Кого только не встретишь в лесу! Интересных встреч много не только с постоянными обитателями лесных угодий. Немало и интересных людей попадалось мне на пути во время странствий по лесному бездорожью.
Однажды в районе деревни Горшково я встретил бабусю – маленькую, сгорбленную, но очень шуструю, легко, как бы порхая, двигавшуюся по черничнику в поисках оставшихся ягод. Но самое поразительное было то, что она шла по лесу босиком. Шла совершенно спокойно по веткам, колючкам, сосновым шишкам, не оступаясь и не пригибаясь от боли. Большой палец на одной её ноге был загнут поперёк ступни, на другой – смотрел куда-то вверх. Ноги же были жилистые и крепкие, как и она сама.
Легкость её движений и своеобразная манера ходьбы удивили меня. Я подошёл к ней, поздоровался и спросил, как это ей удаётся так ловко двигаться по корягам и веткам без обуви.
– Эх, мил человек, – отвечала она, – я сызмальства ничего на ноги летом не обувала. Лучше своей обувки ничего не сыщешь. Ни палок, ни шишек не боюсь. Да и по снегу зимой хожу. Вот разве что железки да стеклянки всякие сейчас по дорогам и в лесу понабросаны. Раньше такого добра здесь и в помине не было. Всё чисто было.
– Неужели всё время так и ходите?
– Без обувки-то сподручнее будет. И по болоту, и по росе – да где угодно. Через ноги я и сама крепче стала. Не болею пока.
– Так уж ничем и не болели? Сейчас почти все больные, и не в таком-то возрасте.
– Болести, конечно, бывали. Девчонкой малой скарлатиной болела. Потом корова на ногу наступила, все пальцы покорёжила. Спину работой надорвала, аж согнуло всю. Но хожу помаленьку, да и дела делать могу... А годов-то уже восемьдесят четыре будет. Да ещё поживу, пока бегаю-то. Весь день в работе. Утром хозяйством занимаюсь, а к вечеру вот и за ягодами можно сходить.
– Да ягод-то уже совсем нет.
– С лесом что-то сталося. Повывелись и грибы, и ягоды. То ли коровы всё тут погубили, то ли мы сами...
– А может, лес сам изменился? Зарос, потемнел...
– Может, и так. Да вот раньше, в былые-то годы, всегда полон ягод был. И народу немало хаживало. Попортили мы в нём что-то. Порубили, потравили... Душу его надломили. Вот и ягод нет. И птиц совсем не слышно стало. Даже кукушка редко-редко кукует. Одно вороньё по опушкам мечется…
***
И это действительно была правда. В те семидесятые-восьмидесятые годы лес почему-то совсем тихим стал: ни птиц не слышно было, ни зверей. Муравейников заметно поубавилось... Какими яркими и весёлыми, по сравнению с ними, казались мне наши шуйские леса времён сороковых-пятидесятых годов! Они были полны жизни и радости.
– Но удаётся всё же собрать ягоды-то? – продолжаю я разговор.
– Да собираю. На зиму-то хватает. То по баночке, а то и по бидону беру. Городские-то первую ягоду обирают. А мне и оставших хватает. Я быстро с детства беру.
– Так и выросли здесь?
– Всю жизнь здесь прожила. Раньше тут тихо было. Леса высоченные кругом стояли, богатые. И зверья всякого много водилось. Речка наша глубокой текла. В ней аж коней купали. Вся деревня рыбу ловила... У меня хозяйство своё было: корова, козы, свиньи, гуси, куры. Огород большой. А как одна осталася, так многое оставить пришлось.
– Ну, а дети, не помогают разве?
– Да кто умер, а кто далёко. Всё одна да одна... Да мне и не надо, сама справляюсь, пока силы есть...
Я попрощался с бабусей, пожелал ей здоровья и удачи.
– Дай бог, – сказала она. – Бог даёт, он и берёт. А я делаю, что мне положено. И рада этому...
И она поспешила дальше своей лёгкой походкой, тихо и неслышно, как истинный обитатель этого леса. Пошла делать то, что ей просто «было положено жизнью»... А я позавидовал ей. Сохраниться такой в восемьдесят четыре года не каждому дано! Мои знакомые городские бабуси в свои семьдесят, хоть и активны, но далеко не такие прыткие. А нам, уже следующему поколению, дано и того меньше. Вроде, и трусцой бегаешь, и закаляешься, и здоровый образ жизни ведёшь, а всё не то. Всё уже далеко от нормы, от полного здоровья. И спина не держит, и лёгкие не в порядке, и желудок сдаёт. И это в сорок-то пять лет!..
Но неужели наша жизнь была тяжелее, чем у них, у этих деревенских бабусек, перенёсших и гражданскую разруху, и колхозную неразбериху, войны и голод, да и многочисленные личные невзгоды. И всё время непрерывный труд, труд с рассвета и до заката, и всевозможные ограничения: в питании, в отдыхе, в развлечениях. Так что же сохранило их тогда такими, что дало им силы для преодоления всех этих жизненных невзгод и трудностей?.. Деревенский уклад? Природа и слияние с ней? Физический труд? Ограничение потребностей и довольствование малым? Отсутствие зависти и корысти, злобы и ненависти друг к другу? – В общем, чистые души, не запятнанные теперешними бесчисленными пороками?.. Вполне возможно, что и то, и другое, и третье... Но сегодня, сейчас, в деревне живут уже по-другому, уже ближе к городской цивилизации. Вот и умирают, как и мы, городские и порочные, в пятьдесят-шестьдесят лет – от тех же инфарктов, инсультов, от той же онкологии... Хотя кое-что из прежнего деревенского уклада здесь и осталось.
Вряд ли стоит сейчас сожалеть об изменениях, происходящих в нашей деревне, о её стремлении к новому, более совершенному. Иначе и быть не может. Надо думать о светлом будущем... Но не следует забывать и о пороках, которые приносит с собой развитие цивилизации и которые лишают нас долгой и здоровой жизни… Если, конечно, мы желаем этого. И ещё – надо всегда оставаться самим собой. Не перенимать подряд всё непривычное, а то и просто чуждое нашему, русскому бытию; не нарушать целиком наш многовековой русский уклад. Как говорила та бабуся, ходить надо «в своей собственной обувке»: по лесам, по болотам и по всей нашей жизни. Тогда и жизнь будет своя собственная – долгая и счастливая.
(фото из Интернета)