* "Будь верен Богу, Государю и подруге!
Будь медлителен в мести и наказании!
Будь быстр в пощаде и помощи слабым и беззащитным!
Подавай милостыню!"
Вот они, мои любимые старички: парочка голубков, как я их называю, поседевших, но еще окрыленных, несмотря на возраст. Уже совсем сгорбленных, но пытающихся держать пожилую осанистость. Если бы вы могли видеть моими глазами, вы бы поняли, насколько они прекрасны! В народе про таких говорят "порода", "голубая кровь". Благородно красивы и по-старчески бодры.
Я поймала себя на мысли, что мне начинает не хватать этих милых влюбленных, с которыми, сама того желая, постоянно сталкиваюсь на конечной остановке. Жду с ними встречи, не переставая искать их глазами, хотя уже изучила их расписание наизусть. Немного раньше, немного позже, но каждый день в одни и те же часы, они приходят и уходят, взяв друг друга под руки, я бы, даже сделала ударение на «опершись друг о друга», таща за собой на старом замусоленном поводке престарелую, исхудавшую, побитую жизнью, потухшую болонку.
Я не знаю, зачем эти милые пожилые люди встречают и провожают по утрам трамваи? Но как бы там ни было и что бы ни говорили о них меняющиеся ежедневно ожидающие и пассажиры, я не перестаю удивляться их отношению друг к другу и людям, их манере общения. Их всепрощение, их человеколюбие: кто-то заденет, толкнет, оскорбит — ни слова хамства в ответ. Их сострадание ко всем: упал ребенок — вот тебе, детенок, карамелька; подойдет БОМЖ — всегда, пожалуйста, вам сторублевка.
Но, как не крути, время неумолимо берет свое: морщинистые, уставшие, с явными признаками пигментации, лица, словно пустынные деревья без влаги; тусклые, помутневшие, заметно больные глаза, отражающие в себе всю силу многогранного тысячелетнего океана.
Вот они, человеки, беззащитные, изнеможенные жизнью, но не сдающиеся, воспевающие тягу к свету, преграждающему путь отчаянию, упорно жаждущему овладеть ими. Жизнерадостность и жизнелюбие — девиз, олицетворяющий сохранение рая в их, уже несколько помутневшем, сознании.
Наблюдая за ними, я думаю о нашей суровой действительности — о серости бытия, так сказать. Как сложно ей противостоять даже молодым в наши дни! А старичкам каким-то образом это удалось?! И не только противостоять, но и выстоять в этой борьбе.
Как же хочется прикоснуться к ним хотя бы на миг! Обнять их, прочувствовав всеми клеточками своего разума их духовный остов, несущий в себе только свет.
************
Несколько месяцев я не могла вспомнить, кого они мне напоминают и это жутко раздражало меня. Мой мозг просто кипел от негодования, ведь я никогда не жаловалась на зрительную память.
Но вот, однажды, возвращаясь со службы, я вышла на одной из остановок в старом городе. Захотелось вспомнить добрые узкие улочки, навестить покосившиеся продуктовые еврейские лавки, пройтись по уже заброшенной когда-то центральной аллее, как вдруг мой взгляд упал на афишу краеведческого музея, красовавшуюся на рекламной тумбе.
"Эпоха Ампир. Начало XIX века. Женщина. Грация. Естество."
Работы великих мастеров.
И бинго, дорогие мои! Пазл сложился! Оказывается, я вспоминала не конкретных людей. Мои серые клеточки отправлялись в прошлое, бродили во времени, ища период, к которому могли бы принадлежать эти люди, ища подходившую им ступень социума, согласно их интеллектуальности, исключительности, их духовности и сердечности.
Эпоха Ампир! Вы скажете, что этого не может быть?! Да, этого не может быть. Но я говорю о том, что именно эта эпоха предполагала существование этой обворожительной пары.
Я вглядывалась в портрет женщины на афише, в лицо мадам Рекамье и будто наяву видела нашу старушку-одуванчика.
Ампир! Пушкинская эпоха загадочности, прекрасная эпоха заката — заката олицетворения истинно женской свежести, нежности и чистоты: где нет места радужному макияжу, бросающимся в глаза вызывающим украшениям; где по вискам струятся спиралевидные легкие локоны, а сами волосы уложены в простую прическу на затылке и обрамлены жемчужной сеткой; где присутствует платье с завышенной талией античного образа из тончайшей шелковой "дымки" и струящимися складками, подчеркивающими всю красоту женского тела при малейшем его движении.
** “Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!”
Только Ампир, господа, только он и ни какие другие, наделенные помпезностью, сложностью и переполненностью: Барокко со своим безумным количеством рюшей и оборок; Романтизма с неимоверно широкими рукавами, узко стянутым корсетом и обилием кружев и лент; Реформации с ее буфами, корсажами, безвкусными шляпами, изощренными бантами; Рококо с подчеркнутым эффектом широких бедер под платьями с количеством до двенадцати нижних юбок, фижмами, трехэтажными париками и кораблями на головах, в которых живут мыши.
Что же касается ее спутника, то здесь все намного проще. Помните, как у Суворова: «Пудра — не порох, букли — не пушки!" Вот и я не могу себе представить моего героя в разъемных штанах-чулках на завязках и в коротком меховом плаще, в шляпе с перьями и в ботфортах. И не ассоциируется он у меня с надушенными и напудренными париками, когда естественность выражалась в сумасбродстве, вульгарности и оргиях. Не вижу я его и в кружевном жабо, и в узких кюлотах, и в туфлях с большими пряжками. Нет!
Он настолько далек от всего этого! Настолько дерзок, яростен, резв в хорошем понимании этих слов. Образ его притягивает мужественностью, стойкостью, благородством. Сила духа идет в ногу с преданностью и чувством долга. И нет в нем ни фальши, ни лицемерия, ни двойственности натуры, а о самовлюбленности и гордыни и речи не может быть. Его выправка, самообладание! Нет, только военный, только офицер, только профессионал — компетентен, уравновешен, дисциплинирован: обер-офицер Конного Лейб-гвардии полка где-нибудь под Кульмом, в атаке, с грудью нараспашку, с саблей "наголо" при поддержке своего друга, верного вороного скакуна, а под мундиром шелковый платок с ошеломительным запахом духов женщины, инициалы которой вышиты серебряными нитями.
*** “Вам все вершины были малы и мягок самый черствый хлеб,
О, молодые генералы своих судеб!
Вы побеждали и любили любовь и сабли острие …”
Парочка голубков! Они — эпоха, перекликающаяся с эпохой рыцарства, благородного воина и кодекса чести!
"Сердце - женщине! Жизнь - Отчизне! Душу - Богу! Честь - никому!"
* "Рыцарский кодекс чести. Посвящение."
** Шарль Бодлер “Гимн Красоте”
*** Марина Цветаева "Генералам 12 года"