую ладонь.- Сильно, сильно.

Женщина нашла силы, и выпрямив спину, прижала к себе ребенка.
-Ты же знаешь, Паша, что в доме нет ни кусочка хлеба. Да и денег нет, чтобы купить еды. Потерпи до вечера. Тетя Валя обещала зайти. Попросим у нее немного картошки.
-А я сейчас хочу есть!- капризно топнул ногой Пашка.- Понимаешь, сейчас.
Слезы наполнили глаза женщины. Она, едва сдерживая рыдания, попыталась успокоить сына.

-Пашенька, сынок, ты же видишь, что я почти не могу ходить. Потерпи, милый. Вот поправлюсь, тогда все у нас будет хорошо.
-Не будет. Не будет,- заистерил  Пашка, не понимая своим детским умишком, почему он, не может съесть хотя бы маленькую краюшку хлеба.
Женщина, горько вздохнула и уткнулась в подушку.

-Дай поесть! Дай, дай!- не унимался Пашка.
Когда же голос ребенка сорвался до визга, мама, проглотив очередную толику воздуха, медленно растягивая слова, наконец прошептала:»Хорошо, Пашенька. Оденься и выйди во двор. Прямо за дорогой увидишь пастбище».
-Что за пастбище?- удивленно раскрыл рот мальчик, совершенно не понимая, о чем идет речь.

-Пастбище, это такой луг,- продолжала женщина, чувствуя, как с каждым словом силы покидают ее.- На нем много травы и бродят коровки. Помнишь, я показывала их тебе в книжке.  У них на голове рожки, а на боках пятнышки. Ну, Паша, вспомни.

Пашка, покопавшись в скудном багаже своей памяти, радостно закивал головой:»Да, да, вспомнил! Что дальше?»
Но Пашкин вопрос остался без ответа. Женщина, закрыв глаза, молчала, словно впав в беспамятство. Мальчик, принялся раздраженно трясти материнское плечо.
-Ты что, спишь? Проснись же, ну. Давай дальше. Ты что забыла? Я хочу есть.
Мама,  наконец пришла в себя: » Что дальше? А дальше увидишь изгородь. Это такой забор из палок. Поищи прямо под ним. Там должны быть грибы. Такие белые, твердые шляпки, словно пуговки, это шампиньоны. Набери их. Я чуточку отдышусь, а потом их тебе приготовлю. Ну, иди же».
Последние несколько слов, были едва слышны. Женщина, окончательно теряя силы, рухнула на кровать.

                Г Л А В А 3

Следуя наставлениям матери, Пашка начал собираться в путь. Шмыгая носом, он одну за другой, всунул ноги в материны резиновые сапоги. Затем подтянув табурет к вешалке, хотя с большим трудом, но все-таки сумел стащить с гвоздя мамин же болоньевый плащ.

Наконец экипировка была закончена, и Павлик, минуя пыльные сени, а затем  скрипучее крыльцо с расшатанными перилами, ступил  на двор.
Да! Вид у мальчугана был еще тот. Зеленые, растоптанные сапоги с протертыми пятками, доходили ему до самых бедер. К тому же, они оказались настолько огромными, что мальчугану пришлось затратить немало усилий, прежде чем хоть как-то приспособиться к такой обуви.

Старенький плащ, который уже давно потерял свою первоначальную расцветку, укрывая Пашку с головы до пят, еще и волочился далеко позади. Окинув себя взглядом, мальчик, с неуверенностью потоптался на месте. Однако, чувство голода оказалось сильнее страха перед длинной дорогой в неизвестность.
Павлик, насколько мог, подобрал полы плаща, и решительно зашлепал по лужам. Перебравшись через раскисший после дождя тракт, остановился.  Покрутив головой, он начал соображать:»Ну и где это пастбище? Тут кругом трава. И коровок не видно».

Он даже постарался вытянуться на цыпочках, чтобы было лучше видно. Но так ничего и не увидел.
-Куда же идти?- Продолжал размышлять Пашка. Но в какой-то момент, пелена дождя начала слабеть, и ему показалось, будто там впереди что-то есть. Далеко-далеко, поле было усеяно крошечными черными точками.

-Может туда?- подумал он и грустно вздыхая, двинулся вперед.
Уже изрядно подросшая после косьбы стерня, настолько пропиталась влагой, что ноги, то и дело разъезжались в разные стороны, отказываясь двигаться в нужном направлении. Плащ, волочился позади, словно привязанный к Пашкиным плечикам якорь. Громадные сапоги и вовсе оказались неподъемными.
Через каждые несколько метров, мальчуган падал, и с трудом поднявшись, продолжал двигаться дальше. Слезы обиды, смешивались с дождевыми каплями и текли по лицу ребенка.

Он не выбирал себе такой доли. Пашке было невдомек, что происходило раньше, до его рождения. Он не знал где его отец, и что случилось с мамой. Просто чья-то всесильная рука, забросила мальчика сюда, в промозглые от проливных дождей, далекие бурятские степи. Она же, эта рука, пользуясь своей безграничной властью,  определила его судьбу.

Между тем, дождь окончательно стих. Небо, исполосованное разводами серых туч, давило на землю,  словно огромный свинцовый лист. Однако идти стало легче. Легкий ветерок, скользнув над лугом, высушил Пашкины слезы. Да и крошечные черные точки, по мере приближения, начали приобретать вполне знакомые силуэты коров.

Но как только мальчик подошел к  мирно жующему свою жвачку стаду, появилась новая проблема. Страх перед огромными животными буквально сковал тело ребенка. Пашка,  глядя на здоровенные рожищи и вздымающиеся пятнистые бока, боялся пошелохнуться.

Животные же, не обращая никакого внимания на маленькое двуногое существо, мирно двигали челюстями,  изредка фыркая, шлепали себя плетями мокрых хвостов. И только кряжистый бык, на минуту замер,  почувствовав чужого. Однако, понимая что от Пашки не стоит ждать неприятностей, он брезгливо тряхнул чубатой головой и отправился в другой конец стада.

Мальчик, судорожно глотая воздуха, во все глаза уставился на животное. Ему казалось, будто мимо , лениво покачивая черными с подпалиной боками, проплывает ходячая гора. Через пару минут бык пропал из вида, затерявшись среди своих сородичей.

Пашка  наконец, решился тронуться дальше. На самом деле, ему и идти то оставалось совсем чуть-чуть. Не прошел он тридцати метров, как заглядевшись по сторонам, буквально уперся лбом в сколоченную из жердей изгородь.
-Ага,- подумал он,- наверное, это и есть то самое место, про которое говорила мама.

То да не то. Не так-то просто оказалось  найти эти шампиньоны. Пашке, понадобился целый час, для того, чтобы добыть пяток. Грибы были белыми, упругими. Да и размер их, как показалось Павлику, довольно солидный. Мальчик посчитал, что этого будет достаточно.
Он бережно сложил шампиньоны в карман маминого плаща, и довольный собой отправился восвояси.

                Г Л А В А 4

Старенький примус, нещадно чадя и насвистывая, варил незамысловатую еду для Пашки. Сизый пар, поднимался над маленькой чугунной сковородой, в которой мама, время от времени что-то перемешивала.  Мальчик, в предвкушении обеда, нетерпеливо крутился рядом, стараясь заглянуть  в посудину, чятобы своими глазами увидеть, как готовится его добыча.

Женщина, едва удерживаясь на ногах, нет, нет, да  одергивала Павлика.
-Паша, сынок, отойди. Ты мне мешаешь.
На какое-то время ее увещевания помогали, и мальчик отходил в сторону. Но через пару минут, голод вновь гнал его к тому месту, где пахло съестным.
Наконец женщина погасила примус. Она выгребла содержимое сковородки в алюминиевую миску. Поставив ее на стол,  позвала сына. Пашку дважды просить не пришлось. Он, быстро приволок табурет и  взобравшись на него, заглянул в посудину.

Каково же было разочарование! Приличная горка шампиньонов, которые дались  с таким трудом - исчезла. Вместо нее, мальчик увидел лишь жалкую щепотку грязных, похожих на кусочки резины, лохмотьев.
Губы ребенка задрожали.

-Мама, ты съела мои грибы?- растерянно пробормотал он.
Чего,чего, а такой подлости от своей мамы, Пашка не ожидал. Его голос стал пронзительным и злым. Он  в сердцах швырнул ложку на пол.
-Ты съела мои грибы, пока варила,- выкрикнул  мальчик, размазывая слезы по щекам.

-Да не ела я их, сынок,- с трудом шевеля губами, оправдывалась  женщина.- Просто, когда их варишь, они становятся меньше.
-Ты врешь мне!- скривился Пашка.- Ты знала, что я хочу кушать и все равно их съела. Ты злая. Я уйду от тебя.

-Пашенька, милый,- женщина попыталась остановить сына.
Но мальчик, как был босой, так и бросился на улицу. Разбрызгивая лужи, Пашка несся куда глаза глядят. В эту минуту, ему хотелось стать, совсем  крошечным, забиться в такую щель, где никто и никогда его найдет. Или, чтобы его унесла страшная бурятская шаманка, которой иногда  пугала мама.

В общем, Пашка еще не придумал, чего бы он хотел. Он просто убегал как можно дальше от дома, где как ему казалось, его предала родная мать.
Соседские куры, вышедшие после дождя поклевать червей, при виде Павлика, с недоуменным кудахтаньем разлетались в разные стороны. Лишь огромный индюк, гроза всех местных детей, сумел остановить мчавшегося во весь опор мальчугана.
Птица, устрашающе растопырила перья и надула кроваво-красную кишку, которая свисала у нее из носа. Ноги мальчика, будто приросли к земле. Остановившись в двух шагах от индюка, он с ужасом следил, что же предпримет этот чудовищный монстр.

-Эй, чучело,- раздалось позади Павлика.
Оклик, заставил его отвлечься от созерцания птицы. Пашка оглянулся, и увидел пятерых мальчишек, лет пятнадцати, шестнадцати.
-К тебе обращаюсь, чучело,- повторил тот, что повыше ростом.- Чего курей пугаешь?

Один из ребят, стоявший немного позади, дернул товарища за рукав:»Да брось ты его «Памир». Это малой тети Ани. Она у нас в интернате, посудомойкой  работает».
-И чо?- брезгливо сплюнул «Памир», который судя по всему, был у них заводилой. -Давайте  его проучим, чтобы чужих кур не пугал. Хватайте эту соплю, пацаны.

Пашка, не понимая, что от него хотят эти здоровенные «дядьки», визжал и брыкался ,словно резаный поросенок. Но мальчишки, крепко схватив его за руки и ноги, поволокли к бочке с дождевой водой.

-Сейчас мы тебя утопим в ней,- скривился «Памир»,- чтобы не бегал где попало.
Подростки, держа Пашку вниз головой,  стали опускать ребенка в бочку. Там, внизу, на черной поверхности воды, мальчик увидел свое отражение. Неописуемый ужас пронзил тело Павлика. Ему казалось, что черный, бесконечный тоннель, куда опускают его мальчишки, наполнен страшными чудовищами. И они, эти чудовища, через миг разорвут Пашку на части.

Истошный крик, отражаясь от ржавых стен бочки, казался мальчику оглушительным грохотом, который издавал какой-то сказочный великан. Силы ребенка были на исходе. Он судорожно глотал воздух,  его глаза начали закатываться.
Подростки, сообразив, что переборщили с шуткой, быстро вытащили Пашку из бочки, и бросив его на землю, поспешили скрыться.

Мальчик, понимая, что чудом спасся из цепких лап страшилищ,  в тот же миг бросился бежать подальше от этого ужасного места. Бежал он долго, пока ноги не стали подгибаться от усталости. Страх перед чудищами, которые вот-вот выберутся из тоннеля и бросятся за ним вдогонку, по всей вероятности, придал ему  столько сил, что он забрался,невесть куда. Павлик, испуганно покрутил головой, но ничего кроме бескрайнего поля с несколькими скирдами сена, он не увидел.

После дождей, воздух настолько остыл, что Пашке, в одной рубашонке и шортах, стало невыносимо холодно. К дрожи, вызванной страхом, теперь прибавился озноб.
Близился вечер. Студеный ветер, впиваясь острыми иглами в тело мальчика, заставил его забраться в одну из скирд. Соорудив себе уютную норку, Павлик укрылся в ней. Скрючившись   в три погибели, он с ужасом вспоминал о случившемся.

                Г Л А В А 5

Разбойничий посвист ветра, приглушенный толщей сена, был не так резок, напорист, и  напоминал заунывную песню степняков-скотоводов. Выбрав одну октаву, он аккуратно варьировал нотами, словно боясь потревожить гармонию окружающего мира.

Темная норка, в которой нашел убежище Пашка, показалась мальчику самым безопасным местом на Земле. Сюда, не проникал  ни холод,  ни ветер. Все страхи и невзгоды, которые сегодня выпали на долю ребенка, остались по ту сторону этого, пахнущего соцветьем луговых трав, бастионом.

Крошечное пространство, быстро согрелось от его дыхания. Совсем скоро, мальчик, убаюканный колыбельной бродяги-ветра,  крепко заснул.
Дивный сон заключил Павлика в свои объятия, и усадив на перину клубящихся облаков, понес к солнцу. Пашка, чувствовал себя совершенно невесомым. Он плыл над землей, и видел, как по обе стороны от него парят ангелы.
 
Чистые создания, поддерживая края облака, увлекали его в страну волшебных грез. В страну, где  счастливы все ее обитатели. Где любовь, подобно бескрайнему океану переполняет сердца.

Ангелы поднимались все выше и выше. Туда, где золотое сияние, разливаясь по непорочной чистоте небес, словно куполом накрывало цветущий остров. Пашкино облако медленно опускается на него. Мальчик видит, как его встречает множество людей.  Их лица светлы и приветливы. Взоры наполнены  добродетелью.

Среди них мама Павлика. Она молода и здорова. Тяжелый недуг отступил. Женщина подходит к сыну. Опускается рядом, целует. Мамины поцелуи настолько горячи, что Пашка невольно вздрагивает. Его видения становятся зыбкими и неестественными.
Вместо волшебного сияния, он видит над собой, мохнатую собачью морду. Пес, удивленно склонив голову на бок, продолжает лизать Пашкино лицо, своим теплым, немного шершавым языком.

Мальчик попытался оттолкнуть животное, но тот, радостно повизгивая, с еще большей настойчивостью, начал его лобызать.
-Байкал, что ты там нашел?- послышалось неподалеку.
Через минуту, в Пашкино укрытие, которое теперь, разрытое собачьими лапами, увы, таковым не являлось, просунулась голова старушки.
-Что тут, Байкал?- скорее себе, чем своему четвероногому спутнику, задавала вопрос женщина.

Огромный, лохматый пес бурой окраски юлил рядом с хозяйкой. Иногда, он довольный собой, вилял хвостом и норовил ухватить подол бабушкиной юбки.
-Отстань, оглашенный,- добродушно ворчала  старуха.- Дай погляжу, что там. Мальчонка, что ли?

Она, запустив руки в сено, вытащила Пашку на свет.
-Ох, ты бедненький!- начала приговаривать женщина.- Да околел тут совсем. И глазки вон зареваны. Кто ж ты такой будешь?
Пашка, съежившись от прикосновения ее рук, попробовал что-то сказать, но вместо слов, с губ сорвалось:»Э-эм-м-м , а-а-ээ».

-Ох, Господи  Боже,- перекрестилась старушка, всматриваясь в глаза мальчика,- испуг гляжу на тебе. Напугали ребенка, окаянные. И кто же эти  ироды, накажи их Бог. Ну да ничего. Пойдем ко мне. Мы тут с Байкалом,  недалеко живем - в Каменке. Пойдем, милый. Я тебя водичкой наговоренной умою, да травками напою. Испуг-то и сойдет.

Пашка, доверчиво кивнул головой, но как только он выбрался из скирды, бабушка всплеснула руками.
-Да ты босой совсем! Как пойдешь? Земелька за ночь то остыла, и туман вона какой холодный. Совсем застудишься. Айда, полезай ко мне на спину.
Старушка, кряхтя и охая, уселась на корточки, а Павлик, взобравшись на нее, крепко обхватил ручонками шею доброй женщины.
-Вот и хорошо. Вот и ладненько,- бормотала бабушка, медленно распрямляя спину,- теперь домой можно возвращаться. Айда, Байкал. Костей вчера наварила. Придем, покормлю тебя.

-Пес, заслышав о предстоящем пиршестве, радостно замотал кудлатой головой, и бросился вперед, намного опередив старушку. Через минуту, он правда вернулся, с умилением поглядел в лицо хозяйке, словно спрашивая:» Не передумала ли ты, бабушка, отвалить мне вкусных косточек?»
-Да беги уже, оболдуй,- ласково подбодрила его женщина.- Сами доберемся. Тут недалеко идти.

Но Байкал, видимо сообразив, что его обед может  не состоятся, если хозяйка заблудится, или с ней что-нибудь  произойдет, посчитал нужным остаться и сопроводить ее до самого дома.

            Г Л А В А 6

Божий промысел, с присущей ему мудрой дальновидностью, не случайно создал этот уголок. Обширная равнина, с севера, востока и запада защищенная высокими холмами, была идеальна  для поселения. Порывистые ветра, которые дули здесь почти круглый год, благополучно обходили стороной сии места. С юга же, весело тараторя и рассыпаясь на перекатах тысячами искорок, несла  воды  речка Каменная.

Дно и берега этого, сравнительно небольшого водоема, словно рукой неведомого каменщика, были аккуратно выложены серыми плитами, практически одинаковыми по размеру и форме. Скорее всего, отсюда и пошло название- Каменная.
С давних времен, скотоводы-кочевники, облюбовали это уютное местечко для своих стойбищ. Прошло не одно столетие, и люди привыкнув к тихому, безветренному уголку, устроились здесь основательно.

Теперь, вместо войлочных юрт, тут появился добротный поселок- Каменка. Пожалуй, тысячи полторы жителей, пустили корни на этой земле. Многочисленные стада, приносили молочной станции неплохие надои, а людям заработок. Кроме того, на правом берегу реки, начиналась возвышенность, а за ней, на многие сотни километров, простирались богатые пушниной и иными лесными дарами, таежные массивы.

Так что без дела тут никто не сидел. Охотники, по сезону добывали лису, соболя, белку, впоследствии сдавая пушнину государству. Иные, наловчились шить меховые изделия, внося посильную лепту в развитие довольно перспективного совхоза.
Вниз по течению Каменной, на плодородных полях, колосились ячмень, рожь. А механизаторы, денно и нощно корпели над тракторами да комбайнами, готовясь к предстоящей битве за урожай.

Каменчане, между собой жили дружно, не смотря на национальности, различие культур. По-соседски помогая друг другу во всем, здесь мирно сосуществовали; буряты и русские, татары и украинцы. Была даже бригада молдаван, прибывшая в Каменку для строительства нового зернохранилища.

Председатель совхоза, Иван Степанович Коротаев, как всегда поднялся чуть свет.
-Дел выше головы. До вечера бы все успеть,- сонливо ворчал он под нос, выйдя во двор.- Сейчас, время такое, только успевай, пошевеливайся. И на стан надо к механизаторам, и на ферму. Да еще за ветеринаром в соседние Еланцы съездить. Эх, своего бы ветеринара заиметь!

Вылитое на голову ведро холодной воды, смахнуло сон будто рукой.
-Ах, хорошо!- закряхтел Иван Степанович, растирая тело жестким полотенцем.
Чувствуя, как бодрость огненной струей пробегает по жилам, Иван, продолжил, словно рогожей, понужать себя пупырчатой, вафельной тканью. Он не слышал что позади скрипнули ступеньки, а на крыльце появилась невысокая, ладно сбитая женщина, лет сорока пяти.

Зябко ежась, она плотно запахнула отороченную цигейковым мехом душегрейку, и высоким, почти детским голоском, защебетала:» Ванюша, куда ни свет, ни заря, не емши то? Позавтракал бы хоть. Хочешь, я сейчас мигом оладий напеку? Со сметанкой-то, самое оно».

-Не время оладьи разъедать, Александра,- серьезным тоном, ответил Иван, надевая на раскрасневшееся тело рубаху,- сама ведь знаешь, страда на носу, а у нас еще и конь не валялся. У механизаторов с запчастями проблемы. Из восьми комбайнов, два только на ходу. На ферме опять поилка навернулась. Да много чего. Пять лет наш совхоз в первых ходит, так и нынче надо не подкачать. Ай, да что я тебе рассказываю! Ты, Александра,  сама все прекрасно понимаешь. Иван Степанович отрешенно махнул рукой и отправился в конюшню.

Его верный Буян, уже нетерпеливо фыркал и бил копытом в ожидании своего хозяина.
-Что, Буяша, заждался?- Иван Степанович потрепал шелковистую гриву жеребца.- Сейчас, родной. Сейчас поедем.
Едва Коротаев запрыгнул в седло, Буян с места рванул в галоп. Иван его не останавливал.

-Застоялся, Буяша, за ночь,- опустив поводья, приговаривал он,- скачи, разомни косточки. Доброму жеребцу воля нужна. Полет. Вот проскочим поселок, а там уж зададим жару.

Буян, понимая каждое слово хозяина, прибавил ходу, и каурой молнией мчался по улице Каменки, стараясь поскорее добраться до околицы. Но пронестись подобно птице, Ивану Степановичу, так и не удалось.

У самой окраины поселка, ему пришлось притормозить жеребца, чтобы упаси Бог, не наскочить на бабку Платоновну. Старушка, медленно передвигая ноги, ковыляла  в сторону своей избы. К великому удивлению, Коротаев заметил  на спине у старушки мальчика лет трех.

-Не из наших будет мальчонка,- поймал себя на мысли Иван.- Своих-то всех знаю. Кто такой? Платоновна, по всему видать за травами ходила, да нашла дите.
Иван Степанович ловко спрыгнул с жеребца и поздоровался со старушкой:»Утро доброе, Елизавета Платоновна. Откуда такую рань?

Бабушка, не поднимая глаз, устало ответила председателю:»А, это ты, Ванюшка. Ну, здравствуй, здравствуй, милок. Не время сейчас рассусоливать. Помог бы лучше старухе. Совсем спина затекла. Чуть не от самых Еланцов бреду.
- С превеликим удовольствием, Елизавета Платоновна. Как не помочь.
Председатель, снял с бабушкиной спины Пашку, и одной рукой прижав к себе мальчика, другой же держа поводья, зашагал к дому старушки.

-А все-таки, Елизавета Платоновна, откуда мальчик?- поинтересовался Иван Степанович.- Вижу не наш. Да и одет больно легко.
- Травы я, Ванюша спозаранку ходила брать,- затараторила бабушка,- в стогу его  нашла. Вернее не я, Байкал. Продрог весь. Посинел вон. Да  испуг у парнишки сильный. Говорить не может. Что стряслось? Никак в толк не возьму.
-Вот и пришли,- Коротаев остановился у калитки Платоновны.- На, забирай свою находку.

Он опустил Пашку на землю, и немного подумав, сказал:»Ты вот что, Елизавета Платоновна, подержи мальчика у себя. Мне сегодня в Еланцы как раз надо. Разузнаю там, что к чему. Шутка ли, ребенок потерялся. Родители ,  наверное  с ума сходят?
-Ладно, милок, поезжай с Богом,- успокоила председателя старушка,- а я мальчонку-то привечу.

                Г Л А В А 7

Лишь только старушка вошла в избу, Байкал, перед носом которого так предательски захлопнули дверь, принялся усиленно, скрести когтями порог. Словно напоминая о том, что ему было обещано угощение, пес скулил и визжал на все лады.
-Подожди ты, окаянный,- крикнула старушка, усаживая мальчика на топчан, крытый накидкой  ручного плетения.

-Посиди, милок,- успокоила она Пашку.- я быстро. Не отстанет ведь Байкал. Всю дверь изгрызет в щепки, а своего добьется.
Старушка сняла с печи эмалированную  чашку с говяжьими мослами и вышла во двор. Через минуту, сквозь открытую форточку донеслось радостное чавканье. Пес затих, наслаждаясь аппетитными косточками.

Вскоре, вернулась Елизавета Платоновна, начала суетливо копаться в шкафу, доставая на свет Божий старые вещи,  которыми  наверное лет двадцать никто не пользовался.

Все это время, Пашка таращился по сторонам, внимательно разглядывая жилье Елизаветы Платоновны. Оно, не шло ни в какое сравнение с той комнаткой, где обитали они с мамой.

Три больших окна задернутых тюлевыми занавесками, впускали в комнату столько света, что она показалась мальчику едва не царскими чертогами.
Свежеокрашенные подоконники, были заставлены расписными  глиняными горшками, из которых вилась и кудрявилась пышная зелень. Павлик даже подметил под каждым из горшков фаянсовые блюдца. А под теми, в свою очередь, изящные ажурные салфетки.
- Как красиво! – подумал мальчик.- И блюдец вон сколько! А у нас с мамой ни одного.

- А вот комод у нас есть,- Пашка  не удержавшись,  спустился с топчана и подошел к комоду. Проведя ладошкой по блескучей лаковой поверхности он горестно вздохнул:» Вон какой.  Блестит. И ящики  все на месте.
 Но больше всего, мальчика заинтересовали многочисленные статуэтки, которые занимая почти всю поверхность крышки комода,  устроили там настоящую праздничную феерию.

Длинная вереница слоников, выстроившись по росту, от большого к маленькому, мирно брела к водопою, очаровывая  Павлика грациозными изгибами хоботов. Им навстречу, словно уже возвращаясь от источника, шла статная девушка в чадре и длинном платье. Ее точеные пальчики, крепко сжимали ручку кувшина, который чудом держался на хрупких плечиках красавицы.

Чуть поодаль, на самом видном месте, высился макет Кремля, а рядом с ним, пара воркующих голубков. И еще, здесь было столько всего, чего Пашка в своей жизни никогда не видел.

Снова  вздохнув, мальчик отправился дальше. Просторная комната, имела еще один дверной проем, задернутый цветастыми шторами на деревянной штанге, укрепленной над косяком. Пашка, осторожно отодвинул краешек, такой приятной на ощупь ткани и заглянул внутрь.

Каково же было его удивление,  когда он увидел что там, имеется еще одна комната. Почти такая же светлая и огромная. Оглянувшись назад, Павлик не поверил своим глазам.  Оказывается у бабушки целых две кровати. По одной в каждой комнате. И над обеими висят, яркие гобелены.

На одном, изображено странное, неизвестное Пашке животное с ветвистыми рогами. На другом же, мальчик и девочка. Мальчик, задорно приплясывая, играл на рожке, а девочка, скромно потупив взор,  листала книгу, сидя на берегу озера.
В доме Елизаветы  Платоновны имелось много всего, о чем Пашка  не имел представления. Например, часы с кукушкой. Мальчик даже вздрогнул, когда серая, невзрачная птичка, выпрыгнув из странного сооружения, висевшего на стене, принялась во все горло отсчитывать часы.

Наконец старушка, найдя то, что искала, довольно хмыкнула и позвала Пашку.
-Поди-ка сюда, милый.
Павлик послушно приблизился к бабушке. Та, протянула ему аккуратно свернутые штанишки и рубаху.

- На вот, переоболокайся. А то, вымазался весь. Бери, бери. От внучат осталась одежонка-то. Выросли уж давно, в райцентре с родителями живут.
Платоновна, памятуя о том, что дети давненько не навещали ее, плаксиво шмыгнула носом и перекрестилась на образок Богородицы в красном углу комнаты.
Видя, что мальчик в замешательстве топчется на месте, старушка ласково подбодрила его: » Ну что ты, стесняешься чужой бабки? Ступай ужо в ту комнату».
Пашка покорно скрылся за расписными шторами, а через  несколько минут, вышел переодетым в бабушкины вещи.

- Ну вот, в пору пришлись Юркины-то монатки. Иди, милок , к рукомойнику, мой руки. Покормлю тебя. С ранья щей наварила, не остыли еще поди.
Бабушка сняла с печи чугунок, и подложив под него кусок пожелтевшей фанерки, поставила на стол.

- Нонче все в кастрюлях  еду-то варят. А я по старинке- в чугуне. В чугуне, оно сытнее да наваристее будет.
Платоновна налила Пашке полную тарелку ароматного супа, приправленного свежей зеленью. Добротный кусок мяса, лениво плавая в золотистом бульоне, так и манил , будто призывая:»Съешь же меня скорее».

Мальчик, только сейчас вспомнил, что ужасно голоден.
-Кушай, внучок, кушай,- приговаривала добрая старушка, с жалостью глядя, как Павлик торопливо хлебает щи,- вот поешь, и испуг твой лечить будем. А то, будто немтырь . ни слова, ни пол слова. Да ты не сумлевайся, милок, я заговор сильный знаю, как рукой все снимет.

Мальчик, с благодарностью поглядывая на старушку, между тем не забывал за обе щеки уплетать ее варево. Платоновна же, оставив Павлика, набрала трехлитровую банку воды, и трижды перекрестившись на образ начала что-то приговаривать.
Пашка, как только не прислушивался к тихому шепоту Платоновны, но разобрать ничего не мог. Лишь изредка, до него долетали обрывки непонятных фраз:» Матерь Божья -заступница наша…дай здоровья рабу Божьему…Уведи все недуги…За семь гор и семь морей… В черной норе…За семью замками».

Дождавшись пока Пашка поест, Платоновна открыла подпол, и поманила мальчика к себе. Павлик, стоя на краю этой глубокой ямы, вдруг почувствовал, что страх опять возвратился. Он хотел было убежать, но старушка удержала его.
-Потерпи, милый. Надо так.

Она, продолжая нашептывать заговор, трижды ополоснула из банки, сначала лицо  ребенка, потом руки, а затем ноги. После, добрая бабушка увела Павлика в соседнюю комнату, и уложив на мягкую перину, укрыла теплым одеялом.
-Полежи, милок,- приговаривала Платоновна, поглаживая мальчика по вихрам,- сейчас успокоишься  да уснешь
Действительно,  не прошло  десяти минут, как Пашкины страхи рассеялись и он заснул крепким, безмятежным сном.

                Г Л А В А 8

Давным-давно возвратились с пастбищ усталые стада. Соседские гуси, смешно переваливаясь на перепончатых лапках, шумной оравой проковыляли мимо окон старушки Платоновны. Замутненная сизым облаком вечерняя зорька, погасила ушедший день, спрятав его за едва различимой полоской леса. А бабушка все не спала.

При тусклом свете керосиновой лампы, она вязала носки из теплой овечьей шерсти, надеясь на то, что дети все же выберут время и приедут навестить их старушку-мать.

Время летело незаметно. На стене  тикали часы, размеренно отстукивая каждую минуту. В потемневшем небе, одна за другой, стали появляться звездочки. Они, как расшалившиеся светлячки, беспорядочно вспыхивали на черном бархате небосвода, образуя, известный только им одним, таинственный узор мироздания.
Грустно вздыхая, женщина отложила в сторону рукоделие и потерла уставшие глаза.
- Хватит ужо на сегодня,- тихо пробормотала она.

Перекрестившись на образ, Платоновна собралась было устраиваться на покой, но стук в дверь отвлек ее.
- Кого там еще принесло посреди ночи?- недоуменно пожала плечами старушка.
Накинув на плечи платок, она взяла лампу,  вышла в сени.
- Кто там?
- Открой, Елизавета Платоновна,- послышалось со двора,- это я, Коротаев.
Старушка скинула крючок, пропустила Ивана в избу. Вслед за ним вошла незнакомая женщина, лет тридцати пяти. Она смущенно поздоровалась с хозяйкой и проследовала за председателем.

-Что стряслось-то?- с тревогой поинтересовалась старушка, усадив полуночных гостей на скамью, стоявшую у дверей.
Иван Степанович, снял кепку и вытерев со лба испарину, спросил:» Где мальчик?»
- Так спит он,- Платоновна, предчувствуя недоброе, опустилась рядом с гостями.- Стряслось то что? Говори толком».

-В Еланцах я был,- нервно теребя в руках без того потрепанный головной убор, продолжал Коротаев,- пропал там один мальчонка лет трех. По описанию , вроде как подходит.
-Так хорошо же! - облегченно вздохнула старушка.- Мальчик жив, здоров. Отдадим родителям  да дело с концом.

- В том-то и загвоздка,- с расстроенным видом ответил Иван,- нет у него родителей. Вернее была мать, да померла она ночью.
- Матерь Божья,- перекрестилась старушка.- Может это не ее мальчик у нас ?
- Может и не ее,- отпарировал мужчина.- Только я вот соседку этой женщины привез. Валентиной зовут. Пусть  поглядит, их мальчишка или нет.
- Ну что же, пойдем Валентина, посмотрим.

Платоновна взяла лампу. Пропустив гостью вперед, вошла в комнату где спал Павлик. Едва полоска света, упала на лицо мальчика, Валентина вздрогнула, и выбежала из комнаты.
- Он это - Пашка,- захлебываясь слезами, подтвердила женщина.- Что теперь будет? Сиротой ведь остался.

Платоновна присела рядом с гостьей, по-матерински обняв ее.
-Может родня какая есть?- попытался найти выход Коротаев.
- Нет никого,- отрицательно мотнула головой Валентина,- не местные они. Издалека. Аня рассказывала, что Павлика от женатого родила. А ее мать, возьми, да вместе с ребенком из дому выгони. С тех пор, они и мыкаются. Про отца Пашкиного ничего не знаю. Не говорила о нем Анюта.

Помолчав немного, Валентина обернулась к Ивану Степановичу: » Что будет-то теперь? Куда же Павлика? В приют?»
- Ну а куда,- сухо констатировал Коротаев.- Раз родни нет, тогда прямая дорога в детский дом.

-Я бы его себе забрала,- продолжала Валентина, размазывая слезы по щекам,- да у меня самой пятеро по лавкам и все мал мала. Мужик пьет беспробудно.
- У меня пущай живет,- отрезала Платоновна,- лечить его надо. Шибко он напуганный.

Словно в подтверждение слов старушки, из комнаты, где почивал Пашка, раздался истошный крик. Платоновна, с небывалой прытью, кинулась к своему постояльцу.
Мальчик, сидя на кровати, таращился в потолок, и отчаянно размахивал руками. Будто пытаясь отбиться от ужасных чудовищ, которые все-таки сумели выбраться из черного тоннеля, и настигли его.

- Паша, милок, успокойся,- старушка, взяв мальчика на руки, вынесла из комнаты.
Свет керосинки, заставил чудищ умерить пыл. Они, спрятав свои острые когти, зубы, поджали крылья и, затаились в темноте углов. Согретый теплом бабушкиных рук, Павлик успокоившись притих на ее груди.

При виде Пашки, чувство жалости еще больше овладело Валентиной. Она поджав губы запричитала:» Ой горе-горюшко-то какое. Пашенька, сиротинушка ты горемычная».
Платоновна, строго посмотрев на гостью, тут же одернула ее:» Прекрати мне реветь. Ни к чему мальчонке лишние переживания».
Валя, проглотив слезы, замолчала.

- У меня он останется и весь сказ,- сурово отрезала старушка.
- Ну, нормально!- удивился Иван Степанович.- А как же закон? Ты ему, Платоновна кто? Родня,  что ли?

- Ты председатель, ты и думай, как парня устроить,- надавила на Коротаева старушка.- У тебя не голова, а дом Советов. Вот и кумекай. Только знай, мальчика я не отдам.

Иван Степанович, в недоумении почесал затылок, и уже хотел было возразить старухе, но вспомнив что-то, улыбнулся.
- А знаешь, Елизавета Платоновна, может, выгорит оставить ребенка. Есть у меня в райцентре  знакомые. Попрошу оформить Пашку. Придумают что-нибудь. Мол, правнук это твой через пятое колено. Глядишь,  получится все. Метрики только нужны.

-Есть метрики,- оживилась Валентина. Покопавшись в потертом ридикюле, она достала потертый документ.
- Вот, возьмите,- она протянула метрики Ивану,- я все документы собрала, когда Ани не стало.
- Ну и хорошо,- улыбнулся Коротаев, пряча Пашкино свидетельство о рождении в нагрудный карман пиджака.- Завтра с утра в райцентр  наведаюсь. А теперь, спать пора. За полночь уже.

Председатель поднялся со скамьи, и немного помявшись предложил Валентине:» Вы простите, Валя, вам то переночевать негде. Пойдемте к нам. Места достаточно. А утром, я машину в Еланцы пошлю. Вас  подбросят.
Женщина согласно кивнула головой, и попрощавшись  с Платоновной, вышла вслед за председателем.

                Г Л А В А 9

 Целую неделю, старушка смывала с Павлика испуг. Каждый раз, когда она ставила мальчика на край подполья, тот в ужасе сжимался, боясь, что из пахнущей прелью темноты, к нему вот-вот потянутся мохнатые щупальца чудищ.
Но на седьмой день, страх исчез. Его буквально сняло как рукой. Пашка даже проявил некое любопытство. Наклонившись к самому люку, он пытался разглядеть, куда же ведут ступеньки деревянной лестницы.

- Слава вам, пресвятые угодники,- радостно перекрестилась Платоновна.
С того дня, кошмары, которые мучили Павлика по ночам- улетучились. Говорить он начал, но очень плохо. Нараспев растягивая слова, пропуская целые слоги. Постороннему человеку трудно было понять мальчика. Однако,  Платоновна привыкла, и они с Пашкой по долгу беседовали, рассказывая друг другу о новостях случившихся за день.

Иван Степанович, сдержал свое обещание. Он выправил старушке документы на мальчика. Все, как положено, с печатями и соответствующими подписями. Теперь Павлик, на законных основаниях считался троюродным правнуком Елизаветы Платоновны.

На похороны матери, мальчика решили не везти.
- Незачем ребенка лишний раз пугать,- говорила старушка,- подрастет, сводим на могилку.
Но все-таки, она сочла нужным объяснить Павлику, что его мамы больше нет.
- Так случается, сердечный,- говорила старушка,- был человек, и нет. Ангелы его уносят на облако. Там, твоей маме хорошо. Но она  все равно ,  приглядывает за тобой. Оттуда.

При этом, Платоновна указывала на небо, и всхлипывая вытирала кончиком платка скупые, старческие слезы.
Изредка, навестить Пашку приезжала тетя Валя. У нее, всегда был припасен гостинец для мальчика.  То, разноцветные сахарные петушки на палочках, то монпансье, в красивой жестяной банке, а то и кулек «Гусиных лапок».
В такие дни, Платоновна кипятила пузатый самовар, и они подолгу чаевничали, судача о жизни.

                Г Л А В А 10

Время шло. Зиму пережили без особых проблем. Иван Степанович, помогал с дровами и уборкой снега. Долгими, морозными вечерами, при свете керосинки, старушка рассказывала Павлику чудные истории.

 Мальчик, не закрывая рта, во все уши слушал бабушкины притчи, словно губка, впитывая каждое ее слово. А еще, он очень любил смотреть на пышущую жаром печь. Когда на дворе темно, а трескучие холода расписывают серебристой сканью оконные стекла, яркие блики от горящих поленьев разбегаются по стенам, превращая бабушкино жилье, в сказочное королевство. Все становится волшебным. Совершенно иным, чем при дневном свете.

Лохматый Байкал, довольный, что его не оставляют замерзать в насквозь простуженной конуре, положив морду на лапы, мирно дремлет на своей подстилке, время от времени поворачиваясь то одним, то другим боком к идущему от раскаленных кирпичей теплу.

Но какими бы бесконечными и суровыми не казались зимние месяцы, конец пришел и им. Ласково подули теплые, весенние ветра. Разорвав завесу серых снеговых туч, они принесли с собой  ни с чем несравнимое   чувство перерождения.   
И как бы старушка-зима не сопротивлялась, ее власть  сходила на нет.  С каждым днем, солнышко все дольше задерживалось в лазурной вышине небосвода, а искристое золото его лучей, растекаясь по лесам и долам, неумолимо стягивало с промерзшей земли пуховые перины снегов.

То тут, то там, появлялись первые островки жухлой травы. Крошечные ручейки, робко пытались пробиться сквозь ноздреватую корочку наста. Весна, набирая силу, вступала в свои права.

По-прошествии двух недель, эти островки-проталины, превратились в огромные материки, а едва заметные ленточки ручейков, объединившись в могучие потоки, уносили в небытие , последние напоминания о вьюгах и морозах.
Люди, искренне радуясь наступлению тепла, снимали зимние одежды, и, насладившись весенней амброзией любви, улыбались друг другу.

Не успели жители Каменки привыкнуть к первым оттепелям, как уже май-чародей поприветствовал землю раскатистыми грозами,  расписав ее волшебными красками первоцвета.

В поселковой школе настала долгожданная пора летних каникул. Опьяненные безграничной свободой дети, с раннего утра, до самого позднего вечера пропадали на улице, пытаясь успеть за эти три скоротечных месяца, сполна насладиться прелестями жизни.

В начале весны Пашке исполнилось четыре года. Но друзей среди поселковой ребятни, он так и не обрел. Мальчишки, то ли не хотели принимать чужака в свою компанию, то ли им претило его заикание, но как бы то ни было, они дразнили Павлика « немтырем» и гнали подальше от себя.
Не раз, Пашка прибегая зареванным, утыкался в подол бабушкиной юбки. От  перенесенной обиды, мальчик заикался еще больше  и тогда, вовсе  невозможно было понять его речь.

В такие минуты, Платоновна усаживала Павлика на колени,  прижимая к себе , утешала :» Не со зла они, милый, обижают тебя. Глупые мальчишки-то. Не ведают, что творят. Вот вырастут, и образумятся, только, может поздно уже будет. Бог то все видит.  Про каждого знает, кто, как живет. Он все ведает. Кто, злое творит, а у кого душа чиста. Однажды, призовет он нас и спросит : « Вот ты, к примеру, Колька, зачем обижал других?  И пригрозит ему пальчиком. Мол, нехорошо это. А иного похвалит. Молодец, скажет, правильно ты жил. Бог-то, он, Пашенька, людей создал, чтобы доброе вокруг себя сеяли.  А бывают такие людишки- злыдни злыднями. Сами не живут по-людски, да другим жизнь калечат. Запомни, милок, никогда не делай людям плохого. Вот, если не любит кто тебя.  Или худое удумал. Ты в сердце злобу не таи, улыбнись лучше ему. Глядишь, и он добрее станет».
После бабушкиного рассказа Пашка успокаивался, а его речь становилась более внятной. Он доверчиво глядя в глаза старушки, спрашивал:» Ба-а, а Бо-ог ка-оой? Т-ты ео ви-ела?»
-Видела, милок, видела,- старушка тяжко вздыхала и бросала взор на образок,- и тебе обязательно покажу.

                Г Л А В А 11

Однажды, солнечным июньским утром, Платоновна,  ни свет, ни заря  разбудила Павлика.
- Вставай, милый,- ласково потрепала она мальчика за плечо,- со мной пойдешь. Травок поможешь насбирать. А я тебе Бога покажу.
Умывшись колодезной водой, и выпив стакан парного молока с шаньгой, Павлик был готов отправиться в путь.

Через несколько минут, старушка, Павлик и вездесущий Байкал, бодро шагали в сторону реки. Раннее утро, растворяясь в неповторимой прелести цветущей природы, дурманило голову, заставляя сердце ребенка биться с неистовой силой.
В предвкушении чего-то неизведанного, Пашка все время трепал подол бабушкиной юбки, пытаясь выведать у старушки хоть какие-нибудь подробности о Боге. Но Платоновна, только лукаво улыбаясь, всегда отвечала одной и той же фразой:» Не торопись, милок, скоро сам увидишь».

Байкалу же не было никакого дела до старушки и мальчика. Занятый поиском сусличьих нор, он стремительно носился по лугу, вздымая над собой фейерверки разноцветных бабочек.

Тропинка, несколько раз вильнув между холмов, привела путников к деревянному мосту через Каменную. Отражаясь изгибами перил в пронзительно чистых струях реки, он напомнил Павлику некое сказочное существо. Казалось, оно, растопырив массивные ноги-сваи, пытается перемахнуть с одного берега на другой.
Как только Платоновна, Пашка и Байкал ступили на дощатый настил моста,  тотчас увесистые плахи заскрипели, застонали, завыли под их ногами. Осторожно шагая вслед за старушкой, мальчик внимательно всматривался в разбуженную легким ветерком искрометную гладь.

Пестрая рябь, от которой слепило глаза, пробежала по поверхности воды. Буквально секунду назад, она была тиха и беспечна. Но теперь, эта благообразная тишь превратилась в бесконечные ряды пенных барашков, гонимых непоседой-ветерком.

В мгновение ока, скрылось от взора каменистое дно реки. Только что Павлик наблюдал за стайкой пестрых рыбешек. Маленькие, размером с ладошку, они затаились у одной из каменных плит. Изредка, одна из них, вильнув хвостом, устремлялась к поверхности и ловко хватала принесенную течением мошку. Теперь же все исчезло, размытое однообразным орнаментом бурунов.
- Пойдем, Пашенька,- окликнула отставшего мальчика старушка,- солнышко уж высоко поднялось. Успеть бы до полудня.

Павлик, с трудом оторвался от созерцания воды, и быстро зашагал вслед за Платоновной. Спустившись с моста, тропинка  резко метнулась влево. Далее, подобно змейке проскользнула сквозь небольшой перелесок, и вырвалась на залитый солнечным светом луг.

Едва Пашка ступил на шелковистую зелень травы, в тот же миг перед ним возникло нечто величественное, дотоле невиданное. Во все глаза мальчик таращился на странное сооружение.

Возвышаясь на пригорке посреди луга, оно взмывало потемневшими от времени куполами в бездонную синеву неба, порождая в сердце мальчика, странное, еще неизведанное чувство. Пашке казалось, будто что-то теплое и ласковое, очень похожее на руки матери, заключило его в свои объятия.
Сразу стало уютно, по-особенному спокойно.

-Это, милок, старая церковь. Почитай двести годков уж стоит,- старушка перекрестилась, и взяв Павлика за руку повела к входу.
С замиранием сердца  Пашка вошел внутрь. Звук шагов, тысячекратно усиленный эхом, отражаясь от стен, возносился вверх,  а там, медленно затихая, еще долгое время витал под чудом уцелевшим куполом.

Некогда наполненный благочинностью и мелодичным пением хорала, храм по всей вероятности не выдержал противостояния с властями, и пришел в упадок. Потрескавшиеся стены еще хранили некое подобие фресок, по которым, хотя  с большим трудом, но все-таки угадывались библейские образы.
Но они, наполовину уничтоженные сыростью, осыпались на пол храма кирпичной пылью.

- Ба-а, э-о ом Бо-а?- дернув старушку за рукав, шепотом спросил Павлик.
--Да, милый! Здесь живет Бог,- так же шепотом, словно боясь спугнуть тишину, ответила Платоновна.
- А де-е он?- продолжал любопытствовать мальчик.
- Ты, Пашенька, погляди вверх.
Пашка поднял глаза и обомлел. Там, под куполом, в океане золотого света, мальчик увидел образ Христа Спасителя. В окружении херувимов, он словно плыл над землей, как напоминание о непреклонной вере и добродетели.

Годы, конечно не пощадили некоторые фрагменты росписи. Бесследно исчезла часть одеяний, элементы декора. Но глаза Спаса, остались такими же, какими их написал неизвестный художник. Теплый взгляд Христа, проникая в Пашкину душу, вселял благодать и покой.

После этого, старушка и мальчик еще долго бродили по лугу в поисках лекарственных трав. Платоновна, с назиданием и присущей ей лаской рассказывала Павлику о каждом, собранном ими растении.
-Каждой травинке, милок, свое время,- нараспев говорила она, аккуратно раскладывая по отдельным пакетикам добытое ими сырье.- Как сок внутри цветка или травки начинает силу набирать, знай, время пришло. Тогда отвар сей, от хвори  да болезней поможет. Ну а коли раньше возьмешь, или позже, то не будет в нем толку.

Мальчик внимательно слушал Платоновну, помогая разбирать растения по видам. Но с каким бы усердием мальчик не помогал старушке, перед ним, как наваждение возникал увиденный в храме лик Спаса.
Его взгляд, исполненный всеобъемлющей любви и сострадания, не покидал Пашку до самого поселка. Придя домой, мальчик тут же взял тетрадный лист, и устроившись за столом, принялся рисовать.

Платоновна, занятая сортировкой трав, не обращала на Павлика внимания. Но когда, освободившись от хлопот, она заглянула через плечо мальчика, тотчас набожно перекрестилась.
- Матерь Божья, пресвятая Богородица. Как у тебя, милый, хорошо вышло.
Действительно, с серого листа , на старушку глядел лик сына Господа, увиденный ими в храме. Мальчик, странным образом сумел запомнить и перенести на бумагу каждую черточку, каждый штрих.

Окрыленный похвалой старушки, Павлик выпросил у нее всю тетрадь целиком. С серьезным видом, закусив губу, начал рисовать все, на что устремлялся его взгляд.

Один за другим, на стол ложились листы с Пашкиными шедеврами. Первым делом, мальчик изобразил бабушкину икону. Образ Богородицы, у мальчика вышел даже лучше оригинала. Лучистый взгляд Божьей матери, пожалуй, вселил бы веру в сердце самого безбожного атеиста.

Вслед за ней, на бумаге появились, полюбившиеся мальчику часы с кукушкой, рябиновый куст под окном  и, конечно же, хитрющая морда Байкала.
Платоновна, подслеповато щурясь, внимательно разглядывала каждый рисунок, и с восхищением хвалила мальчика :» Ну Павлушка! Ай да молодец! До чего здорово у тебя выходит. А Байкал то, ну прямо вылитый. И глаза такие же баловные».
Созерцание Пашкиных творений так увлекло старушку, что она не заметила, как в дом вошла Шура- супруга Ивана Степановича.

-День добрый, Елизавета Платоновна,- поприветствовала бабушку Александра.- Что это вы разглядываете?
- А, Шурочка! Здравствуй, здравствуй, милая,- Платоновна, наконец, обратила внимание на гостью.- Проходи, глянь, как Павлик рисует.
Александра приблизилась к столу и, приняв из рук старушки тетрадные листы, долго, с интересом их разглядывала.

- Талант у вашего Павлика,- одобрительно улыбнулась Шура, закончив рассматривать Пашкины творения,- ему бы учиться надо.
- Да где же учиться?- с прискорбием вздохнула Платоновна.- Мал он еще, да толкует совсем плохо. Я только его и понимаю. В школу то, поди не возьмут.
- Не переживайте так, Елизавета Платоновна,- Шура, желая успокоить бабушку, обняла ее.- Врачам его показать надо. Может, помогут. Мы, завтра с Иваном в райцентр собрались, так заедем в клинику, разузнаем все. А там, глядишь,  Павлушку свозим.

-Спасибо тебе девонька,- от нахлынувших чувств, старушка даже прослезилась.
- Ну, а тебе, Павлик,- Александра, ласково взъерошила шевелюру мальчугана,- привезем из города альбомов, да красок с карандашами.
Повернувшись к дверям, гостья собралась уходить, но что-то вспомнив, хлопнула себя ладонью по лбу: » Вот голова-то бестолковая. Забыла, зачем пришла. Раз мы в городе будем, так может вашим детям что передать, Елизавета Платоновна?»
Старушка засуетилась, и, отогнув край скатерки, достала почтовый конверт.
- Вот, возьми, Шурочка. Письмо давно уж начеркала, да все до почты дойти не могу. А тут  на тебе, оказия подвернулась.

- А на словах, что передать?- приняв конверт, поинтересовалась Александра.
Платоновна поджала губы, чтобы не расплакалась:» Скажи, что в гости их жду. Не помираю без них».
- Тьфу, на вас, Елизавета Платоновна. Чего о смерти то завели. У вас, вон Пашка теперь. Живите хоть двести лет.
Старушка, не нашлась что ответить. Тихонько вздыхая, она лишь осенила крестом выходившую Шурочку.

                Г Л А В А 12

Шура, вернулась через несколько дней. Платоновна, закатав рукава, ловко месила тесто, когда раздался стук в дверь.
- Входите,- не оборачиваясь, крикнула старушка, продолжая возиться с опарой.
-Здравствуйте, Елизавета Платоновна,- раздалось с порога.- Поглядите, кого я вам привезла.

Сердце Платоновны екнуло. Она, опустив измазанные тестом руки, обернулась.
Позади Александры, стоял высокий мужчина лет пятидесяти, с волнением теребя, зажатую в руках, серую фетровую шляпу.

- Толя, сынок,- всхлипнула Платоновна,- приехал все-таки.
- Здравствуй, мамочка,- обнял старушку мужчина, не обращая внимания на то, что испачканные ладошки Платоновны, оставляют белые , мучные следы  на его костюме.
- Прости, что долго не приезжал,- оправдывался Анатолий.- Работа, сама понимаешь. Но, я тебе писал. Правда, писал. Видно на почте где-то письма завалялись.

Платоновна, не находила себе места от радости. Она разглядывала Толика, то с одной, то с другой стороны, и никак не могла налюбоваться сыном. При этом, бабушка засыпала его бесконечными вопросами, стараясь разузнать все новости.
- А как, Зоечка?- радостно тараторила старушка.- Тоже давно глаз не кажет. Совсем позабыла мать то.
-Зоя, теперь большой человек,- ответил Толик, тщетно пытаясь отчистить тесто с пиджака.- Она - директор швейной фабрики. Сам ее редко вижу. В Москву, говорят уехала, на симпозиум.

-Ну, а детки ваши с Симочкой как? Маша да Женечка. Взрослые уж совсем.
-Маша у нас учитель,- оставив в покое костюм, продолжал Анатолий,- в школе теперь работает. Химию преподает. Ну а Женька что. Женька по-прежнему инженерит на заводе. Правда, старшего уже получил. И еще, мама, поздравляю тебя! Ты скоро в третий раз прабабушкой станешь. Женькина Катя опять на сносях.
-Радость-то, какая!- всплеснула руками Платоновна, и тут же вспомнив о дочери, загрустила. А Зоя так одна, одинешенька.
-Работа у нее, мама,- сокрушенно вздохнул Анатолий,- Все по министерствам да командировкам.

Только сейчас, старушка сообразила, что гости так и топчутся у порога.
-Ой, дура я старая,- запричитала она,- совсем голова пустая. Что же у порога вас держу? Простите вы меня старуху бестолковую. Проходите ужо в избу.
Платоновна скинула испачканный мукой фартук, и бросилась к рукомойнику.
- Сейчас я, мигом. Руки вот помою. Угваздалась в тесте то.

Через минуту, старушка металась по дому, собирая на стол.
-А я, как чуяла, опару завела,- без умолка болтала она, выставляя перед гостями угощения,- пирожков напеку. Ты, Толик с чем хочешь?
-Знаешь ведь, мама,- улыбнулся мужчина, пытаясь помочь матери,- мои любимые с картошечкой, да с лучком.

-Сиди , не мешайся,- глядя на неловкие движения сына, умерила его пыл старушка.- Сама на стол соберу. Шурочка вон поможет. Правда, Шура?
-Что помочь-то Вам, Елизавета Платоновна?- Закатала рукава Александра.
-Ты, Сашенька, в погреб спустись. Достань закатки мои. Грибков там, огурчиков. В общем, все что найдешь, неси.

Вскоре, раскрасневшиеся гости сидели за столом, с аппетитом уплетая бабушкины угощения. Платоновна, по такому случаю достала покрытую пылью бутыль, с клюквенной настойкой.
Пропустив по рюмочке, они еще больше оживились, и разговор стал куда как душевнее.

-Елизавета Платоновна, а где Павлик?- опомнилась вдруг Александра.- Я ему подарков привезла.
-Павлушка-то?- улыбнулась старушка.- Да он с Байкалом на речке пропадает. Гольянов соседской кошке ловит.
Не прошло  пяти минут, как во дворе послышался заливистый лай и скрип калитки.
-Вот и Пашенька вернулся,- засуетилась Платоновна.- Ты то, Толя, его не знаешь. Ну ,сейчас познакомишься.

 Анатолий выбрался из-за стола и протянул руку Пашке, который уже вошел в дом.
-Здравствуй, Паша,- опустившись на корточки, поприветствовал он мальчугана.- Я, сын Елизаветы Платоновны. Стало быть, твой…? Мама, кем я ему прихожусь?
-Ты, Пашенька, зови его дядя Толя,- отмахнулась старушка,- а кем он тебе приходится, я и сама не знаю. Родня, да и все. Иди лучше к столу. Оголодал  поди? С утра носишься.

Павлик присел рядом с Анатолием, и только дотронулся до еды, как Шура, достав из сумки  несколько  альбомов, пачку цветных карандашей, и набор акварели, протянула ему все это богатство.
При виде такой роскоши, у Пашки моментально пропал аппетит. Его переполненные счастьем глаза, вспыхнули, словно две звездочки. С благоговением поглаживая плотные, вощеные листы, он умиленно посмотрел на старушку.
-Ба-а я оо-ттом о-ем,- захлебываясь от восторга, затараторил Паша.- Я по-и-ую.
-Да иди уж пострел,- дала добро, растроганная Платоновна.- Иди, милок, рисуй.
Мальчик, тут же скрылся в своей светелке, а через минуту, оттуда послышалось шуршание альбомных листов и скрип карандашей.

-Видишь, сынок,- посетовала старушка,- совсем худо мальчонка говорит. Я уж, сколько билась, билась, а толку…
Платоновна махнула рукой и вытерла повлажневшие уголки глаз.
-Елизавета Платоновна,- поспешила обрадовать ее Шура,- была же я в клинике. Там как раз профессор известный приехал. Две недели всего будет. Пашку нужно срочно везти к нему.

Услышав добрую новость,  Платоновна, чуть было сию же минуту не бросилась собираться в поездку. Но ее остановил сын.
-Успокойся, мама,- погладил он старушку по руке,- хочешь, я Павлика с собой возьму? К врачу сходим, город ему покажу. Да и познакомимся поближе.
-Ой, не знаю, сынок,- впала в смятение Платоновна.- Вроде и внучат поглядеть охота, и у вас погостить. Опять же хозяйство не бросишь. Байкал вон, да огородишко, какой, никакой. И травками надо успеть запастись. Скоро отойдут ведь. Что потом в них толку?

-Давай так, мама,- решительно произнес Анатолий,- ты занимайся своими травами, огородом. Пашку я сам свожу. А на Новый год, обещаю, заберем Вас к себе, вместе с Байкалом. Праздник всей семьей отметим. Павлика, на городскую елку сводим. Ну, как, договорились?
Старушка, согласно кивнула головой и, всхлипнув от избытка чувств, опустила голову на плечо сына.

                Г Л А В А 13

Пашке город не понравился. Он, буквально задыхался от бесконечной толчеи, бензиновых выхлопов, и серых громадин многоэтажных домов. Даже трехкомнатная квартира дяди Анатолия, показалась мальчику какой-то не живой.

-То ли дело у бабушки!- с грустью вспоминал Павлик.- Встанешь рано утром, и мчишься по еще не обсохшему лугу. А потом, с разбега, в самую пучину цветущего моря! И радуясь яркому солнышку, которое, уже поднявшись довольно высоко, начинает припекать щеки, чувствуешь, как счастливый от свободы и безделья Байкал, преданно облизывает твои ладошки. А вокруг беззаботно щебечут пташки, упиваясь сказочным ароматом лета.

 Даже зима в Каменке, не казалась мальчику скучной и суровой. В ней тоже были свои плюсы. Например, Пашке нравилось оттаивая пятачки на заиндевелом стекле,  подолгу глядеть на улицу сквозь крошечное отверстие в морозном узоре.
Или, когда безжалостная стужа заставляет звенеть насквозь промерзшее железо дверных петель, развалиться рядом с Байкалом у жаркой печи, и затаив дыхание, рассматривать на стенах завораживающий танец огненных бликов.

Конечно, в Каменке имелся  свой электрогенератор, но его мощности хватало только на то, чтобы обеспечить светом ферму, да ремонтные мастерские. Ну а жителям поселка, доставалось всего два часа электрического счастья.
Как бы то ни было, мальчик понимал, что некоторое время ему придется побыть в городе. Дядя Толя, как  обещал, большую часть времени проводил с Пашкой, показывая его различным докторам. Были они и у профессора.

Но, к сожалению, ни к каким результатам, это ни привело. После долгих обследований, невысокий, худой старичок с пышными усами, и вечно спадающими на кончик носа очками, недоуменно констатировал:» Что я могу сказать, молодые люди, человеческий мозг до сих пор остается загадкой. У мальчика, был сильнейший стресс. Те нейроны, которые отвечают за речевые функции, заблокировались. В данное время, никто не в состоянии с точностью ответить, как отменить эту блокировку. Разве что Господь Бог».
Доктор возвел глаза к потолку и продолжил:» Я, конечно выпишу кое-какие препараты и рекомендации. Но думаю, что в данном случае, мальчику способно помочь только чудо.

                Г Л А В А 14

По-прошествии двух недель, Павлик вернулся в Каменку. Платоновна, наскучавшись по мальчику, почти целый день не выпускала его из объятий, то и дело, потчуя разными вкусностями.
Три раза, старушке казалось, что ребенок совсем исхудал на городских харчах. Три раза, она заводила тесто.

С самого приезда, Павлик, до отвала набил живот своими любимыми блинчиками со сметаной. Надо сказать, блины стояли отдельной строкой в перечне наивкуснейшей бабушкиной выпечки. Такие тоненькие, румяные! Если сквозь них посмотреть на свет, то можно увидеть все, что находится по ту сторону блина. Ну а приправленные свежей сметанкой, они вообще шли на ура.

Истосковавшись по кондитерским шедеврам Платоновны, Паша, в один присест, умял их, пожалуй,  добрый десяток. Но сердобольной старушке этого показалось недостаточно, и она, суетливо гремя черепками, тут же, поставила новую опару.
Так что, к полудню, мальчик заполнял пустоту в желудке, которая осталась после утреннего чаепития, огромными, размером, пожалуй, с три Пашкиных ладошки, пирогами. Их бабушка настряпала целый тазик.

Хорошо пропеченные, с душистой корочкой, они стопкой возвышались в центре стола, и манили к себе уже сытого Павлика.
Платоновна, стараясь угодить мальчику, по всей вероятности переусердствовала с начинкой. Видимо она решила использовать все продукты, которые имелись в доме.
Старушка напекла пирожков, и с картошкой, и с грибами, и еще Бог весть с чем. Завершали же этот длинный список, аппетитные пончики с клубничным  повидлом.
Наблюдая, как Пашка, через силу пытается проглотить очередной кусок, старушка ласково подбадривала его: » Ты кушай, кушай, Павлик. Погляди, вон щечки то запали».

После такого обильного угощения, мальчик едва доплелся до кровати, и тяжело отдуваясь, мгновенно заснул.
К вечеру его разбудили ароматы, долетавшие из кухни. Старушка считая, что недостаточно попотчевала ребенка, испекла целый лист шанег с творогом. Это для Павлика было уже слишком. Чтобы не обидеть бабушку, он с неохотой отгрыз маленький кусочек , лениво пожевав, проглотил.

Платоновна, удивленно поглядела на мальчика и для уверенности потрогала ему лоб
- Что-то аппетита у тебя нет, милый?- пробормотала она.- Не заболел ли ты часом? Ну да ладно. Я тебя сейчас чайком с малиной напою. Глядишь, хворь как рукой снимет.

К великой радости Платоновны, утром Пашкин недуг естественно прошел. Позавтракав вчерашними пирогами, предварительно разрезанными на две части, и обжаренными на домашнем коровьем масле, Павлик почувствовал себя абсолютно счастливым.

Пока не наступила жара, они со старушкой пропололи несколько грядок на небольшом огородике. Затем, собрав кое-каких припасов для полдника, отправились к лесу, за травами.

На мосту через Каменную, Павлик притормозил, и, отщипывая от шаньги маленькие кусочки, принялся кидать их рыбешкам. Едва хлеб достигал поверхности воды, как проворные создания, набрасывались на него, словно стая голодных собак на кость. Они в мгновение ока, уносили кусочек выпечки на дно, где им на подмогу приплывала остальная стайка. Через секунду хлеб исчезал, а мальчик, увлекшись этим зрелищем, бросал им все новую и новую порцию.

Старушка не торопила его. Лишь когда от довольно приличных размеров булки осталась всего половина, Пашка сообразил, что нужно идти дальше.
С тех пор так и повелось. Шли ли они за лечебными травами, или же по грибы да ягоды, каждый раз Пашка останавливался на мосту и, достав из маленькой котомки, сшитой умелыми руками Платоновны, краюху хлеба, либо пышную булку, кормил стайку серебристых рыбок.

Кроме того, вечерами, мальчик мастерил птичьи кормушки, а потом развешивал их в перелеске, неподалеку от старой церкви. А пернатые, прилетая поклевать Пашкино угощение, радовали мальчика и старушку своими заливистыми трелями.
Иногда Павлик, захватив с собой альбом с карандашами, подолгу засиживался в прохладном лоне храма. Он, настырно закусив губу, линию за линией, пытался воссоздать утраченные элементы росписи.

Старушка ему в этом не препятствовала. Она, устраивалась где-нибудь неподалеку, и тихонько разговаривала сама с собой. Видимо заново проживая свою жизнь.
Шло время. Осень, щедро разбрасывая по лесам и полям багряную акварель, сменяла знойное лето. Вслед за ней, блистая первозданной чистотой снегов, пришла зима, с морозами и вьюгами.

Но ничто не бывает вечным. Взмывали ввысь первые ласточки, и яркое солнце, нещадно расправлялось с почерневшими к тому времени нагромождениями сугробов.
Наполненные, круговертью житейских  перипитий годы, летели незаметно.  Вот уже Пашке исполнилось семь лет. День рождения праздновали весело и шумно. По такому случаю к Платоновне приехали, дядя Толя со своими внуками и Зоя.
Еще спозаранку, пришли Александра с Иваном Степановичем. Они, торжественно вручили мальчику огромный коричневый грузовик с откидным кузовом, и открывающимися дверьми.

Подарков было не счесть. Но больше всего, Пашке понравился настоящий мольберт, привезенный тетей Зоей. К мольберту прилагалось еще много всякой всячины. Такой как: изящная палитра, немного напоминающая сердечко, несколько коробок настоящих художественных красок, набор кистей разного калибра, и огромная бутыль льняного масла.

При виде таких сокровищ, мальчик даже захлюпал носом. Не проходило минуты, чтобы он не потрогал,  такую гладкую на ощупь треногу мольберта, или не разложил в порядке возрастания, крытые желтым лаком кисти.
Но больше всего, Пашке нравилось открывать тюбики краски, и жадно вдыхать, ни с чем не сравнимый запах, таившийся в этих маленьких, жестяных штуковинах.

Наступила весна. Пашке, как и всем детям в его возрасте, следовало бы готовиться к учебе. Но в школу Павлика не взяли, объясняя это, его плохой речью. Тогда Александра, взвалив на себя нелегкое бремя педагога, по несколько раз в неделю занималась с ним, пытаясь научить мальчика хотя бы письму.
Паша, все понимал, и с достойным похвалы прилежанием, относился к занятиям. Он даже научился правильно писать слоги, а затем складывать их в слова и предложения. Однако, когда дело доходило до прочтения, все становилось несказанно плохо.
Страшно потея от волнения, мальчик елозил пальцем по написанному, и кроме как:» А-а-мма ыы-а аму-у»,- у него ничего не выходило.

               Г Л А В А 15

Звонкое, бесшабашное лето, солнечно-изумрудным вихрем неслось по изнывающим от жары, лесам и равнинам. Не успели жители Каменки вдоволь насладиться теплом, как в двери, осторожно постучались августовские туманы. Небо, хотя и радовало первозданной синевой, но все-таки изредка, оно позволяло себе нахмуриться, окропив  землю проливным дождем.

В один из погожих дней, когда не нашлось какого-либо маломальского заделья, Пашка, взяв мольберт, отправился к реке. Несколько часов к ряду он терпеливо накладывал краски на подаренный Зоей холст. Скурпулезно, мазок за мазком, наносил пахнувшую льняным маслом субстанцию, стараясь безупречно передать, каждый блик, каждый водоворотик на искрометной поверхности Каменной.

Было уже далеко за полдень. После долгой, кропотливой работы, мальчику все-таки удалось добиться идеального сходства. Казалось, отрезок реки, удивительным образом ,переместился на Пашкин мольберт, и теперь, беззаботно журча, несет свои радужно-перламутровые воды в дальние дали.

Удовлетворенный  выполненным делом, Павлик сложил мольберт, и в прекрасном расположении духа, отправился домой. Но как только он ступил во двор, его сердце почувствовало беду.

Гнетущая тишина, заставила мальчика содрогнуться. Создавалось впечатление, что дом, наполненный ласковым говором Платоновны да заливистым лаем Байкала, мгновенно опустел.
И сам Байкал, даже не поднялся при виде мальчика. Он продолжал неподвижно лежать у крыльца, закрывая погрустневшую морду лапами.

Войдя в дом, Павлик увидел, как несколько женщин в черных платках, со скорбными лицами топчутся у изголовья старушки. Мальчик хотел кинуться к ней, но  его остановила Шура. Женщина, бережно взяв Пашу за руку, вывела во двор.
-Не надо тебе, Пашенька, туда. Пойдем лучше к нам.
Пашка попытался избавиться от рук Александры, и вернуться в дом, но Шура удержала его.
-Нет больше Елизаветы Платоновны,- всхлипнула она, подталкивая мальчика к калитке.- Померла твоя бабушка, царство ей небесное.

                Г Л А В А 16

Как известно, беда не приходит одна. Так произошло и с Пашкой. Прямо во время поминок, к дому Платоновны подкатил УАЗ. Невысокая, полная женщина, лет пятидесяти, ( как выяснилось впоследствии- служащая опеки) не в меру нахальная и циничная, не без помощи участкового, забрала мальчика и увезла с собой.
Скорее всего, нашлись «доброжелатели», которые сообщили куда следует, о том, что мальчик остался один.

Дядя Толя, Зоя, и Иван Степанович, попытались отстоять Павлика, но все их старания сошли на нет, разбившись, о неприступную суровость служителей законности.

Размазывая по лицу горючие, детские слезы, Пашка, сквозь пыльное стекло УАЗика, с тоскою глядел, как исчезает околица родного поселка.
Через несколько часов, раскаленный двигатель автомобиля, несколько раз неуверенно чихнув, заглох, доставив мальчика к воротам мрачного, двух этажного строения.

Высокий, дощатый забор, глухой стеной окружал серое, невзрачное здание детского дома. Сквозь мутные окна второго этажа, Пашка заметил, как десятка два ребятишек, затравленными глазами наблюдают за ним.
Сердце мальчика сжалось, предчувствуя нечто ужасное. Яростно визжа и сопротивляясь, Павлик ни в какую не хотел покидать машину. Но, ни порванный китель участкового, ни в кровь расцарапанное лицо служащей опеки, не могли помешать им, сделать свое дело.

Милиционер, бесцеремонно схватив мальчика за пояс, словно полено, внес на территорию приюта.
Почувствовав, что ему не справится с крепкой хваткой мужчины, Павлик сдался и притих. В его душе все перевернулось, встав с ног на голову. Тихо всхлипывая, Пашка покорно ждал своей участи.

Однако в голове ребенка, никак не укладывалось одно.
-Почему из его жизни исчезли люди, ставшие ему родными?- думал он, сжавшись в руках участкового.
Пашке, хотелось вернуться назад, в Каменку. К Шуре и Ивану Степановичу. К дяде Толе, к которому он уже так привык. К смешному, добродушному Байкалу, и могилке Елизаветы Платоновны.

Много чего крутилось в голове Павлика, пока они двигались по  смрадным коридорам учреждения. Но одно мальчик знал точно: » Он не сможет выдержать здесь даже одного дня».
Впоследствии, так и вышло.

Как только закончились формальности,  Пашку поселили в одну из комнат, где он тут же повстречался со своими обидчиками из прошлой жизни. Это был «Памир» и его неизменная компания.
Увидев рослых парней, которым вот-вот предстояло покинуть стены детского дома и вступить в самостоятельную жизнь, Павлик сжался в комочек. Те страхи, что с таким трудом удалось излечить Платоновне, вернулись, всплывая из потаенных уголков детской памяти.

Мальчик почувствовал, как под его штаниной, обжигая ногу, течет горячая стрйка, и спускаясь на пол, образует лужицу.
-Ты что, сопля, обделался?- еще неокрепшим баском рявкнул «Памир».- А ну, бери тряпку и вытирай за собой, « чушок».

Пашкино тело от ужаса превратилось в каменный монолит. Он был, не в состоянии даже вздохнуть. Лишь глупая улыбка блуждала по лицу мальчика, ввергая окруживших его воспитанников в еще большую ярость.
-Ты что, не понял, сопля? Убирай, говорю,- пришел в негодование парень.
-Гляди, «Памир», он еще и лыбится,- раздался голос из толпы. – Давайте  проучим « чушка».

-Точно, пацаны,- одобрил эту идею «Памир»,-  «запустим  в космос».
Мальчишки, дружно навалились на Пашку.  При помощи тумаков , они быстро затолкали его в тесную тумбочку и поставили ее на край подоконника.
-Пять, четыре, три, два, один, старт!- произвел обратный отсчет заводила детдомовцев- Колька Сизов ( он же «Памир»).
-Поехали,- дружно завизжала ребятня,- лети, Гагарин.
С этими словами, они выбросили тумбочку со скрюченным в ней Пашкой, из окна второго этажа.

Деревянная конструкция, с глухим стуком, шмякнулась о землю. Ее стенки рассыпались , словно карточный домик, а Павлик, взвыв от боли, через секунду затих. Темные лабиринты беспамятства завладели искалеченным ребенком, унося его разум в далекие, неизведанные миры.

                Г Л А В А 17

Бесконечная череда смутных образов, терзающих мальчика, вдруг исчезла. Пашка, с трудом поднял воспаленные веки и тотчас окунулся в белоснежное пространство больничной палаты.

-Толя, он очнулся!
Незнакомая женщина, сидевшая у Пашкиного изголовья, прикоснулась ладонью к щеке ребенка. Анатолий, который до сих пор, стоя у окна, созерцал неотвратимое увядание ближайшей рощицы, вернулся в реальный мир.
Осторожно присаживаясь на краешек кровати, он натянуто улыбнулся:»Здравствуй, Паша. Ну как ты?»

Мальчик испуганно захлопал глазами, и нервная дрожь пробежала по его телу.
-Мм-мм-м,- силился он что-то сказать.
Дядя Толя, прикрыв Пашкину ручонку своей ладонью, попытался успокоить ребенка:» Ты не переживай, теперь все будет хорошо. Больше тебя никто не обидит. И в детский дом, возвращаться не нужно. Как только поправишься, мы с Симой заберем тебя к себе. Будешь жить с нами, в городе».

Однако, Пашка уже не воспринимал слова дяди Толи. Странные тени, захватив рассудок ребенка, уносили его в далекое, неземное пространство.
-Аа-эээ,  у-аа,- мальчик забился в судорогах.
Через мгновение, в палату ворвалась запыхавшаяся медсестра. Она тотчас выпроводила Анатолия  с Серафимой за дверь, и сделала Павлику укол успокоительного.

Как только лекарство начало действовать, щеки мальчика вспыхнули румянцем, а судороги прекратились. Зловещие тени  бесследно исчезли, растаяв, словно утренняя дымка.

Пашкино тело стало необычайно легким. Воспарив над землей, оно понеслось в изумительную сказочную высь, навстречу величественному сиянию золотого города.
Мальчик видел, как мимо него, в хрустальной невесомости небес, проплывают тысячи счастливых лиц. Они встречают его, добрыми, искренними улыбками,  что-то шепчут ему.
Пашка, не может разобрать, о чем говорят эти люди. Но его сердечко наполняется теплом и покоем.

                Г Л А В А 18

Прошел целый месяц, прежде чем Павлика разрешили забрать домой.
Доктор, высокий, сухопарый старичок, битый час объяснял Анатолию, какой уход требуется мальчику.
-Мы, сделали все, что могли,- сокрушенно вздыхал он,- но перелом позвоночника, сами понимаете, это не шутка. Болевые симптомы сняты, руки, свои функции восстановили. А вот с ногами дело обстоит куда серьезнее. Я, вот тут написал рекомендации. Очень прошу вас, неукоснительно следовать им.

Доктор вручил дяде Толе кипу исписанных мелким почерком бланков, и наконец, дал добро  на Пашкин отъезд.
По прибытию домой, мальчика окружили теплом и заботой.  Серафима – добрая, улыбчивая женщина, почти ежесекундно находилась подле ребенка, готовая выполнить любой его каприз.

Но капризов не было. Пашка, окончательно замкнулся, ушел в себя. Часами напролет, мальчик глядел в окно, на обронившую свой празднично-летний наряд, вербу. А она, корчась под натиском холодных ветров, словно просилась в тепло, царапая по стеклу, такими же искалеченными, как Пашкина судьба ветвями.
Совсем скоро пришла зима. Она, будто заботливая хозяйка, укутала, и продрогшую вербу, и крыши домов, пушистым, снежным покрывалом. Но даже ослепительный свет этой первозданной чистоты, никак не повлиял на состояние ребенка.

Дядя Толя, с похвальным рвением, в точности исполнял все указания доктора. Ежедневно, он делал мальчику массаж,  различные упражнения для развития мышц. Но все было впустую. Ни один нерв не дрогнул в Пашкиных ногах.
Однажды, Павлик услышал, как сидя на кухне, Серафима с Анатолием, тихо говорили о нем.

-Не знаю, как быть?- сокрушался дядя Толя.- Кажется, делаю все, что прописал доктор. Но улучшений нет.
- Может поговорить с Зоей?- с трудом сдерживая слезы, подала голос Сима.- У нее связи в Москве. Свозим Павлика к профессорам. Что скажешь?
- Наверное, так и придется сделать,-  Анатолий подошел к окну, принялся нервно перебирать краешек занавески.- Ближе к лету возьму отпуск, и в столицу. Только я думаю, съездим сперва в Каменку. К маме на могилку сходим. Глядишь, и Паша немного развеется. Тоскует он по селу.

                Г Л А В А 19

Как бы тягучи и монотонны не были зимние месяцы, однако к началу марта, им все-таки пришлось сдать свои рубежи. Лютая старуха-метель, теряя запал, будто невзначай оставила незапертой дверь. И сквозь эту узкую щелку, робкие предвестники тепла закрались в ее заснеженные чертоги.
Расписав серое полотно неба восхитительными красками приближающейся весны, они подарили природе надежду на возрождение.

С каждым последующим днем, некогда блеклый солнечный диск, набирался сил.  Однажды, обрушив на землю неудержимую мощь своих лучей, он окончательно сокрушил холод.
Весенняя круговерть, заключая в объятия всех без исключения обитателей города, в ритме волшебного вальса, понесла их навстречу летней сказке.

Унылая верба за окном, воспряла духом, распушившись мохнатыми комочками. От пьянящей эйфории и безумства природы, дрогнуло  Пашкино сердечко.
Ледяной панцирь, сковавший душу ребенка, дал трещину. Сквозь нее, пусть неуверенно, начал пробиваться совсем еще крошечный росток. Этот побег, буквально на глазах разрастаясь в искалеченном теле мальчика, тянулся к свету, к небесной шири. Туда, где соревнуясь в немыслимости кульбитов, рассекали воздух многочисленные стаи пернатых.

Казалось, рука невидимого дирижера, руководила многоголосьем крылатого хора. Будь то бархатное воркование голубей, или же робкое чивкание растрепанных воробьев, лихой посвист еще не успевших покинуть эти края синиц, каждому солисту находилось достойное место в партитуре Великого маэстро.
Даже ленивые вороны, время от времени, вставляли свои низкие ноты в величественную гармонию весенней оды.

Оттаявшее сердце мальчика побудило его к действиям. Пашкины глаза покинула грусть, и они оживились, вспыхнув волшебными искорками. Теперь он не проводил время, в неподвижности разглядывая стену.

Пашка , жестами попросил карандаши с бумагой, и часами напролет рисовал то, что видел за окном. Но к глубокому сожалению однообразный пейзаж, который он ежедневно созерцал, почти не менялся. И  рисунки были похожи словно братья-близнецы.

Когда на улице окончательно потеплело, дядя Толя вынес его во двор. Усадив мальчика в кресло-каталку,  он устроился рядом, на краешке скамьи.
Устав от зимнего затворничества и бездействия, Павлик восторженно глазел по сторонам, стараясь не упустить ни малейшей подробности. Его пальцы, ловко бегали по альбомным листам, нанося штрих за штрихом.

Не прошло  часа, как в руках Анатолия лежал добрый десяток набросков.
-До чего же точно он все улавливает!- восторгался мужчина, рассматривая Пашкины рисунки.- Ничего лишнего. Каждый штрих, каждая линия, выверены и закончены.
Карандаш мальчика,  скользил по плотному ватману, и стопка рисунков росла буквально на глазах. Павлик, словно почувствовав второе дыхание, с восхищением взирал на окружающий мир.

Ему хотелось запечатлеть все до мелочей. Здесь и сейчас. Вот девочка лет шести, в розовом плащике с капюшоном, ведет на поводке смешного пушистого щенка. Жиденькие косички, перетянутые небесного цвета бантами, выскочив из-под берета, ритмично покачиваются,  в такт топоту ее каблучков.

Упитанный, лохматый питомец, неторопливо перебирая кроткими лапками позади хозяйки, вовсю таращиться по сторонам добродушными глазками-пуговками.
А вот, две стрекотливые сороки. Они, совершенно не обращая внимания на прохожих, будто сварливые тетки, что-то не поделившие на базаре, пытаются отнять друг у друга краюху хлеба.

Чуть поодаль, на пустыре, шумная ватага мальчишек гоняет латаный, перелатаный мяч, сопровождая каждый удачный финт задорным визгом.
Глядя на озорную детвору, Пашке безумно захотелось подняться с коляски, и пробежав хоть несколько шагов с размаху наддать по этому упругому пузану, который вьюном скользит под ногами восторженной ребятни.

                Г Л А В А 20

В конце мая, дядя Толя, как  обещал, взял отпуск. После недолгих сборов, они с Павликом отправились в Каменку.
Разбитый ухабистыми дорогами ПАЗик, который два раза в неделю выполнял рейсы по ближайшим поселкам, был уже на полпути к месту, ставшему для Пашки родным. Вальяжно переваливаясь с боку на бок, старенький автобус наполнял переполненный пассажирами салон, едким запахом бензина и клубами пыли.

Прильнув к стеклу, мальчик, без особого интереса разглядывал проплывающие мимо пейзажи. Да собственно рассматривать было нечего. Унылая, однообразная равнина, покрытая ковром молодой травы.

Лишь изредка, кое-где вспыхивали пестрые огоньки полевых цветов. Время от времени, любопытный суслик, завидев приближающийся транспорт, вставал на задние лапки, и проводив взглядом автобус, вновь скрывался в норке.
Несколько раз, в далеком степном мареве, словно яркие лоскуты, появлялись едва различимые контуры рощиц и перелесков. Однако этот утомительный путь, неумолимо приближался к концу.

Когда до Каменки оставалось чуть меньше километра, дядя Толя попросил водителя остановиться у поселкового кладбища. Раскинувшись на небольшой возвышенности вблизи реки, погост занимал довольно обширную площадь.
Он, тихий, благочинный, будто служил напоминанием о такой зыбкой грани между жизнью и смертью.

Анатолий, понимая, что Пашкина коляска вряд ли поможет на узких тропинках между могил, оставил ее у обочины дороги. Сам же подняв мальчика на руки, двинулся к последнему пристанищу Елизаветы Платоновны.
Вот и надгробный холмик, заботливо укрытый лапами порыжевшей за зиму пихты. Добротный сосновый крест, слаженный поселковым плотником Саввой. И блеклая фотокарточка старушки в неказистой рамочке.

Анатолий, бережно усадил мальчика на скамейку, неподалеку от могилки матери, а сам, опустившись на корточки, принялся счищать с портрета хвоинки.
-Ну, здравствуй, мама,- горестно вздыхая, приговаривал мужчина.- Как ты тут? Я вот Павлика привез. Плохо ему. Очень он тоскует по тебе. Не говорит совсем ничего и не ходит. Но ты, мама, не беспокойся, я его не брошу. Он обязательно поправится. Врачи говорят, надежда есть.

Улыбчивая старушка, молча, глядела на сына с потрепанного куска фотобумаги, и словно отвечала:»Я знаю, сынок, не бросишь».
Немного певучий голос матери, так явственно звучал в голове Анатолия, что мужчине на мгновение показалось, будто она стоит рядом.
-Знаю, трудно тебе придется с Павликом. Ну, так добрые-то дела и не бывают легкими. Помоги мальчонке, сынок. Видать, Богом он посланный. Поможешь ему, тогда и твоя душа воспоет от поступка праведного.

Мирно дремавшая на соседнем обелиске ворона, вдруг встрепенулась. Глухо хлопая крыльями, она каркнула во все горло и взвилась над погостом.
От этих хриплых звуков мужчина вздрогнул. Оглянувшись на Пашку, он увидел, как ручейки слез катятся по щекам ребенка, а его губенки, нервно подрагивая, силятся что-то сказать.

Анатолий замер, боясь потревожить нахлынувшие на мальчика чувства. Ему казалось, будто огромный камень сдавил грудь Павлика, мешая горю вырваться наружу. Пашка изо всех сил пытаясь вытолкнуть наболевший ком, вдруг протянул руки к портрету старушки, и дрожащим от натуги голосом выдавил:» Ба-ба».
Он, опершись ладонями о скамью, попробовал подняться, но ноги отказались его держать, и ребенок рухнул рядом с могилкой старушки.

Дядя Толя бросился к нему, подняв на руки, прижался щекой к мокрому от слез, лицу мальчика.
-Паша, родненький! Что ты сказал? Повтори, повтори еще!
И Пашка, глядя через плечо мужчины на улыбающуюся с фотографии Елизавету Платоновну, произнес: « Ба-ба Ли-за».

                Г Л А В А 21

Узнав о приезде Анатолия, Иван Степанович и Шура, не преминули заглянуть на огонек.
Пашка, окончательно разбитый дорогой и нахлынувшими на него эмоциями, тихо посапывал в своей светелке. Взрослые вполголоса, чтобы не потревожить сон мальчика, обсуждали случившееся на кладбище.

-Да говорю же тебе, Толя,- пожалуй, в десятый раз повторял Иван Степанович,- в стрессовой ситуации организм вырабатывает новые возможности. Шутка ли, мальчонка столько пережил, а тут нахлынуло. Он и начал говорить. Да если хочешь знать, Павлик и ходить станет, дай только срок. Здесь для него все родное. А родные стены, сам знаешь, лечат.

- Да,да, Анатолий,- поддержала мужа Александра.- Вы Пашу повозите по тем местам, где он с Елизаветой Платоновной бывал. Обязательно поможет.

Робкие отголоски рассвета, поднятые ни свет, ни заря горластыми петухами, закравшись на подоконник, медленно ползли к Пашкиному изголовью.  Но не петушиный крик,  не искрометные солнечные блики разбудили мальчика.

Преданный своему юному хозяину Байкал, которого на время приютил Иван Степанович, сунул лохматую морду под одеяло, и принялся тщательно вылизывать лицо мальчика. Пашка попытался избавиться от любвеобильного пса, зарывшись  головой под подушку, но не тут-то было.

Наскучавшийся за долгое время разлуки четвероногий друг, ни в какую не сдавался. Через секунду пуховая перина Елизаветы Платоновны, стянутая собачьими лапами, уже валялась на полу.
Пашке ничего не оставалось делать, как открыв глаза, улыбнуться первому солнечному лучику, облюбовавшему место на листиках герани, взлелеянной во время их отсутствия добрыми руками Александры.

Впервые за долгие месяцы, чувство безграничного счастья наполнило Пашкину душу. На мгновение,  забыв о горестях, которые свалились на него, Павлик еще раз улыбнулся, и совершенно неожиданно для самого себя, почти без запинки произнес:» Байкал, милый! Как я по тебе соскучился».

Услышав в свой адрес столь лестные слова, добродушный пес решил высказать свою, безграничную  любовь , ретиво запрыгнув на кровать. Но  этого ему показалось мало.

Добродушно  рыча, Байкал вцепился в Пашкину шевелюру, и начал ее трепать, нещадно мусоля голову мальчика своим теплым, липким языком. Не выдержав испытания щекоткой, Павлик принялся безудержно хохотать, тщетно стараясь избавиться от ласки расшалившегося пса, тем самым, разбудил дядю Толю.

Анатолий, еще не сбросивший путы сна, поначалу не на шутку перепугался. Он кинулся на шум, но отдернув занавеску, почувствовал, как земля уходит из-под ног. Сердце мужчины дрогнуло. Съехав по дверной притолоке на пол, мужчина сквозь слезы наблюдал за возней Павлика и Байкала.

Мальчик, радуясь, что  обрел речь, заразительно смеялся и тараторил без умолка. Ему хотелось наговориться до одури, за все время молчания.
Пашке казалось, стоит ему закрыть рот, все исчезнет словно сон. Однако это  был не сон, а явь, наполненная бесконечным счастьем и заливистым смехом ребенка.

Завтрак прошел в праздничном настроении. Павлик будто находясь под чарами волшебства, засыпал Анатолия шквалом вопросов. Поначалу мужчина хоть как-то пытался отвечать, но совсем скоро, все смешалось в его голове, и дядя Толя, опьяненный свалившимся на них счастьем, только смеялся невпопад,  прижимая растрепанную голову ребенка к своему плечу.

За этим  застала их вошедшая Шура. Прямо с порога, женщина едва не выронила блюдо с внушительной стопкой пышущих жаром пирогов. Она, поджав губы, осторожно присела за краешек стола.

-А я, вот тут пирогов вам…- начала Александра, но чувства рванулись наружу. Женщина заключила мальчика в объятия и стала причитать:» Паша, Павлик! Радость-то, какая! Толя, ты только послушай, как он говорит».

Утро выдалось на славу! Пашка, пребывая в радужном настроении, вооружился кипой альбомных листов, карандашей, и, устроившись во дворе, дал волю своей фантазии. Мальчик, окрыленный случившимся, был явно в ударе. Карандаши, чередуясь между собой, буквально парили над бумагой, создавая потрясающие рисунки.

Сегодняшним днем, Павлик видел все в ином свете. Словно пелена спала с глаз ребенка, до неузнаваемости преобразив весь мир. Краски стали ярче и насыщенней. Иногда, мальчику казалось, что ему удается перенести на бумагу даже запахи, исходящие от его образов.

Вскоре, прямо на траве, рядом с Пашкиной коляской, скопилась дюжина рисунков.
Вот, довольнющая физиономия Байкала, словно живая, глядит с белого прямоугольника. Глаза пса, темно-карие с золотистой поволокой, хотя и таят в себе маленькую чертинку, но такие теплые и преданные, что невозможно без умиления созерцать его милую мордашку.

Или, к примеру,  рябина- ровесница дома Елизаветы Платоновны. Пашка сам удивлялся, с какой точностью ему удалось передать грациозные изгибы ее ветвей. Мало того, мальчику вдруг показалось, как на рисунке видно, будто  легкий ветерок, едва ощутимо касается молодой листвы.

Павлик, так погрузился в мир полутонов и неудержимой экспрессии, что не заметил позади себя девочку, замершую в немом восхищении. На вид ей было лет десять. При виде Пашкиных рисунков, ее лицо озарилось неподдельным изумлением.
-Ой, как красиво!- воскликнула незваная гостья, тем самым заставив мальчика «спуститься с небес на землю».

Сообразив, что она, кажется, зашла не вовремя, девочка виновато опустила чуть раскосые глаза,  поспешила извиниться : « Прости, если я помешала. Просто наш цыпленок удрал из клетки и сбежал в ваш огород.
- Ничего, ничего,- обрадовано затараторил мальчик, от всего сердца радуясь возможности поболтать с кем-нибудь из сверстников,- я бы тебе помог найти цыпленка, но не могу ходить.

Пашка, погрустневшим взглядом, показал  на свои ноги.
-Ты не переживай,- задорно сверкнула угольками глаз девочка,- ты обязательно поправишься. А цыпленка я сама поймаю, если можно.
-Конечно, иди,- торопливо ответил Павлик, поспешив отъехать в сторону, освобождая гостье путь .

Минут через десять, она вернулась в сопровождении Анатолия, который копался в огороде, приводя в порядок грядки. В руках у нее, затаив дыхание, сжался крошечный комочек. Редкие перышки, пробиваясь сквозь нежнейший желтый пушок, придавали этому существу некое сходство с маленьким, растрепанным оборванцем.
-Какой он хорошенький!- не удержавшись, воскликнул Пашка.
Девчонка улыбнулась, и протянула ему цыпленка:» Возьми, подержи его если хочешь. Он такой милый!»

Мальчик бережно взял в ладони пушистое чудо.  На мгновение ему показалось, что он держит в ладонях солнечный лучик. Паша прижался щекой к птенцу, и, зажмурив глаза от удовольствия, почувствовал как внутри этого маленького создания, гулко бьется сердечко.

-Ой, простите,- встрепенулась гостья,- я Дарина. Мы живем в соседнем доме. В прошлом году приехали в Каменку. Моя мама учительница в здешней школе.
- Ну что же, Дарина, будем знакомы,- мужчина с серьезным видом пожал ладошку девочки.- Я дядя Толя, а это Павлик.

Немного помявшись, Даринка, смущенно обратилась к Анатолию:» А можно мы с Павликом сходим к реке? Там так здорово! Столько саранок расцвело. Красиво-о-о!»
-Я не против,- улыбнулся дядя Толя, и глянув на Пашку, спросил.- А ты, как?
Мальчик, конечно, был рад такому предложению. После того, как его новая знакомая вернула сбежавшего из клетки питомца, туда, где ему надлежало быть, они, непринужденно болтая, двинулись в сторону Каменной.

                Г Л А В А 22

Сметливая Дарина сразу сообразила что Павлику, самому будет нелегко проделать столь долгий путь. Сколько мальчик не упирался, она все-таки взяла на себя роль няньки. Ловко управляясь с коляской, девочка аккуратно лавировала между рытвинами и лужицами.

Павлик же, счастливый до одури, с блаженством прикрыл глаза, слушая бесконечную болтовню своей новой знакомой.
Извилистая тропа напомнила прошлое. Сколько раз Пашка ходил по ней с Елизаветой Платоновной. Но в этот раз все было иначе, по -волшебному особенным.
Озорной ветерок, обдав ребят сладковатым запахом расцветающих саранок, бесцеремонно взлохматил детские вихры. А когда ему надоело забавляться с шелковистыми прядками волос, он стремительно помчался в изумрудные дали лугов, разнося по округе заливистый смех Павлика и Даринки.

Наконец тропа, сделав последний изгиб, скользнула к мосту. Мальчик, невольно вздохнул, будто увидел старого знакомого. Все те же темные изгибы перил безмолвно застывшие в вечном зеркале реки. Немного уныло скрипнули плахи под Пашкиной коляской.

Вот   укромный омуток с притаившейся у опоры моста стайкой рыбешек.
-Подожди, Дарина,- остановил девчушку Павлик,- давай покормим мальков.
Достав из сумки пирог, которых заботливая Шура положила в достатке, мальчик отломил половину и протянул девочке.

Обитатели омутка, словно ждали Пашкиного появления. Как только первые крошки коснулись поверхности воды, она буквально вскипела, рассыпавшись на тысячи серебристых бликов.

-Как здорово!- восхищенно завизжала Даринка, и с упоением принялась бросать кусок за куском.
Совсем скоро, от Шуриного пирога ничего не осталось. Мальчик хотел было достать еще один, но тут, ветерок-непоседа, облетев свои владения, вернулся к реке. Расписанные позолотой солнечных лучей хрусталики воды, мгновенно поблекли. Испуганные рябью рыбешки, быстро-быстро двигая плавниками, поспешили уйти на дно, и там затаились, ожидая пока все стихнет.

Вдоволь налюбовавшись исчезающей за холмами лентой реки, ребята двинулись дальше.
Как только они спустились с моста, Даринка испуганно всплеснула ладошками.
-Ой, Павлик, я здесь еще не была. А вдруг мы заблудимся?
-Не бойся,- успокоил ее Пашка,- пойдем к той рощице. Я тебе что-то покажу.
В перелеске, детей ждали новые хлопоты. Пашкины кормушки, некогда приносившие радость пернатым обитателям, находились в довольно плачевном состоянии.
Закатав рукава, Дарина, следуя советам более опытного в этих делах Павлика, взялась за дело. Прикусив от усердия язычок, она терпеливо вязала куски бечевки к фанерным дощечкам, а затем, крепила их на стволы похорошевших в обновках из молодой листвы, березок и осин.

Уже через полчаса, перелесок наполнился веселым гвалтом, щебетом, и трескотней птиц.
С глубоким чувством важности сделанного ими доброго дела, ребята направились дальше, к той самой лесной полянке.
Солнце  уже довольно высоко поднялось над верхушками деревьев, раскрасив опушку, а вместе с ней и старую церковь изумительными оттенками грядущего дня. Через час оно взойдет еще выше, и своими проворными лучами разгонит полумрак, затаившийся под сенью храма. Исчезнет  загадочное притяжение этого места, а сама церковь, превратится в обычные, забытые людьми развалины, коих разбросано по Руси тысячи и тысячи.

Но, покуда этого не случилось, дети с благоговейным замиранием сердец, во все глаза смотрели на строение, от которого веяло святостью и таинством. Осиротевшие без колоколов звонницы, крытые истлевшим тесом шатров, нагие кружала куполов лишенные позолоты, ветхие кирпичные стены, изрезанные ранами трещин словно молили о помощи.

Размытые тени храма, падая ниц перед детьми, взывали к их чистым душам.
Глядя на силуэты искореженных крестов, которые расползаясь перед Пашкиной коляской, терялись в зеленом бархате луга, мальчик вздрогнул.
-Они, как искалеченные пальцы,- подумал он,- тянутся ко мне, словно я могу им чем-то помочь. Но чем я могу помочь? Разве что…

В тот же миг, Пашка осознал:» Нет, дом Бога не должен быть заброшенным и унылым. Я нарисую его светлым и сказочным. Пусть он будет, как тот золотой город из моего сна.

Не раздумывая, мальчик извлек из сумки карандаши, бумагу, и его видения начали обретать жизнь на альбомных листах.
Вот появились распахнутые настежь ворота, ведущие к изумительному, чистому свету. Золотые шпили, купола сказочного города, вспыхивая в ярких лучах, рассыпались волшебным ажуром по шелковистым травам потрясающей красоты сада. Невиданных форм, оттенков цветы, словно отблески сотен тысяч радуг озаряли первозданную синеву, укутавшую этот уголок счастья. И там, в вышине, окруженный ореолом божественного света, парит орел.

Могучие крылья, с легкостью скользя по восходящим потокам, несут его навстречу солнцу. Взор птицы, источая безграничную любовь, направлен вниз. Он, пытается согреть своим теплом всех, кто нашел пристанище под хрустально - голубым куполом небосвода.

А вот огромное животное, похожее на льва. Огненная грива, будто пламенем объяла его сильное, исполненное грации тело.
Неизвестно, какие еще рисунки родились в Пашкиной голове, если бы не раздавшийся позади тихий кашель. Обернувшись, ребята увидели высокого, худого мужчину, лет сорока. Аккуратно стриженая бородка, контрастно обрамляла бледное лицо незнакомца. В его облике чувствовалась такая степенность и доброта, что дети долго не могли отвести взгляд от этого странного человека.

Кроме того, внимание ребят, привлекла  его необычная одежда. Черная, немного потертая шапочка необычной формы была надвинута так низко, что почти соприкасалась с бровями мужчины. Длинное одеяние того же цвета, очень напоминало женское платье. Довершал же наряд незнакомца массивный крест, висевший на груди.

- Позвольте полюбопытствовать,- мужчина указал на Пашкины рисунки, разложенные на траве возле коляски.
Несмотря на необычный вид , голос его звучал мягко, словно тихое журчание ручейка.

Дарина быстро собрала листы и протянула незнакомцу, не преминув спросить:» А вы, дяденька, кто?»
Мужчина приветливо улыбнулся. Его ясные, будто небесная синь глаза заиграли золотистыми искорками, такими же теплыми и чистыми как солнечные лучики.
-Я, ребятки, настоятель здешний. Храм будем возрождать с Божьей помощью,- священник перекрестился на почерневшие кресты старой церкви, и продолжил.- Имя мое - отец Петр. Ну а вы, ребятки, кто будете?

Пашка только собрался ответить, но бойкая девчушка опередила его: » Я – Дарина, а это Павлик.  У  него ноги больные, он не может ходить. Зато рисует  здорово. Правда же?»

Отец Петр, хитро прищурившись, поглядел сначала на девочку, потом на Пашку.
-А если он не ходит, то где же видел такое чудо?- спросил он, показывая на странных животных изображенных мальчиком.
-Это мне приснилось,- тихо ответил мальчик, глядя в глаза священнику.- Ну и потом, я не хотел, чтобы дом Бога был таким некрасивым. Я нарисовал его ярким и праздничным.

Мужчина, присев рядом с Павликом, провел ладонью по его шевелюре.
-Такое то чудо, Господь далеко не всем дозволяет узреть. Неспроста это, Паша. Видимо Всевышний,  приметил тебя. И ходить ты обязательно будешь. А я уж помолюсь. Хотя, думаю тебе самому впору просить за страждущих. Вижу, чиста душа твоя будто слезинка. Ну да ладно, храни вас Бог. Скоро уж машина с кирпичом прибудет.  Помолясь,  и дело начнем.

Священник направился в сторону храма, а ребята, перебравшись  на пригорок, стали с интересом наблюдать за происходящим. Через несколько минут, со стороны брода, который находился километрах в двух ниже по течению, донесся звук мотора, и к церкви, нещадно чадя, подъехал грузовик.

Несколько мужчин, облаченных в такие же одеяния, как  у отца Петра, с молодецким задором принялись выгружать кирпичи, доски,  различный инструмент.
Было уже около полудня, когда солнце, окончательно набрав силу, дотянулось и до тенистого пригорка, облюбованного Павликом и Дариной. Жгучие лучи, до того припекли затылок мальчика, что он, не в силах справиться совладевшей его дремотой, мгновенно заснул.

Чудный сон, подхватил мальчугана на крылья блаженства, унося в дивные сады золотого города. Из ниоткуда, появился недавно увиденный ими отец Петр. Только теперь, он был одет не в черное.

Легкие,  такие же белоснежные, словно барашки облаков одежды, плавно струясь, ниспадали на его босые ступни. Мужчина подал мальчику руку, и они, молча пошли по тропинке, сотканной из тончайших лучиков .
Пашка совершенно забыл о своих больных ногах. Ему было легко и радостно. Душа наполнилась чувством безграничного счастья, волшебным пением диковинных птиц. Это чувство неудержимо рвалось наружу. Мальчику хотелось поделиться им со всем миром.

Повсюду встречались люди с радостными лицами. Они дарили  Пашке свои улыбки, а он отвечал тем же. От этих улыбок все вокруг сияло величественным, лучезарным светом. Этот свет, отражаясь от сотен золотых куполов, уносился в поднебесье. Там, в вышине, Павлик увидел, полную таинства и величия, яркую звезду.

К ним приблизились две женщины, и  встав позади Пашки,  положили ладони на его плечи. Это  мама и старушка Платоновна. Они молчали. Молчал и Павлик. Все было понятно без слов. Мальчик чувствовал, как всеобъемлющая любовь укутала его тело.
-Ну , тебе пора,- наконец произнес отец Петр.- Ступай. Тебя ждут!
Павлик, на прощание, махнув рукой маме и Елизавете Платоновне, двинулся в обратный путь. Рядом с ним, медленной поступью шли те самые животные, которых он изобразил на рисунке.

По правую сторону огнегривый лев. По левую же огромный, похожий на гору зверь. Пашка даже не знал кто это. Крутые рога животного, плавно покачивались  в такт поступи, а большие, немного грустные глаза, таили столько добра, что мальчику тотчас захотелось раствориться в загадочной черноте этих зрачков.
Откуда-то сверху донесся звонкий клекот. Павлик поднял голову, и увидел, как прямо над ними, словно указывая путь, парит орел. В свете солнечных лучей, казалось, что его перья отлиты из чистого золота.

В какой-то момент, все видения исчезли. Мальчик, вздрогнув, проснулся. Оглядевшись вокруг, он увидел, что машина привозившая материалы уже уехала, а Дарина, устроившись неподалеку, с интересом разглядывала красочные открытки, разложенные на траве.

Внезапно, Пашка почувствовал, как неприятный ком сдавил его грудь. Сердечко ребенка забилось по-особенному тревожно. Он еще раз огляделся, и увидел,  как позади девочки появилась голова змеи. Ледяной блеск ее глаз наводил ужас. Через мгновение, она вонзит свои ядовитые зубы в ладошку Даринки.
Холодный озноб пробежал по телу мальчика.
-Даринка. Змея,- закричал он что ест силы, и, не помня себя, бросился к ничего не подозревающей девочке.

Эти несколько шагов, разделяющих его и Дарину, показались Павлику бесконечностью.
-Только бы успеть,- гулко стучало у него в голове.
Подбежав к девчушке, Пашка схватил ее за плечи, и вместе, они кубарем скатились с пригорка.
-Ты чего?- испуганно захлопала глазами Даринка.
-Т-там, тт-там,-  заикаясь, произнес мальчик, указывая в сторону затаившейся змеи.

Девочка, покрутив головой, наконец обнаружила источник опасности. Разразившись заливистым смехом, она повалилась рядом с Пашкой.
-Ты что, не знаешь? Это же ужик,- сквозь хохот прорывались ее слова.- Он совсем не ядовитый. Видел на голове у него два оранжевых пятнышка? Моя мама учитель зоологии, так что о змеях я знаю все.

Павлик, конечно же, не разглядел никаких пятнышек. И уж точно он ничего не знал о змеях. Ему было радостно от того, что с девочкой не случилось ничего страшного. Он бросился в мятую, дурманящую голову зелень, и принялся смеяться, вторя своей подружке.
Теплый ветер, подхватив звонкие переливы ребячьего смеха, разносил их по всей округе, словно напоминание о чистоте и безгрешности детской души.






               





















-