От переводчика-компилятора
События, о которых я хочу рассказать, решившись на весьма вольный перевод эротических английских новелл, охватывают довольно большой период царствования двух английских королей Генриха VII, 1485 — 1509, и Генриха VIII, 1509 — 1547. Предисловие к английким новеллам здесь: http://www.proza.ru/2016/10/20/377
В книге будет достаточно много жестоких сцен: женщинам приходилось платить очень дорогую цену за свою любовь и свои прегрешения. Кому читать такое не нравится – просьба нажать на крестик в верхнем правом углу экрана.
Глава вторая. Разбой на лесной дороге
– Кар-р! – черный ворон, вор и разбойник, живший под крышей в башне Крейцбергского монастыря, считал женскую обитель своей охотничьей территорией и воровал все, что плохо лежит: цыплята, бусинки, монетки – все становилось его добычей. – Кра!
«Не к добру ворон каркает, – подумала матушка Изольда, собираясь в дальнюю дорогу. – Все равно привезу дочку сэра Мартина и возьму ее в монашки! А ворона давно извести пора!»
- Господь нас никогда не оставляет. Слова, сказаны: «Не бойся, малое стадо!» (Лк. 12:32) — обращены и к нам, грешным! Мать Изольда была по-своему доброй женщиной и пеклась о том, чтобы Крейцбергский монастырь процветал, а сестры-монахини не скучали. Помолившись, монахиня благословила всех монашек пустилась в дорогу.
Крестьянские поля закончились, и повозка оказалась в лесу.
– Надеюсь, Господь в своей милости не оставит меня! – Не без волнения смотрела женщина на окружавшую его красоту. – Мои молитвы, да сохранят меня грешную от зверя и человека!
Предвкушая поживу, мать настоятельница решила поехать за девушкой, понадеявшись на волю Божью, родственные связи и на свой дипломатический талант. Дорогу скрашивала фляжка с крепкой и сладкой микстурой, что поставлял аптекарь Авраам в монастырь. Монашки обожали лечить ею действительные и мнимые болезни. Не раз и не два матушке Изольде приходилось путешествовать, полагаясь на защиту монашеского одеяния и молитв. Пока больших неприятностей не было, но приключения встречались достаточно часто.
Матушка Изольда искренне считала, что мир полон физических, а еще более – духовных опасностей, а искушения так просто попадаются на каждом шагу. Небеса казалисьочень близкими. В громе и радуге, в урагане и молнии нельзя было не видеть прямого выражения воли божьей.
Монахиня искренне считала, что за людьми приглядывают сонмы ангелов, святые и мученики, а нечистая сила ведет свою борьбу за чистые христианские души. В то же время монастырь требовал мирских забот и нуждался в деньгах.
"Поехала матушка, думал Инкуб, враг рода человеческого наблюдая за повозкой. - Я не я буду, сегодня всласть повеселюсь! Будет тебе маленькая месть за большие обиды!"
Путешествовать в те времена по дорогам без сопровождения было весьма опасно, но монашка надеялась на благочестие мирян и на защиту духовного звания, что уже не раз выручало ее из беды. Где-то в чаще усердно работал лесной столяр – большой зеленый дятел.
– Ну что ж, да хранит тебя Господь! – Благословила монахиня старушку с вязанкой хвороста на плечах.
«Лучше бы она туда не ехала, – старая женщина крестилась и шептала молитвы. – Да хранят ее все святые!»
Монахиня сама прикатится ко мне в руки! Только это не интересно! Она поможет мне ввести в смертный грех разбойников! Им тогда вместо чистилища вечные муки!"
«Главное, вытащить из этого скупердяя побольше денег! Сэр Мартин, муж моей покойной двоюродной сестры скуп, как шотландец!» – рассуждая таким образом, монашка не забывала перебирать янтарные четки и постоянно читать цикл молитв, именуемый «Розарием», популярным в средневековой Европе с начала XIII века, когда Мадонна вручила четки с указанием, как молиться по ним, св. Доминику. Монахи и монашки постоянно носили с собой четки, чаще всего закрепленные у них на поясе.
Погода, стараниями Инкуба потихонечку портилась. Тучки сгущались, набирались свинцом и явно собирались испортить погоду и усложнить путь матушке, продолжавшей читать молитвы, ктоторые не подпускали Инкуба близко.
Католический Розарий состоял из 153 молитв «Аве, Мария» и 17 молитв «Pater Noster» [«Отче наш»], а так же Символа Веры. После 10 молитв читалось так же «Три святое» [«Слава...»], особо любимая монашкой молитва. Завершалось чтение молитвой «Под твою милость прибегаем» [«Ad tuum praesidium»], и время от времени надо было читать молитву о хорошей погоде, не входившую в Розарий, но очень уместную, когда на небе тучи. Так что скучать в дороге матушке не приходилось.
Сердце монахини радовалось, при виде мелких птичек, когда они, весело чирикая, стремительно перелетали из одних кустов в другие. Болтали сороки, громко ворковали лесные голуби.
– Эх голубки, хороши в на вертеле и в пироге, – Матушка любила покушать, – воркуйте пока охотники вас не поймают!
Птицы, как будто понимая, что у монахини нет оружия, кружились прямо над ее головой.
"А вот и греховный помысел! - Обадовался Инкуб. - Одна мысль о плотскои грехе и все! Ну, а мне пора слетать до разбойников!"
Дорога шла через темный лес и мать-настоятельница стала шептать дополнительные молитвы, чтобы уберечься от разбойников и прочей нечистой силы. Разбойники были большей частью крестьяне, вынужденные вести такую отчаянную бродячую жизнь из-за жестоких лесных и земельных законов. К сожалению, молитвы не помогли.
– Какая встреча! – разбойники остановили повозку и сорвали клобук с ее головы. – Глядите-ка, святая курочка, собственной персоной, а какая хорошенькая!
Первый, уродливый широкоплечий мужчина с жестокими и хитрыми глазами и копной рыжих волос, помахивал огромной дубиной, вырезанной из ствола молодого дубка. Казалось, он был готов размозжить голову любому встречному, и монашеское одеяние ничуть не смутило негодяя.
– Остановитесь, грешники! – Изольда пыталась урезонить разбойников. – У меня нет денег!
– Да когда деньги бывают у вашей братии! – Другой, угрюмый и рыжебородый, с жестким взглядом и твердым ртом, держал в руках тяжелую окованную железом дубинку с огромными шипами на конце. Время от времени рыжебородый крутил ее в воздухе. – Тащите ее и повозку в лес!
Еще несколько разбойников стояли поодаль, наблюдая за добычей и за дорогой. Путь к бегству был отрезан.
– Впрочем, довольно церковники попили нашей крови! – Казалось, он едва удерживался, чтобы не размозжить голову матушке Изольде. – Согнали нас с земли, которую мы поливали потом и кровью и засадили ее деревьями! Теперь нам нечем кормить жен и детей! И как Бог такое терпит?
[Два процента населения Англии были казнены во времена Генриха VIII за бродяжничество. Земельная реформа была оплачено очень высокой ценой. – Прим. переводчика]
Ну, так монашке ответ держать по всей строгости нашего лесного закона! – веселились разбойники, пустив по кругу микстуру аптекаря. – Нет денег, зато есть все остальное!
– У самой красивой розы самые длинные шипы, – третий негодяй, веснушчатый, с щедро украшенным оспинами лицом, кряжистый, плотный, с волосатой грудью и жилистыми руками, – тихо, монашка! Ты предстала перед лесным судом, честным и справедливым. Не заставляй нас прибегать к методам дознания по-королевски!
«Только не это! – Матушка Изольда похолодела от ужаса. – Слухи о том, как прокурор добыл у Анны Болейн сведения о заговоре, ползли по всей Англии. Пытки, были официально запрещены, но заплечных дел мастера без работы не сидели ни дня!»
– Монахи все виновны перед Богом и людьми за разврат и мучения мирян! – В компании был и совсем молодой человек, воплощение миловидности и изящества. Судьбе было угодно, чтобы один из незаконнорожденных детей Алисин и рыцаря Мартина попал в разбойничью шайку. – У нас найдется крепкая пеньковая веревка в качестве подарка!
Молодой человек был рыжеволос, с кожей нежной, как у женщины.
«Понятно, что он делает в шайке! – Подумала монашка. – Содомия и разбой неразделимы!»
– Давненько мы не щупали монашек! – Веселись негодяи.
Матушка Изольда почувствовала, как бесстыдные мужские руки подвергли ее самому тщательному обыску. Молодой парень остекленевшим взглядом уставился монашке в лицо, приблизился вплотную и ощупывал уже двумя руками.
– Какая птичка попалась в наши сети! – его руки спускались все ниже. – Ох, и крепкое же у нее пойло во фляжке!
Влажные от похоти пальцы насильника, скользнув по гладкому лобку, оказались в потаенном местечке.
– Смотрите, – один из разбойников отобрал четки у матушки, – смотрите, на крестике читается «Credo», на каждой крупной бусине – «Отче наш», на каждой маленькой бусине – «Аве, Мария»! Очень дорогая вещица!
Ноги у монашки подкосились и отказались служить. Атаман забрал четки себе, и лесные братья с криками поволокли отчаянно сопротивляющуюся женщину на лесную поляну.
– Вот место, – указал рыжебородый глава разбойников на травку под сосной, – где должно быть совершено кровавое деяние, и я – тот, кто его содеет! Отрежем ей голову! Хотя… подождите, – атаман посмотрел на распростертое на траве нежное тело. – А не повесить ли нам ее вон на той рогатой сосне? К Богу поближе?
Разбойники тут же принялись исполнять приказание. У пленницы сердце стало колотиться так, как будто собиралось выскочить из груди. В ушах звенело, а желудок, казалось, вывернется наизнанку. Для начала с монашки сорвали одежду.
– На подстилку сгодится! – веселились разбойники. – Интересно, а много ли в ней блох? Нет, похоже, это не из нищенствующего ордена монашка! Обет не мыться явно не давала! Чистая и вкусная!
– Таких и вешать приятно! – молодой разбойник ловко забрался по стволу и перекинул через сук веревку.
– In manus, tuas, Domine! [В твои руки, господи! – лат.]. – Шептала монахиня слова молитвы. – О, пресвятая Матерь божья, спаси меня, грешную!
– Смотрите, местечко-то у нее бритое!
– Интересно, описается она, как та мельничиха, что мы вешали на прошлой неделе?
«Упокой боже душу несчастной женщины! – мысленно помолилась монашка. – И спаси меня, грешную!»
– Ну что, приговоренная, ты сейчас погладишь нас так ласково и так нежно, как только умеют монашки! – смеялись разбойники, развязывая штаны. – Недаром про ваш монастырь по всей округе такие басни рассказывают, что нам, грешникам, только слушать, да облизываться остается! А будешь плохо стараться, повесим вниз головой!
– А перед повешением выкроим из твоей кожи парочку ремней! – бородатый разбойник улыбнулся, показав полный рот гнилых зубов, и вынул огромный кривой нож. Изольда почувствовала прикосновение лезвия к груди. – Продадим их на базаре!
«Прости меня, грешную! – снова взмолилась Изольда, – не ведают, грешники, что творят!»
Лежа на траве под сосной, она видела петлю, покачивающуюся в ожидании добычи.
На мгновение ей показалось что она видит и мужчину с черными крыльями за синой наподобие крыльев летучей мыши.
– Ну, – улыбнулся атаман, – сейчас наша благочестивая гостья получит последнее в жизни удовольствие!
Двое разбойников, привыкших к бесчинствам на дороге, широко раздвинули ножки Изольды и придавили их к земле.
Инкуб наблюдал за трагедией на поляне, но сам не вмешивался.
"Сейчас люди нагрешат столько, что гореть им всем в геенне огненной!"
Изольда решала отдать себя на волю божью, смотрела на хмурящееся небо. Однако грешное тело матушки повело себя иначе. «Ох, и толстый же у него член, – думала она, – в конце концов, умереть под мужчиной лучше, чем висеть в петле!» Постепенно монашка так увлеклась, что атаман убрал нож от ее тела.
– Эх. Как расшевелилась! – Разбойники наблюдали за атаманом и кидали жребий, кто будет вторым. – Повесить монашку достойный разбойника подвиг!
«Как говорил сэр Манфред, лишая меня невинности, – думала Изольда, не в силах сдержать слез, – главное расслабиться и получить удовольствие, раз уж больше ничего нельзя сделать!»
Ощутив внутри себя напряженный жезл, Изольда прикусила нижнюю губу зубами и начала стонать.
«Хороша чертовка, – думал атаман, наваливаясь на женщину всем телом, – недаром про монастыри всякие слухи ходят!» Тут атаман тяжело задышал и придавил женщину к земле.
– Похоже, он кончил! Неужели меня повесят? – Монахиня повернула голову в строну и увидела, как разбойник, сидевший на суку, опустил петлю ниже.
– Это только начало! – второй разбойник отложил дубинку и занял место атамана. – Там, куда ты скоро отправишься только ангелы поют, или черти дрова подкидывают!
Он имел ее так, как имеют уличных девок, по животному грубо и жестоко. Однако член был меньше атаманского, да и сам он был легче. Матушка уже не лежала как колода, а стала шевелить бедрами, помогая бродяге освободиться от семени.
– Ну, монашка дает! – кричали остальные разбойники, столпившиеся вокруг.
«Всего их десять человек! – подумала Изольда, – один готов, один на мне. Итого осталось восемь, включая того, что сидит на суку! А если им не по одному разу? Вот это приключение перед смертью!»
– Еще сильнее, сильнее, глубже! – шептала она разбойнику, раскинув в стороны руки и призывно сжимая ладони. – Ну же, глубже давай, еще быстрее!
Начинающее полнеть тело монашки отчаянно хотело жить, а камешек, впившийся под правую лопатку, мешал расслабиться. Петля на суку тоже не прибавляла женщине удовольствия. Разбойники, правильно истолковав жест Изольды, подошли ближе и вложили члены ей в руки.
– Сама понимаешь, что надо делать! Вот так-то лучше! – второй разбойник тяжело дышал и жмурился, как кот на весеннем солнышке. – Кто следующий?
В те времена крестьяне, волею судьбы ставшие разбойниками по вине сеньоров, разоривших их непомерными налогами, не очень церемонились с женщинами, а способа, кроме «мужчина сверху», просто не знали, ибо церковь все остальное считала грехом. Впрочем, то, что вытворяла Изольда руками, тоже было грехом, но не смертельным.
– Все мы кончим жизнь на перекладине! – веселились разбойники. – Так повеселимся, пока до нас не добрались служители топора и веревки!
«Жить, – думала Изольда, принимая одного разбойника за другим, и продолжая ласкать отработавшие члены пальцами, – все что угодно, но только жить!» Ее тело, казалось, не выдержит такого количества, а ладони отвалятся от напряжения, но монашке, истосковавшейся по мужской ласке, этого было мало. «Только бы не убили, – думала она, – а грех я как-нибудь переживу!»
Тут на лицо Изольде упала капелька жидкости, но это был не дождь, готовый пойти с минуты на минуту. Разбойник, сидевший на суку, готовил себя к соитию и слегка перестарался.
– Слезай, – кричали неудачнику приятели, – попользуйся, если не все из себя выдоил! Спусти петельку пониже, а повесить мы ее всегда успеем! Главное, успеть до дождичка!
– Иду, – разбойник кубарем скатился с сосны, чтобы не пропустить свою очередь.
Страшную петлю он накинул монашке на шею, чтобы потом свершить казнь, не теряя времени. Хорошо бы успеть до дождика, чтобы потом укрыться в шалаше.
Молодой разбойник долго не мог кончить. Дыша в рот монашке чесноком, он решительно изо всех сил вдавливал в нее огромных размеров член.
– Ай! – Изольда дернулась и громко икнула.
"Неужели по мою душу пришли черти, а не ангелы?" - Ей снова показался мужчина с перепончатыми крыльями за спиной.
Но разбойник механично и упорно разрабатывал проторенную ниву.
– Хороша кобылка!– кричал последний разбойник, изливая в монашку сперму. – Пышная и сладкая! В петлю ее!
«Вот и все! – думала Изольда, и слезы потекли из ее глаз. – Сейчас он в меня кончит и вздернет на сук, как рясу на просушку! Успеть бы помолиться перед смертью!»
"Нет, матушка, слишком легко собираешься отделаться, если тебя разбойники повесят, - Инкуб любил представления с продолжением. - За твое грешной душой я приду позднее! А главарю шепну на ухо, что оставил монашку в живых! С ее помощью я вверну в грех не одну чистую душу"
Натешившись вдоволь, разбойники решили оставить монашке жизнь, если та поклянется страшной клятвой, что не выдаст их правосудию.
– Да явятся мне стовратные проклятья, – воскликнула она в тот момент, когда разбойники слегка затянули на шее петлю, – пристанут ко мне навсегда... в бурю и штиль, днем и ночью, в болезни и печали, в жизни и смерти, если я нарушу данный здесь обет. Да завоют у меня в ушах жутким демоническим хором темные духи осужденных... да замучит мою грудь неугасимым огнем ада отчаяние! Да будет моя душа, как гниющий лепрозорий, где Призрак Былой Радости сидит, как в могиле, где стоглавый червь не умирает... где огонь не гаснет. Да властвует надо мной дух зла, и да воскликнет он, когда пройдет мимо: «СЕ ПОКИНУТАЯ БОГОМ И ЛЮДЬМИ!» Да явятся мне ночью страшные привидения, да падут любимые друзья в могилу, проклиная меня последним вздохом. Да будет все самое ужасное в человеческой природе, более жуткое, чем может описать язык или вымолвить уста, да будет сие моей вечной долей, если нарушу клятву и выдам вас суду Божьему и человеческому!
Услышав такие клятвы, разбойники вынули матушку-настоятельницу из петли.
– Грешники, прочитайте по пятьдесят раз «каюсь»! – сказала измученная монашка им вслед. – Мир вам!
– Да поможет тебе Бог! – ответил атаман. – Одежду мы тебе оставим. Повозка на дороге. Молись за нас, грешных!
Янтарные четки, подумав, атаман унес с собой. Вообще, среди мирян считалось похвальным носить с собой четки и молиться по ним, однако разбойников они интересовали как ценная добыча. Впрочем, атаман оставил Изольде взамен свои, тоже, по-видимому, украденные у кого-то, из дешевеньких стеклянных бусинок.
Первые капли дожди упали на грешную землю.
– Слава Богу! – вздохнула матушка-настоятельница, как только разбойники скрылись. – Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, – матушка перекрестила грешников на прощание.
Повозку и лошадь лесные братья оставили монашке.
– Оra pro nobis! [молись за нас! – лат.] – крикнул атаман напоследок.
– Не надо отбирать у служительницы Господа последнее, – милостиво приказал атаман. – Раз женщина доставила нам столько удовольствия, пусть едет с миром!
– Nunc et hora mortis nostrae! – монашка стала одеваться. – Amen!
Ответом на молитву с небес были струи холодной воды.
«Ну вот, – монашка повернувшись лицом на восток, истово молилась о спасении своей души, – накаркал ворон беду. Дождь и разбойников можно простить, но этот чертов камушек… Факт, истребить надо эту птицу!»
«Скорей бы в замок!» – думала матушка, погоняя коня.
Постепенно деревья начали редеть, лес закончился, матушка оказалась на широкой луговине, где щипали траву, пять коров и взрывали землю три белые свиньи. Через два часа она уже была в замке сэра Мартина, измученная разбойниками, вдобавок вымокшая до нитки под проливным дождем.