Об Осипе Мандельштаме с благодарностью и любовью

Татьяна Сергеева 11
На огромном небосводе русской поэзии много звезд – ярких, блестящих, манящих к себе светом, какой-то еще не понятой, нераскрытой красотой. Среди них – звезда Осипа Мандельштама - известного русского поэта, вошедшего в золотой список Серебряного века.
В сутолоке житейских дел редко удается уединиться с томиком стихотворений Мандельштама. – ведь жизнь наполнена заботами, работой, бесконечными делами, обязанностями.… Но если все же это случается, то наступает праздник общения с чудесной поэзией.
Открываю сборник стихотворений Мандельштама, бережно перелистываю страницы. Удивительные строки помогают создать  в воображении необыкновенный мир, где «хрустальная спит роса», «в небе танцует золото», смеется «музыки  голубоглазый хмель», а «комната наполнена истомой». И в этом мире есть любовь. Только как поведать читателю об этом прекрасном чувстве? Может быть, показать ее в цвете, как это сделал Мандельштам?
Но как безумный ,светел день
И пены бледная сирень
В черно-лазоревом сосуде

Нежнее нежного твое лицо,
Белее белого твоя рука.
Или раскрыть любимые черты любимого человека? Как у Мандельштама: «соленые нежные губы», «тончайших пальцев белизна», «глянец девических ланит»…
Без любви – «страшно», хотя и приносит она не только радость, но и « мученье», будто «подменили кровь». И все же…
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
В памяти всплывает музыка, которая органично сплелась со строками этого стихотворения , и получилась всенародно любимая песня; жаль, не  все знают автора этих чудесных строк.
Перелистываю страницы и вижу перед собой другого Мандельштама – страдающего, тоскующего, потому что реальный мир, в котором живет поэт, жесток и страшен.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне  вырванный с мясом  замок.
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек живых..
Это стихотворение писали, с одной стороны, мужество и смелость, а с другой стороны – безудержное отчаяние. Город, « знакомый до слез», стал другим  («где к зловещему дегтю подмешан желток», «мертвецов голоса»). Склоняю голову перед бесстрашием Поэта, отобразившего Правду.
Открываю книгу на стихотворении, от которого буквально дрожь по коже: «Век» Это ведь не только о 20 веке, это и о нашем страшном времени, когда варвары уничтожают творения древней цивилизации, когда ничего не стоит людская жизнь – и уходят к Богу ни в чем не повинные пассажиры самолета -  наши соплеменники,, уходят в другой мир жители Франции, Мали, Ливии, взорванные террористами.
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.
В каждом слове  столько боли, безысходной тоски: «кровь-строительница хлещет горлом», «вырвать век из плена», «словно зверь», «жалкий век». У поэта нет даже убежденности, что  можно «новый мир начать» Возможно, « еще набухнут почки,
     Брызнет зелени побег», но «человеческую тоску» не переступить.
Стихотворение - предвидение.… Как прав был Мандельштам.… К сожалению…
Мозг заставляет руку лихорадочно перелистывать страницы, искать что-то светлое, чистое. Ведь слишком сильна горечь по утраченному и слишком открыто предчувствие грядущих трагедий.
Глаза охватывают слово «Импрессионизм» Меня всегда волновали картины мастеров этого жанра. Есть в них что-то от поэзии Серебряного века: легкая завуалированность, таинственная нечеткость, размытость, а общее впечатление -  необычно и удивительно притягательно. Читая стихотворение, не в первый раз удивляюсь умению поэта подобрать такие тропы, что по-новому видишь мир. «Глубокий обморок сирени», «красок звучные ступени», « тень все лиловей»,  «солнечном развале»…
И раз «хозяйничает шмель», значит это не только красиво, но и правдиво. Так показать картину импрессиониста мог только человек, который не понаслышке знаком с творчеством, понимает и принимает его.
С сожалением закрываю страницы томика Мандельштама. И благодарю судьбу за то, что могу не только читать его стихотворения, но и поделиться со своими учениками мыслями о его творчестве, привить им любовь к неумирающим строкам. Ведь поэты умирают тогда, когда их перестают читать. Мандельштаму дано жить вечно.