БАНЯ

Михаил Поленок
В послевоенной деревеньке Дубрежке было около десятка бань. Наиболее удобным было их размещение у  небольшой речки Дубрежь или около мелких болот, разбросанных по посёлку, что упрощало решение проблемы обеспечения водой для помывки. Баню в деревне любили всегда, а после войны тем более - все стремились отмыть накопившуюся в трудные годы лихолетья грязь тела и души. Да и донимали людей, как всегда в тяжёлые и голодные времена, сосущие и грызущие, не дающие покоя существа: вошь и клопы. Хотелось чистоты и свежести, их так не хватало в забитой крестьянской жизни с постоянной вознёй в земле, грязи и пыли.

Немного в деревне было стойких, способных выжить без бани. Среди таких выделялся обросший щетиной, молчаливый и заядлый рыбак «Зуська» (простонародная кличка). Мало кто видел его в бане. Любил он водный мир. Его глаза азартно горели, насквозь пронзая водное царство. Где уж тут было спрятаться хищной щуке или скромному карасю. Банные процедуры он ограничивал упрощённой,  с куском хозяйственного мыла в руке, помывкой в родном болоте, находившемся рядом с домом.

Одной из бань, пользовавшейся особой популярностью, была «Хамеева». Так звали в простонародье её хозяина Василия, а почему? - никто уже и не помнил. Простое, неказистое помещение баньки было гордостью хозяина.  Использовалось оно и как подсобное помещение для обработки льна, и как склад для временного хранения материалов, но главное — баня! Прижатая к земле, даже ушедшая в неё, она приютилась прямо на берегу болота, уплывая в его синеву своим сгорбленным отражением. По весне болотная вода стремительно наступала и плескалась прямо у подступов к бане. Состояла она из двух помещений: предбанника — раздевалки и парной. Пола не было, только в парной лежали два обрезка доски. В раздевалке, пропитанной лёгким банным дымом, стоял стойкий запах льняной пыли, перебивавший все остальные. С потолка и стен свисали махровые нити льна, под ногами — кайстра (мелкие оболочки льна). Топилась баня по-чёрному. Печка, сложенная из камней, собранных на полях, была основным элементом парной. Густой тёмный дым, лениво свивая кольца, медленно поднимался меж камней, облизывая загорелые до черноты стены, стлался через дверь, выходя на свободу. Главным атрибутом парной был полок (настил из досок), максимально приподнятый вверх, где была самая высокая температура. Дневной свет рассеивающимся потоком падал из небольшого окошка, прижатого к полу парной. Зимой, когда дни становились короткими, на его подоконнике тускло мерцал керосиновый фитиль.

Небольшого роста, пригнувшись и заложив левую руку за спину, Василий уже с утра задумчиво похаживал около любимой баньки, хитровато оглядываясь по сторонам.  Его мелкие глаза остро поблёскивали, выдавая тайное нетерпение что-то исполнить.

- Опять, бестия, задумал что-то и молчит, - с женским любопытством посматривая на мужа, поделилась Варвара с соседкой Марьей. - Любит пошустрить, несмотря на возраст, - уже более одобрительно добавила она.

Марья знала неугомонный характер Варвары, поспешающей везде успеть — и мужа отследить, и соседей, за что и прозвали её «Санапрядка» (устройство с вращаемым колесом для скручивания и наматывания нити льна).
- Молодец Василий — баню затопил, - увидев завитки серого дыма, окутавшего приземистое строение, - похвалила Марья.
- Не говорил ничего про баню, - заметила Варвара.
- Так ведь праздник скоро — Вознесение Господне! - добавила Марья. – Не грех и помыться, чище тело – легче и душе к Богу тянуться!

Запах банного дымка, разносимый по деревне, притягивал и манил, вызывая зуд тела. Потревоженное, как после спячки, оно чесалось, а руки сами тянулись за веником. Блаженная истома охватывала от одной только мысли, что сегодня удастся пройтись веничком вдоль всего изнывающего тела. Это было трепетное чувство ожидаемого праздника.

Во второй половине дня, пораньше, чтобы занять очередь, к баньке стали подходить мужики с вениками в руках, присаживаясь на траву. Довольные, предвкушая крепкий парок и предстоящее удовольствие, они расслабленно вели умиротворённую, ни к чему не обязывающую,  беседу.
- Отведём душу  — парок будет знатный!   Сегодня Василий затопил пораньше, - отметил Фёдор.
- Да, оно и правильно — перед большим праздником и попариться надо славно. Хороший хозяин — вот и старается, как настоящий христианин, - добавил Пётр.

«Хамей» деловито, не обращая внимания на прибывших, суетился то внутри баньки, то убегал к находившемуся рядом дому.

- Василий, «секретные гранаты» опять не заложил? Безопасная ли баня сегодня? - обратился к нему весёлый и озорной Николай.
Довольные мужики дружно захохотали. «Хамей», как будто споткнувшись, подпрыгнул на левой ноге и нервно замахал руками. 
- Да иди ты... Дурака послушал — всю каменку разнесло, - возмущённо ответил он.

Все стали вспоминать и обсуждать с умыслом или по недомыслию принёс Кузьма обрадованному хозяину бани белые, прозрачные кварцевые голыши, накалившись, они стали взрываться, как гранаты, разбрасывая осколки по всей парной.

Подошедший Иван не словоохотливый, а больше молчаливый, сейчас не выдержал и сразу вступил в разговор. Редко кто звал его по имени, больше по кличке «Букарь». Иван, ленясь запрягать лошадь, частенько грузил телегу и тянул сам, взявшись за оглобли. Вот и «прилипла» к нему эта кличка, как память о коне Букарь, ранее работавшем в колхозе и отличавшемся недюжинной силой и выносливостью. Начал разговор он издалека:
- Братцы, баня для мужика первейшая услада! Однако пользоваться ею надо с умом, - он сделал многозначительную паузу, оглядел слушателей. - Она может принести мужику большую пользу, но и подвоха - плохого отношения не простит.
- Как это, что она — живая, что ли? - не выдержал Николай.
- Да, банька — это, как человек, душу имеет, - продолжил рассказчик. - Помните Андрея Хамляка?
- Который развёлся с женой и уехал куда-то? - вспомнил Фёдор.
- Развёлся- то -  развёлся. А корень истории и причина — банька. Любил Андрей тайно к молодым любвеобильным вдовушкам похаживать. А их было после войны полно. Соберётся, веник в руки и говорит жене: «Пошёл  в баньке попариться, а затем с друзьями посидим, обсудим с каких лугов лучше косовицу начинать. Ты, Катерина, не жди — ложись спать». А жене не спится без мужа — накрыла на стол, подготовила сто грамм - после баньки святое дело и сидит — ждёт родного. Долго ждала. «Видно заговорились, переживают за колхозные дела» - подумала Катерина. Наконец глухо стукнула входная дверь — медленно появился в проёме муж.
- Умаялся бедный, присядь, перекуси, да выпей, - по-доброму предложила жена.
- Хороший парок был — задержались немного, - ответил смущённо Андрей и почувствовал острый взгляд жены.
- Где же ты мылся, если волосы сухие и грязные?
Её внезапный тихий, как перед грозой, вопрос застал его врасплох...
- Как же он выкрутился? -  с интересом спросил Пётр.
- Жена поверила его сбивчивым объяснениям. Следующий раз, уже опытный Андрей перед заходом в дом смачивал волосы водой, - продолжил рассказчик. - Но этим дело не закончилось. К вдовушкам ходили и другие молодцы. Поэтому из очередного банного похода Андрей вернулся, натянув впопыхах чужие трусы — с ними и прокололся перед женой. Разделся, чтобы лечь спать, а Катерина и говорит:
- Не в ту постель ползёшь, паскуда! Баней то от тебя и не пахнет — козлом воняешь. Чеши туда — где был  и где трусы заработал.

Мужики засмеялись и с удовольствием стали обмениваться мнениями об услышанном.
- Смотри ты..., вот это женщина!
- Красивая была, весёлая и чернобровая.
- И что было надо мужику?
- Чем больше имеем — тем больше хотим, пока всё не потеряем. А упустив,  - голову чешем. Каждый человек — своя, особая загадка! - философски произнёс пожилой, повидавший жизнь Игнат.
- Да, банька — чистый и светлый, можно сказать душевный объект для человека.   Нельзя свою грязь на неё списывать, - убеждённо проговорил Фёдор.

Из бани вышел, прикрыв её дверь, хозяин.
- Василий, как банька? - угодливо спросил, склонив голову, «Букарь».
- Готова. Идите, погрейтесь, - хитровато прищурясь и, свёртывая самокрутку табака, проговорил «Хамей».

Мужики, весело загалдев, гурьбой заторопились в раздевалку. Было видно дозревшее и заполнившее всё их существо единственное желание - поскорее схватить первого, пусть с горчинкой и запахом дымка, но крепкого парку.
- Что-то прохладно? - с тревогой проговорил Пётр, первым войдя в парную и посматривая на печку.
- Плесни на каменку, - попросил Фёдор. - Сейчас волосы затрещат от жара.

Пётр бросил на закопчённые голыши полковша, сразу привычно отстраняясь, чтобы не обжечься.  В ответ каменка немного засипела, и наступила тишина — пар даже не обозначился.
- Да она не топлена. Холодно! - удивлённо и возмущённо заметил Николай.

Все дружно, как и входили, бросились гурьбой обратно из бани.
У бани сидел, покуривая и весело улыбаясь, «Хамей».

- Василий, как же получается — пара нет? - загалдели вышедшие.
- А что ожидали? Дрова где?... Солома была — вот и протопил немного, - ответил спокойно Василий.

Все, потупившись, примолкли. Каждый знал проблему отсутствия топлива, но надеялся на «авось». В течение столетия лесные массивы и дубовые рощи вдоль речки были вырублены и отодвинулись за горизонт. Да и лесники теперь строго контролировали самовольную рубку лесных угодий. Многие жители добывали низкокачественный местный торф или вязали лозой мелкий хворост в пучки, которыми и топили печи. Заготавливали ветки кустов, как правило, зимой в замёрзших болотах вокруг деревни. Разомлевшие от долгого ожидания и настроенные на оздоровительную банную процедуру мужики быстро приняли решение — собрать каждому по паре поленьев дров и истопить по-настоящему баньку — благо день впереди ещё длинный...

В каменке сухо и редко потрескивали сосновые поленья.  Её камни, мягко ласкаемые  ольховыми языками пламени, быстро набирали жар.

Повторный заход в готовую баню был подарком за коллективную работу. Парная пахнула горячим дыханием. От брошенной на каменку воды взлетело клубящееся облако белого пара. Сухая волна ударила в потолок, на миг перехватила дыхание, обожгла кожу и покатилась вниз.  Немного переждав, в три веника на полке заработали азартные парильщики. Внизу, на скамейке млели их товарищи, предвкушая близкую негу  от мягких и жарких берёзовых листьев, шлёпающих по всем частям истосковавшегося по баньке тела.

Розовые и разгорячённые, сияющие здоровьем и счастьем мужики расходились по домам, уступая место женщинам, стоящим у бани с вёдрами горячей воды.
- Мужики, кальсоны вместо рубашки не одели? - игриво пошутила незамужняя Прасковья.

Довольные женщины засмеялись, вспомнив, как пожилой муж Ганны,  подвыпив, после бани пришёл домой в полотняных кальсонах, в калоши которых умудрился просунуть руки, а в разрез — голову. Возмущаясь, он никак не мог понять, что за рубашку ему дала жена.

В парной стояло мягкое и лёгкое тепло, прежней жары уже не было — только чтобы вспотеть и обмыться. Обстановка располагала, а женщины любили поговорить.
- Хорошо в баньке! Можно и телом, и душой отдохнуть, расслабиться, - с наслаждением потянувшись, произнесла Прасковья.
- Не очень надейся. Остерегаться надо - голый человек слаб и не защищён от недобрых людей и «сглаза», - с опаской  и тонким намёком произнесла много пожившая и повидавшая Евдокия.

На мгновение все притихли, вспомнив каждый своё. Были в посёлке и пакостные души, владевшие чёрной магией, среди них «Салоха». Была она похожа на жирную личинку майского жука в подземном мраке, называемую местными жителями «салоха». Тайно и в темноте совершала она свои чёрные дела. Отсюда и приклеилось к ней данное прозвище. Многие видели, как мучилась Ульяна — высокая и дородная она чахла, а в её глазах поселилась и росла тоска. Врачи ставили один диагноз: «Здорова». А началось с бани, где «Салоха», что-то прошептав, обмакнула свой веник в ведро Ульяне. Только благодаря народному врачевателю деду Фёдору, пострадавшая медленно возвращалась к жизни. Верующий, он зажигал свечку, отрешённо от мирской суеты невнятным голосом читал какие-то молитвы, помогая людям...

Закатное солнце, завершив свой дневной бег, медленно погружалось за горизонт, играя жёлто-розовыми бликами по крышам домов, ветхим заборам, задерживаясь радужными отблесками в верхушках деревьев. Вот его оплавленный краешек прощально заиграл всеми красками, заискрился и плавно утонул. Посёлок успокаивался и замирал, засыпая после дарованного праздника души и тела - банного денька.
15-16.01.2018г., Дубрежка