Луна

Гермиона Тарантайкина
Луна не из камня. Она слишком прекрасна, чтобы быть каменной. Луна сделана из серебристого стекла, а те чёрные точки на ней всего лишь пятна старости, покрывающие со временем каждое стекло.

Представь, будет такой сильный мороз, что лунное стекло треснет, и луна распадётся на осколки, серебристо и тонко, хрустко, как речной лёд, прозвенев над миром. И осколки посыпятся на Землю, поранят кого-нибудь, раскроят кому-нибудь череп. Кто-то нащупает их серебряный свет в полной темноте (луна-то пропала) и положит себе за пазуху. Кто-то растопчет их ботинком, превратив осколки в стеклянную пыль, и эта пыль вотрётся в землю, и, когда пойдёт дождь, на этом месте вырастут стеклянные, серебристо-голубые цветы, и они единственные будут светить людям в ночи. А может случиться так, что осколки будут слишком большими. Вдруг один из них разрушит дом, прихлопнет его, как стеклянная карта, и трупы супружеской пары и двух девочек, покрывшись ледяными блёстками, превратятся в ёлочные игрушки? А может, не полетят осколки не на какую Землю? Может, они полетят вверх? Сколько бы бед избежали люди, если бы они полетели вверх, оставив Ньютона в дураках! И стали бы звёздами… Серебряными, холодными звёздами, неприступными снежинками среди разваливших в горячей течке огненных точек. Все люди бы остались целыми, и черепа их гладкими и невредимыми, а дома — неприхлопнутыми. Будто и не произошло ничего! Будто и луны никогда не существовало!

Интересно, а люди заметят, что луна исчезла? Ну точно не те что сидят в неоновых пабах или промытых электричеством кухнях! У них есть свой свет — чужого им не надо. Другие заметят. Заметит одинокий альпинист, зябнущий на вершине покорённой горы. Заметит, потому что остался без света, что одевал его руки в серебряные перчатки и помогал ему не трястись от страха. Заметят двое влюблённых на скамейке. Заметят, потому что они лишились символа их любви, а без символа и любовь уже не та. Заметит вдова в тёмном, холодном доме. Заметит, потому что луна была серебристой вуалью её скорби и отражалась, как единственная подруга, в стакане водки. Заметит бродячий пёс. Заметит, потому что ему больше не на что выть и некого просить дать ему сахарную косточку. Осколки станут новыми звёздами, но звёзды лишь мелкие горошины, детки, лепечущие что-то непонятное в вышине. Они веселы и ярки, но им нет до людей дела и они не дают света, той широкой, серебристой реки, что давала луна. И только искорки будут лизать подол воздуха, не удостаивая никого ласковым прикосновением.

Альпинист. Влюблённые. Вдова. Пёс. Нужны вам эти глупые звёзды, хоть они и рассыпаны по небу, как прыщи по спине? Скучаете по луне? «Да, скучаем, скучаем, она бы никогда не оставила нас в одиночестве. Может быть, осколки передумают? Может быть, разрешат себя склеить Млечным путём в старую-добрую луну? Может, приживутся, может, помирятся друг с другом?»

И вы смотрите в небо и верите… Но разве луну склеить? Ей будет больно. Нет, осколки не вернутся обратно. Мороз был слишком силён…
***

Голос луны лился по просторам Вселенной медленно и тягуче, как масло. На Земле он казался шорохом травы, плавным волнением реки, шёпотом и создавал для людей ту особенную ночную, совсем не тихую тишину. Они прислушивались к ней и улыбались. Они думали о космосе, о любви, о жизни, о ещё сотне вещей, о которых некогда подумать днём. А маленькие звёзды в небе скучали и потягивались. Некоторые, особенно шустрые, всё ещё шушукались и посмеивались между собой. Потому что Луны, блестящего, горячего шарика-энерджайзера, больше не было. А была другая луна — бледная, меланхолическая барышня, глаза огромные и трупно-синие от недосыпа, на поверхности блестят наплаканные озёра. Она сочиняла миниатюры в декадентском духе и читала их всему миру, когда наступала ночь. Читала не один десяток лет. И все уже привыкли к её пессимистическому бреду и не вслушивались в музыкальные, но всегда одинаковые и банальные слова. В углу старший брат Луны — жизнерадостное, смуглокожее, полное крови Солнце — тоже готовился ко сну и скрипуче зевал, оголяя обожженный рот. Он посмотрел на сестру и небрежно пробасил:

— Дура, плакса, вытри! Одно и то же! Одно и тоже! Заебала, прости Господи! Жалеешь всё себя, гнусавишь тут — звёздам спать не даёшь! Рассыпется она на осколки! Чего придумала! Депрессия у тебя, сестра! Ты сходи к Млечному пути — он тебе таблеток пропишет! Спать начнёшь спокойно.

Луна осеклась на полуслове: миниатюра сжевалась в её мозгу и куда-то пропала. Она посмотрела на Солнце бессмысленно. По поверхности зазмеился новый ручей. Ей не хотелось отвечать ему. Солнце махнул рукой и уснул, небо раздувал его громкий храп. Луне было холодно. Холод притаился где-то внутри её каменных внутренностей и грыз сердце. И казалось, что и правда камень тончает и становится хрупким стеклом. Вот бы однажды настал такой сильный мороз, чтобы она лопнула и разлетелась на осколки, превратившись в миллионы новых «ничто». Вот бы… Но даже и в Антарктиде не найти такого мороза. И надо жить, надо светить, надо быть сильной и бороться, как говорит Солнце. Но быть сильной и бороться не хотелось. Точно не сегодня. Луна решила заснуть. Заснуть не получилось. И тогда она, как и тысячи дней назад, стала наблюдать за Землёй и сочинять новые миниатюры.

«Луна не из камня. Луна из полированного серебра…»