Что такое – благородство, я поняла на примере своего одноклассника, Бори Бернгардта. Голубоглазый, белобрысый, он родился в семье немцев Поволжья, высланных в Сибирь во время войны. Класс у нас был многонациональным – татарка Роза Бикбулатова, латышка Фая Рантэ, кореец Васька Жога, китаянка Люся Юн-Чан-Фа, не считая украинцев, белорусов и прочих потомков всяческих врагов народа, обосновавшихся в старинном Ачинске. Так что национальностью никто никого не попрекал – все равно что цвет волос – неотъемлемое свойство личности, никого не волнующее.
Точно так же никого не волновал статус родителей: учились в нашем классе и дочь второго секретаря горкома партии, и сын директора мясокомбината, и дочь начальника аэродрома, но старостой класс упорно избирал Розу Бикбулатову, живущую в крошечном домишке с земляным полом. Мы бывали у нее в гостях на улице Урицкого, где жили ссыльные крымские татары, и с удовольствием наблюдали как Роза воспитывала своих младших братьев и сестренок. – твердой рукой, справедливо и любовно, так же, как и подопечный класс.
И все-таки Борька отличался от наших мальчишек чем-то неуловимым – прямой спиной, развернутыми худенькими плечами, спокойствием в любых ситуациях. Военные бы сказали – выправка… Мы говорили – рыцарь. Его не надо было просить о помощи, он как будто случайно оказывался рядом и разруливал ситуацию легко и невозмутимо, словно это ему ничего не стоило.
Вот, например, осенний вечер. По темным узким улочкам устало плетется группа активисток седьмого А класса. После уроков отправились собирать макулатуру. Парни сие мероприятие высокомерно проигнорировали. Металлолом – еще куда ни шло, а с бумажками возитесь сами. Да мы и без них справились. У каждой по связке газет, оберточной бумаги, старых журналов – план выполнили, но теперь этот план надо доставить в школу. И как назло, на одном из перекрестков на нашем пути вырастает шайка хулиганов и с самыми недружелюбными намерениями поджидает растерявшихся девиц. Что делать? Бросать макулатуру и удирать врассыпную? Или смело идти вперед и крыть парней лозунгами, как в стихах у Эдуарда Асадова? Ой, да не верится, что поможет…
И вдруг откуда-то из-за наших спин возникает фигурка Борьки Бернгардта, в стареньком пальто, обтерханных брюках, ботинках далеко не первой молодости. Не особо внушительная, так скажем, фигурка. Тополек наш в красной косынке против рощи кряжистых дубов. Наверное, шел поодаль, сопровождая девчонок на всякий случай. И вот идет спокойно к этим дубам и что-то негромко им говорит… Мы его тираду не расслышали, но парни расступились, двое или трое самых внушаемых подхватили тяжелые связки и с таким почетным караулом доставили нас во двор школы. На прощанье посоветовали бежать домой и уверили, что никакая сволочь нас не тронет… Что Борька им сказал, так и осталось тайной.
Школьный новогодний бал. Я изображаю принца – кудрявая голова, бумажный воротник, пышные короткие штанишки и игрушечная сабля. Развлекаюсь от души, встаю на одно колено перед одноклассницами – Вы так очаровательны, дорогая Снежинка… В самый разгар веселья кто-то из мальчишек в маске волка отбирает у меня оружие и скрывается в неизвестном направлении. Праздник сразу потемнел и угас… Саблю я украла у младшего брата, сам он к ней и прикоснуться бы не позволил. И какое теперь будет горе, если она пропадет! Сутулясь и чуть не плача, бреду по залу… Надежда на то, что кто-то просто пошутил и отдаст игрушку, тает с каждой минутой…
Борька появился, как всегда, ниоткуда. Только что его не было – и вот стоит передо мной, как лист перед травой, протягивая мою пропажу – золотую сабельку в голубых ножнах.
Так и спасал меня и подруг этот молчаливый спокойный мальчик – в школе, на городском катке, в парке, везде, где мог вмешаться и помочь…
Но ярче всего я помню урок правды. Были у нас тогда дурацкие классные часы, когда школьники с упоением говорили правду друг о друге по очереди. В тот, последний раз класс обсуждал Валю Хромову, строгую стройную девочку, дочь инструктора горкома партии. Инструктор – это ее мама. Отца не было. Лицо у Вали бледное, в прыщах, нос уточкой, небольшие серые глаза. Не красавица. Но и не аутсайдер, умеет за себя постоять, учится хорошо, и нос при этом не задирает. И все бы обошлось обычным – «нормальная девчонка», если бы не поделилась Валя с одной из подруг своей тайной. Хотя есть такие тайны, которые сердце разорвут, если держать в себе…
Обсуждение уже подходило к концу, когда подруга не вытерпела и решительно подняла руку.
- Ну, раз мы должны говорить правду, то я не могу молчать. Мне Валя сказала, что она не любит свою маму.
- Бывает, - попыталась смягчить неожиданное разоблачение мудрая староста Роза. – Мало ли, поругались… Обиделась… Не наше это дело.
- Как это не наше? – возмутилась обвинительница. – Да вы у нее спросите! Она свою мать просто ненавидит!
- Правда, Валя? – мягко спросила Роза.
Валентина встала из-за парты, обвела одноклассников хмурым взглядом, плотно сжала бледные губы и кивнула.
Класс заволновался.
Кто-то спрашивал: «За что?», кто-то удивлялся: «Как можно? Это же мама!»
- Валя, давай я тебе прочитаю обращение Олега Кошевого к матери, предложила отличница Наташа Шевченко. – Слушай: «…больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И, когда бы я ни открыл глаза, ты была всегда возле меня, и ночник горел в комнате, и ты глядела на меня своими запавшими очами, будто из тьмы, сама вся тихая и светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои!».
Читала этот отрывок Наташа наизусть, совсем ведь недавно проходили «Молодую гвардию», не успело забыться. Хорошо читала, класс проникся, затих, задумался…
- Ну и что? – вдруг резко спросила Валя, нарушив растроганное молчание. – Это мама Олега Кошевого, а не моя! А я свою не-на-ви-жу!
- Да как ты смеешь, Хромова! – выкрикнула с последней парты Томка Прудникова. – Ведь это мать твоя! Мать!
- Мать. – согласилась обвиняемая.Села за парту и сгорбилась, уронив лицо в ладони.
Семиклассники обомлев от такого демарша, заговорили, закричали, перебивая друг друга. Уже никто не удивлялся, зато почти единогласно клеймили черствость и бездушие неблагодарной дочери, предлагали какие-то воспитательные меры, чуть ли поход к старшей Хромовой с утешениями, извинениями и уверениями, что все будет хорошо…
Никто сначала и не заметил, что наш рыцарь Борька подошел к парте Хромовой и встал рядом с ней.
- Хватит, - негромко сказал он. И почему-то, несмотря на гвалт, его услышали. И снова затихли. – Валь, хочешь, я тебе значок подарю?
На ладони у него действительно лежал значок, красивый, синий, с надписью «Футбол», предмет зависти всей школы…
- Хочу, - ответила Валентина, утерев слезы кулачком и просияв робкой улыбкой. И осторожно взяла значок с Борькиной ладони.
Все-таки мы были не совсем дураки. И нам стало вдруг стыдно – за все. За эти нелепые уроки правды. За нашу куриную истерику. Как будто Борька простым жестом что-то выправил в наших смятенных душах… На всю жизнь.
Спасибо тебе, Борис Бернгард…