Он лежит. Глаза его полуоткрыты. Она все не приходит, а он устал ее ждать. Его сморщенная временем жена сидит на краю его кровати. В руках ее ложка и творог.
- Ну, Гена, ну, еще одну ложку.
На самом деле вторую. Вторую за день. Есть не хочется, да, собственно, уже и незачем.
В ответ он делает страшные глаза и демонстративно смотрит на стену. По стене идет время ложась вместе с лучами заходящего солнца под потолочный плинтус. Через некоторое время он забывается. Голова его возвращается в первоначальное положение. Она терпеливо ждет с ложкой в руке. Он вновь приоткрывает глаза, а вместе с ними и рот. Она всовывает ему ложку творога, и он покорно жует. Долго и монотонно.
Слюны уже нет, и он сипит:
- Водички...
Она поднимает до уровня его глаз стакан с киселем. Он снова вымученно таращит глаза и снова с трудом сипит:
- Водички.
Она поднимает эмалированный поильник с чаем:
- Гена, чаю?
Гена крутит своей восьмидесятилетней головой как малый ребенок, но силы уже не те. Он ослабевает, и она вкладывает в его чуть раскрывшийся рот носик поильника. Чай обжигает рот, но Гена терпит, пялясь на жену неимоверно круглыми глазами.
- Горячий? - заботливо спрашивает та.
Гена проглатывает чай и сипит вновь:
- Водички...
Но стакан с водичкой остается нетронутым, а вместо него в рот заползает очередная ложка творога.
20 февраля 2018