Тамир взялся за облезлую круглую ручку и со скрипом распахнул дверь. Увиденное обескуражило. Хотя он и не ожидал за эти деньги номера из «Отель-Плаза», но всё-таки… Тётушка, словно почувствовав его напряжение, попыталась выпрямиться, опираясь одной рукой на трость, а другой на племянника. Тамир похлопал её по руке.
– Всё хорошо, Элеонора. Заходите, здесь отличный вид из окна, – мужчина смотрел на стену здания, закрывавшую какой-либо вид вообще. – Это прекрасный дом. Здесь о Вас позаботятся, поверьте.
Тамир переводил глаза с одного старого предмета мебели на другой.
– Тамирчик, ты уверен? – в голосе старушки уже не было той былой самоуверенности, с которой она неизменно посещала его мать, даря подарки с чувством собственного превосходства.
– Абсолютно, – Тамир помог Элеоноре пройти в комнату. – Вот здесь, тётушка, прямо за дверью прекрасный фаянсовый умывальник нежного персикового цвета. Помните, у Вас дома покрывало в спальне? Вот точно такой же, – мужчина рассматривал подтёки ржавчины на раковине, отходившие от крана, словно трещины. Тётушка блаженно улыбнулась. – Да, кран не однорукий. Помните, как пользоваться барашками?
Элеонора хихикнула. Тамир, с улыбкой глядя в белёсые глаза, взял её иссушенную руку и положил на барашки.
– Это горячая вода, а здесь холодная, – небольшое усилие и из крана тонкой струйкой поначалу полилась тёмно-рыжая жижа, через несколько секунд сменившаяся на вполне чистую воду.
Тамир перевёл взгляд на облупленное зеркало в дешёвой пластмассовой раме. Отражение едва просматривалось, но это не беспокоило, ведь что может разглядеть слепая старуха?
– Так-с, с водными процедурами мы, пожалуй, закончим, – Тамир закрыл краны и аккуратно развернул тётушку в сторону комнаты.
– Да-да, Тамирчик, – слепота изменила Элеонору. Сейчас она всё время думала о том, что может причинить кому-то беспокойство. Мужчину это бесило.
– Так-так, что это у нас… – Тамир, не отпуская тётушку, наклонился немного вперёд, осматривая то ли узкий комод, то ли обувную полку с потрескавшимся лаком. – Ага, это комод, небольшой. Тёмный шпон. Шершавый. Сейчас я достану Вашу одежду и сложу туда, а сверху постелю салфетку. Помните, ту, белую, что лежала на Вашем журнальном столике в зале? А ещё, Вы просили белых фарфоровых котиков забрать. Не возражаете, если их здесь и поселю?
– Да, конечно, Тамирчик, – Элеонора закивала, при этом её воротник из складок на шее так затрясся, что мужчине показалось, будто с тётушкой сейчас случится приступ.
– Так-с, к стене прикручен. Держитесь, тётушка, если что, за него, – мужчина постучал по комоду. Раздался шелест, будто посыпалась труха. – А теперь, царская… – Тамир сделал паузу, подводя женщину к кровати. Этот пункт стоял отдельно в его договоре. «Всё что угодно может быть старым, но не кровать», – так он тогда сказал владельцу частного дома престарелых. – Полутораспальная кровать с полиуретановым матрацем! Тётушка, как у вас дома, только полуторка.
Неожиданно тётка расплакалась и обняла Тамира за шею.
– Ты прости меня, Тамирчик, что не могла своей гордыни сдержать. Прости, что не смогла с твоей матерью попрощаться. Прости, за всё прости, – она заходилась в рыданиях, повиснув всем телом на мужчине.
Тамир спокойно смотрел на неё, поглаживая одной рукой по волосам, покрытым сединой. В его сердце не было ни капли жалости, ни капли сочувствия. Её поступки давно лишили его сердце любых чувств к ней, осталось только презрение. Внезапно, нахлынуло воспоминание. Он тогда был мелким, лет девять. Они с матерью только приехали в город, где жила тётка. Денег было очень мало. Едва хватало на еду. Мать была уверена, что сестра её примет, и своих родителей упрекала в том, что они плохо думали об Элеоноре. Но родители хорошо знали свою старшую дочь. Давно уехавшую. Не замужем. Без детей. Ей не нужны были обязательства. Так они с матерью сняли комнату у алкашей, встречаясь вечером у метро, чтобы зайти вместе и запереться в новом жилье.
Тётка стала оседать. Воспоминание улетучилось.
– Полежите здесь, тётушка, я пока вещи разложу, – Тамир уложил тётку на кровать, а сам взял модный чемодан. С ним Элеонора до последнего момента ездила по заграницам. В этих стенах он смотрелся словно предмет с другой планеты. Он достал злополучных котов, одному из которых пришлось приклеивать лапу, так как он выскользнул по дороге в сумку, поставил на комод. С остальными вещами оказалось сложнее. Тамир решительно задвинул сумку под кровать ногой. – Знаете, тётушка, там все Ваши женские штуки. Давайте, их разложит сиделка. Хорошо?
Элеонора кивнула. Сил говорить у неё, по всей видимости, не было.
– Тётушка, рядом с кроватью, Вы только руку протяните, стоит маленькая тумбочка. Я здесь лекарство оставлю, – Тамир вытащил из кармана брюк баночку, поднёс её к губам, мысленно поблагодарил и поставил возле руки Элеоноры. – Возле тумбочки проход к окну, с чудесным видом… – «на стену», – так и норовило сорваться с губ, но он продолжил: – на луг. Там-то Вы с сиделкой и будете прогуливаться каждый день. А справа стол. Большой такой, обеденный. Кстати, я на него тоже скатерть прихватил, с Вашего обеденного стола. И шкаф.
Тамир беззаботно стоял у окна, уткнувшись в стену, чуть ли не поверив в свои фантазии про луг. Он улыбался. Ведь всё хорошо выходило у него. О мести Элеоноре за позор, за смерть матери он мечтал с самого детства. И вот, теперь, когда она, оставшись одна на его попечении, была полностью в его руках – это чувство кружило голову. Он уже мечтал о том, как обставит своё новое жильё. Теперь он будет жить в хоромах тётки, а она пусть ютиться здесь в этой глуши, слепая и никому не нужная.
***
Тамир не слышал, как сзади к нему подошла тётка. Новая кровать была слишком хороша, чтобы издавать звуки. Её карие глаза без линз смотрелись куда лучше. Она замахнулась тростью, и острая игла вошла в голову мужчины, словно в мягкое дерево с жёсткой корой.