Предыдущая глава http://proza.ru/2018/02/13/163
Фото из интернет: детекторный приёмник, домра, аудитория МГУ
Школа тогда для многих из нас являлась целым миром. Родители у всех с утра до вечера работали. Выходной день был один раз в неделю – воскресенье (уже позже сделали два выходных).
В школе нам привили интерес к чтению (тогда при школах обязательно были свои достаточно неплохие библиотеки). Потом, уже повзрослев, мы стали самостоятельно записываться сначала в районные, а затем и в городские библиотеки. Школа нас выводила несколько раз в год в театры, в кино, музеи. Приезжали с шефскими концертами в школу артисты. Так, когда я учился классе в 9-ом, к нам с шефским концертом приехал Иосиф Кобзон со своим оркестром. В нашей школе учился в младших классах кто-то из его детей, но кто конкретно я сейчас не помню. Тогда он был ещё достаточно молодым и не столь известным (хотя его уже показывали по телевизору и песни в его исполнении звучали по радио и записывались на пластинки). К тому же он имел звание Заслуженного артиста Чечено-Ингушской АССР. Первое, что нам сразу «бросилось» в глаза, была его причёска. В то время это была густая копна черных волос, зачёсанная вверх на высоту примерно в треть лица. В настоящее время волосики на его паричке очень коротенькие и уныло смотрят вниз (совсем как сейчас и мои волосёнки). Концерт был хороший из двух отделений. В первом отделении Кобзон выступал в тёмном костюме. Во втором – в светлом. И тот и другой костюм были очень модными, сшитыми, вероятно, у хороших мастеров.
В младших классах классный руководитель с родительским комитетом организовывали экскурсии на теплоходе. Катали нас на речном трамвайчике, как правило, до «Бухты радости». Там высаживали на бережок, и мы резвились на природе как молодые козлятки. Бегали, играли в лапту, футбол, вышибал. Устраивали нам обед из вермишели с тушёнкой (тогда она ещё была в свободной продаже, потом – надолго пропала). Затем, ближе к вечеру, нас привозили опять в Москву. В речном порту родители разбирали своих, слегка осоловевших от свежего воздуха чад, и развозили по домам. Повзрослев, стали ходить в походы с ночёвкой под руководством школьных шефов и, естественно, классных руководителей. Уроки физкультуры проводились в основном на улице. Зимой ездили на лыжах в Останкино. Лыжи выдавали для занятий бесплатно.
И в школе и в прилегающем районе работало много бесплатных кружков и секций. Так класса с шестого я посещал в школе кружок радиолюбителей. Помню, наматывали на пустую бутылку проклеенные полоски бумаги (вроде нынешней туалетной). После высыхания клея, бутылка вытаскивалась и оставалась бумажная катушка. На эту катушку наматывали аккуратно, виток к витку медную проволоку. Это была самодельная индукционная катушка (вот что значит детство – до сих пор помню название. А сейчас не помню - чем утром завтракал). Потом прифигачивали паяльником к этой катушке какие-то конденсаторы, сопротивления, наушник и чего-то ещё. В результате у каждого из нас получился детекторный приёмник. Он страшно шипел и трещал, но иногда сквозь треск можно было расслышать какие-то слова или музыку. Счастья было хоть отбавляй! Радиолюбительством я занимался довольно долго. По схеме мог собрать транзисторный приёмник, который работал уже от батареек. Звучал он вполне сносно, и можно было настраивать волну и даже переключать диапазоны. Приёмники в то время мы размещали в мыльницы (да, да – самые настоящие мыльницы для мыла). Каждое лето я брал с собой на дачу такой приёмник-мыльницу. Причём конструкция приёмника (вернее сказать «схема») каждый год всё более и более усложнялась. Но честно сказать - в физическую сущность работы радио я так и не врубился.
В клубе имени Крупской я посещал кружок умелые руки, где увлёкся выпиливанием лобзиком и выжиганием по дереву. В этот период я регулярно раздаривал свои «шедевры» всем знакомым. Занимался тяжёлой атлетикой в секции на Цветном бульваре, плаванием в бассейне «Чайка-2» что располагался у парка Горького. В бассейн мы попали случайно. Шалдырничали мы как-то с Витькой Петровым по улицам, и увидели объявление о приёме детей такого-то возраста в спортивную секцию плавания. Возраст был наш, до бассейна добираться удобно (по Садовому кольцу на троллейбусе «Букашка» до остановки «Парк Горького»). Взяли плавки, да и поехали. Оказывается, таких желающих было много, и для приёма в секцию осуществлялся отбор – надо было проплыть 50 метров на время. Мы с Витькой проплыли вполне удовлетворительно и нас обоих приняли. А всего приняли человек тридцать. Занятия проходили три раза в неделю и нам они очень нравились. До этого я плавал только «сажёнками», а теперь научился плавать «стильно» - кролем, брассом и даже баттерфляем. Тренировки начинались с того, что мы выстраивались шеренгой вдоль бордюра бассейна и, держась за него двумя руками, вдыхали воздух и выдыхали его в воде при погружении. Продолжалось это минут десять. Так отрабатывались навыки правильного спортивного дыхания пловца. Каждые три месяца проходили контрольные заплывы на время, после чего пятерых «последних» плывунов из группы отчисляли. Таким образом, наша спортивная секция постепенно сокращалась как шагреневая кожа. Меня отчислили где-то после четвёртого заплыва, когда в секции оставалось десять человек. Скажу честно – я особо не расстроился, потому что понимал – это спортивная секция, а не кружок плавания. Секция была ориентирована на подготовку спортсменов для участия в соревнованиях и установления рекордов. Оставшиеся ребята действительно плавали лучше меня. Так что без проблем. В знак солидарности Витька Петров тоже перестал посещать секцию. На самом деле я думаю, что ему просто было скучно ездить туда одному.
Один раз затесался (понравилась девочка) в кружок народных музыкальных инструментов. И хотя у меня не было даже признаков наличия музыкального слуха, мне торжественно вручили домру (а я почему-то хотел балалайку). Так я стал музыкантом. Надо признать гениальность нашего руководителя так называемого, фольклорного ансамбля. Ведь большинство его членов были в таких же отношениях со слухом, как и я грешный. Нас было 10 человек. У него было на двух руках 10 пальцев. Каждому по пальцу. И вот я, бывало, сижу на репетиции или на выступлении и во все глаза гляжу на «свой» палец. Как только он дёрнется вниз (навроде поплавка на рыбалке) – я по струнам «бряц» и смотрю дальше. Не знаю, как ему это удавалось, но в итоге получалась какая-то мелодия и мы даже занимали призовые места на каких-то конкурсах. Но потом любовь моя прошла и помидоры, как говорится, завяли. Кто-то другой стал смотреть и дрынькать в ответ на поклёвку «моего» пальца. И всё это было совершенно бесплатно.
Уйдя из фольклорного ансамбля, я не совсем порвал связь с музыкой. Как-то мы поехали с мамой отдыхать в родную деревню. А там мой старший брат Николай, уставив очи в нотный журнал, осваивал игру то ли на баяне, то ли на аккордеоне. Средний же брат Саня лихо наяривал на гармошке без всяких нот, но очень живенько. А гармонист, как известно, всегда первый парень на деревне. Тогда в сельской местности развлечений было мало, и молодёжь нередко в свободные вечера собиралась на околице деревни. Околица – это конец главной дороги в деревне, которая дальше переходила в «большак» - дорогу, связывающую деревню с другим населённым пунктом. Так вот, главным участником таких вечеринок был, естественно, гармонист. Без него гулянье – не гулянье. Ребята-гармонисты был народ фасонистый. Важнейшим их атрибутом являлся густой чуб, вылезающий из-под козырька кепки или из-под шапки. Часто у гармониста была особая манера игры - он то склонялся к самой гармошке, словно бы прислушивался к ней, то – резко откидывался назад и замирал с таким выражением лица, что дескать то, что делают его пальцы, проворно бегающие по пуговичкам гармошки, к нему никакого отношения не имеет. Девки так и крутились вокруг. В ходу тогда были частушки, которые исполнялись поочерёдно. Порой эти частушки тут же и сочинялись на разные злободневные государственные, а чаще местные темы. Это было поистине народное творчество. Наиболее удачливые частушки нередко переходили из одной компании в другие. Мне так понравились и запомнились некоторые из этих частушек, что я привёз их в Москву и к всеобщему восторгу как детей, так и взрослых исполнял в детском садике:
Что ж вы девки губы жмёте
Женихов хороших ждёте
Хорошие не придут
И плохие все уйдут!
****
Сидит милый на крыльце
С выраженьем на лице
Выражает то лицо
Чем садятся на крыльцо.
Были частушки и с политическим подтекстом. Вот такая частушка появилась сразу после ареста Лаврентия Берии:
Утром радио включила
И сама не верю я
Дорогой товарищ Берий
Вышел из доверия
Мне тоже крайне захотелось овладеть игрой на гармошке (а может быть тоже оказаться в центре девичьего внимания). Поэтому, повзрослев, я как-то пошёл в музыкальную школу, которая располагалась по соседству в общеобразовательной школе № 186 (там, как я уже писал, учился Владимир Высоцкий). Преподаватель очень заинтересовался моей тягой к искусству. Он повёл меня на прослушивание в музыкальный класс, где стоял рояль. Стал нажимать на клавиши, называя ноты, а я должен был их повторять. Предполагая, что проверка слуха состоит в том, что надо было проверить - слышу ли я названия тех нот, которые произносил преподаватель, я как можно громче и басовитее повторял эти названия. Преподаватель был явно обескуражен. Затем он нашёлся и спросил у меня - умею ли я забивать гвозди. Получив утвердительный ответ он с облегчением сказал: «Ну вот что, мальчик, иди и забивай. На этом поприще ты достигнешь гораздо больших успехов». В школу, как вы понимаете, меня не приняли. Но и на этом моя тяга к искусству не истощилась. Уже гораздо позже, когда я женился, в семье порой возникали какие-то конфликтные ситуации. И здесь достаточно мне было хотя бы вполголоса, как бы для себя, запеть - жена тут же вспоминала, что у неё на кухне что-то кипит и срочно туда эвакуировалась. Перед защитой диссертации я пел неделю в институте, где эта защита предстояла. После моего недельного концерта члены Учёного Совета проголосовали за присуждение искомой мной степени кандидата технических наук единогласно. Вероятно, они предположили, что в противном случае мои концерты будут продолжаться ещё долго. Такова сила искусства. А эту школу по классу флейты окончил мой друг Женя Кашин. Его туда приняли без проблем, и даже бесплатно вручили флейту для обучения. Занимался он музыкой несколько лет, а вот закончил школу или нет – сейчас я уже не помню. Но на школьных вечерах он выступал с музыкальными номерами регулярно. Он был гордостью нашего класса, и в определённой мере, нашим спасителем. Ведь каждый класс для концерта должен был выделить из своих рядов какого-нибудь артиста, а у нас Женя всегда тут как тут!
В старших классах мы приспособились готовить уроки в читальне. Ведь большинство из нас жили в небольших комнатах в коммунальных квартирах. Особых условий для занятий там не было. В читальне – другое дело. Сама обстановка торжественной тишины располагала к занятиям. Сидим, бывало, занимаемся минут сорок, а затем «перекур». Можно обсудить все новости, посоветоваться по прочитанному материалу и т.п. Мы облюбовали читальный зал, расположенный в кооперативном доме артистов балета Большого театра, что на пересечении улицы Каретный Ряд и Садового кольца. Помимо артистов балета, в этом доме жили такие известные люди, как Леонид Осипович Утёсов, руководивший в том время ансамблем своего имени. На фронтоне дома у его подъезда сейчас размещена памятная доска. А в то время мы частенько видели Леонида Осиповича, прогуливающегося у дома со своей собачкой. В читальный зал запросто заходили с верхних этажей в тапочках жители этого дома. Так частыми посетителями были популярный конферансье Борис Брунов, ведущий практически всех праздничных концертов. Заходили балерина Майя Плисецкая, народный артист России Анатолий Адоскин в вытянутых на коленках сардельками тренировочных штанишках (фильмы «Два капитана» - ботаник, «Девчата» - А шляпы так не носят!) . Часто в гости к своим друзьям в этот дом приезжал и легендарный артист Игорь Владимирович Ильинский, который также не прочь был заглянуть в «наш» читальный зал. Фамилии многих уже и не помню, но в то время эти люди были очень известны и часто появлялись на экранах кино и телевизоров. Видеть их рядом запросто, почти по-домашнему, доставляло какое-то удовольствие и даже гордость.
В результате «читальных посиделок» сложился определённый круг близких друзей из одноклассников. То есть мы дружили и так, но эти совместные занятия как то ещё более нас сблизили. В читальню на постоянной основе нас ходило человек 7-8. Это Серёжа Бобков, Женя Кашин, Витя Петров, Ира Каширская, Таня Новоселова, Наташа Трухина, Серёжа Кобцев.
Классе в девятом мы «заразились» игрой в карты. И это был не какой-нибудь «дурачок» или «девятка», а преферанс – игра, требующая практически математического расчёта. Мы освоили новую для себя «взрослую» терминологию – вист, пас, прикуп, мизер и т.д. В игре чаще всего принимали участие четыре человека. Помимо меня, это был Серёжа Бобков, Витя Петров и Серёжа Кобцев. Как-то уж так повелось, что для игры мы постоянно собирались у меня в комнате Лихова переулка. Видимо, моя территория находилась в равном удалении для участников игры, что было удобно для всех, особенно для меня. Моя мама относилась к этим играм спокойно. Во-первых, всех ребят она хорошо знала, во-вторых, я был у неё постоянно на глазах. Играли, конечно, на интерес – кто сколько наберёт очков после окончания игры. Иногда в качестве расчёта использовались щелбаны или карты по носу, но не более того.
В десятом классе надо было уже более конкретно задуматься о своей дальнейшей судьбе. Все было неопределённо. Ясно было только одно – надо поступать в институт. Поэтому мы практически всей нашей «читальной» компанией приобрели абонемент на курсы подготовки к вступительным экзаменам в МГУ. Эти абонементы стоили совсем недорого, иначе я с маминым достатком не смог бы их приобрести. Мальчики взяли абонемент на курсы по математике и физики, а девочки – литературы. Занятия проводились в старом здании Университета, рядом с Кремлём на Моховой улице. Занимались два дня в неделю: один день – математика, второй – физика. Было очень интересно, и мы почувствовали себя как бы студентами. Лекции читали в аудиториях, оформленных в виде амфитеатра, пол которого возвышался от доски к противоположной стене, так что всем всё хорошо было видно. Такие аудитории были для нас внове. Лекции по математике нам читал профессор Юрий Фомич Мент. Читал просто блестяще. Он вообще был «болен» математикой. Интересовался её историей и знал массу всяких баек о появлении той или иной теоремы или целого математического направления.
Так, например, как-то он написал на доске теорему и попросил нас дома её доказать. Теорема показалась нам очень простой и понятной. Казалось, что доказать теорему не составит никакого труда. Поэтому, придя домой, я сразу засел за доказательство. Через час мне показалось, что я задание выполнил – теорема доказана. Просмотрел доказательство ещё раз и нашёл некоторые упущения. Стал доказывать снова. Потом снова и снова. Каждый раз что-нибудь где-то хоть чуть-чуть не сходилось. Я вошёл в азарт и всю неделю только этим и занимался. Советовался с друзьями – у них такая же история. В общем, пришли на занятия что называется с пустыми руками. Юрий Фомич сразу лукаво спросил: «Кто доказал теорему?». Зал молчал. И тут Юрий Фомич поведал нам, что оказывается - это была знаменитая теорема (кажется - Ферма). Разбирая архив после его смерти, друзья-математики обнаружили в одной из книг эту теорему, записанную на полях книги мелким почерком. Далее Ферма сделал приписку, что теорема очень простая и легко доказывается, поэтому из-за недостатка места на странице он это доказательство не приводит. И с тех пор уже более сотни лет лучшие математические умы всех стран пытаются эту теорему доказать (теорема правильная и работает). Даже объявлена высшая международная математическая премия в миллион долларов за доказательство этой теоремы. Но пока всё безрезультатно. Не удалось получить эту премию и мне. А жаль!
Продолжение http://proza.ru/2018/02/16/80