ВЫБИРАЮ СУДЬБУ
(из писем к В.И.)
Ты пишешь, что не сразу выбрал геологию в качестве своей профессии, своей судьбы. Я тоже к окончанию школы пришла, не выбрав дальнейшей дороги. Единственное, о чем я тогда мечтала – это театр. И виной тому, по всей вероятности, был драмкружок в школе. Мне, правда, не довелось ничего там сыграть, но я постоянно присутствовала на репетициях (готовили «Без вины виноватые»), и даже суфлировала.
Тогда многие из нашего класса «заболели» театром. А Нора Р., игравшая Кручинину, вообще испортила себе жизнь из-за этого – не поступив в театральный институт, она устроилась в театр уборщицей, родила ребенка, и больше уже не пыталась приобрести себе нормальную специальность, хотя у нее были прекрасные данные, чтобы стать, например, художником, архитектором, чертежником – она прекрасно умела рисовать!
Мне тоже захотелось стать актрисой, но хотелось не драмы, а просто приключений (хотя бы на сцене), просто любви (хотя бы на сцене), и очень нравилось, что артист может прожить много разных жизней (хотя бы на сцене).
После окончания школы мы с Таней М. решили пойти на предварительный смотр на Моховую. У меня не нашли никаких талантов, я даже не умела быть раскованной; у подружки нашли изъян в голосе. И таким образом, с театральной карьерой у обоих было покончено.
Тогда мы стали ездить по разным институтам, дабы выбрать себе какой-нибудь. Были даже в сельскохозяйственном, были в Горном. Тут нам очень понравилось, и в приемной комиссии нас агитировали «за», так что мы уж, совсем было, решили поступать. Однако, на выходе из института , прямо на ступеньках лестницы какая-то женщина (оказалось – геолог) почему-то разговорилась с нами и стала горячо разубеждать и отговаривать – мол, не женское это дело.
В результате Таня пошла в Финансово-экономический, а я пошла на литфак в Педагогический , благо с литературой и русским я всегда была в ладах. Зимой я сдала сессию на четверки, так что даже заработала стипендию, однако, учиться там мне становилось все менее интересно. Один старо-славянский язык (мертвый язык, и преподавательница была тоже какая-то полумертвая, «сухая акула») мог уморить кого угодно. И вообще, при всей моей любви к литературе, здесь ее было слишком много. В связи с этим, к маю месяцу я решила из института уйти. Но куда идти?
Другая моя подруга, практически в тайне от меня, поступила в Университет на геологический факультет. Когда я ей при встрече сказала о своем желании перейти в другой институт, она посоветовала мне придти и послушать лекцию по общей геологии, что я и сделала. Лекцию читал С.С.Кузнецов, декан, уже довольно старенький; до сих пор помню, что лекция была посвящена речным долинам, особенностям их формирования. И мне сразу все понравилось, понравилась сама наука Геология и то, что она изучает.
Весной я со скандалом ушла из пединститута (декан даже грозился вычесть с меня мои стипендии за 4 месяца), а летом снова сдавала вступительные экзамены в Университет. И сдала все на четверки, и прошла по конкурсу. На третьем курсе нас распределили по кафедрам, и я попала на геофизику. Как оказалось в дальнейшем, это было именно то, что мне нужно.
Что нам преподавали? Ну, во-первых, математику, все пять лет. Математические выкладки на 4-5 курсах у Ермилова были такие длинные, что порой он сам запутывался; один вывод растягивался на 2-3 лекции. Но мне это не казалось скучным. Выводы математических формул, как и геометрические теоремы в школе (которые я знала наизусть уже сразу после объяснения урока Ф.В.Бильдюгиным), всегда завораживали меня своей удивительной логикой, почти остроумием, изящной виртуозностью. Честное слово, мне красивая математическая выкладка всегда напоминала хорошую скрипичную партию. И, конечно, я записывала все лекции по математике, чего не скажешь о других предметах.
Ну, у Бархатова, по-моему, почти никто не писал. Его курс «История науки» был какой-то не серьезной дисциплиной, и сам лектор тоже не серьезный. Не даром Шурик Маслов тут же на лекции сочинял стихи и поэмы:
«Сыски разные бывают,
Мало ль люди что болтают:
Уголовный, деканатский,
По морским делам, и штатский.
Но вот сыск на разны руды
Привлекал охочих – груды:
Поп Онуфрий, и семья…» и т.д.
Политэкономию и философию приходилось подучивать более основательно, но последняя (философия) уже тогда вызывала во мне интерес.
С удовольствием учила петрографию, то есть не учила, а познавала. Она казалась многим геофизикам настолько интересной, что некоторые даже подумывали, не перейти ли на эту кафедру (и я, в том числе). И завораживающе красивые шлифы различных минералов, и сама умная наука, и преподаватели кафедры (всеми любимый Кошиц и др.) – все было очень милым и приятным.
Кафедру минералогии и саму минералогию – не любила, большей зубрежки, казалось, нигде нет. Особенно не любила Солодовникову.
Приятно было слушать Рухина – милый, интеллигентный, красивый человек. Впрочем, в наше время интеллигентностью отличались очень многие преподаватели, почти все.
Из геофизики нравилась только сейсморазведка, на нее я и пошла. Что сказать о преподавателях своей родной кафедры геофизики? К сожалению, ни одного любимого преподавателя я назвать не могу. Зав. Кафедрой А.Семенов – асс по электроразведке, Тафеев – гравимагнитчик, молодые аспиранты (будущие преподаватели) – Миронов, Глеб Свешников, Рудаков – каротажники.
Все эти методы нацелены, в основном, на рудные объекты. Изучать гравимагнитное поле Земли, зависящее от очень многих факторов; или «бухать в землю амперы» (как сказала Г.Завинская в одном стихе) и пытаться определить причины аномалий возникшего электрического поля – все это казалось мне чем-то неопределенным.
Другое дело – сейсморазведка, основой теории которой в то время был единственный закон акустики – угол падения волны равен углу отражения. Каждый пласт осадочной толщи (слой известняка, слой песчаника и т.д.) имеет свой коэффициент отражения. Прослеживай отраженные волны, возникающие от взрыва в неглубоких скважинах, и узнаешь, как залегают соответствующие земные пласты.
Сейсморазведку читала Р.М.Деменицкая, но ее курс был кратким и каким-то отвлеченным; я не помню, чтобы мы разбирали какие-либо примеры конкретных сейсмических разрезов. Ее основная работа проходила в Институте Арктики, и все ее интересы были там. К тому же, она была слишком женщина, причем кокетливая. Она была далека для нас, а мы – для нее.
На 4-ом курсе, чтобы подработать денег, я договорилась с ней о работе на пол-ставки. Я проработала там месяца 3-4, но мне не понравилось. Не понравилось то, что не было «живых» сейсмических материалов. Небольшая группа из 2-х человек занималась скучными теоретическими расчетами, не известно для чего. Сама Р.М. вела себя, как очень важный и сверх занятый «босс» - конференции, симпозиумы, лекции и прочие, на мой взгляд, посторонние вещи. В общем, весной я уволилась и больше к ней на работу не просилась. Я поняла, что буду там слишком маленьким винтиком.
Курс сейсмической аппаратуры читал муж Деменицкой – Иванов, говорили, что очень хороший аппаратурщик. Но он тоже работал и что-то возглавлял, а потому был очень занятой человек.
Вот так и получилось, что мои основные предметы были преподаны весьма поверхностно. Вот так и получилось, что после окончания меня не тянуло на кафедру, как некоторых моих однокурсников, т.к. мне не с кем было там общаться.
Вот, пожалуй, о лекциях и все. Еще с удовольствием занималась физкультурой, а именно – спортивной гимнастикой. Я занималась ею на всех курсах, хотя официальная, обязательная подготовка заканчивалась на третьем курсе. Увлекало умение владеть своим телом, заслужила 3-й разряд, занималась по 2-му. Любила лыжи и коньки, но это уже более дилетантски. Заниматься на лыжах (сдавать нормы) мы ездили в ЦПКО, там давали и лыжи, и ботинки. В зимние каникулы на 2-м курсе ходила с группой в лыжный поход на несколько дней, было очень интересно. На коньках научилась кататься, посещая курсы для начинающих в том же ЦПКО.
Вот так я выбрала свою судьбу – геологический факультет и сейсморазведку. И это действительно Судьба.
Наш факультет, и особенно наш курс, подходили мне «по всем параметрам». Ты в своем письме очень хорошо пишешь о романтике полевых экспедиций, о присущем всем геологам духе коллективизма, о самоотдаче и бескорыстии. Это – в целом, хотя были, конечно, и исключения.
Меня тоже тянули новые места и впечатления, мне тоже очень нужен был дружный коллектив, я тоже с удовольствием поехала на студенческую стройку.
Хочу еще раз сказать о коллективизме. Когда я выбрала геологический факультет, я особенно не задумывалась, где и как я буду работать, важно было – над чем. Причем, экспедиции в моем представлении обязательно были коллективом сотоварищей, решающих вместе поставленную задачу. Об одиночных маршрутах я как-то не думала, и, как я теперь понимаю, они вряд ли мне понравились бы. Уже на практике после 3-го курсе, попав в конце лета в гравиметрический отряд (3 человека), я почувствовала себя неуютно в тайге, особенно когда меня на пол дня оставили одну. Наверное, я трусиха. Об этом своем неприятии одиночества я написала в одном из своих опусов:
«Я не хочу наедине
С тайгою быть и днем, и ночью.
Мне не хватает там людей,
С их душами и плотью».
К тому же, читая многие стихи или очерки геологов-поисковиков (в том числе и твои), я чувствую в них, несмотря на бравурный тон, мотив брошенности одиночки в опасных условиях. Наши учебные практики в Саблино и в Баксанском ущелье мало походили на полевую работу, скорее это были веселые экскурсии для целого курса.
Ну, а сейсморазведочная партия – это всегда большой коллектив. Так что, выбрав сейсморазведку как специальность, я попала к тому же и в оптимальные для себя полевые условия. Впрочем, даже эти условия к 35-ти годам стали казаться мне неудобными: женщина, которой далеко за 20, с рюкзаком, по пыльным дорогам в кузове грузовой машины – это как-то уже не солидно. Я чувствовала, что мне хочется перейти на работу без выездов в поле, но оставаться при этом сейсморазведчиком. И это стало возможным, так как стали внедряться и развиваться методы машинной обработки сейсмических материалов.
Впрочем, что уж я так оправдываюсь? Ведь геологини, которые занимались обработкой микрофауны, шлифов, коллекций минералов и пород тоже не ходили в маршруты. Тем более через 10-15 лет после окончания института. Вот и ты ушел на преподавательскую работу, и Люся Пищалева, и Тамара Пахомова; Гера Степанов ушел в экспертизу, Тома Левицкая в Управление, Зоя Климова в фонды и т.д.
Итак, сейсморазведка, во всех ее модификациях. Она оказалась любимым делом на всю жизнь, она всегда давала радость и удовлетворение – будь то поиски нефтяных структур на Мангышлаке (ВНИГРИ), или в Волго-Вятском регионе (ЗГТ), или изучение глубинного строения в районе алмазных трубок Якутии, или курирование цифровой обработки данных сейсморазведки по Тимано-Печорской провинции. Сейсморазведка – моя счастливая судьба.