Мужчина в период турбулентности. Глава 15

Гарри Гмбх
Глава 15   Большой поход двенадцатого года

    «Есть даты в жизни русского народа. И жгли французы наши города. Большой поход двенадцатого года, ребята, не забуду никогда».  Я сижу с гитарой на раскладном стульчике, установленном прямо на пляже небольшого, с пару квадратных  километров  островка в Белом море. Вокруг – кто сидя, кто лежа, устроилась наша команда. Четырнадцать человек.  Мужчины разных возрастов и занятий.   Все слушают мою сагу.  Десять дней назад мы начали наш маршрут  с верховья Кузёмы, одной из многочисленных  карельских рек.  Первая половина мая. Высаживались практически в зиму, поначалу  ночевали в палатках прямо на снегу. Поход мужской.  Женщин не берем. Женщины потянутся, как перелетные птицы,  в эти места ближе к лету, когда  спадет большая вода и холодные бурные потоки третьей-четвертой категории превратятся в мелководные речки.  А сейчас только держись. 
    Я вошел в эту реку недавно. И полюбил эту жизнь сразу и безоговорочно.  Может быть, я ждал ее с самого рождения? 
    Мы привыкли ходить по дорогам или ездить по ним.  Мы смотрим на окружающий мир как пешеходы или водители.  Наш взгляд замылен и откалиброван под привычный формат. Река также подобна дороге.  Эта дорога, где медленно, а где  быстрее,  несет тебя сама, подобно чудесному эскалатору, который так любят дети. Тебе не нужен ни мотор, ни ноги. У тебя есть течение.
      Когда попадаешь в реку, возникает чувство, что меняется твой угол зрения, угол восприятия мира. Ты удивляешься, как свободно вокруг от людей на десятки, а порой и на сотни метров. Видишь лес или скалы, находясь  на несколько метров ниже, чем привык их видеть обычно. Видишь в отдалении  людей,  с любопытством наблюдающих за тобой с берега или приветственно машущих тебе рукой.  Даже те места, которые, казалось бы,  хорошо известны, меняются при взгляде с воды совершенно чудесным образом.   А уж что говорить о новых маршрутах!   
    Походная жизнь захватила меня. Я никогда не понимал ее романтики и не видел в ней смысла.  Всегда считал, что бизнес сам по себе настолько разнообразен и нескучен, наполнен адреналином и сменой настроений и задач, что этого вполне достаточно, чтобы поддерживать мозг в тонусе.  Наверное, и это верно отчасти. Но верно и то, что мужчине нужно кардинально проверять себя в альтернативных ситуациях.  Да и не только мужчине. Кто-то отказывается от привычных вещей и удобств, кто-то начинает жить на дереве или идет просить милостыню. Насильственное, непредсказуемое изменение точки, с которой ты привык смотреть на мир, может убить тебя и твое племя, как это происходило не раз в истории.  Поэтому будь готов к переменам. Представь, охотник,  будто всех бизонов уже перебили…
      Когда две-три недели проводишь под открытым небом при температуре от нуля до пяти-семи градусов,   проникаешься пониманием, насколько  человек отдалился от природы. Отгородился комфортом.  Погряз во второстепенностях. Забыл о базовых ценностях.  Утратил чувство голода. Привык к теплу.  И только сидя у костра после напряженного дня, в кругу друзей,  понимаешь, как мало нужно для счастья. Глоток разведенного спирта,  тарелка горячей ухи,  дыхание костра,  юмор. Обсуждение прошедшего дня. Планы на завтрашний. Все.  Ты весь здесь и сейчас. С этими людьми, многих из которых ты вчера не знал. Но которые сегодня  бросятся в воду спасать тебя. И  вытянут за шиворот. А ты спасешь их. Потому, что это и есть единственный способ выживания в этом мире.   И как снисходительно смотришь на окружающих, когда возвращаешься домой, словно инопланетянин, с рюкзаком на спине. Пропахший непередаваемо восхитительным запахом костра. Как заново привыкаешь к удобствам: горячей воде, разным кнопочкам и выключателям , электрочайнику.  Проходишь за день путь от первобытного человека до вершин цивилизации.  Поверьте, это лучше, чем секс. Это полноформатный, длящийся долго  полет. Чувство, что ты – супермен и можешь все в этом простеньком и комфортном мире.
     - Андрюха, хорош квасить, палатки надо ставить - адмирал недовольно поглядывает на одного из ветеранов. В походе ветеран с нами впервые. Хотя утверждает, что походил немало с другими командами.
   - Все путем, командир, - Андрюха, веселый, колоритный мужик лет под шестьдесят, со спутанными патлами и красномордым, изрытым морщинами лицом, выдающим  пагубное пристрастие к спиртному, уже заглотил с кем-то из сообщников полстакана разведенного спирта. – Щас усе будет!
   Адмирал,  Саша, мой ровесник.  Мы знакомы с ним всего третий год. За спиной у Саши с  полсотни  сплавов.  Десантник. На воде – царь и бог. Кильнувшимся я его не видел ни разу. Принципиален, строг.  На удивление тактичен к женщинам, что нас и сблизило в одном из походов, куда он пошел не старшим, а просто в компании.  Я в том походе на Кольский впервые столкнулся с таким явлением, как туристический унисекс. Здесь нет джентльменов. Здесь все туристы.  Нет пола. Трава, камни, тропы и люди есть.  А пола нет.  Помогать принято только детям.
      Тогда у нас был детский поход.  Это такая лайт-версия обычного похода, но  по спокойной воде, с большим количеством стоянок и отдыхом, сбором грибов и ягод.  Половину группы составляли женщины и дети. Я был с женой и старшей дочерью. Шли по Пане и Варзуге. Маршрут – около ста километров.  Предусмотрена пешка – пеший выход от реки в Панские тундры, с ночевкой. От места выброски, куда мы добирались около двух часов на «буханке» и грузовом газике,  до стапеля – так называется точка, где корабли спускают на воду – километров двенадцать по лесу и небольшим сопкам. Первый день похода, рюкзаки забиты до предела раскладкой - провиантом и скарбом, средний вес по сорок-сорок пять килограммов. Но не в этом проблема. Мы не могли двигаться все вместе одновременно. Не хватало мужских плеч. И приходилось  возвращаться за грузом, оставленном в исходной точке, повторно.  Таким образом маршрут для мужиков увеличивался как минимум вдвое.  Это мой первый поход.  Командир у нас отличный, хотя и себе на уме.  Волевой, уверенный в себе.  Хорошо все просчитал.  Но тогда, таща очередной рюкзак, я понял, впервые в жизни, что я достиг предела своих физических возможностей.  Просто прислонился к дереву и закрыл глаза. Мимо, тяжело дыша, прошла жена. Задержалась на секунду:
- Ты как?
- Все нормально. Сейчас.
И она пошла дальше.  Что-то с треском обломилось. Наверное, ветка. С дерева. 
    Сашка тащил самый тяжелый рюкзак.  И помогал остальным, где мог.  Основная задача – это встать с рюкзаком на ноги. Каждый изощряется, как может. Кто-то затаскивает на пенек, а затем пролезает в лямки, кто-то сначала влезает в лямки, затем, перекатывается на четвереньки и встает, как гигантский муравей. Зрелище устрашающее.   
     Он один поддержал меня, когда спустя неделю, моясь с мужиками в туристской бане-каменке, уже напарившись, я сказал, что пора бы уже и женщин запускать. Замерзли в ожидании своей очереди. Весь день на веслах, температура околонулевая, один раз ночью выпал   снег – это в августе!   Никто из мужиков  баню покидать не спешил. 
    Адмирал - удивительно тонкий человек.  Командует только когда мы у воды и на воде. В дороге,  даже в машине – самый либеральный попутчик.  Всегда спросит народ, как лучше поступить, не выпячивает свое мнение. На воде демократия исчезает. Жесткий автократ. Но с женщинами находит общий язык всегда. Когда сам ведет группу в которой есть женщины, уточняет у каждой все досконально.  Что болит, где чешется. Даже критические дни отмечает. Ограничивает нагрузки, чтобы не подвергаться женской критике.
     Неожиданно налетает туча. Едва успеваем натянуть тент и вот уже разверзлись хляби, загрохотали громы и ударил такой ливень, что воду с тента приходится сливать каждые полминуты. Стоим, сбившись в кучку.  Адмирал кричит, перекрывая грохот и шум дождя:
-  Вот,  мудаки! Доигрались.  Выпили и Васе не налили! Теперь огребаем по полной!  -  Адмирал никогда не ругается матом. Это странно и необъяснимо для меня, филолога. 
    Андрюха молчит. На глазах его, то ли от дождя, то ли от внутреннего шторма, выступают слезы.  Какое-то время он стоит, потупя голову и будто не слыша жесткие слова  адмирала.  Затем, словно зомби, шатаясь, он выходит из под тента и, покачиваясь, идет к столбу. Столб – это тотем. Его видит каждый, кто высадился на этом островке. На нем изображен Вася. Или Лысый.  Бог удачи туриста. Если Вы не слышали имени этого божества, не расстраивайтесь.  Возможно, Вы исповедуете одну из традиционных религий: христианство, мусульманство, буддизм, иудаизм, атеизм.  Возможно,  Вы что-то слышали о синтоизме.  И даже знаете богов Древней Греции из школьного курса.  Отличите их римские имена от греческих. Найдете общее между Перуном и Зевсом.. Но для того, чтобы знать Васю,  Вам нужно просто сходить в поход с посвященными. И Вы быстро научитесь основному правилу: прежде, чем выпить самому, налей Лысому.  Можешь смеяться. Можешь плакать. Но лучше поплачь сам, если не хочешь, чтобы плакало небо. Сутки или двое. Андрюха нарушил это правило. Подставил нас всех.
      Сейчас он идет, шатаясь, под проливным дождем к столбу. Падает на колени перед ним и,  воздев руки к небу, совершенно искренне кричит в его темные, пропитанные водой облака:
- Вася, простиииии!!!
Никто не смеется. Никто не останавливает его. Не боится, что он промокнет и умрет.  Такие не умирают от дождя.
    Через несколько минут после Андрюхиной молитвы гром и молнии стихают. Команда выползает из под тента и начинает обустраивать лагерь.  На Андрюху никто не обижается. Хотя его истовость, а главное ее результат,  поразили многих. Так и рождаются легенды.   Андрюху любят и прощают его фамильярные отношения с зеленым змеем и легкий пофигизм.  Он турист старой школы. Поет под гитару культовые песни.  «Пальцем в жо- , пальцем в желтое колечко, заперде-, запердевку на века.»  Это ценится превыше всего. Вообще умение петь и играть на гитаре – основном музыкальном инструменте туриста – очень важно в походах. Пойти в поход без гитары – такое даже и не мыслится. Это как застолье после удачного похода у викингов без скальда, который прославляет героев и их подвиги.  Я уверен,  Вы знаете, что воины и певцы – это единственные человеческие  существа, имеющие прямой one way ticket в Вальгаллу.  Все остальные –  по  доходу,  располагаются  у входа. Викинги были культурными людьми и ценили искусство.  И красивую смерть. И они понимали, что только певец может сделать их бессмертными.
      Я сам до сих пор держу гитару в руках криво. Поэтому смело могу причислять себя к скальдам, которые вообще пели без инструмента.  Не дал Бог мастерства.  Не вывел на Перекресток.
     Считается, что великих музыкантов Некто ставит перед дилеммой – посвятить себя музыке или оставаться простым смертным.  Продать душу. Или оставить сей ценный актив себе, чтобы потом просто отдать его Богу. Я бы продал. Или сдал в аренду.  Но не нашел ценителя.  Зато теперь продаю и сдаю в аренду дома и квартиры.  Ну что ж, каждому свое.  А ведь батя дал мне толчок  в нужном направлении. Купил на четырнадцать лет  электрическую полуакустику, болгарскую «Кремону»,  потратив две зарплаты.. Это тебе не джинсы с заплатой. Играй,  сынок!
     Принято считать, что вводить в искушение и ставить перед выбором нас может только Темная Сила. Нынешний немолодой Папа  заметил, что текст молитвы «Отче наш» содержит двусмысленный  текст – просьбу не вводить в искушение.  Мол,  это ставит Господа в двусмысленную ситуацию: не может он вводить в искушение паству свою.  Бдительная  наблюдательность папы была бы похвальна, если речь шла  о лингвистике и особенностях перевода какой-нибудь папской буллы. Но дело то в том, Папа не улавливает сути универсальности Творца.  Господь волен творить в своей епархии то, что считает нужным: испытывать  нас, разрешать   кому-то искушать или оставить в покое. Он всеобъемлющ.  И  не надо считать, что за две тысячи лет произнесения молитвы миллионами не нашлось никого умнее папы Франсиска.  На такую рецензию Слова Божия не решился  даже великолепный  Джуд Лоу . А он вполне прогрессивный молодой папа.  И кенгуру у него по парку бегает. И бесплодные дамы плодоносят.  И нежные старые друзья посещают.
     Не спорю, теолог из меня так себе. Зато певец я хоть куда.  Вот и вирши сочиняю. А потом, дабы не пропадали в забвении, кладу на аккорды в ля миноре.   Песня готова. 
     Народ слушает сагу, в которой отражены основные моменты путешествия. Все согласно жанру. Скальды пели только о том, что видели сами. Никакого художественного вымысла. Вымысел есть ложь.  Воины одобрительно подхахатывают.  Бородатые лица. Топоры. Лодки, вытянутые на берег. 

Из плена ледяного прорывались,
Назад дороги нет, всегда вперед!
Папанина и маму вспоминая,
Дробя душой и телом талый лед!

 Это про то, как зайдя в озеро с Куземы, наткнулись на полосу льда шириной метров двести. И так несколько раз. Где то тащили свои драккары, где-то буквально пробивали лед, наваливаясь  носом на кромку рыхлого, пропитанного весной льда. Фантастика! Полярники, да и только. Весело!
    Туристы - люди суеверные.  Их окружает слишком много стихий: вода, земля, небо, огонь.  Основное больное место – дождь. Все остальное можно пережить.  Поэтому первая стопка всегда летит в огонь, с приговором «Лысому» и от того, как ярко взметнулось пламя, сердца наполняются радостью и оптимизмом. Из прочих мелких суеверий обращает на себя внимание поверье не брать в поход рыбные консервы, дабы не остаться без свежей рыбы.  А из наиболее философских – традиция сжигать по окончании похода какие-то старые вещи: кроссовки, шапки, куртки. Поход – время избавляться от старого. От старых вещей и мыслей.
   Те, кто подсели на процесс обновления, нуждаются в этом вызове природе  как в наркотике.  На самом деле, риски  при сплавах не такие уж и большие. Если идешь в составе опытной команды, с хорошим командиром. Такой никогда не пустит новичков  сходу в порог. Даже вторым или третьим номером.  Выйдет,  осмотрится. Если опасно – заставит обнести опасное место без лишних понтов и бахвальства.  «Нам трупы не нужны».  Помню, как вытаскивали веревками из протоки какую-то корягу, чтобы можно было пройти порог без риска. Неожиданностей  и так хватает.  На всякий случай всегда стоит спасатель  с «морковкой». Кильнулся – лови конец, парень. Держи весло. Береги голову.  Пусть она и в каске, лучше не испытывай ее на прочность.  Камешки то поминальные стоят на порогах. Разной степени свежести.
     Хорошо, когда с тобой в двойке опытный напарник. Как вот сейчас. Володя – мастер спорта по туризму. Живет в Германии. Уехал уже больше десятка лет назад, кажется жена из немцев. Но все равно приезжает на сплав каждый год. Забывая про упорядоченную немецкую жизнь, вновь окунаясь в холодные воды Родины и прочищая мозги. Окунается реально. В прошлом году, на «Мельнице», есть такой коварный в мае порог, его с напарником выкинуло и выплюнуло, не посмотрев на регалии и тридцатилетний опыт. Ну он то парень легкий, килограмм под семьдесят, небольшого росточка.  А я  тогда завалился на правый бок как джигит на скачущей лошади, волочась головой по воде. Ноги остались в стременах и кое-как удалось подняться, опираясь на весло.  Цирк. Хорошо, напарник тоже массивный, под стать мне дядя в сто килограммов, удержал катамаран  от переворота.
       Сейчас мы с Володей в  паре. Он, со своим весом, меня, если что, точно не удержит.  Ну, вроде бы нам ничего и не грозит. Идем по спокойной Паньгоме.  Володя, благо профи, все стремится к приключениям: то траверсом речку пересечь, то порог задом пройти, то в бочке поболтаться. Бочка – это когда вода, ударяясь о камень, образует зону обратного потока. Умелый экипаж может встать в ней и удерживать катамаран на месте в  мчащейся мимо воде,  пока не надоест или силы не иссякнут.  Вот мы с Володей и встали, вот мы и зависли.  Помню, только вопли с берега и неожиданный сильный удар в корму – и вот я уже под водой, берегу голову и держу весло. Воздух успел инстинктивно набрать.  Вынырнул метрах в двадцати, быстрее к берегу. В меня кидаются  «морковкой», хватаюсь, отрабатываю план спасения по полной.  Остальные ловят наш  уходящий вниз по реке катамаран.  Оказывается, эти два суслика, два ветерана гребного спорта, Андрюха и Эдик, пошли за нами в порог не ожидая отмашки и со всей дури влетели нам в корму. Ну и мы полетели, как ласточки. Володю отнесло метров за сто, как самого легкого. Не везет мастерам.
     Что тут скажешь.. Вроде уже взрослые люди, эти два торпедоносца,  со стажем.. Не какие-то «Гребибля» и «Гребубля», как называют чайников, только что оседлавших гондолы и машущих невпопад веслами.   Вообще,  с ними приключения. Вчера во время перехода причалили к большому камню  посреди реки, одному приспичило резко. Второй корабль не удержал, понесло вниз.  Писающий мальчик остался на острове.  Ребята – в хохот.  Сняли Робинзона, в конце концов, но потешались долго.
    Смешных эпизодов в походе много. Никто от них не застрахован.  Тот же Володя.  На возврате, на последней ночевке, сварил кашу. Народ взялся за ложки и тут же начал плеваться и смеяться – каша то на спирту! Хорошо, что на разведенном. Иначе и котелок бы с костра в небо улетел и нам бы досталось.  Выкинули кашу в канал, что построили при царе Петре для провода ладей. Рыба потом веселилась от души, гуляла всю ночь, пела и спать не давала. 
       Хочу. Хочу снова туда.  Пять лет абстиненции. Сколько раз уже и ребятам обещал и сам собирался.
И каждый раз попадав в число тех, за кого, по старой традиции поднимают тост у костра: «За тех, кто хотел, но не смог. За тех, кто мог, но не захотел.»
      Есть. Есть, признаюсь,  у меня отдушина в жизни. Лесная поляна. Место, куда приезжаю и летом и зимой. Переодеваюсь.  Развожу костер, завариваю кофе в старом закопченном  чайнике. Я называю это место Домиком викинга. Хотя это, скорее,  подобие беседки с дровником. Сам начал строить его два года назад из сухостоя. Скандинавская крыша с небольшим скатом, на которой летом цветет Иван-чай, а зимой толстым слоем лежит снег.  Сейчас я сооружаю пристройку – спальник, который можно будет использовать летом, не раскладывая палатку. Набьем холщовые мешки сеном и будет вполне экологически чистая перина.  В планах - сделать спортивный городок для детей, которые, конечно, будут сюда приезжать. Пусть не мои. Дети и внуки моих друзей. Может быть и мои внуки.
     Этим летом здесь уже были мои друзья. Друг-Музыкант отыграл несколько песен. Освятил. Необычное место. Намоленное, как принято говорить. Когда-то здесь были деревни, через болото прокопан ручей для стока воды.  Ксенофонт Тутанский, ученик преподобного  Сергия Радонежского,   основал здесь мужской  Вознесенский монастырь.  А еще здесь растут непонятно откуда взявшиеся  молодые дубки.
     Моя поляна  находится в самом углу бывшего совхозного поля, активно зарастающего молодым сосновым леском.   Река – метрах в двухстах. Чтобы добраться до нее, нужно спуститься вниз по небольшому валу, поросшему  высокими соснами.  Вал изрезан старыми немецкими окопами и блиндажами. Немцы занимали этот берег, наши держали противоположный.  Немцы умели обустраиваться. Этого у них не отнять.  А у нас не отнять нашей Родины.
     Мы считаем себя разобщенной нацией. Не умеем поддерживать друг друга в обычной жизни, как это свойственно  дружным ребятам с Кавказа. Но  стоит только напасть на страну – нет никого самоотверженнее русского солдата, прочнее дружбы и взаимовыручки.  Наверное, невозможно поддерживать это чувство постоянно, решая каждый день милые сердцу мелкособственнические задачи.
     Мой друг Писатель уехал на неделю. В Германию, потом в Рим.  Говорит, что Германия странным образом притягивает его к себе.  Но я знаю, он вернется. Германия. «Зимняя сказка».  В которой его кавказская душа долго не продержится.  Все в ней тоскливо-предсказуемо.  Но есть что-то дореволюционно-интеллигентское  в этом его неожиданном вояже. Писатель. Один.  Ницца. Баден-Баден. Рим. 
    Почему мое место  называется «Домик викинга»?  Да, нужно подумать с ответом. Первая версия названия была «Домик Нуф-нуфа». Но она была после раздумий отвергнута. Детские негативные ассоциации. В школе до восьмого класса я был весьма  упитанным парнем и меня старшие остроумные товарищи несколько лет дразнили «ландрасом». Есть такая порода свиней, выращенных в Дании путем скрещивания вислоухих датских  с английскими белыми.  Почитал – у них вкусное мясо с минимумом жира. Но главное – это высокоадаптивная к любым условиям скотинка. Вот это последнее качество.. товарищи как в воду смотрели.  Правда, в детстве ирония является еще малодоступным инструментом отражения окружающего мира. Поэтому пришлось позже нескольких побить. Товарищи. Товар ищи.   А викингами я стал увлекаться относительно недавно.  В детстве – индейцами. Потом спартанцами. Потом деньгами.  Римлянами. Теперь викингами.  Кто следующий? Женщины? Оказывается, уже почти пять лет живу вне брака. А как один год пролетел!
    Рядом с моей поляной болото.  Я давно за ним наблюдаю. Засохшие деревья, запутанные заросли, мох. Где-то и змеи ползают.  Может быть, бродят души погибших здесь немцев.
   Я не боюсь природы. Ливней, снегопадов, ветров и волн.  Я знаю: природа ничего не имеет против тебя конкретно. Как бы не мело, не дуло, не рвало и не опрокидывалось, все уляжется и успокоится. Нужно только переждать.  Но иногда, когда ты ночью один на лесной поляне и видишь только несколько десятков метров, освещенных огнем,   может накатить волна страха.  Это болото.. Я не знаю, топкое ли оно, что в его середине.. Вроде бы оно и не лезет ко мне.. Почему оно устроилось здесь, рядом с моей территорией, а я должен его опасаться?  Вдруг оттуда кто-то выскочит или приползет.  Надо преодолеть страх. Ночь.  Темноту.
     Я решаюсь. Не надо откладывать. Подбрасываю дрова в огонь. Надеваю куртку. Беру в руки топор. Болото, я пройду тебя насквозь! Я побываю в тебе в самое темное и таинственное время. Чтобы ты не хранило никаких тайн. Я должен убедиться, что ты не враг мне и не замышляешь против меня зла.  Я пройду через самый твой центр, нигде не сворачивая.
     Ухожу от костра. Я иду, продираясь сквозь кусты и заросли, чавкая  мокрыми кочками. Иду без фонаря. Несколько раз падаю, местами отсекаю топором тянущиеся ко мне руки деревьев.  Я понимаю всю абсурдность своих действий. Взрослый,  так и не повзрослевший мужик, прет через болото, воображая себя  героем и отгоняя демонов внутри себя. Пусть. Мне все равно. Я прорываюсь. В полной темноте добираюсь до леса на другом краю болота. Теперь бы не стукнуться лбом о сосну. Выхожу на дорогу. Вприпрыжку  назад, через поле к костру. Болото, у тебя нет больше тайн. Но почему-то становится немножко грустно.
    Я и свидание девушке своей назначил на местном лесном кладбище, в  двенадцать ночи. Благо она живет  здесь же, через дорогу, в деревне.  Пришла. Смелая.  Но ей-то  знаком каждый кустик.. Постояли у могил близких. Мамина, двухлетняя, самая свежая.  Совсем нестрашно, когда рядом лежат свои.
     Потом, спустя месяц приятель мне прислал сетевой юмор: «Этот дебил назначил мне свидание на кладбище в полночь.  Придумать же такое! И я, как дура, полчаса его зря прождала!» 
   
     Я знаю. Во мне живет упорство. И ярость.  Если меня обложат как медведя или  я пойму, что уже не уйти, развернусь и брошусь  навстречу.  Завывая по звериному, буду рубиться исступленно, до последнего, как берсерк.  Это уже не будет хитростью и желанием выжить.  Это будет просто преодолением страха. И славной смертью.  Потому, что в жизни я трус и стараюсь избегать конфликтов.
      Уже несколько раз вытаскивал клеща.  Думал об отце Алексее. Нет, не пойду никуда.  Не буду ничего сдавать. Надо жить в ожидании  дамы с косой  и ценить время. И свое и ее.