Худ. Г. В. Тимм рисовал казаков–пластунов карандашом в осаждённом Севастополе в январе 1855 г. по желанию великих князей Михаила и Николая (Николаевичей). Слева направо ему позировали черноморцы: Сидор Белобородов, Дмитрий Горленко, п/п-к Венедикт Головинский - командир 2-го пешего батальона, есаул Даниленко, Макар Шульга, Андрей Гиденко, Иван Демьяненко, Лука Грешов. Рисунок сохранил А.Ф. Гейрот.
...в глазах простого народа воин идеальный, воин по преимуществу мыслим всегда как казак - митрополит Антоний (Храповицкий).
И пойдёт дыбом по свету о них слава, и все узнают, кто такие казаки - (Гоголь Н.В. - один из русских пророков).
Казак куда хочет скачет, никто за ним не заплачет; дождь его умоет, терен расчешет, а высушит ветер... Их боялись турки, татары, черкесы, ногайцы, они наводили страх на европейские армии, а военачальники восхищались их отвагой и изобретательностью. Речь о пластунах – особом роде казачьих войск, не одно столетие верой и правдой защищавших рубежи Отечества. История казачества уходит в глубинные пласты далекого прошлого. Его происхождению было посвящено немало интересных трудов. И всё же никто не отразил, пожалуй, так верно и образно историческую подоплёку зарождения казачества, как гениальный Н.В. Гоголь, ведший свою родословную от запорожцев. Говоря о тяжёлом состоянии полукочующего угла Европы XV века, он писал: «Когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах в виду грозных соседей и вечной опасности селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось казачество - широкая, разгульная замашка русской природы… Это было, точно необыкновенное явление русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед». Да, эти беды, а также стремление к независимости от иноземных поработителей и доморощенных крепостников выталкивали на окраины страны наиболее отважную, мобильную и энергичную часть славянского населения.
Российское правительство, постепенно осознав значимость казачества, превратило его с помощью ряда законодательных актов в своеобразное сословие воинов. Тогда и появилось в «Толковом словаре» Владимира Даля следующее определение казака: «Войсковой обыватель, поселённый воин, принадлежащий к особому сословию казаков, легкого конного войска, обязанного служить по вызову на своих конях, в своей одежде и вооружении». И далее: «Есть и пешие казаки, в числе которых более известны черноморские пластуны». За свою почти трехсотлетнюю историю казацкая Сечь восемь раз меняла своё месторасположение. Известно, что шесть раз казаки обустраивались на территории нынешней Днепропетровской обл. и только в двух последних случаях - Запорожской. Боевым братством пластуны стали ещё в XVI веке, когда в Сечи, среди 38 куреней был и Пластуновский, собиравший под своей крышей опытных следопытов и тёртых волков пограничья - пластунов. Этот факт красноречиво говорит о том, что пластуны с самого создания Сечи уже выделялись особняком, так как каждый курень называли в честь атамана-основателя (Ивановский, Сергиевский и т. д.) или по месторождению его казаков (Уманский, Полтавский и др.), и лишь Пластуновский – по роду деятельности казаков, его составлявших... Реестр запорожцев 1756 г. сообщает нам численность Пластуновского куреня в 430 казаков, а «История Новой Сичи» Аполлона Скальковского говорит о 541 пластуне Низового войска в 1759 г.
Здесь необходимо отметить, что численный состав куреней мог существенно изменяться в течение даже одного года, и порой сами куренные атаманы не знали точно, сколько именно казаков приписано к куреню. Причины такого положения были разными. Какая-то часть казаков могла находиться в военном походе или на кордоне, другие уходили на промыслы, занимались хозяйством, ещё кто-то отдыхал в зимовнике или навещал родню. Ограничений по численности казаков, приписанных к куреням, не было, как не существовало и ограничений на передвижение запорожцев, имеющих право свободно покинуть свой курень и Кош. В самой Сечи в мирное время и зимой обычно находилось незначительное число запорожцев. Например, когда в конце 1647 г. на Сечь прибыл Б. Хмельницкий, он застал там всего 300 гарнизонных казаков, хотя вскоре набежало не менее 10 тыс. пеших запорожцев. О пластунстве в Запорожье сообщал хорунжий Кубанского казачьего войска (ККВ) Червинский. «Пластуны существовали издавна. Как только появился казак, тут же появился и пластун. И, начиная от первых дней Запорожья и в последующих столетиях, часть казаков выполняла роль пластунов. Слово «пластун» появилось от слова «пласт» и означало человека, которому зачастую приходилось лежать пластом, передвигаться ползком. Это название и назначение получали самые храбрейшие и ловкие казаки, они были ушами и глазами всего казацкого товарищества и под их охраной казаки могли свободно заниматься делом или пировать, не боясь быть внезапно захваченными врагами.
Ползком, прижавшись к земле, подкрадывался пластун к неприятелю, всё высматривал, что ему было нужно, и отходил так же незаметно. По несколько часов лежал он ничком, спрятавшись за кочкою или кустом, поджидая непрошеного гостя». Д.И. Яворницкий, непревзойдённый исследователь казачества, в своей «Истории запорожских козаков» называет Пластуновский курень одним из первых в Сечи. О пластунах он пишет: «Скрываясь, будто звери, по тёрнам и камышам, умея выть волком, выкрикивать перепелом, питаясь всем, что только попадалось по пути, запорожские козаки зорко высматривали врагов, внезапно нападали на них и с малыми силами разбивали и побеждали множество неприятелей». История сохранила до наших дней имена некоторых пластунов-запорожцев, участников гайдамацких отрядов. Семён Голомозый и Василий Сараджик в 1734 г. громили поляков; пластун Василий Швец в 1750 г. участвовал в нападении гайдамаков на г. Радомышль; пластун Трохим Серый отметился на страницах истории побегом из тюрьмы. Как известно из протокола допроса, вождь Колиивщины Максим Зализняк тоже был казаком Пластуновского куреня. В реестре атаманов Низового войска упоминается атаман Пластун, который был кошевым Запорожья с сентября 1666 г. по июнь 1667 г. В самой Запорожской Сечи пластуны выполняли функции своеобразной службы безопасности и контрразведки. Так, письменный приказ кошевого атамана Петра Калнышевского от 9 августа 1770 г. предписывал куренному атаману Пластуновского куреня Федору Третьяку: «Про бродяг и других, что без паспортов слоняются, сомнительных людей... всеми силами намагатися пересматривать и ловить».
Природа щедро одарила нижнее Приднепровье. Многочисленные реки кишели разнообразной рыбой, которую запорожцы ловили не только для собственного употребления, но и на продажу. Водились осетры, сазаны, сомы, севрюги, судаки и множество других водных обитателей – «...рыбы очень много особенной, которую пекут вместо хлеба». В бескрайних степях выпасались табуны диких коней и коз, стада зубров. Днепровские необозримые плавни, которые сами казаки называли Великим Лугом, служили пристанищем для кабанов, бобров, выдр, куниц, различной болотной и водоплавающей птицы. Многочисленные балки населялись косулями, зайцами, лисами, волками, медведями. «Всех балок, оврагов и байраков в степях запорожских казаков было поистине необозримое число, точно звёзд в бесконечном пространстве небес», - восхищался природой Запорожья один из исследователей края. Хритстофор Манштейн, служивший под началом фельдмаршала Миниха, о запорожских степях писал так: «Земля та есть прекраснейшая в Европе». Богатая ничейная земля, недоступная для власти, вольготно раскинувшаяся на границе с татарской степью, манила к себе энергичных и предприимчивых, уходивших на Низ казаковать, заниматься промыслами «на уходах». Эта земля и стала колыбелью казачества, местом его рождения и возмужания. Здесь, в созданных самой природой угодьях, охотился запорожец-пластун, добывая свой хлеб насущный и оттачивая мастерство снайперской стрельбы. Товарищество низовых казаков было их семьей, а главным занятием - война, это и определяло уровень военной подготовки казаков и весь уклад их жизни.
«Казаку воевать, что соловью петь». На юго-западной окраине Дикого поля в приднепровских камышах, зарослях, пластуны-запорожцы из засад наблюдали за передвижениями крымских татар и других недругов. В боевой обстановке, при необходимости, сближались с врагом, переползали - «пластаясь», добывали «языка» и быстро уходили от погони. Окружающая обстановка диктовала вольнолюбивым лыцарям свои каноны выживания. Где-то отвлекся, зазевался, проморгал – и вот уже какие-нибудь турецкие или крымско-татарские искатели добычи заарканят тебя и потащат в ясыри к своим ханам, заодно тем самым нанеся, немалый вред и всему сичевому товариществу. Так что держи, казак, ухо востро и оружие всегда наготове. По таким неписаным законам жила и воевала Сечь казацкая. Название «пластун», по словарю Брокгауза и Ефрона, скорее всего, произошло от слов: пласт, пластувати - (ползти, ползать) и обозначало сначала в Запорожском, Черноморском, а затем и в ККВ, пешие отряды казаков, несущих сторожевую и специальную разведывательную службу. Исследователь казачьей старины Д. Кошкарев также писал в начале XX века: «Ещё запорожцы в днепровских камышах залегали пластом, высматривая подолгу то татарский чамбул, то неприятельский разъезд...». Понимая, какие личностные качества требуются пластуну для успешного исполнения службы, перестаешь удивляться невозмутимости и хладнокровию, терпеливости и презрению к смерти, поражавших воображение современников запорожцев, и оставивших потомкам восторженные описания казаков.
Продолжение следует в части 2 http://proza.ru/2018/02/15/1944