Синоптики прогнозировали на завтра скверную погоду: дождь со шквалистым ветром и, похоже, на этот раз не врали: тучи уже начинали собираться, да и ветерок усиливался. Андрей Иванович принял решение отказаться от мысли о самолете — чехословацкой «ЭЛКЕ», на которой лёта до Барнаула чуть больше часа. «Поеду сегодня поездом, высплюсь, а утром встану и сразу в управление», — думал он. Жена Людмила собрала сумку, положила в нее наряду с бельем пару бутербродов и гостинец для Юленьки, дочери друзей, с которыми они вместе учились в институте и у которых он всегда останавливался, когда приезжал в командировку в краевую столицу.
Андрей Иванович в свои неполные двадцать восемь уже работал главным агрономом крупнейшего хозяйства района. За шесть лет после окончания «сельхоза» он прошел путь от бригадира — до главного специалиста. Директор совхоза присматривался к нему и в последнее время все чаще оставлял вместо себя в тех случаях, когда отсутствовал сам.
Андрею вообще грех было жаловаться на жизнь: в школе учеба давалась легко: в аттестате была всего лишь одна четверка, по французскому языку, остальные — пятерки. Легко, без всякой посторонней помощи поступил в институт, где тоже учился «на стипендию», то есть без троек.
Огромной удачей в жизни считал ответную любовь самой красивой девушки курса Людмилы, которая осваивала профессию экономиста. На третьем курсе они поженились и вместе, по окончании учебы приехали на село, где их уже ждали квартира и работа.
Работа Андрею нравилась. Директор предоставлял ему возможность экспериментировать в вопросах севооборота, селекции семян, сроков высева и уборки. Специалист оправдывал доверие шефа, показатели в отрасли растениеводства с каждым годом улучшались: наладилась дисциплина труда работников, повышалась урожайность, к молодому агроному приезжали более маститые коллеги перенимать опыт.
Андрей Иванович на сей раз ехал в управление с отчетом по работе за первое полугодие и предполагаемыми показателями по культурам на предстоящую уборку урожая. Выходя из автомобиля, он напомнил водителю, чтобы тот его встретил через день на вокзале по прибытию поезда. В вагоне нашел по билету свое купе и, войдя, остолбенел! На него смотрело удивительнейшее создание: девочка, лет пяти от роду, светлоголовая, с большими голубыми глазами, пухлыми губками и смешным курносым носиком. Настолько курносым, что дырочки казались расположенными сверху, особенно когда она запрокинула головку, глядя на Андрея Ивановича:
— Ты кто? — спросило «создание».
— А ты кто? — не нашел ничего лучшего Андрей Иванович.
— Я Елена Прекрасная, так меня зовет моя мама. Ты можешь звать просто Леной.
— А меня называй Андреем, вот мы с тобой и познакомились, — он протянул девочке руку, в которую она с достоинством вложила свою маленькую ладошку.
— А с кем это ты вместе едешь? — спросил он, глядя на пожилую женщину лет семидесяти, — с бабушкой?
— Нет, это моя мама.
Андрей посмотрел на женщину: выглядела она болезненной и жалкой. На мать ребенка никак не подходила: ни по возрасту, ни по внешнему сходству. Она никак не отреагировала на ответ девочки, хотя Андрею показалось, что напряглась и чувствует себя неважно.
— Ну, и куда же ты едешь? — продолжил он разговор с маленькой попутчицей.
— Еду в гости к мальчикам и девочкам. Их много, и они хорошие. Побуду у них, а потом мама, когда вылечится, заберет меня обратно к себе.
Андрей ничего не мог понять: «Какая мама в семьдесят лет, какие мальчики и девочки, к которым она едет в гости?». Женщина молчала, только достала носовой платочек и начала им вытирать глаза, которые вдруг стали мокрыми от слез.
Поезд тронулся. Вокзал исчез за окнами вагона, вскоре промелькнули и привокзальные постройки, а на смену им пришел ландшафт равнинной степи, Андрей вышел из купе, стал у окна и засмотрелся, любуясь её красотой.
Степь. Она ему нравилась своим раздольем, чистотой воздуха, запахом трав. А какие просторы для занятия сельским хозяйством! В Кулундинской степи среднемесячная норма осадков значительно меньше, чем в предгорьях. Это плохо: растениям нужна жизненная влага. Но зато много солнца, что позволяет вызреть кукурузе на семена, подсолнечник подставляет свои шляпки под солнышко, греясь и заряжаясь от него энергией, радуя всех своей красотой, а пшеница наполняется твердой и упругой клейковиной.
Но ему не давала покоя мысль о девочке. Мало того, появилось какое-то волнение, тревога за это трогательное существо. Была у Андрея и Людмилы одна на двоих душевная рана: врачи сказали, что у них не будет детей. Винить в этом, кроме как себя, некого. Будучи студентами, молодожены решили прервать искусственно беременность, полагая, что нужно сначала завершить учебу, определиться с работой, жильем, а потом уж думать о детях. После операции врачи вынесли страшный вердикт. Супруги старались не поднимать эту тему, но однажды Андрей заметил, как Людмила смотрела на возящихся в песочнице ребятишек и украдкой вытирала слезы. Да и у него самого сердце разрывалось от мысли, что они никогда не станут родителями, не будут купать малышей, водить в садик и отправлять их в школу, что к ним никто и никогда не обратиться со словами: «мама» и «папа». В свою очередь, родители Андрея и Людмилы тоже постоянно терзали молодых расспросами: «Когда уж мы станем бабушками и дедушками?».
К нему подбежала малышка:
— Андрей, а хочешь, я тебе стихотворение расскажу?
— Хочу, расскажи.
Она начала с выражением лопотать о паучке, который сплел паутинку не только себе, но и друзьям: и ежу, и лягушке, и еще кому-то.
— А ещё, я и сама придумала стишок. Слушай:
Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик.
— А давай я дальше придумаю, — поддержал её Андрей:
Тише, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке мяч!
— Не-е-ет, это не ты придумал!
— Почему же не я?
— А так в книжке было, мне мама читала.
— Так и ты тоже из книжки взяла это.
— Ладно, я пошутила. А смотри, как я умею прыгать на одной ноге, — и запрыгала по вагону, а Андрей еле успел подхватить её, когда она, споткнувшись, начала падать.
— Давай ещё!
— Нет, пойдем лучше порисуем.
— У меня нет ни карандаша, ни бумаги, как мы будем рисовать?
— У меня есть, идем! — Андрей вошел в купе, вытащил из портфеля приготовленный для дочери друга гостинец, развернул его и отдал девочке фломастеры и альбом,
— держи!
Он подал ей также кулек с конфетами и плюшевого мишку.
— Это мне?
— Да, это все тебе.
— Зачем вы ее балуете? — неуверенно возразила женщина, «мама» Лены.
Андрей не знал, что ответить и предпочел промолчать. За окнами вагона наступила темнота, и девочка все откровеннее начинала зевать, наконец, сон окончательно сморил её. Женщина укрыла ребенка одеялом, предварительно уложив головкой к дверям купе, где не дуло, в отличие от окна.
— Может быть мне принести чаю? — обратился Андрей к попутчице?
— Будьте добры, я не откажусь. Да, и называйте меня Анной Петровной.
— А меня Андреем звать.
— Это я уже знаю.
Он принес чай, достал бутерброды, соседка выставила баночку меда и пирожки.
— Угощайтесь!
Они разговорились. Женщина поведала горькую историю. Конечно, она не была девочке матерью, а являлась родной бабушкой. Её дочь вышла замуж за парня, с которым познакомилась на отдыхе в молодежном лагере, куда ездила по профсоюзной путевке. Уехала одна. А вернулась с будущим мужем.
— Сыграли свадьбу, на которой жених сразу же и отличился: напился до чертиков. Думали, с кем не бывает. Но, оказывается, все было впереди: пьянки, ссоры, рукоприкладство. Выяснилось, что у него была судимость за воровство. Не прожил и года с дочерью, как снова попался на краже, опять посадили. Вышел. Все по новой, только еще и озверел: запугал и дочь, и меня. Пока отбывал первый срок после свадьбы, родилась Леночка, которую он за свою и признавать, гад, не хотел. Да, что говорить, одним словом — нелюдь.
— А где сейчас он, где дочь?
Анна Петровна заплакала уже не стесняясь слез.
— Умерла моя девочка, враз заболела, высохла вся и угасла. А «папашка» опять в тюрьме.
— А сейчас вы куда направляетесь с внучкой?
— А сейчас, я, мил человек, еду на операцию на сердце в Барнаул, а Леночку везу в детский дом, куда ее определила комиссия. Сказали, если выздоровею, то смогу ее забрать. Только, навряд ли я уже выкарабкаюсь, восьмой десяток идет. Все нервы и здоровье оставила в школе, где преподавала почти пятьдесят лет в младших классах. После смерти дочки стала замечать, что и с головой подчас не все в порядке: забываюсь, теряю ориентацию.
— А родственники, есть же родня какая-то?
— Никого. У меня был брат, три года воевал с германцем, потом направили добивать японцев, там и погиб. Ладно, молодой человек, давайте уж отдыхать. Завтра у меня день хлопотный.
Андрей до утра не сомкнул глаз, так на него повлиял рассказ женщины о своей жизненной трагедии. Он вставал, выходил в тамбур, думал. На сердце было неспокойно. Когда возвращался и открывал дверь в купе, то на спящую девочку падал свет и от нее невозможно было оторвать взгляд: она лежала, подложив ручки под щечку, с приоткрытым ротиком, из которого текла слюна. Сон был безмятежен, он охранялся бабушкой, которую ребенок называл мамой, как самое близкое и родное существо.
Наступило утро, до Барнаула оставалось езды менее часа. Андрей спрыгнул с полки и начал обуваться. Женщины в купе не было, ее нижняя полка уже была заправлена.
— Мама пошла в туалет, — услышал он голос малышки. А знаешь, я тебе хочу что-то сказать, заговорщически прошептала она, — нагнись ко мне.
Андрей Иванович сел к ней на полку. Девочка взяла его за руку.
— Я тебе выдам секрет: ты мне понравился, и я хочу, чтобы ты стал мне папой. И я хочу еще одну маму: молодую. Скажи, а ты хочешь быть моим папой?
Андрей вскочил и вышел в коридор. На глаза наворачивались слезы. Мысли одна за другой приходили в голову: «Сказать, что я папа? Забрать с собой? Как отреагирует Люда? Наверное, нужно успокоиться, спонтанно такие решения не принимаются».
На перроне его встретил Валерка, друг:
— Как доехал?
— Нормально. Валера, у тебя как со временем?
Валерка, поступивший после окончания учебы в институте в аспирантуру и защитивший кандидатскую, остался преподавать на кафедре.
— Сегодня я не в расписании, поэтому время могу найти. А что ты хотел?
— Пожалуйста, не спрашивай ни о чем, я тебе вечером все расскажу. Отвези пожилую женщину с внучкой куда она скажет. Очень тебя прошу, а я доеду до управления на автобусе.
Мысли о девочке не покидали Андрея Ивановича ни в городе, ни после возвращения из командировки. Людмила несколько раз слушала рассказ мужа, видела его смятение, сопереживала и однажды сказала:
— Андрюша, довольно разговоров, давай примем решение и удочерим девочку. Только нужно проконсультироваться о правах, последовательности действий и обо всем другом.
Они вместе сходили в органы опеки и попечительства, в ЗАГС, одним словом, узнали все, что необходимо для удочерения.
Затратив на это некоторое время, супруги поехали в Барнаул, нашли детский дом, а, точнее, их привез туда Валерка на своей машине. Волнение было необыкновенным. Людмила даже остановилась перед входом в здание и попросила Андрея минутку подождать, чтобы справиться с появившейся дрожью.
— У меня ноги не идут. Я боюсь.
— Ты вся дрожишь, успокойся, все будет хорошо, ты сразу узнаешь свою будущую дочь: она самая красивая, самая лучшая.
Подождав, когда выйдет посетитель, Андрей с Людмилой вошли в кабинет директора. Они представились и Андрей, волнуясь и сбиваясь, неожиданно для себя, объяснил суть визита.
Директриса, миловидная женщина предпенсионного возраста, слушала их внимательно, не перебивая, без эмоций. Много детских судеб прошло у нее перед глазами, она была свидетельницей самых подлых поступков, когда ей приносили детей отказавшиеся родители, а подчас и просто оставляли на крыльце завернутые в одеяла тельца.
Желание молодой пары было вполне искренним и женщина-руководитель, женщина-мать это чувствовала.
— Как фамилия девочки? — спросила она, хотя уже все поняла.
— Малахова Лена, — ответил Андрей, благодарный Валерке за то, что тот узнал фамилию, когда отвозил девочку в детдом.
Директриса замолчала, тяжело вздохнула и выдавила:
— А вы, наверное, Андрей?
— Да, Андрей.
— Теперь понятно о ком она мне прожужжала все уши, убеждая, что к ней скоро приедет папа Андрей с молодой мамой и увезут ее с собой. Ребята, дорогие, девочку забрали два дня назад. Удочерили.
— Как? Кто? — Вырвалось у Андрея. — Да, … извините, — признал он нелепость вопроса.
— Бабушка девочки умерла прямо на операционном столе. Отец лишен родительских прав. Лену удочерила одна порядочная семья, у них нет детей. Они мечтали о девочке. Лена им сразу понравилась, да этот ребенок не мог не понравиться. Подружились. Через некоторое время оформили документы и увезли малышку.
На душе было тяжело и пусто. Они не стали садиться в транспорт, шли медленно и молча по главному городскому проспекту, не замечая прохожих и не обращая внимания на окружающую суету. Ключи от будущего, от счастья, находились у них в руках. На сей раз они не смогли ими воспользоваться. Но впереди целая жизнь с её противоречивой философией: с препонами и предоставлением шанса на успех.