Эпилог: Возвращение.
Уилсон первым отвёл взгляд и посмотрел вниз, на протянутую Хаусом дымящуюся кружку. Сдавленно он прошептал:
- Я не могу. Это…
Уилсон перевёл взгляд на трость, прислонённую к подлокотнику дивана. Как он мог охотно отдать это, зная, что ждёт Хауса? Он вздрогнул, задавшись новым вопросом. Смог бы он тогда взять это, зная, что его ждёт?
Хаус, словно прочитав его мысли, сжал пальцы Уилсона в своих:
- Ты прошёл свою милю. Достаточно. С тебя - достаточно.
Уилсон снова посмотрел Хаусу в глаза.
- Кроме того, меня достало идти свою в твоих пижонских французских туфлях.
Уилсон улыбнулся и сдавливающие горло невидимые пальцы исчезли. Он протянул руку к чашке.
- Тебе придётся исполнить все твои обещания. Я прослежу.
Едва он сделал первый глоток, Хаус мягко распутал их пальцы и пересел с журнального столика на диван.
- Тебе не понадобится… - пробормотал он, устраиваясь поудобнее рядом с Уилсоном.
- С возвращением, - проворчал Хаус, потирая большим пальцем левой руки почти забытую мозоль на правой ладони. Он поднял ноги на журнальный столик и посмотрел на Уилсона, устанавливающего чашку на край стола. - Всё?
- Да, - ответил Уилсон и взглянул на него:
- Как ты себя чувствуешь?
Глаза Хауса сузились:
- Ты меня тестируешь, что ли?
Уилсон нервно потёр ладонями бёдра:
- Можешь отнестись к этому именно так, или можешь отключить чёртов анализ и просто ответить на простой вопрос.
Хаус опустил взгляд и задержал его на знакомой впадине в джинсах над шрамом на правой ноге. Выбора не было, рано или поздно ему придётся научиться говорить об этом. Уилсон не отступится.
- Чувствую… не слишком плохо. Немного болезненно. Но я ещё не пытался двигаться.
- И викодин уже должен был подействовать.
Хаус кивнул. Несколько месяцев он не принимал викодин, и одна принятая таблетка работала так же, как прежде три.
Когда Уилсон подался вперёд, собираясь встать с дивана, Хаус схватил его за запястье.
- Я могу быть уверенным, что ты не сделаешь это снова?
- Имеешь в виду, можно ли мне доверять готовить для тебя? - Уилсон посмотрел на Хауса, затем чуть наклонился к нему и тихо сказал. - Не уверен, что я смог бы ещё раз решиться, после всего этого…
Хаус всмотрелся в его лицо, словно сканируя, и, видимо увидев, то, что искал, кивнул и выпустил руку.
- Как бы то ни было, я бесполезен в качестве группы поддержки.
- Расскажи мне об этом.- Уилсон встал с дивана и унёс свою чашку в кухню.
- Неужели я был так плох? - крикнул Хаус ему вслед.
Уилсон остановился у кухонной двери и опёрся о косяк.
- Нет. На самом деле, нет, - Уилсон задумался и слегка улыбнулся своим мыслям. И похожая, задумчивая улыбка появилась на лице Хауса. Они немного помолчали.
- Что дальше? - спросил Уилсон, возвратившись в комнату.
- Дальше, я думаю, мы должны пойти ко мне.
- Ты? Хочешь прогуляться?
Хаус пожал плечами:
- У меня есть отличное порно.
Уилсон щёлкнул пальцами и обвиняюще указал на Хауса:
- Я знал это! Ты утащил мою коллекцию, когда перевозил мои вещи! - Хаус усмехнулся. - А мне сказал, что я его, наверное, потерял или его украла Джулия!
- Что я могу сказать? Оно зря пропадало здесь. - Хаус спустил ноги с журнального столика - аккуратно, чтобы не потревожить то, что пока было умеренным приступом боли в бедре. - Возможно, я, действительно, просто хочу немного пройтись.
Уилсон поднял стоящую у дивана трость и протянул Хаусу, но тот покачал головой:
- Слишком короткая. Поэтому я и отдал её тебе, припоминаешь?
Уилсон взял трость обеими руками, внимательно всматриваясь в вещь, бывшую его неизменной спутницей в течение многих месяцев. Он оглянулся на камин, где предыдущий владелец вбил ряд гвоздей в каминную доску. Уилсон все равно никогда бы не использовал их под чулки для рождественских подарков, но для его задумки они подходили идеально.
Он подошёл к камину и пристроил на гвоздях трость, словно трофей, затем оглянулся назад и увидел, что Хаус пристально наблюдает за ним. В его глазах он увидел понимание. Они, конечно, нуждались не в напоминании, но воспоминаниях.
-Я сейчас, - Уилсон исчез в своей спальне и возвратился, неся трость с серебряной рукояткой. - Помнишь, я одолжил это в прошлом месяце на встречу со спонсорами? Я не стал её укорачивать.
Хаус подавил улыбку и протянул руку. Ему всегда нравилась эта трость. Возможно, он со временем начал бы чаще ею пользоваться- Ну, что, пошли.
Они прошли пол квартала, когда Хаус вдруг остановился и повернулся к Уилсону:
- Прекрати, – потребовал он.
- Что? – не понял Уилсон.
Хаус махнул тростью в пространстве между ними:
- Ходить вокруг меня на цыпочках, как будто я хрустальная ваза. Такого раньше не было.
Уилсон сделал жест, означающий извинение, хотя сам не вполне понял, за что извиняется.
- Раньше я не знал, как это быть тобой…
- Ну, так забудь, - Хаус развернулся и похромал дальше.
Уилсон легко догнал его, ломая голову над точным смыслом слов Хауса в то время, пока они шли. На середине второго квартала он, наконец, решился:
- Что ты…
- Заткнись, если хочешь идти рядом со мной. Я хочу наслаждаться ночным воздухом, а не решать твои этические проблемы.
Уилсон усмехнулся и покачал головой:
- Ах, этот тонкий аромат выхлопных газов!
Хаус шумно втянул воздух:
- Пахнет дождем.
Уилсон тоже почувствовал запах дождя, смешанный с запахами бензина и влажной земли от ближайшего газона. Он наклонил голову, соглашаясь, и молча пошел рядом с Хаусом.
К тому времени, как они достигли дома Хауса, они уже шли плечом к плечу, как прежде.
Два месяца прошли, прежде чем Уилсон отважился притронуться к гному перед камином.
Он ненавидел эту вещь, потому что каждый раз, глядя на него, вспоминал, как далеко мог бы зайти, если бы Хаус не настоял на том, чтобы остановить его. И он любил эту вещь, потому что гном напоминал о том, что друг, которого он считал потерянным, никуда не уходил. В конце концов, Грэг Хаус, Первый среди Великих Эгоистичных Ублюдков, сделал выбор, который сказал Уилсону всё.
И эти две мысли кружили вокруг этой приземистой основательной фигуры, гудя, как шершни и отбивая желание прикасаться к ней.
Уилсон часто смотрел на него, потерянный в своих мыслях. Слова не важны – важны действия. И в этом весь Хаус!
Это был воскресный день, и Уилсон уже почти покончил с мытьем посуды (это мирное занятие, как правило, успокаивало его и приводило в порядок мысли). Моя тарелки, Уилсон посматривал на фигурку у камина и вспоминал Охоту на Гнома, так разозлившую его сначала, и закончившуюся водворением его в эту квартиру, как вдруг ему в голову пришла напугавшая его мысль. А что если Хаусу вздумается сыграть ещё один раунд Охоты? Если бы Хаус похитил проклятого гнома снова, он бы нашёл это. Как бы он отреагировал? Промолчал, как ни в чем не бывало? Наорал бы на него в запоздалом испуге? Или испытал в очередной раз сожаление о случившемся? Ни один из вариантов не принес бы их отношениям пользы. Несмотря на пар, поднимающийся от горячей воды, Уилсона бросило в дрожь от этих мыслей. Существовало кое-что, о чём Хаусу совершенно не нужно было знать.
Он тщательно вытер руки собираясь с духом. В воскресенье Хаус не появился бы в больнице без веского предлога, а предлога, к счастью, не было. И значит, можно было без помех избавиться от препарата, сжечь его в больничном утилизаторе отходов, не рискуя быть пойманным. Мысленно отогнав от себя подальше фантомных шершней любви и ненависти, он подошёл к гному, аккуратно приподнял и замер в замешательстве, когда что-то железное вывалилось из внутренностей гнома и упало на кирпичи. Это было зубило.
Уилсон тихо засмеялся. Действительно, не трудно было догадаться - Хаус нашёл всё.
Внутренняя часть гнома была аккуратно переделана. Он даже знал, когда Хаус сделал это. Уилсон был на конференции вскоре после… Ему всё ещё трудно было вспоминать о том дне, но он все же продолжал широко, от души улыбаться, представляя Хауса за работой.
Два углубления были вырезаны в толстых цементных боках гнома. Это было сделано отлично, чему Уилсон не особо удивился. Хаус расширил тайник достаточно для того, чтобы вложить туда CD диск, а потом пристроить долото рядом с ним. Чёрный кожаный мешочек - тайна Уилсона - исчез. Позже Уилсон, конечно узнает, что Хаус с ним сделал. Но сейчас его это совсем не заботило.
Вздохнув, он извлёк музыкальный подарок из тайника и некоторое время пребывал в замешательстве, выбирая, что будет уместнее засмеяться или заплакать. В конце концов он выбрал смех, потому что это была несомненно шутка, шутка в духе Хауса. Музыкальная группа, чья запись была на диске, называлась «Морфий», а альбом носил название «Лекарство от боли».
К его глубочайшему отвращению музыка была отличная.
В понедельник, на закате, с двумя казу , чтобы играть Taps и включенными телефонными камерами наизготовку, чтобы запечатлеть небольшую прощальную церемонию они сбросили гнома с их общего больничного балкона.