4. Хозяйка.
Солнце уже зашло за верхушки деревьев, и с озера потянуло прохладой. Максим заложил страницу травинкой, захлопнул тетрадь и направился в деревню. Мысли путались, он никак не мог сосредоточиться.
Кто мог это написать? Явно то, что эта тетрадь не могла оказаться случайно в этом доме. Не останавливаясь, Максим открыл тетрадь и пролистал до последней страницы. Под последней строкой стояла дата: " Май 1966 года". Это уже что-то. Проведя в уме простые вычисления, Макс сделал вывод, что это должен быть отец Клавдии Михайловны...
Когда подходил к усадьбе, увидел дым из трубы над своей времянкой.
Домик был прогрет, в печке потрескивали дрова, и убогое жилище уже не казалось таким заброшенным. На тумбочке под салфеткой Максим обнаружил добрую крынку с молоком да краюху деревенского хлеба.
Может, отвык он в городе от настоящего деревенского, может, просто изголодался - за раз одолел он полкаравая и крынку до дна.
Принес из машины вещи и пошел искать свою благодетельницу.
Хозяйку Макс нашел на дальнем конце огорода, копающей лунки для картошки.
- Добрый вечер, бог в помощь, - Максим осторожно взялся за черенок лопаты.
Клавдия Михайловна вопросительно посмотрела на нового соседа и отпустила лопату:
- Спасибо, мил человек, и вам того же.
Макс, дорвавшись до работы, стал дырявить землю рядами лунок на полный штык. Хозяйка еле поспевала за ним, присыпая чрезмерно глубокие лунки и кидая в них картошку.
- Давно одни? Тяжело без мужика-то, - нарушил Макс тягостное молчание.
- Да уже лет двадцать как минуло. Привыкла сама управляться. Поначалу дети помогали, только теперь у них своя жизнь...
Так слово за слово, и, как поначалу казалось, неразговорчивая хозяйка рассказала о себе не мало. Из ее рассказа все сходилось на том, что тетрадь принадлежала ее отцу, который лет в сорок пропал при неизвестных обстоятельствах. Про мужа она рассказывала неохотно, но и ничего плохого о нем не сказала. А про отца рассказывала подробно, что он электроникой увлекся, все какой-то аппарат изобретал:
- Болел он, неизлечимо болел. Врачи от него отказались, а как из больницы-то его выписали, так он как одержимый все в сарайке свой аппарат мастерил. Деньги, что по пенсии полагались, все на детали к нему тратил. Аккумулятор автомобильный купил, да еще в город за радиолампами ездил, а это ж не ближний свет. Хотел, видать, до смерти его закончить. Бывало, ночь уже, а у него в сарае все лампочки разноцветные мигают, как на новогодней ёлке.
А после Троицы взял у соседа надувную лодку. Рыбки, говорит, свежей захотелось. Лодку ту на Лесном озере нашли, а он, видать, там и покоится - никого еще в том озере никогда не находили. Течения сказывают там какие-то подводные. Так через шесть лет, когда все сроки и надежды ушли, в лесу за озером ему памятник и поставили.
- А этот аппарат где?- не удержался от вопроса Максим.
- Так исчез он. После того как он пропал, дети сунулись в сарай, а там пусто...
До поздней зари копались они в огороде, пока тьма их не разогнала.
Придя во времянку, Максим соорудил абажур из старого плаката на тусклую лампочку, накачал надувной матрац на кровать и застелил простынями. Только вот сон не шел, может, от усталости или от новых впечатлений. Макс нашел тетрадь и открыл заложенную страницу.
5. Ведьмак
(записи черной тетради)
"Все две недели до занятий я не находил себе места, да и остальные виновники той ночи понурые ходили. Но остальным было легче, никто не видел то зеленое и лохматое, что у меня из учительской одежды выпало. Вновь я поверил во все сказки, что мне в детстве мамка рассказывала. Да бабки в деревне начали судачить, что нечисть на Лесном озере завелась - всполохи от того луча и в деревне видны были.
Только вот Людмила Алексеевна жила так, словно ничего не случилось. Может, на дороге нас встретила настоящая ведьма, а учительница в это время купалась и ничего не видела и не слышала...
Много мыслей всяких я в те дни передумал. А тут еще Колька Васильев стал донимать, почему я перестал на озеро ходить, одиноко ему стало одному-то в дураках ходить.
Так или иначе, но дома я стал примерным сыном, больше не бегал на Лесное озеро и даже за околицу не выходил. Надо было загасить чем-то эти воспоминания, вот и крутился возле родителей, спрашивая, чем помочь, да ни от какой работы не отлынивал.
Только ближе к первому сентября воспоминания стали притупляться, но на душе стало еще хуже. Вновь всплыли в памяти ее глаза. И чем больше открещивался от этого видения, тем сильнее оно в меня проникало.
И тут до меня дошло, что заворожила она меня. Только для чего? Ответ как-то напрашивался сам собой - она хочет сделать из меня себе подобного. Ей нужен помощник, и она выбрала меня...
С этой мыслью я уже не мог расстаться, она прорастала во мне с цепкостью осота, пуская в моем сознании прочные, как проволока, корни. Через неделю я уже почти смирился с тем, что скоро стану если не ведьмаком, то другой какой темной нечистью. Ведь живет же Людмила Алексеевна, умна, весела, общительна, красива. Все ей только и завидуют, и никому невдомек, что она ведьма. И зеленая тварь, что она с собою носит, тоже вполне симпатичная. Я бы такую себе завел, если б один жил...
Мать заметила, что со мной что-то неладное творится, только понять ничего не может. Я к ней: " Может помочь чего надо?" А она только: " Сходи, погуляй: за грибами, на рыбалку с друзьями, вон ежевики сколько по оврагам..."
Я чувствовал себя как ёрш в садке, вроде и живой, только никакой радости от такой жизни. И тогда я решился. Попрощался я мысленно с братьями и сестрами, с родителями. Мало ли что, может, не суждено мне вернуться, да пошел к Лесному озеру. Спрятался в Колькиной засаде и стал ждать. Колька не пришел, может дела задержали, может, ему это надоело да плюнул на все...
Пришлось одному время коротать да злющих комаров отгонять. Десять раз все проклял. Уж и лицо от размазанных по нему комаров зудело, ночь спустилась, а ее все нет. Тут домой собрался, только вижу, мигает что-то на дороге. Идет в полной темноте, только изредка та тварь зеленная ей дорогу освещает. Подошла к берегу и стоит. Мне бы встать надо, я же не подглядывать пришел, но не могу, ноги как ватные. Набрал побольше воздуха да руками по дереву кое-как поднялся. Её-то и не видно совсем, только светлое пятно от ее платья. Купаться не торопится, села на траву и сидит - не обернётся. Да если бы и обернулась, меня бы в темноте не разглядела.
А тут слышу шум какой-то, вроде как волны о берег бьют. Никогда не слышал, чтобы волны в лесном озере были. Рябь бывает при сильном ветре, но чтобы волны... А тут еще в центре озера круг светящийся вырисовался, пузыри из центра вырываются. Жутко мне стало, опять в кустах спрятался, а то комары без меня там изголодались.
Но вот стихло все, ни света, ни пузырей, только слышно как плывет кто-то. Тихо так, и волна иногда журчит.
У Людмилы Алексеевны опять тварь ожила - светит, помигивая. Вижу в этом мигании, как на берег кто-то выходит, весь в темном и понять, кто такой, невозможно. ...А Людмила ему навстречу встала, подошла, и стали они ходить вдоль берега да говорить о чем-то. Говорили тихо, услышать ничего не возможно, только понятно стало, что разговор у них непростой - спорили они, иногда голос повышали да вовремя себя одергивали. А когда мимо меня проходили, Людмила Алексеевна чуть ли не в голос:
- ... Мне деда спасти надо, да с этим выродком покончить...- только и услышал.
На том они и закончили. Тот, что в темном, в озеро зашел и растворился, будто и не было, а Людмила домой поспешила. Я не стал ей показываться. Получалось так, что ее тайны подсмотрел. Куда уж было соваться...
Продолжение http://www.proza.ru/2018/02/21/1128