Глава 1. Экспозиция
Обычно Евгений спит в броне. Помимо хлопковой пижамы спину защищает простыня, грудь и руки – одеяло. Когда Евгений переворачивается во сне на спину или бок, тканевые защитники меняются местами. Иногда одеяло сдёргивается наверх – так, что часть туловища с краю оказывается оголённой, – и броня разрушается.
Этим утром броню Евгения разрушило другое. Женская рука коснулась его плеча, невесомо погладила грудь и скользнула через другое плечо на заднюю часть шеи.
Всю жизнь Евгений, сколько себя помнил, ненавидел вторжение в личное пространство, куда далеко не в последнюю очередь относится и его кровать. Сегодня это пространство личным уже не было: он проснулся рядом с женщиной и благодаря женщине, хотя обычно по непонятным ему причинам – из чувства брезгливости, что ли? – засыпать рядом с кем-либо едва ли умел.
— Доброе утро, — промурлыкала Лина, приподнявшись с простыни – подушки в холостяцкой квартире Евгения для неё не нашлось – и прислонившись к спинке кровати.
Лина на пять лет старше Евгения. Несмотря на гриву вьющихся рыжих волос, всегда считавшихся атрибутом роковых красавиц, Лина, напротив, была совсем обыкновенной. Связь с Евгением началась по её инициативе. Акт со зрелой (по сравнению с ним, по крайней мере) женщиной был его idea fix со времён его ранней юности. Разумеется, когда зрелая женщина сама проявила к нему интерес, он не устоял.
— М-м-м, – нехотя отозвался Евгений и отвёл лицо от губ Лины, предоставив им целовать бьющуюся на его шее жилку.
Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы она исчезла. Месяца на два. А затем снова вернулась – на пару ночных часов – и исчезла вновь, разумеется.
Интим со «взрослой» партнёршей быстро наскучил Евгению. Но отсутствие привязанности к Лине связано не с этим – оно связано с ней самой, не говоря уже о том, что люди, тем более женщины, Евгения интересуют мало. В Лине его не цепляет ничего, начиная от почти чёрной, утяжеляющей лицо родинки на левой части подбородка и заканчивая манерой смотреть на пятки по-мужски, подворачивая ногу вперёд. И всё же – их связь, несмотря на частые и долгие перерывы, всё ещё продолжалась, и сегодня Лина в очередной раз вторгалась в простынно-одеяльную броню Евгения, проводя когтистой лапкой по его туловищу.
Лина свесила ноги на пол, выпрямилась и покрутила шеей из стороны в сторону. Стандартная картина, последовательность действий которой Евгений давно уже знал наизусть – поэтому в этот раз он предпочёл закрыть глаза и не смотреть. Очевидно же: после ночи без подушки у Лины затекла шея. Но поделиться с ней подушкой она не просила – а он, конечно, и не предлагал. Потому что на ночь она осталась не просто по своей инициативе, а против его желания – так почему же он должен испытывать дискомфорт из-за чужой прихоти?
Уже примерно год Лина вскакивает с постели Евгения, едва проснувшись. Раньше она рассчитывала на продолжение бурной ночи, и вот только год назад она наконец поняла, что Евгений не любит заниматься сексом при дневном свете. Много же времени ей для этого понадобилось.
— У тебя есть что-нибудь из еды? — спросила Лина, натягивая на чуть полноватые ноги колготки.
— Что-то точно должно быть, — отозвался Евгений. — Посмотри в холодильнике, я сейчас подойду.
Голая по пояс, в полосатых трусиках и телесных капроновых колготках поверх, она обогнула кровать с лежащим на ней Евгением и исчезла в тёмном, несмотря на светлое время суток, коридоре. Евгений сел, придержав руками одеяло. Оголяться почему-то очень не хотелось: никогда не хочется, а сейчас особенно. Обычно он не забывает надеть перед сном пижаму, но эта ночь, особенно под воздействием алкоголя, была настолько долгой, что объятия Морфея настигли Евгения практически спустя мгновение после оргазма (который он с трудом, но всё же испытал).
— Пирожки есть какие-то, — прокричала Лина с кухни. — Сырки глазированные...
Евгений нехотя свесил ноги и сунул их в мягкие шерстяные тапочки. Встав, он оглянулся в поисках домашней одежды, но нашёл лишь скомканные семейники на прикроватной тумбочке, костюмные брюки (их брат-пиджак, видимо, был ещё с вечера повешен на крючок в прихожей) и рубашку в мелкий цветочек, наспех брошенную на письменный стол. Без одежды Евгений чувствует себя беззащитным – и сейчас ему мерещилось, что он до сих пор ощущает на сверхчувствительной коже линины пальцы.
Надев трусы, Евгений быстрым шагом дошёл до ванной и закрылся на защёлку. Он не допускал мысли, что Лина зайдёт без к нему без стука, – раньше она могла так сделать, но не сейчас – однако с запертой дверью ему было всё же комфортнее.
На кухню он пришёл уже в халате. Лина сидела за столом и смотрела на электрочайник, который, судя по закипающей воде, готов был выключиться в любой момент.
— Есть пирожки, — повторила она и указала рукой на уже вытащенную из холодильника тарелку с выпечкой. — Сырков мне что-то не хочется.
— Это не пирожки, это слойки, – недовольно поправил Евгений. – Вишнёвые. И, к слову, не мои.
— Ой, — отмахнулась Лина. — Ерунда какая. Для меня вся выпечка – пирожки... Разве это важно?
Электрочайник отключился. Лина поднялась со стула, намереваясь налить кипяток в чашки с уже предусмотрительно положенными в них чайными пакетиками.
— Важно! — от возмущения Евгений повысил голос. — Кулебяку ты тоже пирожком назовёшь? А шарлотку – большой булкой?
Лина налила кипяток, отставила чайник в сторону и взяла в руки одну из чашек. Кипяток в ней уже приобрёл коричневатый оттенок.
— Хорошо, хорошо! — Лина примирительно засмеялась и опустила чашку перед Евгением. Ему бросились в глаза длинные квадратные ногти, покрытие ярко-красным лаком. — Слойки так слойки. Так чьи они? Феди?
— Угу, – отозвался Евгений уже более-менее добродушно. — Он, как всегда, отключил перед отъездом холодильник, вот и притащил еду ко мне. Думаю, он не обидится, если в качестве платы за хранение мы съедим по паре штук.
Это была первая фраза, которую он произнёс более-менее без раздражения: сосед Фёдор был одним из немногих людей, которым он симпатизировал.
— Не обидится, конечно! — Лина уже сидела за столом напротив Евгения и размешивала сахар. — Федя – лапочка.
Пока Лина жевала слойку и бросала на Евгения взгляды с претензией на загадочность, тот упорно не обращал на них внимания и смотрел куда-то вниз. На том месте, где только что стояла чашка, образовалась водянистая окружность: чай начал стекать по ниточке пакетика к донышку и приобрёл таким образом соответствующую форму. Евгений разорвал эту окружность, проведя пальцем поперёк линии. То, что только что было закрытой геометрической фигурой, стало полукругом с резко отходившим от него лучом.
«Надо бы вытереть стол», — пронеслось в голове у Евгения. А для этого надо дождаться, пока уйдёт Лина: при ней как-то неудобно. Скорее бы она ушла.
Как бы он ни избегал смотреть на неё, обнажённая грудь всё же привлекала внимание. Тем не менее, это не вызывало в нём никакой реакции: при свете дня его сексуальное желание всегда притуплялось, и даже бюст субтильной набоковской нимфетки с намёком на анорексию – его любимого типажа – едва ли вызвал бы у него эрекцию. Что уж тогда говорить о Лине с её четвёртым размером?
Допив чай, Евгений встал и зачем-то взглянул на чашку Лины. Как выяснилась, она завершила трапезу гораздо раньше, но продолжала молча сидеть и томно поднимать-опускать обрамлённые светлыми рыжеватыми ресницами веки. Вытащив из обеих чашек использованные пакетики, Евгений отправил их в мусорное ведро. Чашки ополаскивать не стал: он сделает это позже.
— Решил поиграть в джентельмена? — Лина хихикнула и в сотый, наверное, раз кокетливо опустила глаза.
— Вроде того, — отозвался Евгений и полуобернулся к ней.
Лина встала из-за стола. Поймав его взгляд, она подошла к нему и положила ему ладони на плечи. Евгений напрягся, и она, несомненно, это почувствовала.
— Не волнуйся, приставать не буду, — Лина засмеялась и, не убирая рук, потрепала его по левому плечу. — Я так. Тренируюсь...
Она отстранилась и ушла с кухни. Евгений инстинктивно сделал шаг назад.
«Тренируется...» — мысленно усмехнулся он.
Интересно – зачем? Искусством соблазнения она и без того владеет замечательно. Ведь даже он, несмотря на регулярный секс с другими, куда более привлекательными для него женщинами, продолжает спать с ней на протяжении нескольких лет.
Евгений повернулся к раковине, приподнял одну из чашек и, глядя на неё, стоял пару минут без движения. Едва он собрался включить воду, как на кухню снова вошла Лина – уже одетая. Откровенное, явно не повседневное платье диссонировало с неуложенными волосами и отсутствием макияжа, – да и со светлым временем суток тоже, – но саму Лину это, кажется, не смущало.
— Я провожу тебя до метро, — сказал Евгений, ставя чашку в раковину.
— Это необязательно, — отозвалась Лина. — Но если ты хочешь...
Разумеется, Евгений не хотел. Но раз уж он предложил, то невежливо теперь отказываться. И к тому же, иногда ему нравится чувствовать себя мужчиной не только в постели – почему бы в таком случае не проявить некое подобие мужественности?
На помощь в надевании пальто эта мужественность, впрочем, не распространялась. Женщину, которая без сопровождения мужчины идёт по неблагополучному району, изнасиловать могут; женщине же, которая всего лишь без мужского участия надевает пальто, это деяние вряд ли грозит.
Пока Евгений у себя в спальне неспешно менял халат на выходную одежду, Лина, ожидая его, рассматривала своё отражение в зеркале. Когда Евгений застегнул на рубашке последнюю пуговицу и вернулся в прихожую, он тоже на долю секунды взглянул на зеркальную Лину: копна светло-рыжих волос растрепалась, веки припухли, непокрытые помадой губы слились с лицом. Было бы чем любоваться – впрочем, вряд ли саму Лину стоит ставить об этом в известность.
Евгений присел на табуретку, наклонился, поднял с пола левый ботинок. С правым он поступил иначе: взялся пальцами за шнурки и подтащил его к себе. Крепко зашнуровавшись, Евгений подвигал большим пальцем левой ноги: с тех пор, как он обморозил его в детстве, палец немного деформировался, и обувь периодически жала.
Он застегнул молнию на куртке, отпер входную дверь и перешагнул через порог. Лина последовала за ним, доставая на ходу пачку сигарет.
— Ты снова собираешься курить в подъезде? — брезгливо поинтересовался Евгений.
— Нет. Всего лишь экономлю время. Не злись, Жень.
— Я не злюсь, я просто…
По лестнице явно поднимался посторонний человек, так что ненавидевший лишние «уши» Евгений предпочёл прервать себя на полуфразе и подождать, пока тот пройдёт мимо них и растворится где-то на верхних этажах. Однако в следующую же секунду, услышав взвизг Лины «Федя-я-а-а!», он понял, что это не посторонний – это вернулся из поездки к родственникам его сосед и по совместительству приятель, чьими вишнёвыми слойками он сегодня завтракал.
— Хей, девочка, я тоже рад тебя видеть, – заулыбался Фёдор, поглаживая повисшую на его шее Лину по растрёпанным волосам. Евгений нахмурился, и дело было даже не в том, что его откровенно удивило наименование «девочка» (ну какая она девочка в свои 35 лет?): куда больше он был разочарован тем, что Фёдор предпочёл поприветствовать сначала Лину и только после этого протянул руку ему.
— Ты вернулся раньше, чем планировал, — суховато отметил Евгений.
— Да, я сдал билет на поезд и поехал на автобусе. Получилось быстрее и дешевле.
— Неужели?
— Не поверишь, я сам удивлён. Я ведь даже не думал об этом изначально, у меня просто было авантюрное настроение.
Евгений снова нахмурился.
— Не похоже это на тебя.
— Кто вообще знает, что на меня похоже, а что нет? — философски пожал плечами Фёдор.
Ответить на эту реплику Евгений не успел: встряла Лина.
— Мы съели половину твоих слоек, Федь! — произнесла она весёлым тоном, который, с точки зрения Евгения, подходил к ситуации меньше всего. — Очень вкусно, ты повар от бога!
— Я рад, что вам понравилось.
— А уж мы-то как рады! Я собираюсь спуститься вниз и покурить. Хочешь сигарету, Федь?
— С удовольствием.
Евгений приподнял брови.
— Наверное, теперь необходимость провожать тебя до метро отпала, — ровно произнёс он, обращаясь к Лине. Та собралась ответить, но Фёдор успел раньше:
— Не волнуйся, приятель. Я с радостью позабочусь о ней.
— Дело твоё.
Вернувшись к себе в квартиру, Евгений первым делом снял куртку и запихнул в стиральную машину постельное бельё. Затем, как и планировал ранее, протёр стол и ополоснул чашки. Он был удивлён, неприятно удивлён, и это раздражало. Обычно с купированием раздражения неплохо справлялся горячий душ, так что именно туда по окончании дел на кухне Евгений и направился.
Федя только что вернулся из поездки. Обратный путь он проделал на автобусе (отчаянный человек!), и это априори менее комфортно, чем поезд. Сам Евгений, если бы вернулся домой с автобуса, первым делом принял бы ванну, но Федя почему-то предпочёл, даже не заходя в квартиру, поболтать за сигаретой с Линой. Это нерационально, нерациональность Евгений никогда не понимал, а непонимаемое – раздражает.
Лина его раздражала – тоже. Во-первых, она спала в его постели. Во-вторых, она трогала его куда больше, чем это было необходимо. Радовало только то, что она наконец перестала спрашивать о личном и намекать на какие-то обязательства, как, например, пару лет назад. Осознание того, что Лина наконец осознала своё место в его жизни, заставило его удовлетворенно усмехнуться, однако раздражение не прошло.
Несомненно, сказывалась ещё и фоновая головная боль. С учётом того, сколько он вчера выпил – неудивительно. Наверное, не стоило этого делать, как и в принципе идти в дурацкий ночной клуб с ширпотребной музыкой. Евгений пошёл туда с целью найти случайную девушку – в итоге столкнулся с Линой. Хотя она тоже, в общем-то, случайная.
Заворачиваясь в тёплое полотенце, Евгений запоздало сообразил, что даже не поинтересовался у Феди, как прошла его поездка (как ни странно, дела соседа действительно его интересовали). И это не было бы простой вежливостью: даже будучи с небольшого похмелья не слишком внимательным к деталям, Евгений заметил, что Федя действительно был каким-то непохожим на себя – более, что ли, решительным. Как минимум – он переиграл свои планы в последний момент, а это для него нехарактерно. Как максимум – он ушёл курить с Линой и вообще на протяжении всего разговора в подъезде уделил куда больше внимания любовнице приятеля, чем самому приятелю.
Евгений вытерся насухо, повесил полотенце на сушилку и надел пижаму. Теперь, после горячего душа, настало время поспать – физически удовлетворённым, в одиночестве, одетым, на незапятнанном никем другим постельном белье.