Осень, как счастливая женщина, щедро разбрасывала вокруг дары любви. И, глядя на ее волшебство, самой хотелось сделать что-то доброе, помочь кому-то, облегчить чьи-то страдания. Это чувство и позвало меня к ней, матери знаменитого в наших краях человека, писателя, журналиста 60-х годов - Анатолия Дубравки. Его повести я недавно прочла и после этого не могла не поинтересоваться у коллег, есть ли в нашем городе родные этого человека, чья душа так созвучна мне. Писатель, создавший шедевр, уже не принадлежит своему времени, так как в рассказе или повести (например, его знаменитой "Грибы на асфальте") отражается его внутренняя сущность. И тогда смерть не властна над его Я.
Оказалось, что в центре города, в доме барачного типа проживает самый близкий человек для Анатолия Дубравки. Когда я зашла в этот двор, это место показалось мне столь мрачным, что захотелось уйти куда-то подальше. Вокруг высились современные дома и более приглядные. А этот барак казался забытым Богом и людьми. Но неожиданно мой взор привлекло яро-вишневое пятно возле входа в один из бараков. Я подошла поближе. Это были хризантемы. Цветы, как мне показалось, кричали на весь это унылый и мрачный двор:
- Живите, живите в эти последние солнечные дни с радостью, дарите всем улыбки, вдыхайте полной грудью всю осеннюю прелесть! Что ж вы погрязли в суете, в зависти, непрощении...
Это были хризантемы, посаженные Еленой Васильевной Дубравкой. А вишневый - любимый цвет женщины-загадки. Мне навстречу вышла изящная, причесанная, со вкусом одетая маленькая дама. Это и была моя героиня так и не написанной зарисовки в газету, о чем теперь по ее смерти, каюсь и каюсь. Впрочем, я бы не смогла тогда, будучи молоденькой девчонкой, рассказать о ней, не поранив материнскую душу. А идти к славе по ее трупу - тоже было не по мне. Но в первый день знакомства Елена Васильевна обрадовалась мне, как родственной душе. Она не стала жаловаться ни на жизнь, ни на недуг, как я ожидала. Так до сих пор и не знаю, что за болезнь сковала ее ногу. О, эта женщина ни разу не дала мне возможности помочь встать, пододвинуть стул или найти нужное письмо. В этих пожелтевших листочках была заключена жизнь двух любимых людей - мужа и сына.
- Старший Дубравка, Алексей Ильич, был профессиональным военным, причем человеком, для которого честь была превыше всего. Кода началась война, он едва успел перевезти жену и двоих сыновей к ее маме. Любовь для этих двоих была подарком судьбы. Ее Величество Встреча, будто зная о долгой и смертельной разлуке, поспешила соединить два сердца - молодого лейтенанта и выпускницы музыкального училища. В эти короткие предвоенные минуты и часы счастья им не мешали ни соперники, ни родные, ни зависть подруг, ни ревность друг друга. Позже, когда муж был далеко, он непременно посылал ей розы, пусть они были на открытке - это было неважно. Любовь к мужу и жизни помогла Елене Васильевне выжить в эвакуации и спасти жизнь Анатолия и его брата Семена.
Алексей Ильич погиб в самые последние дни войны, на чужой земле, в то время, когда на своей уже шла созидательная жизнь. А семья Дубравки переехала в Снежинск, откуда офицера забирали на фронт. Здесь вдове выделили две комнаты в уже знакомом нам бараке. Старший сын был копией отца. Любовь к матери он, видимо, получил по наследству от него. Анатолий всю свою недолгую жизнь помогал ей, советовался. Писал теплые письма. Елена Васильевна гордилась талантливым сыном, хотя и понимала: острая критика, сарказм по отношению к власть имущим добром не кончатся. В жизни за все приходится платить - за любовь, правду, собственные ошибки. Матери дороже всего письма сына, пусть они и не художественные произведения, но в них та связь, что осталась незримым звеном между ею и умершим сыном. Как я жалею, что не смогла утаить хоть одно воспоминание о красивом русском богатыре, в которого трудно не влюбиться. В 50 лет сердце его, редактора журнала "Сатирикон", разорвалось от боли. А ведь он мог всю жизнь писать свои книги, не связываясь с теми, кто был у власти и нарушал все законы бытия. Но не смог...
Мать дала мне на один вечер свои реликвии, которые я вернула на другой же день, боясь потерять, испортить. Все это теперь хранится в музее, не пропало, не затерялось.
Когда я возвращала драгоценные письма, поняла, кто поддерживал ее после смерти сына, когда мать нуждалась в помощи. Беспощадная молва обитателей серенького двора приписывала ему роль любовника. Об этом мне намекали доживавшие свой век старушки, вместе с красотой потерявшие и доброту, умение радоваться. Они не одобряли наших встреч, считая: писать надо о них, а не об этой... А мне было жаль этих скукоженных, сварливых стариков, забывших само слово любовь. Сергей Иванович был моложе Елены Васильевны на 10-15 лет. Он ходил за ней, как за любимой женщиной, и мне было не важно, кем они приходятся друг другу. Я встретилась с ним в тот день, когда отдавала письма Анатолия. Он, застеснявшись меня, ушел. Их взгляды говорили о многом. Но тогда я не понимала, почему они так прощаются.
Все разъяснилось через неделю, когда к Елене Васильевне приехали, вернее, навсегда поселились второй сын с невесткой. Я узнала об этом, по привычке зайдя к своей новой знакомой после работы, не предупредив о визите звонком. Моя квартира находилась через две улицы, и я решила побаловать себя общением с интересным человеком. Мы сидели как всегда, перебирая дорогие сердцу Елены Васильевны реликвии. Она не хотела или забыла предупредить меня, что живет уже не одна. Вдруг в комнату без стука ворвалась женщина яркого типа - уверенная в своей правоте, ярко накрашенная, бесцеремонная. Она с ходу вперилась в меня взглядом, будто застукала вора на месте преступления.
- Это что еще за гости? Ну-ка, марш в свою комнату! Еще и телевизор включила!
Женщина силой заволокла в конурку мою интеллигентнейшую собеседницу. Та не сказала ни слова. Я тоже буквально онемела от удивления. Но тут мегера схватила за руку уже меня и вышвырнула на улицу со словами:
-Шляются тут всякие без спроса! Чтоб я тебя здесь больше не видела!
В ту ночь я не могла уснуть. Столько чувств овладело мной, что я терялась, какому отдать предпочтение. Чем я могу помочь Елене Васильевне? Пойти пожаловаться на злую невестку, но кому? Соседи и так относились к ней с нескрываемой злобой, хотя и не знали, за что. Она своими маленькими радостями раздражала их, любителей, похныкать. Обратиться к власти? А что та могла сделать, не поранив душу матери, не задев ее гордости... А молиться я тогда не умела
Елена Васильевна не раз звонила мне на работу, предлагая встретиться, пока родные где- то ходят по делам, оформляя на себя ее квартирку в барачном доме. Оказалось, свою-то, ленинградскую, эти двое давно пропили, прогуляли. Теперь им надо было мертвой хваткой взяться за родительскую. Но у меня не хватало мужества вновь прийти и увидеть унижения этой жизнелюбки, прекрасной собеседницы. А через месяц ее не стало. Я не могу описать, как мучилась моя душа от невозможности воздать по заслугам моей Дубравке. А теперь, когда знаю путь к Богу, мысленно прошу прощения у той, которую не смогла защитить - по молодости, по неопытности, по своей человеческой слабости. А эти двое - толстых, неинтересных, испитых человечка сначала торговали на рынке мелочевкой, прогорели. Теперь тихо живут на пенсии. Я не могу без содрогания видеть их лица до сих пор. Бог наказал их уже тем, что не дал семени. И когда они уйдут, некому будет оплакивать их и сожалеть о потере.
Иногда на улице случайно сталкиваюсь с глазами еще одного человека - Сергея Ивановича. В них - до сих пор боль и смущение. Мы с ним, как два преступника, никак не можем переговорить и простить - каждый сам себя за безволие, неумение защитить Ее Величество Женщину. Впрочем, спустя годы, я чувствую: она нас прощает. Хочешь не хочешь, а к каждому жизнь предъявила счет. И нельзя уйти, не оплатив его при жизни.