Мы шли втроем под падающими снежинками, мягкими и огромными. Зимой темнеет рано,было всего пять вечера. Тогда Москва еще не задохнулась в пробках и снег лежал чистым белым и ровным, в него можно было падать и не бояться испачкаться. Мы шли по Ленинскому проспекту в сторону центра, лениво перебрасываясь снежками время от времени и раскидывая пушистый снег ногами. Мои варежки промокли, но мне не было холодно. В детстве вообще мало кому холодно. Наверное потому что в детстве ты не чувствуешь себя одиноким, у тебя есть миллион надежд впереди и это греет.
Мы купили в табачном магазине 2 пачки Мальборо и были на вершине мира. Советский Союз еще не умер и был нашей общей, уютной вселенной. Не помню какой это был класс, возможно шестой, не позже. Мы шли нараспашку, у нас была миссия. Друг наш, тот с которым смеялись и вместе курили во дворе, лежал в первой градской больнице. Лежал уже три недели. Его родители были на службе, в какой то далекой стране. Мама писала ему длинные письма, рисовала в каждом письме зайку или белку и сочиняла маленькую коротенькую сказку. Навещала его бабушка, которая носила ему бульоны, каши и черную икру. А сигареты, смех и новости с большой земли, возили мы. Мы врывались в палату к нему морозные и раскрасневшиеся, с ходу начиная рассказывать о том, что происходит в школе и во дворе, хвастаясь, извергая из себя потоки счастья и радость от ощущения полной событиями жизни, ни капли не заботясь о чувствах нашего друга. Не думая о том, что через час, когда нас выгонит медсестра с криками, что мы свиньи и натоптали, наш дорогой друг, уткнется к холодной голубой больничной стене и будет страдать, от того что жизнь в 13 лет проходит мимо него.
О чем говорили? О выходке Вильки, когда он училку поставил в тупик, тем что сказал по английски, какие то сленговые слова, которые она не знала, да и знать не могла. Вилька вырос в Америке, и говорил на английском, лучше, чем наша училка. Естесствено был скандал, вызвали Вилькиных родителей, Вилькина мать, закутанная в роскошную шубу прошла в кабинет завуча, оставляя за собой аромат каких то французских духов. Мы прильнули к неплотно закрытой двери и сначала было не очень слышно о чем они говорили, а потом завуч, сухая и вечно недовольная, стала кричать, что, Вилька советский ученик и тут вам не там, тут вы не в Америках! В щель двери было видно кусочек Вилькиной матери, которая нервно теребила по очереди то свои красиво уложенные кудри, то кольцо с каким то больши камнем. Она что то тихо лепетала, явно пасуя перед пропагандистским натиском завуча, и клятвенно заверяла, что Вилька дорожит галстуком и больше так не будет.
Говорили о Маше, самой красивой девочке школы. Мальчишки говорили аккуратно, я не стеснялась в выражениях и считала Машу куском пресного теста. И не могла понять, что раздражает меня больше, Машины четверки против моих троек, или Машина красота. Она и вправду была красавицей, а я всего лишь милашкой, и это не давало мне жить спокойно, последние несколько месяцев. Я всегда была адекватной в оценке себя и честной в оценке других, но это не помогало мне прекратить издевательски закатывать глаза, при упоминании Машиной красоты.
Говорили о живом уголке, стенгазете к новому году, украденой у мамы туши для ресниц, о собаках и их дрессировке, о комсомоле, о Драйзере, о джинсах...
Милый дом, советский, пошарпанный, гордый и очень уютный.
Мы знали куда мы идем и чего мы хотим. И если бы там, по дороге в больницу, под этими огромными снежинками, мы могли знать...
Что одна из близняшек, наших подруг, выбросится из окна. Наркотики. И никто не поможет.
Наш друг, весельчак из параллельного класса, который вечно смешил и смеялся, погибнет совсем молодым, в девяностых, от чьей то пули.
Что через два года всего, я останусь одна, на всем белом свете. А еще через семь, начну все с нуля, создавая свою собственную семью, на обломках странного детства.
Что девочка Маша, чья красота не давала покоя, ни мне, ни мальчишкам, сопьется в Америках, без детей и без мужа.
И первый мой мальчик, с которым хотелось летать и кружиться, безвестно, бесславно пропал в этом мире.
Ах если бы знать тогда.... Наверное мы бы держались за руки, зажмурились, стоя под чистым и белым, под самым прекрасным, снегом из детства. Готовясь к прыжку в неизвестную взрослую жизнь.
#remingtonnumber1