…С этой пожилой, невысокого роста худенькой женщиной (а точнее – старушкой) знаком вот уже несколько лет – как врач. Живет она одна – одинешенька в одной из комнат старого, ветхого дома, вросшего окнами в землю. И создается впечатление, что пройдет еще совсем немного времени, и весь дом скроется под землей. Старушке немного – немало, а в этом году стукнет уже восемьдесят пять. Возраст, что и говорить – не только солидный, но и преклонный. И всем нам понятно, что с каждым годом ей все труднее и труднее обслуживать себя: топить печь, носить воду, ходить в магазин, и так далее. Но все бы еще ничего: худо-бедно по одному - два бревешка, да наносит дров, истопит печь. Таким же, порционным способом снабжает себя и водой. Да вот беда: видеть стала совсем плохо. Левый глаз, пораженный старческой катарактой, не видит совсем уже несколько лет. А с лета текущего года эта болезнь подкралась и к правому глазу. И видит Федосья Александровна им сегодня только проблески света. А пройдет месяц–два, и её окутает сплошная тьма.
– В магазин за хлебом, молоком сама хожу – на ощупь. А чтобы машина не задавила – через улицу переводят люди – с горечью рассказывает мне она.
– У вас же дети есть в городе. Разве они, или внуки не смогли бы купить вам хлеба?
– Есть и дети, и внуки, и правнуки – школьники, а в магазин сходить некому. Вот и приходится самой ходить.
– А что дети–то не берут к себе жить? Ведь всему есть предел, в том числе и человеческому возрасту, и человеческим возможностям?
– Взял в этом году сын к себе. Он сам то ничего – так невестке не нужна. Пришлось вернуть-ся в свою избушку.
– А дочь?
– А она уже месяц, как не ходит ко мне. Обиделась на меня. Зимой тоже обиделась – не ходи-ла три месяца. Теперь вот месяц уже не показывается.
По закону, если у пожилого, немощного человека есть близкие родственники, то органы опе-ки не имеют права оказывать помощь и уход таким ветеранам. Но я смог все же доказать, что это – исключение из правил, и работники соцзащиты прикрепили к ней женщину – опекуна.
… Никогда не забуду горестную судьбу и одного старичка. Жил он также один в стареньком ветхом домике. Придешь, бывало, к нему на вызов: в избушке всегда прохладно, неуютно.
– Печь топить не могу. Обед сварить и то не в состоянии: всегда кружится голова, и сердце болит. И зачем я дожил до таких лет? – сокрушался он.
И грустно, и обидно было слушать причитания этого старого человека. И даже страшно. А на закопченных стенах квартиры были развешаны почетные грамоты за воинскую доблесть и ратный труд.
Узнал я у старого ветерана адрес его дочери, и написал её коротенькое, тактичное письмецо: мол не гоже так относиться к пожилому человеку – надо его забрать к себе, иначе он погибнет. И как я был рад, когда месяца через два поступает к нему вызов на дом, но совсем по другому адресу. И было совсем другое дело: теперь мой старый знакомый жил в отдельной комнате благоустроенной квартиры у дочери: чисто, тепло и сытно. И впервые за время нашего знакомства на лице моего па-циента я увидел улыбку.
…Когда человеку переваливает за восемьдесят – на первый план выступают проблемы быта, ухода за престарелым человеком. Спокон веков делали это ближайшие родственники – чаще всего дети. Так было всегда, так всегда должно быть. Потому, как в таком преклонном возрасте большин-ство людей не в состоянии делать это сами.
…Прекрасна юность с её цветущим здоровьем, жизнерадостностью, энтузиазмом – это весна человеческой жизни. Прекрасна и зрелость, когда человек достигает полного расцвета своих умст-венных и физических сил. Но печально дряхлая старость с её немощами, болезнями. Но люди не в состоянии ликвидировать старость. Они только могут отодвинуть её на более дальний срок, сделать её деятельной, творческой. И всё равно наступает время, когда человек не в состоянии обслуживать сам себя. И тогда на помощь ему должны обязательно придти родственники, работники соцзащиты, медицинские работники, друзья.