Третью неделю стояла жара. Она пришла ни кого, не спросив, и повисла над улицами города основательно и бесцеремонно. Расположившись во всех закоулках старого города, не собиралась покидать это уютное место. Покрывая слоем душной пыли крыши домов, кроны деревьев, заборы, тротуары. Даже на вороте старого колодца и то лежала, доказывая свое превосходство в такую погоду. От жары мучилось и все живое. Люди, передвигались с трудом, переводя дыхание, птицы сидели на ветках, раскинув в стороны крылья и подставляя мнимому ветерку свои тельца. Даже собаки устали валяться в горячей пыли у забора, а воробьи купаться в ней, освобождаясь от паразитов. Сквозь слой густой пыли старались показать свою красоту городские цветы. Они стояли, склонив головы, и стебельки их с трудом удерживали красоту бутонов и чашек.
Столетний храм сохранял внутри себя прохладу и то благодаря тому, что больших праздников не было, и отсутствовали торжественные богослужения. И только с улицы через портал заползало тепло. А старушки все терли тряпками иконы, пытаясь бороться с пылью. Даже на колокольне в ярусе звона и то не чувствовалось дуновение ветра. Собравшиеся здесь подкормиться голуби, толи обленились, толи обессилили до такой степени, что сидели на перилах и не собирались спускаться вниз. Яблоки под крестами, да и сами кресты уж не сияли на солнце ажурным блеском. А устыдившись того, что не могут противостоять такой несуразной погоде, скромно поблескивали былой красотой. Купола стали серыми и напоминали скорее городской асфальт, чем перекрытие храма, утратив нежно голубую окраску. Карнизы и фризы находились в не лучшем положении. Толстым слоем серой невесомой взвеси покрылась и паперть перед входом в храм. Даже на подъездной площадке было удивительно серо. Да к тому же обстановку усугубляли автомобили прихожан, которые сновали из стороны в сторону. Каждый пытался подъехать ближе к Богу, ногами идти - не досуг. Казалось, что церковь набрала лишнего веса, и требовалось срочное вмешательство, чтобы этот лишний вес убрать.
Все ждало дождя.
А он все не шел. Собирались казалось облака, и даже перерастали в тучи, начинало погромыхивать. Даже молнии сверкали и раздавались далекие раскаты грома. Да только этими зарницами да сухими грозами дело и заканчивалось. Коммунальные службы в нарушение норм, перерасходовали уж воду для полива клумб в парках и дорог в ночное время. Только влага такая быстро испарялась, и толку от нее не было. Требовалась вода с небес.
Утром вдруг потемнело. Выкатившее из-за горизонта солнце, сначала осветило все окрестности, а затем вдруг спряталось за полоской-облаком. Эта полоска взялась невесть откуда посреди небесной глазури и перечеркнула небо над горизонтом. Что-то изменилось и в окружающем воздухе. Шевеление теплых волн вдруг охолонуло и небольшой ветерок стал веять над горячим асфальтом сухие опавшие листья. Облачко разрасталось и с каждой минутой становилось темнее и темнее, превращаясь в тучу. Пока еще безобидная, ничем не угрожающая она разрасталась и заполняла небо. Наконец последний луч прорвался через плотную завесу и осветив горизонт где-то за городом пропал. Показалось, что опять унесет тучи и дождя не будет.
С порывом ветра с неба упала первая капля. Она пролетела в проем на ярусе звона и шлепнула по маленькому колоколу. Снизу звона не было слышно, высоко и тихо. Только голуби услышали этот глас небес, встрепенулись, открыли глаза и подняли ото сна головы. Вторая капля ударила громче. Толи была крупнее, а может попала под более сильный порыв ветерка. Стайка птиц одновременно, как по команде, сорвалась с перил и закружила, опускаясь к земле.
Забарабанило и по крестам, вмиг появились полоски на яблоках от скатывающихся капель. Они тоненькими влажными дорожками сделали из яблок маленькие полосатые арбузы и устремились вниз к основанию. Купола почувствовали на себе первые признаки дождя и словно вздохнули от этой влаги.
И тут с небес хлынуло. Не струйки дождя падали сверху, а потоки воды низвергались, словно кто-то неумелый нес ведро воды, да опрокинул по неопытности. Барабанная дробь раздалась от падающих на луковицы храма дождинок. Крыша сразу посветлела, сбросила с себя пыль. Вновь блеснула своей голубой краской и стал ярче небесной синевы. Словно порхнул храм от земли к небу, чтобы порадовать мир творением мастера, который вложил в него душу и сердце. Вот уж не дорожки водные, а сплошной поток покатился от креста к основанию большого купола. Эти маленькие речки скатывались по подпружным аркам к венчающему карнизу. А тот уже не справлялся с таким потоком воды и захлебывался, сбрасывая ее помимо водосточных труб прямо на землю.
Храмовая собачонка испугалась и забилась в конуру, опасливо посматривая на деревянные стенки своего жилища. Воробьи забились под крышу и оттуда чирикали. Тоже рады, наверное, дождю, которым разрешилась, наконец, природа.
Крыльцо портала заблестело, умылось от надоедливой пыли, а на подходах к храму образовались моментально вдруг большие лужи. Они переполнялись и мутными потоками сбегали со двора к траве на газоне. А та гордая и умытая с готовностью принимала воду, пытаясь опередить землю, что заполняла водой трещины, образовавшиеся от жары.
Капли барабанили по всему, даже по церковной ограде. Каждый столбик, прутик, прожилина вдруг умылись и явили свету свою ажурную красоту.
Резко дунул ветер. Брызги, отскакивая от дорожного покрытия, закружили хоровод и вдруг резко упали вниз. Небо сразу посветлело, вновь появилось солнце. Все птицы разом запели, как будто в опере началась распевка. Цветы приподняли головки, внимая свету.
Умыло!