Наталья Борисовна, наш мастер во ВГИКе, решила, что пора нас уже пристроить к какому-нибудь проекту. И в один прекрасный день в мастерской появился молодой режиссёр. Парень недавно снял что-то такое небывало нетленное, не помню уже что, и теперь начинал новый сериал. Ему нужны сценаристы. Каждая серия – отдельная история, объединенная общей темой. А тема: «Старая сказка на новый лад». То есть, берем «Снегурочку» или «Золотого петушка», и придумываем, как эта история могла бы развернуться в современности. Я бы не сказала, что очень оригинально, но нам предлагали реальное участие в чём-то, а уж насколько мы сделаем свою серию интересной, зависело только от нас.
Важно представить, как и где всё это происходило. Небольшая аудитория, да что там, комнатка. Десять человек студентов, два педагога. Парты в два ряда. Гость сидит за партой напротив нас. Слева от него окно. Яркое солнце. Голос режиссера хорошо поставленный, речь внятная, глаза улыбаются и одновременно проницательны. Он красив, обаятелен, умен.
Молодой режиссёр рассказывал о своей задумке вдохновенно, описывал имеющиеся прецеденты в мировом кинематографе, и то, чем наш сериал будет отличаться от них.
-А теперь о том, что требуется на данном этапе. Пока нужны только синопсисы. Я оставлю адрес, телефон для связи, ну или через вашего мастера можете передавать… Андивонт принимает сент, двадцать килограмм брушпита. Станди вокс бьютифл мили не мели на мельницу. Опрятны все. Группа захвата антрацит. Донт. Грация. Все на выход. Господа, посадка через пять минут. Приготовьте оружие. Закройте этот канал. Амбитоброксан. Пробой в системе. Мартиворт. Ниркад. Трини. Жертва. Анна. Пианино. Моцарт.
Вот-вот, у нас было такое же чувство, как и у вас, когда вы это читали. То есть, мы недоумевали. Точнее – охренели. Непонятно - я один это слышу или остальные тоже? Через несколько фраз мы уже переглядывались. И стало понятно, что ахинею, которую несёт режиссёр, слышат все. Наталья Борисовна продолжала курит, пускать высоко дым, задирая голову. Сначала она была погружена в свои мысли. Но скоро тоже почувствовало что что-то не так. Она переспросила у режиссёра:
-Что? Что?
А он ответил:
-Калимандис трега. Панпонт.
Наталья Борисовна слегка нахмурилась и почему-то вопросительно посмотрела на нас, так как это она умеет делать, мол, ну-ка, объясните мне, что происходит. Но мы молчали и пожимали плечами.
Тихон наклонился ко мне и, не отрывая взгляда от режиссёра, шепнул: «Прикольно, у чувака крыша поехала».
Второй мастер - Антонова, самый адекватный и добрый из присутствующих человек тихо спросила: «Вам плохо, может скорую вызвать?»
Режиссер на секунду замер, посмотрел на Антонову, словно что-то вспоминая.
-Маглоу… фихри снежние крути… Tiam, kiel diablo, ;i ;telas, ;i ploros kiel infano. Баста. Курт магис. Дрендвестажелчь. Синди вош не слышат все.
Тихон увидел, что я записываю за режиссером его бессвязную речь. Снова наклонился и прошептал: «Как ты это хочешь использовать?» «Не знаю ещё», - ответил я. Записывая, я расставлял знаки препинания произвольно, как и слова соединял вместе тоже.
-Зденьзонд. По два каждому. Нори. Септ. Кварт. Машио. А потом я свяжусь с вами, - вдруг сказал режиссёр совершенно нормально, и посмотрел на нас ясными глазами. – Надеюсь, будем сотрудничать.
Многие из нас снова переглянулись. Нормальная речь, после предшествующего бреда тоже оказалась ошеломительной.
Если это был прикол, то очень искусный. У меня была версия, что это наша мастерица Н.Б. придумала для нас такой тест или испытание на адекватность. Определить, к примеру, кто среагирует и как. Кто более нонконформист. Если вы сидите, как ни в чём не бывало, а при вас кто-то несёт ахинею, и вы продолжаете делать вид, что всё в порядке, потому что все делают вид, что всё в порядке, то вы есть конформист. Если кричите, что «король-то голый», то вы нонконформист. Разве тут не повод задуматься об адекватности не только того, кто порет чушь, но и тех, кто это слушает с умным видом? Но Наталья Борисовна, похоже удивлена, как и мы. Только у неё это удивление вылилось в тонкую улыбку, которую едва было видно за толстым слоем дыма.
Когда режиссер поблагодарил нас за встречу, мы сказали спасибо ему, и он вышел за дверь, все переглянулись в очередной раз. Ким засмеялся. Потом сказал, что подумал, что это он, Ким, перестал понимать русский язык.
Мигачев сказал, что зря мы ржём, а сам при этом едва сдерживал смех, мол, возможно у человека микроинсульт и ему реально сейчас нужна помощь. Антонова пошла догонять режиссера, чтобы посоветовать ему обратится к врачу.
Наташа заплакала, она сказала, что когда поняла, что удивительная речь режиссёра не показалась ей, она очень сильно испугалась. Она подумала, что мы все сошли с ума, а она одна осталась нормальной. А потом подумала, что всё наоборот. И вообще, мы в психбольнице, а она только вдруг сейчас поняла, что находится не во ВГИКе, а с психами в одной палате. Сидела и боялась пошевелиться.
Алёна Боймяшкина сказала, что поняла, что режиссёр псих, как только он вошел.
Макс Воловик сказал, что режиссёр просто стебался над нами.
Кирилл заявил, что наш гость под наркотой.
Тихон выдвинул версию, что нас посетил инопланетянин, и он специально заговорил с нами на другом языке, чтобы выявить, есть ли среди нас свои, то есть его.
Алексей Сашин сказал, что режиссёры все такие же чокнутые, так что он ничему не удивляется. Главное, чтобы сценарий принял и кино хорошее снял.
Стамбула проспал самое интересное и теперь выспрашивал у всех, что же случилось. Но рассказать ему о том, что только что произошло, было невероятно трудно, во-первых, из-за необычности случившегося, а во-вторых, в силу особенностей восприятия мира самим Стамбулой,.
А я молчал. Я стал мучительно вспоминать, сколько раз я сидел и слушал в разных местах и в разное время разных людей. И мне казалось они говорят какие-то логичные, правильные вещи. И лишь через какое-то время, понимал, что эти люди говорили чепуху. Не за всеми словами есть смысл. Я понял, что хотя и стал впервые свидетелем такого яркого случая, нечто подобное происходило со мной и раньше. Неадекватные люди, не те, которых мы таковыми называем в пылу полемики, а те, что действительно выпадают из реальности. Как себя с ними вести, что делать?
Через восемь лет бухгалтер газеты, где я работал, вдруг замерла посреди редакции, смотря в одну точку. Она протягивала мне табель на зарплату. Но рука её застыла. Из неё будто вынули батарейку. Она отключилась, и при этом смотрел, стояла, дышала. Я и мой зам пытались разговаривать с ней, но она говорила что-то такое невообразимое, что я сразу вспомнил сказочного режиссёра во ВГИКе. Мы вызвали скорую. Оказалось, что у бухгалтера уже было несколько инсультов. Приехавший врач сказал, что мы вовремя. Бухгалтер очнулась и спросила: «Что такое? Зачем здесь врачи? Я здорова!» Но её всё равно увезли в больницу.
Одно дело, когда видишь такое в кино, в телепередаче, другое дело стоять рядом и пытаться достучатся до сознания человека.
Больше того режиссера я не видел. Насколько мне известно, никто из нас не стал с ним сотрудничать. Когда Антонова догнала его и спросила, не нужна ли ему помощь. Он удивился. Она рассказала ему, что произошло. Антоновой пришлось смутиться, потому что после её рассказа режиссёр посмотрел на неё, как на сумасшедшую. Сказал, что ничего такого не помнит, что всё в порядке, просит его извинить, если что-то было не так. А сейчас ему некогда. Мастер вернулась растерянная.
Это было не самое странное, что случилось со мной во ВГИКе.
Иногда мне кажется, что когда я говорю, люди меня не понимают, или понимают мою речь как-то по другому, вкладывают в неё какие-то другие смыслы. В такие моменты бывает жутковато. Будто ты забыл свой родной язык, а все вокруг не знают того языка, на котором ты говоришь сейчас. Невозможность донести до другого человека свою мысль, переживание, чувство. Это даже хуже заикания. Ты не просто не можешь что-то произнести, то, что ты произносишь, для других означает что-то иное.
Даже обычная наша речь – это всегда какой-то шифр. Семейный, групповой, региональный, этнический, конфессиональный, возрастной. Понять другого – разве это не удивительно? Обмениваться информацией, воспринимая её правильно, разве это не чудо? Всю жизнь пытаюсь понять других. Иногда и людей-то уже нет, а я прокручиваю диалоги с ними, и нахожу что-то новое. И для меня до сих пор загадка, что же тогда произошло в маленькой аудитории ВГИКа.
© Сергей Решетнев