Страшная весенняя сказка

Владимир Пироцкий
       В одной комнате общежития жили Совесть, Ум, Скромность, Страх, Тщеславие, Подлость и ХэЗэ. Всё было ничего, пока не пришел Пян-Се Ц. Но об этом после. Всё равно ведь он уже пришел.

       Совесть была старая, даже застарелая какая-то, не современная. Она вечно ходила, как в воду опущенная, иногда кряхтела и ворчала, но по большей части молчала.

       Ум был тоже странноватый, с «неотмирасегосинкой», как раньше говорили, в 80-тые годы. Он вечно всё путал, говорил много и подолгу, но его никто больше десяти секунд и не слушал, так что он никому не мешал, над ним частенько подшучивали, по пьянке иногда наезжали, но кончалось всё мирно, максимум одним-двумя синяками отделывался. А всё потому что у него всё было не вовремя и наоборот. Да еще и память дырявая была, как носок. Про него говорили, что он задний, зато крепкий. Может потому он и выглядел так глупо. Когда он встречал нового человека, он представлялся не как Ум, а как Мудрость. Правда со временем, когда потерял несколько зубов, буква «р» тоже потерялась и это звучало как «мудость», поэтому он с годами вернулся к имени Ум. Подобная, но совсем другая история случилась с фамилией одного из персонажей фильма про гусаров, дай Бог им здоровья.

       Скромность никто не видел, хотя она и не пряталась. Ей почти ничего не доставалось, когда садились за стол, но она так мило улыбалась, что прогнать её было неудобно, пусть сидит, хоть иногда попросит Ум помолчать, и то польза. Она говорила: «Спасибо, мне много не надо, так парочку ложек супчика, если можно».

       Страх хотел бы чтобы его никто не видел, но то ли его вечное суетливое перебегание с места на места, то ли нервозность, которая висела в воздухе, даже в самое спокойное время, то ли специфический запах, который иногда ощущался в его присутствии, всё выдавало его. Чего он боялся он не мог объяснить, но зато никогда не стеснялся одернуть и шикнуть на любого, кто пытался развеять его опасения. Когда он кого-то сильно доставал, его загоняли в самый дальний угол и сверху обкладывали подушками, чтобы не мешал в карты играть. Ум тоже старался куда-нибудь слинять, когда остальные садились за карты.

       Вот Тщеславие, в отличие от других, куда-то загнать и заставить молчать было делом нереальным, с ним не принято было ругаться, все ему поддакивали, причем почти совсем искренне, насколько могли. Тщеславие могло воодушевлять других, играть на их скрытых струнах души, многие даже звали его в гости, угощали портвейном и потом вместе кричали боевые песни или заунывно-душевно выпевали все ноты про коня или про мороз-мороз.

        А при чем тут Подлость, как-то не красиво звучит? Да, нет, на самом деле, сначала это был Нормальный Парень или Наш Парень или просто Свой, а когда пришел Пян-Се Ц, он почти сразу превратился в Подлость. Да так теперь и называют его все, причем без всяких «негативных коннотаций», как оправдывался Ум на последней гулянке. Нормальный Парень был вполне себе видный, плечистый и поначалу компанейский. С ним можно было и поговорить, и покурить иногда, и выпить в компании. Хотя себя он в обиду не давал и мог четко «обозначить границы», как опять же сказанул Ум, а мог и приколоться над кем-нибудь. Вот что характерно, Уму ни разу не удалось переубедить Нормального Парня в том, что некто Гога был самым эффективным менеджером в нашей общаге. По другим вопросам он мог вполне согласиться на компромисс. Наш Парень верил Гоге и чувствовал с ним глубокое внутреннее родство. Иногда он мог подставить кого-то или долг отдать забывал.

       Ещё был один персонаж, которого не знал никто, но все на него ссылались, когда трудно было что-то объяснить собеседнику. Причем, если кто-то из собеседников спрашивал другого, а тот только и мог сказать: «А я – Ха-Зэ или Хэ-Зэ». Другими словами, - «Я не знаю, как это понять и объяснить», этого обычно хватало тому, кто спрашивал. Очень уж многоплановое это было высказывание.
       Когда, наконец пришел Пян-Се Ц, его кто-то спросил: «Ты чего пришел?» И он ответил, - «Так я и не уходил еще никуда, просто сейчас меня стали чаще замечать, да вы и сами меня вынуждаете» и усмехнулся по-доброму.

      А где же сказка? - вы спросите. Или не спросите. А вот слушайте:
«Когда пришел Пян-Се Ц, Совесть не выдержала, выскочила вперед, набрала в легкие воздуха и громко заговорила быстро-быстро и обрывками слов, - «Да, чт…, да, твою-то…, да это ж…, да какого…, я вам прямо скажу, да бл…, это же невозможно так…, что же…, куда…, я…, мы должны…». Понять хоть что-либо было практически невозможно. Страх, Ум и Скромность были в шоке и молчали, Тщеславие хмыкало и покрикивало, пыталось урезонить Совесть, а Подлость зычно гоготала, чтобы заглушить слова и звуки, издаваемые Совестью.

       Так бы она еще несколько минут голосила всякую чепуху, если бы Страх, Ум и Скромность под руководством Тщеславия и Подлости, не вернули бы ее к нормальному состоянию. Страх накинул на Совесть подушку, Ум прижал ее ко рту, а Скромность, явно стесняясь, разглаживала подушку, легко касаясь её. Тщеславие трясло Совесть за халат, стараясь петь какой-то марш, а Подлость бегала вокруг и старалась ткнуть несчастную старуху Совесть, то по почкам, то по печени, то поддых.
 
       Ха-Зэ сидел в сторонке с невозмутимым видом и мял в дрожащих пальцах потухшую сигаретку. Если он пытался что-то сказать, то неминуемо начинал заикаться и сразу замолкал. Пян-Се Ц наблюдал эту сцену из коридора общаги, одна его нога слегка зависла и была на пути из коридора к нам в комнату, а другая уже давно и прочно стояла внутри нашей комнаты. Из других дверей высовывались самые разные физиономии, с любопытством, страхом, или злорадством смотревшие на нашу комнату, у них там тоже что-то происходило, бурлило, визжало, как циркулярная пила и мелькало.

       Когда Совесть начала задыхаться, а потом затихать и наконец вытянулась во весь рост на полу, ее отпустили и сгрудились вокруг, с интересом изучая и кто-то даже снимал всю сцену на айфон.

       Тщеславие спросило: «Ну чо?». «Дышит еще ссу-ка...», - сказал кто-то, кажется Подлость. «Ну, слава Богу»,- сказал как всегда невпопад, Ум. Он испугался вместо Страха и прикрыл свой рот, вместо Скромности.

       «Тут-то я и проснулся», - этого ждет читатель?

       «А вот и хренушки, никто и не думал спать!», - спокойно и властно сказал Пян-Се Ц.

       Вот тут-то я точно проснулся. Но почему-то спросил: «А почему страшная?»

       «А я Хэ-Зэ», - эхом отозвался Ха-Зэ. Или Хэ-Зэ, Ха-Зэ его знает.

2018