Основания философии

Евгений Бриммерберг.
Основания философии.
2017.
1. УЧЕНИЕ О БЫТИИ БОГА.

1. Если бы Бог был вечен, о нем можно было бы думать всегда, он всегда был бы предметом мышления и организм не мог бы умереть. Но мысль о нем исчезает и поэтому он не вечен. А если не вечен Бог, то и нет того, что вечно, и вечность, следовательно, не будучи ничем, пропадает из вечности. Поэтому мыслится она во времени и некоторое время, которое называется жизнь, а поскольку она из времени исчезает, вечной жизни нет. И отсюда следует, что жизнь есть в себе сущее бытие, а поскольку границ такого бытия нет, нельзя сказать и есть оно или нет.

2. Это рассуждение предрасположено к вымиранию, и хотя вечная жизнь есть смерть бога, его ничто не затмит даже после его смерти. Ясное осмысление словесного его появления не претендует на известность, поскольку таинство его появления не изжито в истине. Так что истина сама себя располагает в пространстве и является происходящим из слова актом творения. Бог имеет две сущности, каждая из которых не является им: первая сущность творится, вторая предполагается и познается. В первой сущности бог происходит из ничто своего слова, во второй он имеет ничто своего бытия. Ведь именно в бытии его отсутствующей сущности познается ничто, которое происходит из него сущностью сотворенной. Так что если бог и сотворил мир, то сотворил из ничто своей сущности, которая есть бытие и полагается в творении и исчезает в смерти. Ибо смерть есть ничто бога, которое является в слове наряду с творением мира из бытия его ничто. Ничто это разумно, поскольку в творении своей сущности предъявляет себя в качестве бытия.
Таким образом, мир произошел из ничто, поскольку бог в своем слове не имеет никакой сущности, не является бытием или ничто, а есть первое положение в своем предположении.  Слово, из которого произошел бог, есть первое положение его предположения.

3. Бог, следовательно, является творцом и предметом познания одновременно. Ведь то бытие, которое произошло из ничто, есть творение - поскольку слово не имеет сущности, ничем, кроме ничто, оно быть и не может, но и быть ничем оно не может, поскольку быть даже в качестве ничто означает быть и иметь сущность. Но только в первом акте творения открывается, что ничто есть сущность и что ее явление есть бытие. Так что в слове бог сотворен до своего появления в слове и поэтому, хотя в слове он и сотворен как предшествующее этому слову несотворенное, он не есть творение, а есть творец самого себя в сотворенном им для своего творения слове.

4. Можно сказать, что творение есть восстановление бытия бога из ничто. Но само сотворенное есть не только восстановленное, но и ставшее, а ставшее есть сущность, нуждающаяся в познании, хотя она и заключена в ничто бога как непознанная. Так что непознанная сущность ничтожного бытия бога тождественна сотворенной и ставшей в бытии сущности. Явление соответствует своему бытию, данному в ничто прежде его возникновения и познания. Таким образом, в истине познается творимое несотворенное.

5. Взятое же отдельно от своего творения сотворенное принадлежит миру, а не богу, поскольку в мире сохраняется то, что во времени произошло в творении. Мир же этот не может быть божественным, поскольку оставлен по его воле для сохранения своих сущностей, а не того, что в ничто им еще не стало. Так что, хотя мир и имеет божественное происхождение, для бога он не необходимый, а сотворенный. Необходимость же его заключена в наличии отсутствующей для познания сущности, ничто которой в творении достигает бытия и является свободным свершением на основе необходимости. Так что необходимость столь же велика по своему значению для творения мира, как и следуемая из нее свобода его существования и волевыражения. Мир, оставленный сам по себе без необходимости, есть творческая   и действительная субстанция, развивающаяся от бытия к бытию без посредства ничто. Так что жизнь непрерывна в своей отпущенности от смерти и стремится к следующему своему положению вечно и непреклонно. Необходимость здесь заменена истиной, поскольку только в истине видно то, что скрыто в необходимости. Действительное же существование мира предполагает одно бытие причиной другого, так что детерминированность и обусловленность событий есть свободное творчество, не пораженное нищетой и скудоумием отвернувшегося в пользу несуществующего бога мира.

6. Поскольку бог находится между творением и познанием, между будущим и прошлым, он есть вечное настоящее.

6. Бог сотворил больше, чем бытие, он сотворил ничто.
Бытие принадлежит богу, ничто- человеку. Ведь бог не может сотворить бытие, поскольку он бытие и есть. Так что он может сотворить только ничто, то есть то, чего нет в бытии и что не бытие. Но это ничто, которое сотворил бог, есть сознание бытия того, что в ничто перестало быть. Так что человек есть сознание бытия того, что перестало быть, то есть бессознательное ничто, отличное от своего тела, бытие которого в нем перестало быть. Но бессознательное ничто есть отсутствующее бытие тела, а не ничто, ничто же установлено для проникновения в него сознания бытия бога в конкретном творении, отличном от его бытия.

7. Творение открывается и ограничивается словом. Сущность его поэтому есть чистый, абсолютный текст бытия, излагающего свое ничто. Изложенное же в слове ничто есть бытие предмета познания, выявленного посредством творения.

8. Бог мог сотворить только отличное от него, поскольку же он есть бытие и отличное от его бытия ничто, он сотворил ничто. Если бы ничто было чем-то, творение было бы невозможно, поскольку это что-то не отличалось бы от бытия и не было бы сотворено, а было бы тем, что творит, то есть - богом. Бог же творит отличное от себя, то есть - ничто. Поэтому ничто есть вечное время бытия, которое не есть что-то, что есть.

9. Бог сотворил ничто для того, чтобы я был. Ведь в бытии бога меня нет, поскольку оно безраздельно. Поэтому только из ничто может произойти я моего я и это я есть бытие, подобное бытию бога, поскольку и он, и я есть бытие. Поскольку же бытие себе подобно в разном, человек подобен богу, ибо в творении из ничто он достиг того, чем был бог до творения - бытия. Но поскольку ничто творит бытие, подобное бытию бога, по предустановленной необходимости, а не по свойственной богу склонности к творению, сотворенное из ничто бытие отличается от ничто, сотворенного из бытия. Поэтому человек смертен, а бог бессмертен.

10. Ничто, сотворенное из бытия бога, бессмертно; бытие же, сотворенное из ничто, смертно, поскольку хотя оно и подобно бытию бога, подобно ему по полноте ничто, а не по полноте бытия. Поскольку же ничто сотворено как вечное время бытия бога, ничто, что в этом времени есть что-то, не есть то, что оно есть.

11. Поскольку то, чем не является то, в чем оно есть, покидает его, бытие этого ставшего из ничто бытия исчезает в вечном времени бытия бога, в котором ничто не может произойти, поскольку ничто уже произошло.

12. Бог как вечное настоящее между познанием и творением есть бесконечный субъект, который в качестве объекта самого себя есть момент этого настоящего, поэтому бытие бога времяполагается.

13. Но поскольку бог сотворил ничто, времяположение бытия происходит в субъективной непрерывности, каждый из моментов которой есть познанная сущность мира, в которой доказывается, что сотворенное богом ничто действительно существует в его стремлении преодолеть свое бытие для большего, чем оно, значения. То есть, суть божественного творения в наличии возвышающегося над бытием становления. И в этом становлении бог поддерживает не только свое бытие, но и полагает его в ничто, тем самым, делая его безграничным не только в ничто, но и в бытии.

14. Вечная же сущность времен или бытие бога есть реальность.

15. Реальность, следовательно, есть форма сознания, в которой человек участвует в жизни.
16. Предметом сознания является ничто, сущность которого есть бытие этого сознания.
17. Бог, следовательно, есть бесконечно уходящая в себя личность, развернутая в познании его бытия в ничто.
18. Бог творит ничто, исходя из познанного человеком основания. Поэтому ничто, сущность самосознания которого есть субъект, существует в мире субъективных ценностей. Субъект, как основа миропорядка, располагается в ничто на протяжении всего самосознания его сущности.

19. Мир, сотворенный из ничто, есть идея бытия бога. Реальность его исчерпывается временем жизни и сознанием бытия его сущности в ничто.
20. Мир охватывает все сущности сотворенного ничто в данный момент времени. Познание бога ограничено сущностью сотворенного из ничто мира, поэтому бог познан в реальности, но не познан в бытии, поскольку бытие его располагается во времени творения ничто, а ничто сотворено лишь настолько, насколько оно способно явить себя в данный момент времени на протяжении творения сущности жизни в мировом порядке.

21. Поскольку бог непрерывно уходит в себя в субъективном мирополагании, его бытие есть таинство или истина.
Истина есть потаенное бытие бога, данное в откровении мирового существования.
22. Истина есть цель реальности, в стремлении к которой сотворенный из ничто мир полагает себя во времени.
23. Поскольку личность бога скрыта даже от него самого - иначе не было бы необходимости в творении - он творит ничто, то есть то, в чем он сам для себя есть. Поскольку ничто отделяется от бытия, не будучи им, а бог обретает свою личность в отделении своего бытия от ничто, он творит подобие своему бытию в отсутствии самого себя в ничто. Так что мир хотя и является отражением бытия бога в ничто, тем не менее имеет смысл только в том случае, если служит средством познания для бытия бога, который сотворил его по необходимости из ничто, в котором он находит подобие своего бытия и в бытии является.
24. В божественном слове бытие есть сущность, озаченная в понятии. Поскольку такая сущность относится к познанию бога, бытие которого определило себя в ничто, сознание ее бытия есть истина в понятии, а не в таинстве, которое есть бог в предопределении своего творения. Так что истина отличается от понятия бытия настолько, насколько таинство скрыто в откровении.
25. Истина есть единство таинства и откровения.
26. Истинное откровение в познании сущности творения.
Истинное таинство в происхождении бытия из сотворенного из него ничто.

27. Ничто есть извлечение жизни из небытия. Жизнь есть извлеченное из небытия ничто. В ничто заключена вся сущность творения. Ничто есть высшее достижение бога, в котором он превосходит себя и достигает реальности своего бытия. Так что реальность божественного творения заключается не в исключении из него бытия, а в достижении жизни, которая является сущностью вечных времен в субъективном самосознании ничто.

28. Жизнь есть сущность вечных времен в субъективном самосознании ничто. Жизнь не является творением, а полагается в нем как высшее его достижение, поэтому бог хоть и сотворил ничто, но к возникновению жизни не причастен.

29. Жизнь поэтому обладает свободой воли до такой степени, что может отрицать даже бога; но непричастность бога к возникновению жизни делает это отрицание неуместным.

30. Так что жизнь является собственностью своего бытия, которое отличается от бытия бога настолько, что даже не в силах преодолеть сознание своей нищеты. Так что можно сказать, что бог является для нее вершителем ее судьбы, поскольку в основании ее сотворенное им ничто.

31. Также целью познания жизни является сущность несвершенных времен, которая заключена в таинстве творения в откровении истины. Жизнь стоит перед своим будущим как еще не происшедшее в ничто творение, перед величием которого обнаруживается вся ее ненужность и смертное противостояние истине.

32. Жизнь, которая развивается помимо своего идеального замысла, не претендуя на роскошь еще не свершенного и не сотворенного в ничто времени, есть предмет истории. Она не имеет отношения ко времени бытия, ее цель ей неведома, смысл утрачен, лишь животный инстинкт определяет контур ее бытия. Так что масса людей вовлечена в этот процесс бессмысленного, но желанного для них существования, не ведая ни своего будущего, ни скрывающегося за настоящим инстинкта, во власти которого они не мыслят свою идеальную самость, а лишь повинуются слепой воле, управляющей их существованием.

33. Жизнь настолько оторвана от своего бытия, что достигает бессознательности своего существования, в котором, опираясь лишь на события, делает шаг за шагом для того, чтобы сохранить себя. Так что жизнь основана на инстинкте самосохранения.

34. Этот инстинкт позволяет жизни обходиться без ее бытия: объединяя события в целое миросозерцание, человек поступает в соответствии с представлением о своем благе, создавая такую общественную систему, которая учитывает благо другого. Но даже в этой системе он ставит свое благо выше блага других, ведь только в сознании бытия человек достигает равенства, а жизнь основана на неравенстве, вытекающем из инстинктивного стремления к превосходству над другими. Стремление к животному доминированию и есть власть, которую один обретает над другими.

35. Подлинная же власть заключается не в доминировании одного над другими, а в создании законов, следуемых из разумного осмысления бытия стихийно соединенных личностей для их пользы и совместного существования. Ведь только личность вступает в разумное отношение с другой личностью, поскольку каждая из них сознает свою причастность к единому бытию, идея которого является их сущностью. Так что в отсутствии идеи бытия существо личности теряет ценность и, стремясь к доминированию, оказывается во власти доминирующего над ним. Бытие наполнено такими животными, которые в стремлении к доминированию истребляют друг друга.

36. Но даже личность, стремящаяся к бытию, не может избавиться от своей животности, так что часто вступает в конфликт с тем, что стремится покорить ее, с инстинктом, который движет ее к разрушению, чтобы сохранить в рамках животного существования и исключить из бытия. Это и есть причина неврозов современности, в которых человек, не обладающий стойкостью в сознании своей идеальной сущности, становится жертвой внутреннего конфликта. Ведь только истина освобождает человека от смятения и заставляет его желать того, в чем он обретает бессмертие.

37. Хотя и принято считать бога творцом мира, в этом нет никакой необходимости: лишь красота смертного человека побуждает мир быть, а не прозябать в вечности до своего явления в ничто в силу той необходимости, без которой бытие бога никогда не освободилось бы от своего ничто. Поэтому акт творения богом мира есть освобождение бытия бога от своего ничто.
Творение есть освобождение бытия от ничто.

38. Бог же в своем бытии есть таинство, поскольку только в ничто он был бы чем-то. Но бытие, избавленное от ничто, есть крайнее напряжение сущего, в котором нет определения и которое в максимальной степени захватывает собой все то, что отрицает.

39. Так что понятие бога заключается не в том, что, утратив свое ничто, он обрел бытие, а в том, что в своем бытии, не сдерживаемый ничто, он достиг преодоления себя и свершил акт творения прежде, чем побуждение к этому заставило его совершить. Поэтому творение есть предпосланное себе ниспосланное, в котором бог совершил нечто прежде, чем задумал, поскольку именно это он и задумал. Поэтому это нечто есть ничто. Ведь именно ничто может произойти из задуманного прежде осуществления в осуществлении этого прежде осуществления задуманного.

40. Бог, следовательно, по необходимости совершил свободное, а свободное совершил необходимо. Поэтому сам акт творения в бытии ничто есть нечто и, следовательно, хотя бог и сотворил ничто как нечто окончательное, лишь в акте творения познается нечто, что предшествует ничто. Поскольку же именно творение ничто приводит к познанию этого нечто, бог в своем существе выступает как сложное явление своей скрытости. В бытии он еще более скрыт, чем явлен в ничто, и чем явственнее проступает его бытие в сущности откровения, тем глубже в таинство бытия уходит его сущность.

41. Так что ничто и познается, и творится одновременно: познается, потому что оно необходимо; творится, потому что свободно. Этот великий материал, сотворенный богом, и есть материя, из которой творится жизнь естественным путем, заложенным в состав ничто как его скрытая сущность и бытие которой достигает своего понятия в жизни. Ведь именно в ничто заключено все то, что бог помыслил и совершил прежде, чем все это помыслил и совершил. Так что явно скрыто то, что содеяно для того, чтобы быть открытым. И этот импульс, заложенный в основу творения, скрытый в явности ничто, и есть разум, положенный на века в своем развитии для всех форм жизни и превосходства над ними в идее, которая есть бог и мыслит через бога и человека.

2. УЧЕНИЕ О СОТВОРЕНИИ НИЧТО.

42. Материя, которая произошла из ничто и в ничто является, есть независимое от бежественного творения создание. Бог сотворил только ничто, а материя этого ничто есть время его существования в отличном от бытия виде. Безбытийность материи есть бытие ничто. Соничтожество сущего как материя основания разумного единства времени в ничто есть идея бытия, доведенная до сознания бытия ничтожества сущего в мирополагании истины.

43. Материя ничто есть действительная причина сущего. Вещь построена таким образом, что в своем материальном основании не выходит за пределы ничто. Она не стремится к бытию, поскольку сущность материи есть ничто, в котором нет бытия, а есть только сотворенное превосходство над богом как превосходство бога над тем, что он сотворил. Материя есть неопределенность ничто в ее определенности. Единство же их определенности не идет дальше понятия их существования. Что оно в этом существовании, становится известно в том случае, когда разум выдвигает истину за пределы божественного откровения и постигает ее в таинстве существования как действительную и реальную причину мира.

44. Разум есть материя самосознания ничто. Материя есть разумное основание мира в самосознании ничто. Так что наличие разума в мировом порядке прямо следует из того, что в самосознании ничто есть материя, определяющая ход его развития. Материя выступает как объективное основание мировой субъективности, заключенной в самосознании ничто.

45. Выделенная из своей объективности разумная материя есть дух творения, та субстанция, которая располагается над сущим, стремясь проникнуть в него и познать истину в том ее состоянии, в каком она предшествовала его появлению. Дух есть самосознание бога, задумавшего творение прежде его осуществления. Так что дух есть недействительный бог, бог в его приближении к себе из своего творения. Наделив творение самосознанием в духе, он уподобил это самосознание своему отделенному от ничто бытию, так что человеческий разум создан по подобию божественного провидения, а не бытия его сущности.

46. Материя не нуждается в творце, поскольку она ничтожно относится к ничто. Так что мир, который произошел на материальном основании, лишь объект для божественного духа и ничего не прибавляет к познанию бытия бога. Он вообще не нуждается в познании, поскольку есть феномен своего ничто, ничто самого себя. Так что материя хотя и возвышает до действительного существования в духовном откровении, в таинстве своего ничто не содержит никакого бытия, кроме того, которое феноменальным образом от себя в нем отказывается. Бытие феномена есть не что иное, как факт существования ничто в не имеющем никакого сознания материальном выражении. Феноменальная материя есть ничто, достигшее своей конкретности в духовном выражении сущего. Феноменология духа, следовательно, распростерта от ничто до идеи бога, мышление которого и есть творческая жизнь бытия.

47. Так что ничто есть истинное творение, поскольку скрытая в нем материя достигает феноменального выражения в мирологии духа.

48. Истина по-прежнему выступает как тайное бытие в откровении ничто. Суть этого откровения в том, что мир, построенный на духовном основании, выступает как феноменальная материя основания будущего.

49. Провидение, следовательно, управляет миром восприятия до такой степени, что никакое настоящее не может удержаться вне пределов его одновременного возникнвения и уничтожения, моментальность его бытия не может быть зафиксирована, а ничто не может быть установлено. Так что феномен есть устойчивое восприятие единства возникновения и уничтожения в данный момент времени. А поскольку этот момент обусловлен наличием идеи предмета, то предмет этот удерживается в восприятии не только действительностью своего возникающего и исчезающего в феномене присутствия, но и самой идеей и понятием предмета, которые придают ему форму смыслового значения, устойчивую в феноменальном выражении. Так что в смысловом значении обретается форма феноменальной длительности реально существующего предмета.

50. Вдохновение же, которое подвергает мир искушению реального существования и называется искусством, столь же прочно в феноменальном основании мира, сколь зыбко в самом феномене, распростертом в пределах непрерывного выхождения за эти свои пределы.

51. Ничто не может быть чем-то, неспособным на то, на что способен бог, поскольку сотворено им. По его подобию оно творит материю, неведомую богу, поскольку если бы она была ему известна, он не сотворил бы ничего: ведь то, что он сотворил, не могло бы творить. Это и было бы ничто ничто, а не такое ничто, которое, обладая способностью к подобию божественному творению, творит мир. Поэтому бог и сотворил ничто, превосходящее себя: ведь он сотворил только ничто, а ничто творит материю, из которой состоит мир. Так что ничто хотя и является причиной творения мира, в действительности является его материей: материя принадлежит и ничто, и миру: и в том, и в другом она есть основание сущего, которое задумано было богом, прежде чем он сотворил ничто. Ведь сущее является его помыслом превзойти себя в творении и доказать себе, что он есть. Творение является единственным доказательством существования бога: если бы он не сотворил мир посредством творения ничто, забыв себя в нем, он не стал бы собой, не был бы личностью, духом творения, а был бы забытым в ничто бытием. Его ничтожность не распространялась бы дальше помысла о бытии, в котором он хотя и пребывал, но не был сущим, а был ничтожным его отрицанием. Так что самоотрицание есть суть божественного творения, и это запечатлено в христианской религии, которая есть копия акта творения и в которой самопожертвование есть его главная причина. Так что мир сотворен богом до такой степени, что он вообще в нем исчез: через абсолютное самоотрицание он явил свою сущность в себе и для себя, став творцом, а не только прозябанием в собственной никчемности. Мир поэтому обрел себя посредством материи, сотворенной богом в ничто.

52. В вечности материя существует в ничто, а ничто в материи - во времени. Чтобы существовало время, материя должна изменяться, иначе она будет существовать в ничто в вечности. Чтобы отличить одно изменение от другого, нужна форма, поэтому материя существует в формах, которые различаются во времени. Последовательность форм есть процесс мирового времени в материальном выражении. Переход одной формы в другую всегда ведет к ничто и через ничто совершается этот переход. Поскольку материя накапливается с течением времени в тех или иных формах, время их существования удлиняется, так что они обретают жизнь и существуют до тех пор, пока материя их ничто не перейдет в новую, более совершенную форму. Таким образом, жизнь настигает смерть, то есть такое ничто, в котором материя обретает новую жизнь, не ведая предыдущей. Ведь становление материи в новых, все более содержательных формах происходит в результате непрерывного возвращения материи к ничто. Оставшись наедине с возвращенной в него материей, оно оказывается творцом более совершенной формы, ведь новая форма складывается из возвращенных в ничто всех форм, а не только последней. Так что совокупно возвращенная материя, на протяжении времени возвращаемая и возвращающаяся в ничто, не может быть ничем иным, кроме материи совокупных форм, выдвинутых из нее в новую форму. Ведь материя не может уничтожиться, поскольку она и есть ничто, так что память о ее изменениях во времени содержится в вечности и воспроизводится в содержании выдающейся из нее формы. Содержание есть совокупность материальных форм, накопленных во времени в ничто.

53. Время, следовательно, имеет различную длительность и определенную материальными формами структуру. Мгновенным, то есть не имеющим длительности, называется время перехода ничто в материальную форму. Это момент возникновения времени. Время возникает в момент перехода ничто в материю, а поскольку материя есть форма существования ничто, то первый и единственный момент времени запечатлевает ничто в качестве содержания материи. Так что ничто есть первое качество материальной формы. Являясь ее содержанием, оно есть вечный момент времени, то есть время, которое, возвратясь в ничто, подвергнет его изменению в новой материальной форме, которая будет длительностью самого времени вслед за моментом его возникновения.

54. Наибольшей длительностью из известных форм обладает жизнь, так что ее время измеряется такой материальной формой, которая есть организм. Именно организм совместил в себе эволюцию всех материальных форм по прошествии времени их возникновения, в нем интегрированы их самостоятельные сущности, прошедшие через ничто и возникшие из него. Их совокупность есть организм, достигший формы своего существования в длительном превосходстве над ничто и невозвращением в него длительное время. Но поскольку смерть разрушает организм, его существование не является конечным, а лишь промежуточным этапом в материальном формообразовании.

55. Бесконечной длительностью обладает бытие бога, но это не то бытие, которое сотворило ничто и является преждевременным, а то, которое, собрав в себе все возможные материальные формы на протяжении всей их временной эволюции, заключает в себе время их существования и длительность самого времени, сохранив его в себе на вечные времена и в этих вечных временах устанавливая то, что на самом деле и происходит.

56. Так что сознание, которое устанавливается на основе идеальных времен вечности, имеет идею бытия, превышающую все формы материального существования. В этом просторе духа существует не только материя, но и сотворивший ничтожество ее основания бог, вглядывающийся в содеянное, и дух, трезво смотрящий на действительность и выводящий основы разума из бытия материи и собственного присутствия в бытии бога.

3. МИРООБРАЗОВАНИЕ ДУХА.

57. Поскольку в мире все построено по законам его разума, а дух лишь наблюдает за этим строительством, проявляя волю для переустройства, этот дух впервые обнаруживает свою причастность к богу, хотя он и произошел из ликвидировавшей в ничто божественное присутствие материи. Дух возвращает материю к творцу, из разумных форм создает общую идею мирового бытия и сравнивает пребывание мира в этой идее с истинным намерением предвидеть результат творения, в котором таинство откровения по воле бога стало бы явностью свершения. Поскольку же истина пребывает во временах вечных, а не сиюминутных, то и свершение, которое по воле бога стало явным, достигает лишь той ее части, которая из вечных времен во временах вечных стала феноменом мирового разума в духе творения. Ведь дух есть личность мирового бытия, а не образ бога. Так что мировое бытие в личности духа еще не достигает образа божественного откровения, а пребывает в истине, таинство которой еще немыслимо и только побуждает к дальнейшему мышлению. Так что мысль хотя и требует своей защиты в вере в божественное совершенство и наличие его сверх всякой истины сущего бытия, все-таки есть непоколебимое орудие истины в ее движении к самой себе из таинства откровения к откровению таинства. Цель истины в том, чтобы совершить процесс познания и творения таинства откровения в откровение таинства. Но таинство в откровении уже пребывает в виде откровения божественного присутствия, но не в виде личности его образа, так что движение истины к совершенству ограничено лишь волей бога, в которой он распорядился постичь свое бытие не иначе, чем в виде человеческого присутствия посредством его мышления.

58. Так что тщетны усилия тех, кто намерен прожить, не вникая в истину божественного существования: она лишь в том случае есть цель жизни, если человек мыслит, а не прозябает в творческом бездействии. Материя бытия в образе такого человека распадается быстрее, чем ему предназначено судьбой творения.

59. Так что дух, который находится между богом и ничто и связывает их в единстве собственной личности, столь же необходим для свободы божественного творения, сколь и свободен при его совершении. Мировое бытие является его личностью, образ этого бытия или идея существования есть его действительность и реальность. Ведь в духе реальность впервые достигает своей конкретности в устойчивых формах мирового бытия, которые, согласно принципу разумного устройства, происшедшего  из материи мира, хотя и возвращаются в ничто, но, тем не менее, ничто в них существует и без их существования не существовало бы и было бы ничто. Так что ничто только тогда ничто, когда есть нечто, в чем оно ничто и без чего оно ничто. Поэтому материальная форма, без которой ничто не ничто, а возвращающийся в свое предтворческое состояние бог, есть необходимое условие наличия творения в том  его виде, в каком оно существует и нам известно. Изменчивость мира и нашего отношения к нему вызвана гибкостью разумных законов, в сущности которых он пребывает, и феноменальностью его истинных моментов, в которых и из которых складывается время и обозначается его место в этом времени. Порыв же духа, устремленный от небытия материи к бытию бога, столь же явственен, как истинно то, что скрыто в истине и что движет миром в исполнении его разумных законов.

60. Поскольку большинство развитых материальных форм существуют в виде организма, сознание которого не выходит за его пределы, феномен духа не доступен им. Так что они не могут создать реальную идею своего общего существования в мировом феномене, а лишь дискретно вглядываются друг в друга, пытаясь установить взаимосвязь в чуждых субъективной жизни основаниях, в разумном миропорядке, принадлежность к которому делает их жизнь стабильной и в меру безопасной. Но феномен мирового духа принуждает их к несвободе, к социальному рабству, в пределах которого они выживают. Так что все общество устроено по принципу, исключающему творческую феноменологию мира в духе. Нищета и скудоумие мышления в таком дофеноменологическом мире обусловлено ограниченностью сознания материальной формой своего организма, которая пребывает в состоянии самосознания и личного отношения к миру. Подлинное же я, которое несовместимо с указанным состоянием личности, проистекает из тождества сотворенного в познании мира и познания этого творения в духе. Это есть единство объективного мира и субъективного духа.

61. В этом единстве личность я раскрывается как разумное самосознание в мышлении собственного существования. Поскольку ее самосознание разумно, оно включает основанный на нем мировой порядок в качестве своей субъективной ценности и содержания духа. Так что объективное выражение всякого иного творения, чем оно само, присутствует в субъективном восприятии в качестве элемента личности, из совокупности которых состоит душа, знающая и чувствующая свое присутствие в мире как мир в себе. Душа есть живое состояние духа в восприятии материальных форм и в строительстве из них своей личности. Душа есть личное состояние мира, выявленное  в процессе разумного творения мира и познания его в духе. Так что не бывает единой души, не вложенной в сознание отдельного человека: его душа есть рефлексия разумных оснований, запечатленных в материальных формах мирового порядка.

62. Дух, который наполнил свое содержание разумной душой мира, уже не столь пуст, как ничто, объявленное единственным творением бога, предшествующим творению из него мира. Наполненный собственным одушевленным содержанием дух стремится сохранить мировой порядок в привычных ему формах, но истина, таинство которой в откровении еще не закончило свой путь, принуждает его к свободе от столь милой ему в душе привязанности, чтобы совершить следующий шаг в развитии мира и установить его феномен во времени, достигшем современности.

63. Если человек есть сознание бытия в накопленной материи существования, то он  есть нечто вечное одно и то же во все времена, поскольку, не имея возможности выйти за присущий ему момент времени, он есть идея своего бытия, образ самосознания, неотделимый от своего сознания и, значит, вечный человек во все времена. Поэтому сколько бы ни стремилась материя к обретению новых, более совершенных форм, каждая из них в образе человека есть одно и то же во времени, поскольку время в ней определяется ее существованием, тем, что она есть, наличием ее бытия и тем, что она не может быть другой, будучи собой. Уникальность человека  в самосознании своего бытия в сознании его выражена быть не может. Поэтому человек есть универсальная материя жизни, не распознанная в индивидуальности, хотя и мыслящая и чувствующая себя собой. Так что должно произойти некоторое отторжение материи в чем-то более значительном, чем безразличное владение ею человеческим образом. Только сознание отдельности материи от того существа, которое ее сознает, дает возможность этому существу достичь себя в образе творения, который измеряется во временах удаленностью от ничто в его вечном стремлении к себе в бытии бога. Так что путь эволюции божественного творения есть мера человека и признание его уникальности. Материя отторгается от него, поскольку есть лишь орудие возведения его на пути божественного провидения к концу мира в вечном его возрождении.

64. Поскольку человек есть то, что он мыслит и сознает, он не может знать, осталось ли ничто помимо его сознания и мышления, ничто неосуществленное как первый акт творения или оно все вовлечено в его сущность и стало этим сознанием и мышлением, толкаемым своей материей ко все большему изменению в осуществлении цели творения, которая заключается в промысле превращения таинства откровения в откровении таинства и в удвоении бытия, в тождестве бога самому себе. То есть, цель творения заключается в сущности бога, а не в его бытии, в достижении им своей живости в создании мирового бытия посредством духа. Если в каждый момент своего творения бог явлен себе, то духовное созерцание мира должно быть процессом, в котором полагаются изменения, происходящие во времени и которые сами являются временем, поскольку только потому, что они есть, есть время.

65. Но бог сотворил ничто, в котором его нет, поскольку нет бытия, а есть именно ничто, то есть материя, в которой бытия нет и бытие которой ничто. Так что бог в абсолютном отрицании хотя и явен себе, в положении этого отрицания он полностью забыт собой и восстанавливает свое бытие в творении мира, которое лишь приближается к его имени, но не сходно с ним. Так что человек должен выйти за пределы тождества бытия и сознания, чтобы вернуться к ничто и взглянуть в его пределах на масштаб творения, чтобы соизмерить его с первоначальной идеей бога, которая заключена в ничто. Поскольку в ничто нет сущности иной, чем материя, заключающая его в ничтожную форму содержания, то перед величием этого ничтожества всякая форма, доведенная до жизни, теряет смысл, если она не согласована с божественным провидением, достигающим откровения таинства в истине творения. Так что лишь творение позволяет забыть всю бессмысленную нищету ничто в величии его замысла.

66. Если бы все ничто было вовлечено в состав творения и стало сущностью, то времена, даже не свершенные, выглядели бы пространством будущего в настоящем. Эти времена были бы сущностью будущего, а сущность творения уже совершённого  терялась бы в соединении с ними времен уже наступивших. Так что время было бы единым вечным бытием, в котором человек видел бы себя без всяких границ жизни и смерти. Это вечное бытие, в котором жизнь и смерть проходят независимо от его существования, стало бы пространством свершения, в котором божественное провидение помимо человека и посредством него преследовало бы свою цель в выявлении таинства, предшествующего творению бытия и истины откровения. Бог  стал бы участником собственного свершения, в котором познавал бы свой замысел прежде его осуществления и осуществлял помимо познания и предопределения. Человек был бы свободным и случайным участником на том пути, который предопределил себе бог для свободной деятельности творения и познания. Но поскольку это будущее выходит за пределы осмысления своего сущего в средстве его наличия в человеке и теряется из виду, то, несмотря на провидение его в божественном созерцании, оно не дано в явлении тому ничто, которое есть человек, так что ничто теряет свое ничто и, оставшись без ничто, его материя перестает быть. Так что материя будущего теряется в исчезнувшем для ничто ничто. Поэтому божественное провидение творит ничто, которое не есть человек и которое в человеке не достигает своего конца, а лишь кончается для своего существования. Подлинное ничто, сотворенное богом, не умещается в человеке, хотя через него и прозревает свое будущее.

67. Так что ничто, к которому стремится будущее человека и которое не является осуществлением в человеке замысла, существует в материи, не ставшей ничем, кроме ничто. Оно есть цель будущего и вечное его ничто, в котором будущее достигает своего вечного настоящего в идее субъективного самосознания ничто. Но поскольку это ничто не воплощено во временах, оно и не может быть ничем, кроме себя в своем ничто. Так что весь великий замысел не способен наполнить его своей сущностью и исполнить в образе бытия. Человек лишь на время затмевает его ничтожность, ничтожность бытия ничто, пытаясь постичь его в своем будущем и навеки оторваться он ничто, чтобы быть, но лишь в своем воображении он достигает смысла истины и затмевает ничто. Ничто властно над ним по воле бога, поскольку сотворено ничто, а не человек, и в этом ничто человек есть вечно во временах, а ничто есть вечно для того, чтобы во временах в нем было. Так что хотя в субъективном бытии человек и стремится достичь того, что на ничтожном основании бытия должно быть, он стремится лишь вырваться из ничто, чтобы, став чем-то, что он не есть, быть не ничто. И это удивительное намерение человека преодолеть ничто и достичь недосягаемого для него собственного начала есть ставшее откровением таинство его личного существования, то я, которое пресекает ничто и принадлежит ничто, и то я, которое, на основании этого отрицающего ничто я, есть. Поэтому я есть неразделимое тождество отрицательного  и положительного, основание личности, в свободном волепроявлении которая познает необходимость отделения своей жизни от ничто.

68. Так что человек окончательно порывает с божественным творением ничто и я является в этом творении несотворенным. Ведь я полностью исключило творение из своего существования, оно есть не потому, что бог сотворил ничто и в этом ничто его сотворил, а именно потому, что одолел ничтожность ничто и стал собственным творцом своей воли. Поэтому он обрел свободу воли.

69. В этой свободе воли он видит выбор, приближающий его к богу, в отличие от удаления от него в ничто. Материя обретает божественную одухотворенность, разумный мир мыслит себя.

70. Мышление вообще есть свойство духа, которое возвышается над разумным миром и мыслит его. Содержанием мышления является мировой разум, все неразумное немыслимо.

71. Ничто как бездна я и я как начало эмпирического мира находятся в единстве, в котором я несет свою бездну в светлом творении времени. Жизнь бескорыстна в своей чистоте и светлой радости. Бездна не тяготит ее, в я она скрыта в ничто. Я есть предельное отношение бытия и ничто в реальном воплощении. Именно в нем бытие уходит в ничто и стремится к богу: возвращается в творение и возносится к творцу. Вознесение души поэтому отделено от низложения тела: тело стремится в ничто, душа к богу. Но душа не достигает бога, поскольку она возносится через несотворенное, так что ей нужна помощь ангелов или прочих существ, предназначенных богом для ее спасения. Через богочеловека она спастись не может, поскольку он хоть и достигает бога, но не является воплощенным его творением в его образе, который еще не произошел из ничто и ничем не стал. Он достигает бога в образе человека и покидает его, прежде чем воссияет своей темнотой вместе с ним. Смерть его есть переход в вечную жизнь, в которой бог творит, но не является. Поэтому душа не спасается ни посредством богочеловека, ни посредством ангелов, которые усваивают ее в недосотворенном виде и полагают для следующего воскрешения в вечной жизни. Так что эта вечная жизнь навеки присваивает эти невоскресаемые недосотворенные души и не отпускает их из того места, в котором они пребывают навечно и которое принято называть раем. В раю эти души приобщаются к богу, не ведая ни себя, ни его. Так что воскрешение этих душ невозможно, а спасение их принадлежит не им, а существам высшего порядка, которые еще не сотворены и поэтому бестелесны и родственны душам. Но они не сотворены в творении, в ничто, а не в мире, так что имеют бессмертное основание и силу для спасения смертных душ, которые имеют основание в я и стремятся в бездну. Эта бездна, в которой душа гибнет, поскольку возвращается в свое несотворенное состояние, считается адом, поскольку человек в нем, душа которого покинула его, обречен на вечную муку. Лишенный души и разъятый на сущности в единстве покинувшей его жизни, он не принадлежит себе в каждой частице своего бытия, отвернувшегося от него.

72. Реальность я есть процесс самоидентификации жизни в мировых формах и межличностных отношениях. Я выступает из предшествующих ему форм развития и оказывается наедине с собой. Две крайности соединяются в нем: крайность бытия в ничто и крайность жизни в духе. Эти разнонаправленные крайности соединяются в боге, поскольку бог и основание бытия в ничто, и конечная цель творения. Поскольку  я есть разъединение этих начал в противоположностях, бог в нем не узнает и не обретает себя, так что я некая противоположность и неизвестность богу. Бог скрыт в нем как творец, достигший чего-то неведомого в своем творении. И действительно, я  в полной ясности для самого себе есть неведомая загадка истины, в которой таинство откровения достигает реальности, то есть предельно возможного откровения своего существования. Я выступает в этом таинстве как откровение всего замысленного ничто во всем его исполнении. Оно есть таинство явности, в которой идея бытия обретает реальные очертания мира. Мир из идеи духа превращается в реальность существования я и в этой реальности пребывает до тех пор, пока душа не вознесется на небеса, а его тело не погрузится в бездну ничто. И в этом расхождении крайности я сходятся: ведь именно в бездне ничто высшее предназначение я находит себе прибежище. Возвращаясь в предуготованное в его возвышении ничто, оно смыкается с собой, утрачивая различия, разъединяющиеся на крайности. Так что смерть есть сближение разъединенного и высшее достижение жизни, которая впустую стремится туда, где нет ничто, хотя ничего, кроме ничто, нет. Так что стремление жизни быть в себе и собой противоестественно: ведь ничто не может быть тем, что не было бы тем, чего нет. Так что лишь ничто есть и то, что достигло ничто, есть.

73. Поскольку ничто, которое достигается в смерти, есть исходное ничто, а не то ничто, которое сотворено над ничто, то сущность ничто не ничто, а сотворенный мир, мир бытия, расположенный между вечным ничто и ничто времени. Поскольку же время составляет сущность ничто, то вечное ничто наполнено содержанием времени и является прежде своего ничто бытием, которое и есть бог, поскольку бог есть бытие, а ничто сотворено богом, сотворено сущностью времени для творения бытия бога в ничто. Так что бог сам себя сотворил прежде своего творения и в творении сущности проникающих в ничто времен творит сущность своего бытия в ничто. Так что ничто в сущности своего бытия предшествует себе, являясь началом творения времен своей сущности. Так что бог познал себя, обнажил таинство своего откровения и постиг истину.

74. Я бессильно познать бога, поскольку отделено от него сущностью творения. В сущности творения времена не свершились, я ограничивает их своей жизнью, в которой уже нет бога, поскольку он остановился там, где началась жизнь. Творение закончилось не закончившись, поэтому я смертно. Ведь должно умереть то, что препятствует истине бытия двигаться дальше, обходя стороной то, что лишь на время стало чем-то. Движение духа в душе я ограничено сущностью накопленного в я творения, так что это творение, став началом я, является в нем пределом своих возможностей, ограничивая действия я в реальной жизни. Ничто, оставленное по ту сторону бытия, стережет свое будущее от проникновения в него несовершенного, и хотя человек совершенен в пределах своего я, его я несовершенно, поскольку не завершает творение, а только присутствует в его необозримых просторах. Но поскольку эти необозримые просторы творения заключены  в душе движимого духом я, она выходит за пределы я и лишает его жизни. Ведь не может жить то, что не ограничено душой я. Так что время выходит за пределы жизни, полностью находясь в ее пределах, и эти пределы, в которых я находит свою душу, внимают тому,  что ей недоступно, бытию бога во времени вечных времен.

75. Душа, которая полагается во времени и есть пространство бытия, творит истину или искусство постижения божественного замысла в неведомой ей силе творения. Истина несет свою душу по мере приближения ее к богу во все большем удалении от него. Поэтому в неведении она творит мир, который раскрывает ей ее замысел в соответствии  с замыслом бога, средством и орудием которого она является. Так что истина знает о себе не больше того, чем она для себя стала в искусстве своего бытия. Жизнь есть пространство творения истины, истинное пространство бытия. Нет нигде столько смысла, как в ее откровении для я. Являясь собой, она присваивает я и обособляет его в процессе мирового творения времени. Так что истинное я не содержит в себе противоположности, властвующей над я как конец сотворенного сущего и начало бытия времени: я сомкнулось в истине в единое неразличимое в себе целое и стало движением мира в своих пределах в его беспредельной значимости. Мир значит до тех пор, пока я согрето искусством истины.

76. Истинное я есть вдохновение, основанное на сознании бытия и отсутствии сознания ничто. Вдохновение есть чистое мышление творения, в котором познается истина бытия. Ведь мыслимое в творении есть одновременно и познание, в котором устанавливается самость личности, относящаяся к реальному миру и абсолютному сознанию его бытия, расположенного в сущности его пространства и времени. Пространственное бытие мыслимого есть трезвый взгляд на жизнь, обнажающий сущность ее творения в мире ее пребывания. Время же самой жизни есть форма истины, в которой дух поглощает ничто, чтобы сделать его объектом мышления и сущностью творения. Так что творится в духе то, что мыслится в бытии, бытие же становится тем, чем мыслит себя жизнь во времени. Вдохновение ведет жизнь туда, где еще не наступило время ее бытия, но в этом бытии еще не наступившего для нее времени предчувствуется ее свершение, которое и есть вдохновение, ведущее ее непостижимым образом к ясности ее существования. Так что образ наступившего времени, который есть бытие жизни, становится смыслом ее существования на протяжении длительного времени, ведущего ее к смерти. Ведь только само время помимо своей длительности бессмертно, а жизнь, однажды сотворенная, обречена умереть. Только жизнь бога, к которой стремится смертная жизнь, есть его творение в ничто, еще не достигшего этой своей вечной жизни в его замысле. Так что жизнь не может сохраниться в ничто, поскольку только ничто бог сделал бессмертным, но не потому, что наделил его вечной жизнью, а потому что не достиг в нем самой жизни, не осуществил замысел своего бытия в живом воплощении. Так что бог до сих пор есть как творец, но не как живая вечная сущность, в которой смертное существо не погибает, а обретает вечную жизнь. В бессмертном ничто нет жизни, поэтому оно не может умереть. Но дух стремится к бессмертию не посредством ничто, а посредством толкающей его к этому жизни, так что он никогда не возвращается в ничто и не возвращается никуда, но существует вечно, не будучи живым и не достигая абсолютной ясности бытия бога.     Такой дух есть культура и природа творения.

77. Самосознание ограничено видимостью я в пределах его личности. Личностью может быть как собственность, так и окружающее эту собственность пространство, в котором сознание обозначает принадлежность его к личности. Собственностью самосознания является субъективная душа, которая расположена в теле и называется психосоматической организацией. Психосоматическая проявленность я в самосознании личности есть ограниченный эволюционной формой организм, обладающий разумным восприятием себя в собственных пределах, вписанных в мировую конфигурацию личности. Личность я есть единство психосоматического самосознания и мировой конфигурации сознания. Их взаимодействие есть функция жизни, в которой она себя проявляет и удерживает в устойчивом состоянии. Всякое нарушение этой гармонии есть или разрушение души, поскольку она лишается личности психосоматического самосознания, или гибель тела, поскольку его организм, лишенный напряжения внешних форм, обрушивается в ничто. Душа же, которая существует в личности, самосознание которой удерживается в сознании ее бытия, есть то единое, на основе чего личность является цельной во взаимодействии внешнего и внутреннего. Внешнее - это мировая конфигурация сознания, объемлющая личность; внутреннее - это субстанция психосоматического самосознания, являющего личность. Так что личность явлена в своем объеме и им ограничена. Объем личности - это содержание знаний, вложенных в сущность творения посредством души, то есть состояние психосоматической активности в пределах мировой конфигурации в их взаимном проникновении. Структура личности самосознания имеет вид конфигуративной значимости мира, а личность сознания конфигурации является функцией жизни субстанционального самосознания.

78. Поскольку единство указанных противоположностей в личности я становится все более тесным и менее различимым, субъект утрачивает индивидуальность и вступает в межличностные отношение, из которых складывается общество и его культура.

4. ЖИЗНЬ КАК ЭРОТИЧЕСКАЯ КРАСОТА ДУХА.

79. Стремясь все дальше от себя достичь себя, я все больше разъедает мир своим одиночеством. Аналогии в этом взаимно усматриваемом стремлении, плоскостные ограничения самости сопровождающими ее процессами, вставленными в мир отсутствующего ничто, наполняют конфигурации структурными переплетениями фигуративных импульсов, совмещают в образе умозрительную концепцию, предопределяющую будущее и являющуюся фактором его необязательного страхования. Убийственная сила ожидания, вовлеченная в изменение поверхностной конфигурации события, определяет статус настоящего, в котором развивается пошлость веков, обесцененная в будущем и принятая за истину в настоящем.

80. Ракурс творения, выставленный в бытии мировой конфигурации современности, имеет своим признаком яркость потухшего сознания, непревзойденную высоту  мысли, пошлость свершения и несгибаемую воля творения. Дух в беспамятстве стремится туда, где конец его жизни сливается с началом, так что он стремится очертить вечность и назвать ее именем. Это имя, достигшее себя в очередной раз после творения его богом в ничто, в сверхничтожном пресмыкании перед богом и проникновении в ничто разъедающим его непоколебимую вечность разумом, должно быть произнесено и сказано, чтобы мир устоял в своей вечности, не пошатнулся и не исчез во времени. Ведь время отвергает мир, чтобы умертвить дух, но и возносит его над ушедшим в небытие миром, навеки запечатленном в ничто. Так что ничто есть превыше всяких ожиданий то, что над ним есть и из чего, прежде, чем стало ничто, оно состоит. Поэтому пресмыкание перед богом вечного, неведение в нем творца, есть приятная улыбка жизни, которой награждается тот, кто отказался от своих прав на вечность и на ее прелюбодеяние с богом.

81. Ведь именно вечность наделила эротической силой человека, которая поддерживает жизнь, не давая ей умереть в бессмыслии бытия. И только бытие, в котором мыслится жизнь, сохраняет эрос как великую красоту жизни в необозримом творении ее смысла, восторга и предназначения. Эрос побуждает и влечет бытие к смыслу. Бессмысленное бытие есть нереализованный эрос, трогательное крушение жизни в узорах тьмы и прегрешения перед истиной.

82. Крайнее напряжение, в котором пребывает вечность в стремлении достичь себя  во времени, и есть обнаженный смысл бытия, феномен мировой конфигурации, покушающейся на будущее. Ведь именно нетерпение вечности, которая есть реализованное ничто и в духе мыслит свою будущую ничтожность, выдавая ее за бытие, аналочичное бытию бога, толкает жизнь к бессмертию и отречению от своей смерти в мнимом торжестве сохраненной в ничто жизни.

83. Феномен жизни в летающих мухах бытия слеп для провидения. Он зрим для человека, вышедшего из я для испытания свой судьбы. Ведь в я судьба спрятана и предопределена и лишь вне я она свободна и открыта для своей неизвестности. Судьба свершается одновременно со своим творением в познании смысла жизни в бытии бога.

84. Иррациональная гегемония я в мировом духе, которая называется жизнью и стремится к поглощению окружающего пространства, есть природа, вызвавшая в облике человека и восхищение, и презрение одновременно. Ведь только природа могла достичь такого совершенства, которое довело ничто до состояния скрытой и заключенной в себе жизни. Разворачиваясь постепенно в феноменальном откровении мира, она распускает свое ничто в невообразимую даль, наделяя ее признаком присутствия и находя в ней то, что соответствует ей и вписывается в состав ее разума как нечто ему свойственное. Так что человек не открывает ничего другого, кроме разума в его наличии в том, в чем, как предполагалось, он отсутствует.

85. Эрос, который соединяет все сущее в живом экстазе, неуязвим ни для какого разрушения. Он столь прочно соединяет души в инстинкте взаимного влечения, вовлекая их в экстаз бытия, что реальность достигает своего подлинного воплощения только в этом чувстве. Именно в сближении телесных душ с одушевленными телами бытие достигает максимальной остроты и самопознания. Бытие раскрывается в своем реальном самообладании только в эротическом соприкосновении. Бытие есть максимальная степень эротического сближения, в котором раскрывается иррациональное. Именно раскрытое иррациональное дает ощущение реальности бытия. Реальность есть технология раскрытия иррационального в живом бытии. Бытие есть жизнь, достигшая в эросе иррационального пробуждения. Жизнь есть иррациональное вожделение к бытию.

86. Таким образом, бытие становится иррациональной сущностью жизни, которая влечет к нему в инстинкте эротического вожделения. Человек поэтому влечется и к себе, поскольку иррациональное бытие его жизни предмет его вожделения, и к другому на том же основании. Лишь способ удовлетворения инстинкта определяет выбор его предпочтений, так что не удивительно, что объектом эротического  влечения становится что угодно и кто угодно. Поскольку жизнь есть влечение к бытию, в котором раскрывается ее иррациональность, становясь предметом сознания и существом личности, человек есть единство иррационального и осознанного в своей личности, воплощающей его образ в духе современного состояния мира и свободы его бытия.

87. Материя из бездны ничто стала иррациональным сокровением жизни. Сокровенное или иррациональный аналог души трепещет перед смертью в объятиях жизни. Оно столь любимо, что есть сама любовь, расположенная в душе своим сокровенным смыслом. Ведь душа любит именно сокровенное, то, чем стало творение в бездне своего небытия в ничто. Так что сокровенное есть дух творения, застигнутый врасплох в своем неведомом ему самому качестве. Сокровенное есть качество бытия жизни, совращенной в духе души для ее телесного наслаждения. Именно в сокровенном наслаждается душа, поскольку оно есть неведомое ей тело, объект ее влечения и собственность ее бытия. Сокровенное есть умысел творения, заставляющий жизнь жить, то есть проникать в ничто посредством будущего ее тела.

88. Так что тело хоть и само проникновенно душой, является средством проникновения души в ничто, которое есть ее будущее, принадлежащее ей в бытии и богу в ничто. Так что будущее духовной жизни, к которому стремится одушевленное сокровенной мечтой тело, превосходит ничто, но ограничено им. То ничто, будущим которого ограничена жизнь, отличается от будущего ничто, которым ничто не ограничено. У ничто нет будущего, поскольку оно есть вечное будущее ограниченной им жизни.

89. Сокровенное, поскольку оно и не бытие, и не ничто, есть одушевленное иррациональное, чувство бытия в ничто и отсутствие чувства ничто в бытии. Оно есть проявление жизни, поскольку только в нем жизнь не знает себя ничем, чем она быть не может, и тем, чем не может быть. В сокровении жизнь является телесной истиной, одушевленной в светлом чувстве своего наличия для себя во всяком ином к ней прикосновении, чем она сама. Всякое прикосновение к жизни есть явление сокровенного и возбужденное им состояние души, жаждущей немыслимого обладания и внедрения в себя своего иррационального в ясном сознании его бытия. Так что мир вовлекается в плоть живой души сокровенным обаянием своего присутствия в иррациональном прикосновении к сознанию. Сознание бдит свой век, восторгаясь его чудом и желая вечных времен для красоты своей души. У сознания нет иных пределов, чем воплощенная в нем жизнь в облике доставшейся ему по наследству сокровенной души. Наследство этой души есть дух творения, воплощенный в теле ничто в бытии его личности.

90. Бог сотворил ничто как будущее, а не как бытие, поэтому пространство и время, в которых идея будущего существует, бесконечны. Ведь если бы они были конечны, будущее наступило бы и идея творения исчезла бы в бытии бога, так и не наступив, поскольку ею было бы бытие, а не ничто. Ничто может быть только будущим, поскольку бытия его нет, а если оно наступает как бытие, отрицающее ничто, то оно  не будущее и не творение, а постоянная и неизменная сущность бога, скрытая и несотворенная в бытии и бытие в своем ничто не происшедшее. Но именно будущее,  в котором ничто выходит за пределы бытия бога, есть творение и есть единственное доказательство того, что бог есть, поскольку нет того, в чем его нет, и, следовательно, если то, в чем его нет, есть, то оно творение, доказывающее, что он есть. А поскольку ничто есть как будущее, в котором его нет, и оно как то, в чем его нет, есть, то оно доказывает бытие того, чего в ничто нет, а это есть бог, которого нет в ничто, но который есть, потому что есть ничто, в котором его нет.

91. Так что ничто как будущее бытия бога, в котором бытие никогда не наступит, иначе творение исчезнет и бытие бога померкнет, пребывает в ничтожестве своего пространства и времени, в которых устанавливается сущность творения, отличная от своего ничто в самосознании бытия его ничтожности.

92. Самосознание бытия ничтожности ничто и есть сущность творения как сокровенное души в духе, который в мировом исчислении веков создает культуру и истину своего бытия.

93. Бесконечность же пространства и времени, которые по замыслу бога служат для того, чтобы будущее не было достигнуто и творение было вечным, а могущество бога явным, иначе его не было бы, есть великое беспокойство в покое жизни. Ведь ничто не может нарушить покой становящегося в пространстве времени ничто, которое свободно и непринужденно располагается в своей бесконечности, преобразуясь в силу демонстрации своей наличности, а не в силу необходимости внутренних причин. Ведь если бы существовали внутренние причины преобразования творения, а не демонстрация его наличности в жизни и смерти, то у бога существовала бы цель, которую он достигает на пути пространственно-временного становления, а это не было бы творением, а было бы намерением, в котором человек так бы и не появился, поскольку было бы лишь то, что ведет к цели. А это неведение было бы бессознательным, поскольку только бог знал бы свою цель, а не то средство, которым он ее достигал бы. Так что человек появился именно потому, что бог замыслил творение, а не имел намерения достичь какой-то цели. Поэтому ничто не стремится и не может стремиться к будущему, а само есть уже сотворенное оно, в самом себе для него недостижимое, поэтому и ничто. Ведь оно не может в будущем быть ничем.

94. Так что душа, которая в сокровенном содержании столь немыслимое творение мира и переживает и несет его в чувстве, принимает в себя всю живую истину пространства и времени, вечное настоящее идеи будущего ничто, которое есть прикосновение бога к тому, что он сотворил и в чем его нет. Но покровительство его тому, что превыше него в творении, им сотворенном, безмерно и истинно, так что душа трепещет в избытке чувств, вложенных в нее неведомым ей богом, несущим жизнь в духе ее откровения, приобщенного к сокровенному смыслу бытия.

95. Так что самосознающее себя в сознании своего бытия существо, которое есть человек, все ближе к богу в своей душе, которая хоть и стремится к вечному ничто в своем будущем, но и мыслит бога в своем неведении его. Так что стремление утверждающейся в духе души  к вечному покою будущего ничто есть мышление бога  в сотворенной им сущности отделенного от его бытия ничто.

96. Поскольку у бога нет никакой цели, кроме поддержания своей вечности в творении, то есть в вечном будущем его ничто, то и сущнсть, которая помимо его намерения возникает в процессе творения (если бы все было так, как он хочет, то и не было бы творения, а было бы полагание его воли) и называется живой человек, есть безбожное создание, мыслящее бога. Поэтому и считается, что человек произошел естественным путем, а не по воле бога. Ведь естественный путь и есть путь творения, в котором воля бога не принимает участия. Лишь ничто во всем своем превосходящем величие бога величии подобно ему, поскольку он превосходит превосходящее его ничто.

97. Жизнь как самовлюбленное бытие есть сосредоточенное на своем иррациональном откровении сокровенное. Истина как единство откровения и таинства прибавила здесь познанную в откровении сущность творения и восприятие ее сокровенной глубины в одушевленном теле. Так что истина есть любовь, воздвигнутая из ничто в иррациональном откровении души, к сокровенному. Любовь  к сокровенному в откровении души заключенного в ней тела есть простота и прочность жизни, устойчивость ее бытия в ней самой, инстинкт самосохранения, естественное состояние ее организма. Организм души в телесном откровении ее к нему вожделения есть любовь в том виде, в каком она изначально присутствует в жизни и без которой она не была бы чем-то действительным в едином сознании себя. Жизнь как иррациональная стихия сущего только в самовлюбленности обращена во вне, так что удерживается в себе в любом отношении к безжизненному и живому внешнему. Именно самовлюбленность постоянно возвращает ее в себя в ее стремлении к власти. Именно иррациональная самовлюбленность толкает ее к обладанию всем тем, что входит с ней в соприкосновение и что любить она может только посредством власти. Ведь жизнь и собой владеет в самообладании посредством любви: даже ненависть к себе не может расторгнуть этот любовный союз, поскольку он предрешен естественным ходом развития событий, приведших к появлению ее для самой себя в виде вожделенного объекта. Так что самолюбование столь же свойственно жизни, как и самолюбие, с той лишь разницей, что в самолюбовании она стремится достичь успеха у других, а в самолюбии - сохранить себя в виде признания того, что она есть, в виде личности, успевшей стать ее благом и единственной собственностью бытия. Так что личность вовлечена в процесс самолюбования и статус самолюбия как единственная ценность, не подвергаемая сомнению и доминирующая в оценках всего остального сущего. Личность есть истинное заблуждение, поскольку оно распространяется на признание иррационального сокровенного единственным началом и ценностью жизни. Страх утери этого начала есть основополагающее свойство не достигшего своей истинной причины характера, так что целые виды жизни в своем стихийном воплощении складываются в исторические процессы, из которых следует то состояние цивилизации, которое вызывает сомнение даже у тех, кто приложил к ее возникновению усилие.

98. Личность, которая погружается в иррациональное и извлекает себя из него в качестве начала разумного осмысления мира, естественным образом опирается только на свой авторитет и значимую ценность в вызове окружающему миру, который обретает форму добра и зла в зависимости от того, чего добивается от него человек: покорности его власти или ответной любви на его любовь. Поскольку самолюбие в любви из иррациональной сокровенности перерастает в жажду рационального откровения, то есть в научное постижение мира и его отношений с предметом любви, самолюбие стирается и любовь наполняется содержанием. Так я начинаю любить другого, а не только себя в феноменальном инстинкте постижения сокровенного.

99. Поглощенное любовью человеческое существо, в отличие от эротического бессознательного и иррационально сокровенного, есть открытый вызов творению, требование предъявить замысел и сущность достигшего такого расцвета в жизни ничто. Ничто обнажается в бездне своей материи до такой степени, что достигает в духе своего предела и одухотворяется им. Одухотворение ничто есть высший экстаз жизни или любовь, распростертая над своим самолюбием в глубинах свершившихся и несвершившихся усилий, из которых образован мир.

5. СМЕРТЬ КАК ЯСНОЕ СОЗНАНИЕ ЖИЗНИ.

100. Дальнейшее движение духа обусловлено его беспрепятственной проникновенностью в идею будущего. Его надежда преодолеть ничто в бытии будущего ведет к пониманию того, что будущее и есть ничто. Ничто это теряется во времени, исходя из бытия мира, так что будущее не только не обнаруживает себя в ничто, но и не полагает ничто в качестве своего бытия. То будущее, которое есть ничто в ничто, и то будущее, которое есть бытие во времени и ничто в этом бытии, расходятся и сходятся одновременно. Бытие бесконечно удаляется от себя в будущее ничто и называет это прогрессом становления жизни в условиях создаваемого ею мира, тогда как ничто созданного богом ничто ждет своего сопоставления с ничто, произведенным сущностью развития жизни в духовном становлении бытия.

101. Так что жизнь хотя и теряется в своем будущем, ясно видит то, к чему это будущее стремится, хотя и не в союзе с ней, а без нее. Но безжизненное будущее есть идея ожидания жизни, а не ничто, так что жизнь, им ожидаемая, проникает в него все настойчивее по мере того, как удаляется и теряет связь с породившим ее ничто. Жизнь должна быть вовлечена в будущее, поскольку она утратила свою историю и связь с тем процессом, который привел к ее возникновению. Жизнь сомкнулась в себе как видение своего будущего бессмертия, которое она непостижимым образом надеется обрести в настоящем, полагаясь на будущее. Поэтому, теряя себя, она настойчиво стремится вперед, к успеху, к заполнению собой времени, тогда как ничто ждет ее помимо ее желания избежать его. Поэтому стремление жизни сохранить себя во времени никак не сходится с вечностью ее бытия в ничто. Ведь жизнь есть в ничто не в качестве жизни, а в качестве бытия, которое становится жизнью только при условии становления своей личности в процессе божественного откровения. Но поскольку жизнь как бытие ничто скрыта в бытии еще не сотворившего ничто бога, то она не может быть не только жизнью своего бытия в ничто, но и бытием живого ничто в боге.

102. Всякого рода стремление в бесконечность не достигает даже ничто, так что остается бесконечной уязвимостью бездны своего бытия в явлении сокровенного естества жизни. Бездна бьющегося в растерянности и потерянности духа во всей своей бесконечности не может вырваться из установленных ей этой бесконечностью пределов: не в силах оставаться собой, она мнит свое будущее, которое, хотя и не существует, является ее осознанным определением и пределом бытия. Так что бытие живой бездны в сознании ее бесконечности ограничено безучастным к ней будущим, которое, хотя и входит с ней в соприкосновение, никогда ею не достигается. Так что у жизни нет будущего, жизнь есть без будущего, поэтому она естественна только в своей естественности, а не в чем-то другом.

103. Так что жизнь, поскольку она не может выйти за пределы себя, недоступна для будущего и всегда пребывает в одном и том же - в существе установленного в я иррационального откровения сокровенного. Так что жизнь есть собственное состояние наличия сокровенного в откровении в единстве я, измученного вожделением к себе и красоте сотворенного мира.

104. Как оно полагает, достичь сокровенного я в откровении мира можно только посредством творческого вожделения. Необходимо создать мир еще более значимый, чем тот, который предшествовал этой задаче, чтобы творческое вожделение духа достигло своей цели. Но поскольку эта цель постоянно откладывается в бесконечности грез наивного сознания, естественность жизни оказывается под угрозой, поскольку разъедается скепсисом и нигилистическим разочарованием. Так что наступает кризис веры, посредством которой разум сознавал свою ценность как инструмент поддержания жизни в освобождении ее от вожделения и своей смерти: ведь только в смерти достигается то, чего хочет жизнь, а хочет она того, что бессмертно.

105. Так что бессмертие, которое полагается в будущем, и есть то, что отличает будущее от ничто, которое неуничтожимо, а не бессмертно, потому что безжизненно. Бессмертие есть то, к чему стремится неуничтожимость ничто.

106. Так что сотворенное богом отличается от творения и прежде, чем ничто было сотворено и стало неуничтожимым условием и началом творения, было творение этого ничто, которое и заключается в откровении, в котором сокровенное таинство становится явным. В творении появляется бессмертие и это бессмертие, творящееся в творимой ничто жизни, неуничтожимо в ничто. Так что должно быть то, что в ничто не может быть уничтожено, то, что в бессмертии достигает жизнь и что не есть ничто. А это не ничто и есть частица того, что это ничто сотворило, - бытия бога, и эта часть бессмертна, а не неуничтожимое ничто, поскольку не будучи ничто и не став бытием, может быть только бессмертной.

107. В духе жизнь избавляется от сущности творения и пребывает в будущем ничто. Поскольку это будущее ничто распростерто во всеисполненности и есть самосознание ничто, достигшее своего бессмертия, оно есть то, что не может уничтожиться, то есть - бытие. Так бытие впервые появляется из ничто и есть то бытие, которое еще не принадлежит богу, но без которого бог не мог бы сотворить ничто. Так что оно еще не до конца бытие, поскольку не принадлежит богу, а дух этого бытия, ослепленный жизнью в явлении мира.

108. Затмение бытия в духе явностью его творения превосходит сущность откровения, которая дана в ничто завершившего свое развитие в духе бытия. Так что бытие, проникнутое жизнью духа, хоть и грезит будущим, отличным от ничто, не может быть ничем, кроме предпосылки познавшего бытие бога ничто. Бог в этом постижении себя через бытие ничто есть окончательное творение, так что сотворено лишь то, в творении чего бог постигает свое бытие, отрицая его жизнью в духе и достигая через будущее этого отрицания. Так что необходимо сотворить жизнь, чтобы через отрицание ее в будущем познать бытие бога. Бытие как предел духовного возрождения в отрицании ничто и есть то недосягаемое ничто, которое, вследствие этого, есть бытие. Ведь если бы ничто в будущем было лостигнуто, оно не стало бы бытием, а было бы самосознанием ничто, так что бытие есть то, чего достичь невозможно. Поэтому бытие предел возможного и в пределах бытия дух трепещет своей жизнью. Так что дух не бесконечен, а в своем ничто в отношении к бытию есть собранная в себя субстанция, в бытии имеющая свою идею и внешнюю мировую явность. Так что мир являет собой субстанцию духа в идее бытия.

109. Дух, следовательно, в отношении к своему внешнему явлению, есть идея, в которой субстанция ничто есть сущность бытия.

110. В своей явности дух бессилен перед жизнью, поскольку вырывает ее из времени, лишая единственной возможности умереть вместе с ним. Так что жизнь умирает вне времени и, следовательно, идея смерти гнетет ее на всем ее протяжении. Ведь время уходит от нее столь быстро, что, оставленная наедине с собой, она умирает незаметно для себя, все более стремясь к себе в уходящем от нее времени. Поэтому дух хоть и удерживает жизнь в пределах ее досягаемости для себя, умерщвляет ее во времени, поскольку она все глубже и безвозвратнее уходит в его прошлое и исчезает в нем. Так что ничто, оставленное творческим достижением духа, все больше пополняется ничтожеством ушедшей из бытия жизни.

111. Так что ничто есть живой опыт бытия, в котором дух находит свое успокоение, возвращаясь к ничтожному бытию будущего. Эта растерзанность духа, тем не менее, есть единый организм творения, в котором все части настолько согласованы, что это по силам только богу, у которого есть бытие, а у ничего другого бытия нет. Так что не может что-то в отсутствие бытия быть чем-то, в бытии чего оно может быть не сотворено, а быть. Творение есть ничто и поэтому оно не может быть, а ничто бытия есть, поскольку оно сотворено и его нет.

112. Так что дух старается охватить и оставшееся без него бытие ничто, и выйти за пределы жизни к бытию будущего, ничто которого есть будущее бытие.

113. Так что дух обрушивается в бездну и стремится к богу, стремится наполнить сущностью бытия слово и оживить смерть. В единстве искусства и науки он сливается в истину раскрытой для себя жизни. В духе жизнь оттесняет свое бытие к двум крайностям, которые в соприкосновении и столкновении друг с другом порождают истину слова, в котором заканчивается и то, что из него следует, и то, что к нему привело. Так что эти две противоположности, соединенные в слове, настолько неотличимы в своем различии, что их невыносимая мощь может принадлежать только богу, поскольку он это слово и есть. Так что посредством творения в бесконечной мощи присущего ему самообладания он стал причиной творения, с необходимостью вытекающей из его самобытности.

114. Но присущее богу еще не сам бог, он еще не достиг себя посредством творения, ничто еще обрушилось на его бытие видимостью бытия, но не посягнуло на само бытие. Слово еще не высказало всю сущность бога помимо творения, еще не пришло время окончательного торжества истины, еще дух смертен, а бессмертна лишь идея,  в которой этот дух обретает свое бессмертное будущее в ничто.

115. Так что дух не может вернуться к богу посредством творения и не может навечно сохранить себя в жизни. Это бессмысленное заблуждение и есть растерянное состояние разума, в котором он отказывается от всего, кроме очевидного и достоверного, и пресекает все попытки выйти за свои пределы. Наступает век науки, в которой погрязает человек не по доброй воле, а от безысходности. Наука становится вечным уделом его будущего, он остается тем же самым, а мир, в котором он живет, меняется до неузнаваемости в каждый момент присущего ему времени. Так что помешательство, основанное на временном успехе, есть безысходное отчаяние сущего, покинувшего свою истину и потерянное ею.

116. Человек перестает быть предметом интереса, его мнимая ценность распространяется на тех, кто ее потерял, глумление над себе подобными становится нормой отношений, ничто вступает в свои права в области духа, повергнув его к истокам существования в животном мире. Так и не достигнув предела творения в бытии, человек пал.

117. Жизнь есть торжество смерти в унылом бытии духа. Только смерть цветет новым свершением после крушения в ней жизни. Смерть есть обновление мертвого состава жизни, непрерывное духовное возрождение в самой жизни, поскольку дух смертен и он должен доказывать это ежемгновенно. Ежемгновенно умирает человек и это умирание есть длительность бремени жизни. В жизни дух подтверждает действительность смерти как необходимый элемент ее существования. Смерть есть только в жизни, поскольку жизнь вечна, а смерть обращает ее в ничто, в сознание бытия ничтожества, в тягостное раздумие истины, в непроницаемый мрак бытия. Сложенная из таких впечатлений, жизнь достигает свободы, в которой смерть является откровением ее бессмертного и неуничтожимого ничто. Так что только в ничто дух обретает покой и смысл жизни, поскольку бытие принадлежит богу, а не человеку, а человеку принадлежит сотворенное богом ничто. Так что только в ничто человек у себя дома, где ждет его истина, покой и разумное внимание к неуничтожимому бессмертию. Жизнь вынуждает обращаться к тому, что поддерживает ее в смерти, к основанию своего бытия: ведь именно в нем смятенный дух обретает свое величие и непоколебимую твердость. Только живой дух есть тщеславное самодовольство самости, не знающей своих пределов в беспредельном мире и гордящейся фактом своего бытия, как будто природного достоинства достаточно для того, чтобы забыться навеки в жизни. Но острое бытие смерти вонзается в жизненную безмятежность и требует искусства бытия, в котором жизнь играет подсобную роль, поскольку не может вечно нести себя. Так что в искусстве она сохраняет свою видимость и обретает себя всякий раз, когда погружается в смертное одиночество и безысходность духа.

118. Так что дух, который достиг сознания ничтожества своего бытия и уже не стремится в будущее, поскольку не видит в нем ничего, кроме смерти, а ничто, к бытию которого он стремится, в нем исчезает, обречен умереть. И следующий его шаг заключается  не в том, чтобы следовать вечному прогрессу феноменальных сущностей мира, изъяв их из творческой эволюции, неподвластной никакому размышлению, не   в том, чтобы бесконечное время превратить в вечный момент настоящего, из которого нет выхода и который нужно поддерживать всеми усилиями существующего разума, а в том, чтобы успешно преодолеть жизнь и умереть. Бог сам подает этому пример, он умирает прежде, чем воскресает человек. Так что трагедия есть необходимый атрибут жизни, смерть есть ее достояние, более ценное, чем сама жизнь, поскольку она от жизни не зависит, а жизнь зависит от нее. Дух должен умереть, чтобы воскреснуть, и эта мысль есть сущность идеи человеческого бытия. Освобождение от себя есть открытие современности. В ней обреченный на жизнь дух после своей смерти вступает в мир свободного бытия.

6. ОТКАЗ ОТ БЫТИЯ В СОВРЕМЕННОСТИ.

119. Современность, в которой бог обречен умереть, а жизнь восстать, есть радостное присвоение человеком самого себя. Он теперь не обладает свободой воли, он обладает свободой бытия. А бытие это в своей свободе фатально, поскольку сущность поддерживающей его творческой эволюции скрыта в вечном феномене мира, не нуждающемся в своем распаде или в смерти в нем человека. Поскольку дух человека уже умер вместе с бытием бога, человек не нуждается в смерти - он жив, а не бессмертен. В современности человек всего лишь жив, преодолев свое бессмертие, так и не достигнув его. Но жизнь, в которой он есть в современности, превосходит дух, поскольку испытывает удовлетворение от своей законченности. Жизнь закончена и ограничена собой, даже смерть больше не угрожает ей: жизнь просто не может умереть, потому что ограничена феноменом своего бессмертия, в котором смерть  уже свершилась. Так что жизнь есть всеобщее и абсолютное равенство, индифферентность смыслов и иерархия безразличия.

120. Современность, в которой феноменальные смыслы располагаются в мировой последовательности восприятия и творения времени, есть жизнь в ее бесконечном обозрении. Все высказанные о ней в современности суждения - и деструктивные, и конструктивные - в равной мере принадлежат ей, так что невозможно сделать какое-то заключение о их ценности. Поэтому только позиция каждого отдельного человека, внедряемая в жизненную среду, способна оказывать влияние на общее состояние жизни. Это внедрение достигается за счет концептуальных смыслов, то есть тенденциозных обобщений определенного количества событий в единую, управляющую ими систему. Концептуализм как неотъемлемая часть жизни стал средством укрепления ценностей, на которые должно быть ориентировано массовое сознание. Ведь свободное сознание современности не заключает в себе никакого смысла, так что является идеальной средой для заполнения его агрегатами концептуальных конфигураций, в которых очищенное от сознания естество жизни принимает свое присутствие как исключительную данность. Феномен исключительности здесь играет главную роль: нет никакой причины, чтобы было так,  а не иначе, нет воли, определяющей ход событий, есть только стечение обстоятельств, зафиксированных в концептуальной сдержанности. Так что то, что происходит, есть нагромождение фактов, не обусловленных никакими причинами, а бессознательно произведенными, так что концептуальное осмысление есть единственный способ их усвоения. Концептуализм как идея лишенной бытия жизни есть основа современности: единственным действующим лицом в ней является человек, поскольку бытие бога отвергнуто и немыслимо. Бог умер вместе с познающим истину человеком. Это значит, что в современности нет и человека, а есть жизнь в концептуальном обобщении феноменальных образов мира во временном порядке.

121. Концептуальность есть структура разума, а не сам разум, вышедший из познания бытия бога в сотворенном им для этого ничто. И хотя современный мир отделяется от истины посредством концептуальных ограничений, он не может удержаться в пределах бессознательного, поскольку концептуальная интуиция требует еще большей свободы, чем та, в которой заключен человек. Невозможность достичь бытия, умерщвление жизни, недовольство концептуальным бессознательным и утомительной роскошью феноменального мира требуют нового решения, в котором появилось бы изумительное совершенство и в интересе к которому начальное обнажение стало бы несбыточной мечтой настоящего. Так что настоящее требует избавления от той свободы, в которой творческая активность потеряла смысл и обратилась к бессознательному, в котором ничто присутствует не в виде бытия, а в виде обобщения концептуальной интуиции.

122. Поскольку будущего нет ни во времени, ни в будущем, должно быть нечто в феноменальной определенности мира, что подвигает жизнь к возрождению в неизвестной ей самой исполненности. Так что она тут напоминает первое действие бога, которое заключается в творении ничто, поскольку, если бы было сотворено нечто, то ему предшествовало бы другое творение и нечто не было бы первым творением. Так что могло быть сотворено только ничто и жизнь в неизвестном ей проявлении не предполагает ничего, что из нее следовало бы и полагало бы его. Так что жизнь, очарованная неизвестной ей возможностью, называется искусством. Искусство - это и есть тот путь, который преодолевает феноменальное однообразие мира, ограниченного своей безграничностью. Искусство продолжает традицию выведения из ничто творения, проходящего сквозь феноменальное забвение и располагающегося в произведении, извлеченном из предшествующего самоубийства ничтожного в отношении к ничто творения. Ведь все, что было сотворено, не может превзойти ничто, хоть и превосходит в своем желании превзойти. Так что искусство захватывает врасплох растерянную сущность бытия, не добившуюся никакого превосходства над ничто и не знающую, куда идти дальше в своем намерении достичь этой цели. Как бог не знает себя в ничто, так человек не знает себя в искусстве. Искусство есть неожиданное свершение, выходящее за пределы жизни к жизни, которая находится за ее пределами. Эта жизнь, которая опережает истину, есть осуществленное будущее, наступившее прежде будущего, преждевременное  бытие,  а оно и есть будущее, опережающее свое ничто. Так что в искусстве нет того будущего, которое ждет ничто в своем ничто, оно само будущее, не знающее об этом, поскольку его настоящее ускользает от него. Поэтому так невозможно восприятие произведения искусства: ведь оно есть свершившееся будущее в будущем еще не наступившем.

123. Искусством поэтому вдохновляется жизнь и ставит ее перед актом творения, еще никогда не бывшим и наступившим для своего свершения. Эта неизбывная решимость толкает жизнь туда, где она уже не называется жизнью. Это ее новое имя, в котором она не узнает себя, но обретает, есть Фехцестер.

124. Фехцестерианский мир искусства, в котором сметается пыль творения, устанавливается во всей своей предельной емкости, еще не знающей своих границ, и не могущей пошатнуться от столкновения ни с чем, что еще могло бы быть.

125. Имя, которое требует своего значения в высказанном слове, есть Фехцестер. Откуда взялось это имя, как появилось оно на свете, не знает ничто, что могло бы знать, поскольку еще ничего не создано, кроме этого имени. Так что достаточно его, чтобы в отношении к нему всякое творение, исходящее из него, обрело смысл. Поскольку оно еще слепо для своего прозрения в очевидной ясности, следует ждать его немыслимой дали в присущей ему близости.

7.ФЕХЦЕСТЕР.

126. Будущее, которое никогда не произойдет в настоящем и которое отделяет от современности то, чем она никогда не станет, есть искусство, в котором нет истины и в котором бытие и ничто иссякли в прошлом. Именно бытие и ничто выдвинули будущее, которого не достигли и которое освободилось от них. То будущее, в котором нет ни бытия, ни ничто, ни бога, ни творения, есть Фехцестер и  его искусство, поскольку предыстория становления его личности не умещается в прошлом, а в современности теряется в избытке. Так что, став будущим, которое противоестественным образом становится естественным и единственной реальностью, предельно заключив в себе сущее, просвещенная истина погружается  во мрак света, изувечив его своим присутствием и расставшись с собой. Истина погибла в расцвете фехцестерианского обозрения, не научившись мыслить без того, чтобы не улетучиться в ничто. Ведь она так и не достигла бога, хотя и стала ничем, его творением, внедренным в фехцестерианское искусство, заблудшее в ясных очертаниях свершившегося времени в будущем, которое, никогда не став временем, наступило. Наступившее будущее не есть время, в нем нет ничего, поскольку оно не наступило и, как не наступившее, наступило. Поэтому это невыносимое противоречие есть предельное напряжение сущего, в котором оно избыло себя, не став ничем, в ничто этим избывшим себя сущим став. Поскольку будущее наступить не может, невозможность наступившего будущего есть абсолютное предвидение творчества, есть немыслимое творчество, еще не наступившее, но безусловно необходимое. Непреодолимая сила его влечения сметает прошлое, храня его в небывшем виде. Так что все расставлено в тех невидимых в своей видимости зияниях, в которых никогда больше не будет времени и времен которых во времени не будет. Это есть будущее, сверх времени сущее, в вне времени временем ставшее. Это ставшее вне времени время, которое есть будущее  и которое, в недрах времени, вытеснив его, располагается без него, все мощнее вступает в свои права, очерченные основанием и обнаженным будущим, в котором и перед которым нет будущего. Перед будущим нет будущего, поэтому оно стоит на последнем рубеже предстоящего, которое не есть будущее и которое, избавленное   от своей будущности, ничто не есть. Поэтому у будущего без будущего нет бытия, а ничто, которое перед ним предстоит, это ничто, к которому вернулось сотворенное творение и которое было сотворено богом. Так что через это ничто, которое достигло будущее без будущего, творение возвращается к богу, совершив полный круг своего замысла в разумном провидении жизни. Но бог еще не виден в этом ничто, к которому вернулось утратившее будущее будущее, бытие должно вернуться к ничто, чтобы бог был, поэтому искусство необходимо, ведь только в нем должно сотвориться бытие бога, поскольку иного бытия нет. Но и нет того, что стало бы еще чем-то. Окончательно произошло будущее будущего, которое и стало тем, в чем и перед чем будущего нет.

127. И необходимо показать истину, поверженную в прахе Фехцестера и в современном состоянии ума подвергшуюся насилию. Что такое истина, расчлененная на фрагменты, бытие которых несогласуемо? Исходное, стремящееся к мощному вдавливанию во взаимном проникновении, сверхмощное начало, соизмеримое с мощью бога и нетленное столь же, сколь и оно. Внедренное в пустоты смысла, оно несет в себе ярость несбывшегося ожидания, наперекор отчаянию вовлекает в сумасшедшую игру слов, каждое из которых на свойственном ему месте производит невидимую работу по восстановлению и обретению смысла, той силы, которая влечет жизнь через превозможение своей скудности в великолепном обмане бытия. Из падшего бессознательного сокрушения она вечно поднимается к тому, в чем зреет ее сила, твердость и готовность быть тем испытанием, которое помимо своей воли она несет в себе. Прах бытия, который воссиял тьмой пришествия и сковал душу мерзкой пустотой невымысла, есть чужеродное фехцестерианству прозябание в нем сущности. Она  жжет своей тьмой, воспламеняя свет бытия и погружая его во мрак недомыслия. Сочлененное во всех видимых веках воплощение по имени человек рычит своим звериным умом в дебрях неставшего мира, в свете потерянного им бытия, в ничто недотворенного мира. Есть ли звук более мощный, чем чернота изъятого из гибели нового рождения. Раздетая тьма влечет появление своей тьмы в усталом духе бытия, взбалмошное легкомыслие которого суровой нищетой приткнулось на границе с ликующим озарением будущего. И этот лик будущего или Фехцестер его ставшего, надменной скромностью изъявленный в преходящем, есть статус немыслимого блага, которое отпущено всему сущему, несмотря на скоротечность его бытия. Ведь время свершилось не для того, чтобы потерять себя навеки, а чтобы приблизить в будущем то, у чего будущего нет, и что, следовательно, есть вечное происхождение, вечный смысл и намерение быть. Это начало бытия, которое следует из отсутствия будущего вслед за будущим, и есть акт творения, приписываемый богу, но происшедший и происходящий помимо него, потому что он его сотворил.

128. Отношение фехцестерианства к современности столь же ничтожно, как событийно отношение современности к Фехцестеру. Если для современности Фехцестер  истинное событие, то для Фехцестера современность ничтожное прозябание. Как бы ни тщилась она доказать свое превосходство над истиной в бесконечной насмешке над ее сущностью посредством идеи нескончаемого развития и балансирования в пустотах его  безвременья, фиксируя себя в концептуальной относительности, в феноменологическом растлении неспособного к дальнейшему движению естества и  в этом мертвом виде по инерции воздвигаемому к будущему в бесконечном становящемся прогрессе этой мертвости, истина по-прежнему жива и движет то мертвое, которое обходится без нее, чтобы умереть еще больше. Так что истина, помимо намерения ее презреть, достигла своего предельного окончания в фехцестерианском откровении, которое не есть откровение бога, но предсущее ему послушание и смирение неистовой страсти. Так что страсть эта хотя и присутствует в откровении и является его движущей силой, на самом деле является поэзией бытия, красотой искусства. Искусство, которое переступило через современность и принадлежит фехцестерианскому бытию бога, разъято этой истиной в ее открытости для самой себя. Фехцестер есть выражение истины, покинувшей себя после своего свершения, так что истина присутствует в нем как ставшая, навеки определенная в ожидании бесконечного возрождения. Возрождение же есть творческое основание бога, в котором он творит свое бытие через отрицание сотворенного им ничто.

129. Поскольку в фехцестерианскую идею вовлечено высшее существо человека,  которое достигает бога не посредством творения его богом по своему подобию, изначального человека в идее его будущего развития, а собственным усилием, конечностью своего бытия - в отличие от бесконечного бытия первоначального человека, человек в своей деятельности должен исходить из этого своего предназначения. К богу он обращается не как покинутое им существо, а как найденное и нашедщее. Имя этого существа Фехцестер, поскольку он един для всей сущности, воплощенной в высшем существе человека. Это его единое имя для всего сущего, нашедшего сотворившего его бога, есть общечеловеческое существо, неделимое и в каждом исключительно личное. Так что над душой и духом поднимается фехцестерианская явь общечеловеческого и всечеловеческого обозрения бога в каждом отдельном человеке.

130. Поскольку в надвечном духе бог впервые сопостоит с Фехцестером, касаясь его, но не раскрываясь, а лишь пребывая в бытии фехцестерианского умозрения, загадка остается нерешенной, а лишь искусством произносимой. Искусство бьется о берега бога, о эту твердыню, не подвластную разрушению и недосягаемую для усилий. Сотворенное не может постичь творца, хотя выше и совершеннее его. Поэтому творец еще совершеннее того, совершеннее чего над собой он сотворил. Так что искусство хотя и есть ближайшая попытка постичь бога, оно есть лишь сфера прикосновения к нему или субстанция, обладающая смыслом его непостижимости. Бог непостижим именно по причине того, что он сотворил превосходство над собой, оставаясь превосходнее того, что он сотворил. И эта задача никогда не будет решена, иначе не будет бога, а он есть, потому что в этой задаче непостижим. И это есть великое благо  и доказательство жизни, поскольку не было бы никакой жизни, если бы не было бога. А бог есть, потому что он создал истину, которая заключается в смысле поставленной им задачи: ничего не может быть совершеннее того, что сотворило превосходящее  его совершенство. И это есть бог.

131. Бог, следовательно, есть превосходство над превосходящим его совершенством. Истина этого высказывания в том, что бог не является совершенным, а есть превосходство над тем совершенством, которое превосходит его. Превосходство  этого превосходного заключается в том, что оно совершенство, тогда как бог не совершенство, а превосходство. Так что и эта загадка разгадана, и это говорит о том, что бог есть идея абсолютного творчества, поскольку имя его вне загадок и откровений. Так что бог не есть ни таинство, ни откровение и вообще не истина или что-либо, а есть явность бытия в реальности, в которой ничто и бытие впервые сошлись друг в друге.

132. Поскольку есть вечное время и время творческое, Фехцестер есть вечное время в творческом моменте. А поскольку творческий момент есть начало бытия бога в ничто, которое есть вечное время, в Фехцестере происходит реальное сознание наличия  акта творения. Поэтому Фехцестер есть осознанное свершение первоначального акта творения, вечное начало времени в созерцании бесконечной вечности его ничто. Фехцестер есть осмысленное бытие бога, выраженное в творении, которое есть ничто в начале времени как его вечное время.

133. Мышление есть дополнение к искусству, поскольку бессмысленного искусства не бывает. Искусство есть дополнение к мышлению, поскольку только в искусстве оно разворачивается со всей очевидностью. Таинство мышления, происходящего в недрах невидимого разума, нуждается в ясной картине мира, которая есть искусство.

134. Поэтому только из мысли черпается содержание искусства, а не из видимости, которая сама есть искусство и в повторении не нуждается. Видимость существует отдельно от искусства, поэтому порождает искусство зависимое, несамостоятельное  и подражательное. Как бы ни было оно прекрасно, оно лишь повторение уже сотворенного в мысли изображения, внедренного в сознание души в качестве ее восприятия. Так что мировой образ этого свершившегося искусства есть сущностное лицо бога, существующего вечно в своем ничто, а не в бытии. В бытии же бог существует в творении, то есть в искусстве мыслимого, которое создает образ вечного во времени, покидая его, чтобы избежать ничто. Бытие, следовательно, мыслимого искусства вне вечного времени и бытия бога, сотворившего ничто, вне мира, продолжающего жить сотворенной жизнью в бытии происшедшего. Даже новое совершается в этом мире в пределах ставшего, тогда как искусство само есть становление небывшего и, поэтому, будущего, поскольку только будущее может быть небывшим. Но это небывшее есть таинство, поскольку устанавливается в несвершившемся, поэтому таинство есть установление будущего прежде его появления. Поскольку же творение дано во всем своем обзоре прежде своего наступления, оно и есть окончательное таинство или данное ничто, поражающее мысль своим воображением и влекущее ее туда, где ей свойственно быть и чего она еще не достигла.

135. Кроме подлинности в недрах материи, придавленной временем, на поверхности которой распускается жизнь и неотрывно от нее движется в пространстве, существует подлинность искусства, в котором сосредоточена мысль будущего, еще не ставшего и поэтому не погребенного: ведь будущее настоящего есть погребенность его в прошлом, а подлинное будущее, никогда не становящееся настоящим, есть время вечного перехода жизни из жизни в жизнь.
Это вечное будущее, непрерывно предстоящее, как освобожденная подлинность,  есть Фехцестер.