Бенедикт. По мотивам романа «Кысь» Татьяны Толстой.
Бенедикт дохлебал юшку,
Посмотрел печную вьюшку.
В валенки он обрядился,
Потоптался, покрутился;
Сели ладно – по ноге.
Щели тряпицей в окне
Деловито, взял, заткнул,
Чтоб, знать, ветер не надул.
Крошки – нА пол, для мышей,
И раздался скрип дверей….
Потянул он воздух носом,
Весь остуженный морозом,
Так вдохнул, что прямо – всласть!
Вьюга за ночь улеглась,
Белый снег так слепит очи,
Прям слезятся, нету мочи.
Небо синевой смеётся,
Кель высок, не шелохнется…..
Зайцы цвета смоляного –
Смотрят с дерева большого….
Бороду он сгрёб в охапку,
Сбить бы парочку – на шапку!
Бенедикту в самый раз,
Камня нету, жаль сейчас!
И мясца поесть неплохо,
Проглотил слюну со вздохом.
Если мяско замочить,
В семи водах – проварить,
На недельку-то, другую,
Поддеть тушку на рогулю
И на солнышке оставить,
А потом в печи упарить,
Глядишь, будет ничего,
Яд и выйдет из него!
Знамо самочка попала,
Коль самец, то не престало.
Раньше, бают-то старухи,
Самцов ели с голодухи.
Кто поест, тому и крышка;
Мучат хрипы и одышка.
Растёт волос из ушей,
Как у бесов да чертей!
Толстый волос-то чернючий,
Дух разносится вонючий,
Ноги сохли, почём зря…
«На работу мне пора, –
Спохватился Бенедикт, –
И о чём душа болит?
Ну, не сбил я нынче зайца –
Съем мышиного-то сальца.
Будет день и будет пища.
Посчитать, так их тут – тыща!
Ужо я собью потом,
А пока запру-ка дом»….
Запахнул зипун он живо,
Как водилось-то до Взрыва,
Двери палкою подпёр,
Кабы вор чего не спёр.
Хоть, по совести сказать,
В избе нечего-то брать.
Матушка, земля ей пухом,
Кашлянул Бенедикт глухо –
Закрывала палкой двери,
Переняли враз соседи.
В старину бывало все,
Двери были на замке.
В слободе-то каждый знает,
Палочкой и подпирает.
На семи холмах – раздолье!
Городку на них приволье;
Избы черной вереницей –
Чай, потомки Той столицы!
Улочками – смирно в ряд,
Срубами стоят подряд.
А на кольях сплошь – жбаны,
Да из камня кувшины.
Без стыда висят повсюду,
Напоказ честному люду!
У кого жбан помощней,
Тот богаче и важней!
А кто бочку взгромоздил,
Народ здраво рассудил:
Кафтан цел и без прорех,
Значит, он богаче всех!
Этакий почешет брюхо,
Пешедралом чего трюхать?
На санях промчится прытко,
Да кнутом стегает шибко
Перерожденца погоня,
Мол, не балуй у меня!
Тот пыхтит язык наружу,
Паром хыкает на стужу.
Прибежит к избе весь в мыле,
Очи выкатит на рыле,
И ворочает глазами,
Да всё скалится зубами…
Ну, их, скажем, к лешему,
Лучше ходить пешему.
Не понять перерожденца,
Посмотреть, так стынет сердце:
То ли люди, то ли нет?
Кто же даст ноне ответ.
Шерстью напрочь поросли,
Эти чудища земли!
Говорят ещё до Взрыва,
Жили эти, нерадивы.
Хорошо-то идти пеши,
Борода заиндевевши,
Парок дышит изо рта.
Крепких срубов чернота,
Смотрит боязно на улку.
Под ногами хрустит гулко
Свежий снег – не передать,
И дотоле благодать!
Холмы плавно бегут к низу,
Воздух чистый, нежно-сизый.
По заснеженным-то скатам,
Скользят сани перекатом.
Солнце яркими лучами,
Пробудилось за холмами!
Не взглянуть на свет глазами,
Сразу слепит кругалями.
Как живой снег серебрится!
Поддашь валенком – искрится,
Словно агнец шибко спелый,
Весь трепещущий и белый…
Вспомнил матушку и вмиг,
Бенедикт главой поник…
Благодать сошла с лица;
Виноваты – агнеца!
Ложными-то оказались,
С матушкой и распрощались.
На семи холмах сей град,
Вряд ли вспомнят Тот посад,
Изменилась с того года,
Подмосковная природа.
С севера – дремучий лес,
Кто по глупости залез,
Ветви змеями сплетясь,
Не отпустят отродясь!
А колючие кусты,
Крепко держат за портки!
С башки сучья шапку рвут,
Ни за что не отдадут!
Бабы молвят в могозине,
Мол, живёт в этой лощине
Зверь невиданный, сидит
Дико, жалобно кричит:
«Кысь, кысь, кысь!»
Голову поднимешь ввысь –
Не увидишь никого!
Она сзади, брат, того –
Прыгнет прямо-то на шею,
Совладать не можно с нею!
Со всей силы хребет – хрысь!
Вот, что вытворяет кысь!
Жилку главную когтём,
Рвёт проклятая живьём!
Не моргнешь глазом ни разу,
Как выходит мигом разум!