Не умереть в Париже - продолжение

Ханна Рихтер
Несмотря на весь кошмар, я помню, что это последний этаж, значит, балкончик тянется вдоль всего здания. Может, окно в каком-нибудь номере открыто, и там никого нет. Удастся незаметно выбраться. Сбрасываю окровавленные туфли. Вступив на узкую площадку, смотрю вниз и с трудом сдерживаю тошноту. Присаживаюсь на корточки. Так-то лучше.

Держась за стену одной рукой, другой помогаю движению, хватаюсь за балконные переплеты и медленно переставляю согнутые в коленях ноги. Проползая мимо соседнего номера, смотрю сквозь прозрачные занавески. Какой-то силуэт мелькает на фоне зеркала. Здесь не получится. Надо дальше. Руки черные от грязной стены и решетки балкона. Проклятье! Юбка цепляется за что. Одной рукой, не оборачиваясь, пытаюсь нащупать гвоздь или что там еще такое. Вместо этого пальцы натыкаются на чью-то мягкую теплую ручонку.

- Madame… S-il vous plait…
 
Обладательница пухлой ручки, девочка лет десяти, кудрявая, с испуганным личиком, тянет мою юбку, приговаривая что-то по-французски. Я немного понимаю медленную французскую речь и еще лучше тексты, напечатанные на бумаге. Но девочка говорит очень быстро и я машинально, как в тех случаях, когда не всё разбираю, шепчу ей:

- English, please.

И не успев спохватиться, откуда ребенок может знать еще и этот язык, слышу, как девочка покорно переходит на английский.

- Мадам, сюда, пожалуйста, быстрее. Я помогу вам.

Не успев ничего сообразить, ныряю в открытый проем. Девочка закрывает за мной окно.

- Вы убегаете, мадам. Можно мне с вами?

Очень неожиданно. Оглядываюсь вокруг. Номер шикарный. С мраморным камином, китайскими вазами, в которых громоздятся букеты. Зеркала, ковры…и среди этого одна маленькая девочка, которая умоляюще смотрит на меня, ожидая ответа.

- А ты от кого бежишь? - спрашиваю свою спасительницу.

- Я – Хана Эль-Нади, - говорит она так, будто мне все должно быть ясно.

Видя мое замешательство, показывает взглядом на газеты, разложенные на столе. На первой полосе фотография. На ней веселая девочка обнимает красивую светловолосую женщину и восточных кровей мужчину, а наверху зловещая надпись, которую я без труда перевожу: «Убит палестинский бизнесмен Махмуд Эль-Нади и его жена». В девочке на фотографии я узнаю свою новую подружку.

- А ты знаешь, как выйти из отеля, чтобы нас не заметили? – спрашиваю я, решив, что отправлю девочку обратно, как только окажусь на улице.

- Знаю, через ресторан, - отвечает смышленый ребенок и вешает на плечо рюкзачок. – Только вам нужны туфли, мадам. Я дам вам бабушкины.

Мне все равно – бабушкины, так бабушкины, колготки порваны и в некоторых местах на них кровь.

Хана замечает это и выносит мне пару тонких чулок на резинке и чудесные лодочки бежевого цвета. Неужели это бабушкино? Еще одна удача - все подходит по размеру.

Молча проклиная себя, мучимая угрызениями совести из-за того, что впутываю в свои дела чужую девочку, навлекая еще большие неприятности, я вместе с Ханой выхожу в коридор. Она знаками показывает на служебный лифт. Понимающе киваю. Нажимаю на стрелку, указывающую вниз. Лифт приходит. Когда открываются двери,  вижу официанта со столиком на колесиках. Столик заставлен грязными тарелками с остатками еды. Меня мутит от запаха, но Хана уже входит в лифт, что-то быстро лопоча официанту по-французски, я с кривой улыбкой подтягиваюсь тоже. Официант вжимается в стену.

Еще несколько минут мы в молчании едем вниз. Наконец первый этаж, скорее подвальный, где расположена кухня ресторана. Мне опять нехорошо, я прислоняюсь к стене, пытаясь унять рвотный позыв. Но Хана настойчиво тянет меня за собой. Мы проходим мимо что-то строгающих и гремящих посудой поваров и официантов и выходим через дверь на параллельную улицу. Здесь я говорю Хане:

- Ну все, детка, беги обратно. Спасибо тебе.

  Но девочка неожиданно прижимается ко мне:

- Не гоните меня, вы ничего не взяли, у вас нет даже кошелька, а я все приготовила.

Действительно, у нее в руках розовый рюкзачок, по виду очень тяжелый.
- Я не могу уехать из Парижа, - говорит она. - Бабушка с дедушкой хотят увезти меня. Но я должна узнать сама, кто убил маму и папу.

«Как? Еще и расследование на мою голову», - ужасаюсь я. Но здравый смысл подсказывает, что девочка права. Что я буду делать в Париже без паспорта, хоть бы и чужого, без денег, без знакомых и с трупом вместо живого шефа?

- Да, да, трупом, - подтверждаю я, когда Хана, открыв рот, застывает с чашкой в руке.

Мы уже сидим в кафе, куда Хана уверенно приводит меня из отеля. У меня полное ощущение, что я – маленькая девочка, а она взрослая женщина, которой я должна рассказать всё, и она поможет.

- Как Ваше имя? – вежливо интересуется Хана.

- Соня, - машинально отвечаю я, и в это же мгновение меня посещает мысль о том, чтобы назваться по-другому, чужим именем, но уже поздно, и я с легким чувством стыда отмахиваюсь от нее.

Хана доверилась мне, и я должна сделать то же самое.

- Как маму! – радуется Хана. – Мою маму тоже зовут Соня. Звали...

Бедная девочка. Зачем ей моя история. Я не знаю, с чего начать. С пропавшего паспорта? С провалившегося куда-то Озолса? С решения поехать в Париж? C ТомА? Начинаю с паспорта.

По мере того, как я рассказываю, до меня доходит вся авантюрность моих действий, и к концу повествования я рыдаю, копошась в кармане юбки в поисках бумажного носового платка. Вместе с платком из кармана что-то выпадает. Пластиковая карточка-ключ от моего номера.

Вернуться за вещами? А вдруг там уже полиция или того хуже – убийца? Я кладу карточку на столик и поглаживаю по ней пальцем в раздумье.

-Давайте, мадам, я схожу за вашим паспортом, то есть вашей подруги, и сумку с ноутбуком принесу, - это смелая девочка Хана опять приходит на помощь.

Глаза блестят, по всему видно, что ей все представляется приключением, на которое можно отвлечься и забыть о своем.

Я раздумываю.

- Если там полиция, скажу, что нашла карточку и из любопытства решила проверить, подойдет ли. Они не заподозрят ребенка. Просто я не смогу ничего взять. А убийца не будет так долго выжидать. Он сам, наверняка, трясется от страха, что попадется. Тем более, вы его не видели.

Я совсем обалдела, если рискну жизнью ребенка. Ложусь лбом на столик и мысленно прошу, чтобы все исчезло, сгорел синим пламенем этот Париж, а я опять у себя в  квартире не нахожу паспорта и принимаю решение не лететь.

Но мой ангел-хранитель Хана уже выцарапывает из-под моего лица карточку-ключ.

- Не волнуйтесь, мадам, все будет хорошо.

- Называй меня «Соня», - слышу я свой голос, и это предложение тут же мне кажется неуместным, несвоевременным и глупым.

- Жди меня здесь, Соня, - откликается ангел-хранитель и пропадает из вида.
/продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/14/305/