Службу не скрыть, на виду вся она,
В потоке машин, как буйки в водопаде
Говорят: наша служба – прелесть одна,
Жезлом махнул, и уже в шоколаде.
Глава 11
Мы с Виталием договорились оставлять денег столько, чтобы, мы могли бы на вечер купить бутылку водки, или две бутылки вина. С этим не стыдно приходить в гости. Три лева было достаточно. В тот вечер мы выпивали вдвоём. Он мне сказал, что договорился с Надеждой и Таисией, из Витебска, сходить к морю ночью, им этого очень хотелось, а идти одни они боялись. Ближе к полуночи мы зашли к ним в номер, и они стали собираться в поход. Но когда девушки были готовы, Виталий вдруг заявил, что никуда не пойдёт. Надя и Тая, посмотрели на меня.
- Пойдём, пойдём, - пожалел я их.
Мне было не понятно решение товарища, - сам же договаривался - но я ему ничего не сказал. Но когда мы вышли из моря света, исходящих от отелей, ресторанов, и окунулись в чернила южной ночи, я уже начал сомневаться в правильности своего решения. Виталий, всё - таки, был боксёром. «Может поэтому и повёл себя так не адекватно, да плюс водка ударила в мозги»? – подумал я. На море,сквозь шум бьющих о берег волн,слышались мужские голоса, иностранная речь.Тая, девушка лет двадцати, от нас пару раз отходила. Надежда была постарше, замужем, и у неё была четырёхлетняя дочка. Она была удивительно похожа на актрису Вию Артмане: глаза, причёска, открытый лоб, и она была латышка по национальности. Я был первый раз за границей, и за них беспокоился.
- Скажи ты Таисии, чтобы не отходила, - обратился я к Наде.
А та уже приближалась к лодочной станции, напротив отеля «Бургос», где было какое-то освещение. И к ней подошли двое мужчин. Я хотел направиться в их сторону, но увидел, что они все трое идут к нам. Один из парней, обратившись ко мне, стал подбирать русские слова, но я ему сказал, что говорю по-английски. Это были молодые люди из Великобритании.
- Вы нас извините, мы с другом выпили бутылку вина, и пьяные, - начал объясняться англичанин на родном языке.
- Ничего, - отвечаю я на их языке, - мы с другом выпили бутылку водки,
и нормально.
- О, водка! Мой отец был в Уренгое, и привёз оттуда сибирский
напиток, «Северное сияние» называется. Наливаешь полстакана водки, и туда же шампанского, выпиваешь и падаешь, - рассказал мне он.
- Не водки, - поправил я его, - а питьевого спирта, 56 градусов. И почему падаешь? Совсем нет.
Англичанин, глядя на моих спутниц, перевёл разговор на другую тему:
- Мне нравятся русские женщины. Я бы хотел жениться на русской
женщине.
Я, зная, что дамы не понимают о чём идёт речь, пошутил:
- Пойдём к свету, ты увидишь, что они не настолько красивы, как ты говоришь.
Мне не хотелось, чтобы наши девушки выходили замуж за иностранцев. Они
действительно лучшие.
- Нет. Они красивые, - не согласился со мной житель Лондона.
Этого англичанина я понимал буквально, как будто находился на уроке английского языка. Я его спросил:
- Как правильно говорить: Лондон или Ландон, как нас учили в школе?
- Лондон, - был ответ.
И он меня тоже удивил, сказав, что не любит американцев. Вот это союзники!
- Я был в Ливане, когда туда высадился американский спецназ, - стал рассказывать парень, - на моих глазах американец выстрелил из пистолета в голову ливанца. Зачем?
«Why»? прозвучало у него так убедительно, что не вызывало никакого
сомнения в его искренности. Англичане предложили нам пойти в ресторан,
но я с ними попрощался. Неудобно было вести диалог, когда девушки в этом не участвовали, и денег нет.
Таисия у отеля снова нас оставила один на один с Надей, уйдя в номер, но я деликатно удалился. Не знаю почему. Не то, чтобы Надежда мне не нравилась, скорее наоборот, а через два дня мы должны были уезжать на родину.
Николай Михайлович что-то не понял на инструктаже в Солнечногорске, и перестраховался: тридцать пачек сигарет привёз в Болгарию россыпью, в пакете. Ему женщины для удобства дали коробку из-под конфет, не ходить же с пакетом, как с торбой. Но и коробку в карман не положишь, поэтому он, как курица с яйцом, ходил на пляж, неся сигареты в руках вместе с полотенцем. И пока он остужался в морской воде, коробка лежала на берегу, а курящие женщины потихоньку лишали его этих сигарет. И вот до отъезда у него они закончились, как и болгарские левы. Уши пухнут, так хочется курить, а купить не на что. Хочешь, не хочешь, надо «стрелять». Как раз приехала группа туристов из Украины, и они расположились на пляже рядом с нами. Николай Михайлович с завистью наблюдал за украинцами, которые курили, играя в карты, и вели себя шумно. Он не выдержал.
- Вить, подойдём к ним, я стрельну сигаретку, - попросил он меня.
Зеленов был роста ниже среднего, черноглазый и черноволосый, больше похож на молдаванина. Прикрыв глаза солнцезащитными очками иностранного производства, он подошёл к украинцам, те играли в «козла».
- Рашен? - произнёс он, нависая над игроками.
Хлопцы, побросав карты, вскочили на ноги, и наперебой, подтверждая своё
происхождение, начали повторять: «Рашен, рашен».
- Ребята, дайте закурить,- попросил Николай Михайлович, перейдя на русский.
Разочарованию не было предела. Соотечественники, ругаясь и плюясь, опустились на горячий песок. Но сигарету дали.
В день отъезда, после ужина, нас на автобусе довезли до Варны, и мы сели в поезд вместе с группой из Белоруссии. Болгарские пограничники сделали мне отметку в паспорте перед румынской границей, и я пошёл в купе к Николаю Михайловичу и Виталию, в другой конец вагона, отметить отъезд. Не успели мы разлить пол-литра, как поезд снова остановился. Город
Варна оказался гораздо ближе к Государственной границе с Румынией, чем
город Руси.
- Давай разливай, и я пойду к себе, - говорю я Зеленову.
При проверке вагонов сотрудниками погранслужбы надо было находиться на своих местах. Не успели. Только Михалыч разлил водку по стаканам, как открылась дверь и нарисовались два румынских пограничника. Николай Михайлович держа в ладони стакан, сразу предложил его первому румыну:
- Будешь?
- Можно, - не задумываясь, по-русски, ответил пограничник, и стоя, выпил содержимое, тоже по-русски.
Я ретировался к себе в первое купе и, когда получил отметку в паспорте, вернулся обратно продолжить междусобойчик. Николай Михайлович разглядывал свой загранпаспорт.
- Вить, покажи свой паспорт, - попросил он.
Он сравнил свою страницу в паспорте со страницей в моём паспорте, и обнаружил, что у него не хватает одного штампа: въезда в Румынию.
- Румын подумал, что ты нелегал, и за стакан водки закрыл на это глаза,- успокоил я его. - Не переживай, таможня дала добро.
- Как думаете: при выезде из Румынии в Советский Союз меня не спросят: как я сюда попал? – спросил он нас с Виталием.
- Могут и спросить, - предположил учитель.
- Ты ещё стакан с водкой приготовь, и тогда проскочишь, - посоветовал я доктору.
Время уже было за полночь, наш вагон погрузился в сон, Зеленов направился в вагон-ресторан, а я пошёл к белорусам попрощаться, они должны были в 4 часа утра сходить с поезда в Киеве. Николай Михайлович нашёл меня через полчаса, и позвал:
- Вить, тебя руководитель зовёт.
Оказалось, что меня звал не Апишев, а Надежда, которая стояла в нашем
вагоне у окошка. Зеленов увидел её с Таей в вагоне-ресторане за столиком, и он с ними пил шампанское. Надя его угощала, выпили шесть бутылок. Она попросила его, чтобы он позвал меня.
- Стыдник, за мной майоры и полковники бегают, - стала укорять меня Надя своим неподражаемым прибалтийским акцентом. - Я к англичанам на свидание не пошла из-за тебя, а они миллионеры.
Передо мною стояла, молодая Вия Артмане, как в кинофильме «Эдгар и Кристина». Во всей красе, и я сдался, привлёк её к себе. Мы вышли в тамбур, и минут через двадцать, оторвавшись от моих губ, она сказала:
- Хочешь, я к тебе приеду в Москву?
- Каким образом? – спросил я.
- Очень просто. Я скажу мужу, что поеду к тёте, куплю билет в Ригу, а
сама возьму другой билет, и полечу в Шереметьево.
- А как же муж?
- Я ему родила дочку, он рад без памяти, и счастлив на всю жизнь, - ответила она мне.
Что я мог ей сказать? Прилетит она, а дальше? Куда я её приглашу? С другой стороны, после встречи будет же расставание, а я всегда об этом думаю. «Если у вас нету тёти, вам её не потерять»*, как поётся в песне. А какие чувства будут после разлуки? Она расстегнула мне рубашку и стала целовать, начиная с шеи. Я до сих пор думал, что так ласкают только женщин. «Почему я не пошёл навстречу Надежде на курорте», - промелькнуло у меня в голове. Мы подъезжали к Киеву, где группа из Белоруссии пересаживалась на свой поезд. Надежде надо было собрать чемодан. Свидание в тамбуре под стук колёс подошло к концу, без всякой надежды на встречу в будущем.
Я уже учился на 4-м курсе юридического факультета, и за время учёбы сменились три Генеральных секретаря ЦК КПСС. В 1982 году, после смерти Леонида Брежнева, на пост Генсека СССР был назначен Юрий Андропов. Он с большим рвением приступил к борьбе с тунеядцами, прогульщиками и спекулянтами. Андропов прожил недолго, и после его смерти, Генеральным секретарём был избран Константин Устинович Черненко. «Переход на старые рельсы», - прозвали в народе этот период. Из-за слабого здоровья он был у власти всего один год.
После похорон Черненко, в марте 1985 года к руководству партией и страной приступил Михаил Сергеевич Горбачёв. Перестройка, гласность, ускорение. Сразу сочинили анекдот: «Михаил Сергеевич приехал на предприятие, смотрит: рабочие тачками перевозят землю, а один из них бегает туда-сюда с пустой тачкой. Он его останавливает и спрашивает: «Ты чего бегаешь»? «Ну, как же? Ускорение»,- отвечает рабочий. «А чего тачка пустая»? – спрашивает Горбачёв. «Нагружать не успевают»! Но я Горбачёву поверил: «новое мышление» обещал.
Из Солнечногорского ОВД к нам перешёл Паршиков Виктор Иванович, капитан милиции. До этого, он был участковым инспектором в посёлке Поворово, а Поворово был ещё тот участок. Но Виктор Иванович пользовался уважением и, когда заходил в клуб, где протекала бурная жизнь - кто танцевал, а кто хулиганил - то молодёжь сразу притихала. «Паршиков, Паршиков», - передавалась по толпе. Он не таскал нарушителей общественного порядка в околоток, находил другие методы воспитания. Рассказывали, как мужики, сообразив на троих, расположились на природе.
Только разлили по стаканам водку, тут Паршиков. Он сел к приятелям, выпил
до дна налитый стакан и, закусывая, начал проводить беседу о недопущении распития спиртных напитков в общественном месте. Потом второй стакан, и третий.
Если наши ребята с ним выпивали, то Паршикову наливали последним, потому что, если он выпивал первым, то закуски уже не оставалось. Виктор Иванович мне рассказывал, что однажды он стоял на платформе, и его толкнули под электричку. Он успел откатиться под платформу.
Но главная легенда о Владимире Ивановиче – «17стаканчиков», когда на спор он выпил семнадцать стаканов вина. Паршиков был крупным мужчиной, и обладал соответствующей силой. У нас он занимался хозяйственной деятельностью, и часто ездил в Солнечногорск в отдел милиции, в бухгалтерию с отчётом. И вот, Володя Пономарёв, неся службу на посту 65 км вместе с Тихоновым, решил проверить эту легенду. В комнате отдыха он припрятал десяток бутылок вина и, когда Виктор Иванович вернулся из отдела внутренних дел к посту, чтобы остановить
попутную машину до Пешек, Пономарёв поднял эту тему:
- А правда ли, Владимир Иванович, что ты можешь выпить 17 стаканов вина без закуски?
- Наливай, выпью.
Поспорили они на литр водки и приступили к делу, пока Володя Тихонов правил службу, Пономарёв открывал бутылки креплёного вина, наливал в граненый стакан и вёл счёт. Допив семнадцатый стакан без перерыва и без закуски, Владимир Иванович сказал:
- Ну, мне пора. Надо ещё к командиру зайти.
Подъезжал я на работу с калининским водителем, и он мне рассказывает: « На той неделе останавливает меня в Дурыкино инспектор. Проверил документы, и я поехал дальше в Москву. В Чёрной грязи он опять мне машет жезлом: «Остановиться». «Что за чёрт? - думаю, - Меня никто не обгонял, а как он здесь оказался»?
- Так это братья-близнецы Козловы. Они в одной смене работают – говорю я.
- Я уж потом догадался, что это были братья.
Один из братьев, Слава, работал на посту 49 км. Останавливается совхозная машина с капустой, конец сентября, как раз шла её уборка. «Наверно, что-то хочет спросить», - думает Вячеслав. Выходит водитель из кабины, вытаскивает оттуда четыре кочана, и несёт их на пост.
- Это что? - спрашивает Козлов.
- Меня на том посту остановили, и инспектор сказал, что вы капусту просили.
Я сошёл как раз у поста 49 км, и зайдя в помещение, услышал, как старший лейтенант милиции, Лев Шватров, с поста 47 км кричит по рации:
- Сорок девятый. На тебя идёт красная «пятёрка», я водителю - свисток, жезл, а он фарами поморгал, и ноль внимания.
В эфир вышел Владимир Фадеев, он работал на служебной машине:
- Ну, как же ноль внимания? Он фарами-то поморгал.
Ко мне утром, в Солнечногорске, на пост подошёл офицер Монгольской Народной Республики, слушатель курсов «Выстрел», с девицей, и попросил меня помочь ей доехать до Москвы. Его подруга осталась стоять в сторонке.
- Не беспокойтесь, она без вас замечательно доберётся, - ответил я на его просьбу.
И действительно, она махнула рукой, и «Волга» затормозила за постом. Она
уехала, не попрощавшись, и монгол, кажется, был этим расстроен. Он
поделился со мной своими впечатлениями о нашей стране:
- В Советском Союзе можно надеяться только на три «м»: на Москву, на
метро, и на милицию.
Служба в органах внутренних дел неотрывна от семейной жизни. А у меня непонимание. Ходил на курсы английского языка, жена недовольна. Хожу в читальный зал, надо выполнять межсессионные задания, смотрит с подозрениями. И главное, никогда не скажет в чём дело. Когда в первый раз
с женой поругался серьёзно, шёл по улице, слёзы стояли в глазах от обиды.
С Таней я периодически общался по телефону. «Как дела»? Как жизнь»? У неё росла дочь, но ей не нравилась семейная жизнь. Один раз я с ней договорился увидеться, и минут десять прошёлся с ней в 6-м районе Зеленограда, когда она утром гуляла, катая коляску с ребёнком. Таня предложила мне встретиться. И у меня наступила усталость от немых упрёков Любы. Я приехал в назначенное время и место, но Таня придти не смогла. Она всегда боялась попасться на глаза кому-либо. Наверно, к лучшему, потому что жена у меня впервые, и единственный раз, попросила прощения. Правда, её поведения хватило на пару недель, потом всё вернулась на круги своя. То соседка что-то сказала, то её подруги меня с кем-то видели.
Иван Захаров позвал меня к себе на службу в МРЭО. Я, написав рапорт о переводе, зашёл к командиру, а Евгений Иванович мне его не подписал.
- Чего тебе там делать? Водку пить? Я тебя уже назначил командиром взвода. Так, что приступай к своим служебным обязанностям в смене Максимовича.
И я приступил.
Сергей Галкин, утром взял со стоянки, у поста, в Солнечногорске, служебную автомашину «ВАЗ-2103», и поехал на работу в Пешки к 9 часам. У дивизиона он не сразу вышел из машины, стал перебирать документы. Из здания вышел Володя Комар, и быстрым шагом подошёл к Галкину. Спрашивает его:
- Серёж, ты в Солнечногорск едешь?
- Еду.
Володя обошёл машину, и плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с Галкиным:
- Хорошо, а то я опаздываю, - облегчённо выдохнул он.
Они оба работали в штабе: Галкин в отделе дознания, а Комар был инспектором по организации дорожного движения. Уложив бумаги в папку, Сергей выключил двигатель, и пошёл в здание
дивизиона. Зайдя в свой кабинет, он уселся за стол. Минут через десять заскакивает Комар:
- Сергей, ты чего сидишь? Я опоздаю.
- Не видишь, работаю, - отвечает Галкин.
- Так, ты же в Солнечногорск собрался ехать?
- Поеду, после обеда.
- Что же ты мне сразу не сказал? – возмутился Комар.
- А ты не спрашивал.
Чертыхаясь, Владимир побежал ловить попутку.
27 июля 1985 года в Москве был открыт Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, а праздник для ГАИ, повторюсь, что посевная для лошади. Дивизион перешёл на усиленный вариант работы. Для машин, въезжающим в столицу, были введены специальные пропуска. На посту
33 км, в Чёрной грязи, была организована проверка таких пропусков сотрудниками дивизиона, а меня назначили старшим. Работали в 12-ти часовом режиме: я каждый день, инспектора по графику. У них есть выходные, у меня нет.
Приезжаю к 8-ми часам в Чёрную грязь, меня встречает Валентин Борисов:
- Тебя ждут, - предупредил он меня.
В помещении поста меня встретил сотрудник госбезопасности. Первым его вопросом ко мне был:
- Почему у вас машина проехала в Москву?
- Когда? – спросил я.
- Вчера вечером.
- Проехала наш пост? – переспросил я.
- Да, - ответил сотрудник.
- Не может быть.
- Но, ведь, проехала, - утверждал офицер КГБ.
- Я уверен в своих сотрудниках, не могла машина проехать без
проверки, - сказал я, и уточнил, - откуда она ехала?
- Из Солнечногорска, - сказал офицер.
- Ну, из Солнечногорска Чёрную грязь, где хочешь можно объехать, - сказал я ему.
- Где, например? - спросил он меня.
- По Пятницкому шоссе через Крюково, и по «ленинградке» через
Зеленоград. Из Зеленограда можно проехать в Фирсановку, и через Сходню - в Химки, - объяснил я.
Сотрудник КГБ был удовлетворен ответами, и попрощался. А что за машина проехала в Москву, не сказал.
А дело было так. Водители Солнечногорского ГАТП, вернувшись в гараж после рейсов, на стоянке выпивали компанией, и желающие присоединиться подходили к столу со своим «материалом». Ну, и разговоры, разговоры. Никто не заметил, как молчаливый Володя Берзин поднялся и пошёл к своей машине, «ГАЗ-53». Он завёл её и тронулся в направлении заднего двора. Никто не обратил внимания: мало ли, перегоняет машину в другое место. А Берзин, подъехав к задним, запасным, воротам, открыл нехитрый замок, выехал на другую улицу, а затем на Пятницкое шоссе. Он действительно, объезжая посты ГАИ, въехал в Москву. Машина продуктовая, и Берзин беспрепятственно проехал в центр столицы по улице Горького, к Кремлю подъехал со стороны Боровицких ворот. И в эти открытые для пешеходов ворота, в которые только один раз въезжал на автомобиле Ленин, Владимир Берзин въехал на грузовой машине «ГАЗ-53». У него была цель: попасть к Генеральному секретарю ЦК КПСС, Горбачёву, и рассказать ему, как неправильно мы живём. У ворот Кремля была натянута цепь на уровне 30 см от земли, которая не могла быть препятствием для машины. Охранники не знали, что может находиться в фургоне машины, поэтому боялись открывать огонь. А Володя не знал, в каком здании сидел Михаил Сергеевич, и начал ездить кругами по кремлёвской площади, пока не был задержан уже на третьем кругу.
Берзину подыскали статью в уголовном кодексе, и осудили на три года
Лишения свободы за хулиганство. А ему, ведь, надо было медаль давать, с
Учётом роли Горбачёва в истории страны. Поступок Владимира кричал:
«Неверной дорогой идёте, товарищи»! - перефразируя опять же фразу с плаката, на котором фигурировал Владимир Ильич.
И в этот же период я повстречался с Юрием Владимировичем Никулиным. К нам на пост 33 км, в Чёрную грязь, заехал командир. Пиюренко Валерий Григорьевич. Доложив ему по уставу, я продолжил работать с транспортом на перекрёстке, проверяя у водителей, двигавшихся в сторону Москвы, пропуска, если они иногородние, или, если они владельцы автомашин. Так я остановил белую «Волгу», ГАЗ-24-02,пикап, с областными номерами, по которым я определил частного владельца. Автомашины ГАЗ-24-пикап тогда были только государственными, и я сразу понял, кто сидит за рулём остановленной мною машины, потому что, в порядке исключения, только на Никулина была оформлена машина такой марки, и я знал, что Юрий Владимирович живёт в Химках. Но я не сделал ему отмашку: проезжать дальше, захотелось с ним повидаться. Он вышел ко мне, поздоровался, доставая документы.
- Пройдите, пожалуйста, на пост, - попросил я.
У нас в помещении находился журнал, куда мы вносили номера автомашин, проезжающих в сторону столицы без пропуска. Это не касалось жителей, но я решил сделать приятное Валерию Григорьевичу.
- Хорошо, - спокойно ответил Никулин, и пошёл к Пиюренко своей неподражаемой,
и всем знакомой походкой.
С Валентином Борисовым я работал на посту 47 км: он в помещении, я на перекрёстке. По очереди. Останавливаю за нарушение порядка передвижения легковую машину дипломатического корпуса ФРГ. Пригласил водителя в помещении поста, и говорю Валентину, чтобы он составил акт произвольной формы. Административный протокол составлять было нельзя, так как все сотрудники Западной Германии, на основе взаимности, пользовались дипломатической неприкосновенностью.
Я вышел снова на перекрёсток. Прошло минуты три-четыре, я оглянулся на пост, смотрю, а инспектор и немец, оба стоя, о чём-то спорят. Я поспешил к ним. Открываю дверь и слышу слова гражданина ФРГ:
- Почему вы со мной так разговариваете?
- А как я с вами разговариваю? Не так же, как в 41-м, - выразился
Борисов.
- Что? Мне ваши слова передать послу? – вспыхнул дипломат. – Я родился только в 48-м году.
Я еле погасил конфликт, об акте уже не могло быть и речи.
- Ещё раз извините, - сказал я немцу, отдавая ему документы.
- Валь, ну, что ты, в самом деле? - обратился я к напарнику. - Это же международный скандал.
- А что обидного я сказал? Я же не сказал: сорок пятый, а сказал: сорок первый. Это, впору, мне обижаться,- парировал Борисов.
В сентябре жена родила вторую дочь. Любе очень нравился фильм «Эдгар и Кристина», и она дочку назвала Кристиной. Начались новые заботы. Все недоразумения отошли на второй план.
Работая на подвижном посту, я из Пешек, на попутной машине, подъехал на 49 км, где на посту нёс службу Лёва Шватров. Смотрю: на правой обочине стоит микроавтобус с французскими номерными знаками, и его пассажиры стояли возле него. А около Шватрова на перекрёстке стоит девушка, явно из их компании. Мы с ней одновременно начали переходить дорогу навстречу друг другу. Я знал, что Лев в школе учил немецкий, и, подумав, что француженка с ним не могла найти общего языка, я, встретившись с ней на середине дороги, спросил её по-английски:
- Whаt the mettter? (Что случилось?)
Она посмотрел на меня и ничего не сказала. За спиной послышался дружный смех. Подхожу к Шватрову, и спрашиваю его:
- Что она хотела?
- Ничего не хотела. В туалет ходила, - ответил Лёва.
Я, вместе с сотрудниками штаба, поехал в Москву на склады за обмундированием на «РАФ-977», за рулём которого был Евгений Завалкин. Поздняя осень, гололедица. Великов Александр Сергеевич, сменщик Завалкина, его предупреждает:
- Жень, не гони, скользко.
- Не боись, Сергеич, мастер за рулём, - отвечает ему Завалкин.
Проезжаем Зеленоград, Великов опять говорит Евгению:
- Не гони, скользко же.
- Александр Сергеевич, я автошколу в Каунасе прошёл, главное –
приём: «носок-пятка».
Проезжаем Кирилловку, Великов снова предупреждает Завалкина, а тот уже ответить не успевает. Наш «РАФ» подрезала «Волга», и микроавтобус несёт на опору Шереметьевского моста. Надо сказать, что под мостами при низких температурах всегда сколько. Как Женька ушёл от наезда на препятствие? Наверно, помог каунасский приём, когда стопа правой ноги лежит на двух педалях, но вряд ли. При заносе тормозами нельзя пользоваться ни в коем случае. Александр Сергеевич высказал всё, что думал о действиях напарника. Хорошо, что в машине не было женщин.
___________________________
*- А.Аронов. «Песня о собаке».
На фото: пост 47 км