22 Домовые. Данилыч Часть 7

Лариса Плотникова
В закутке Данилыча было уютно, тепло и спокойно, но красочное повествование о пожарах и наводнениях, растревожило впечатлительного Ушака и не раз заставило в тревоге кидать взгляд на стены. Надежность камня сразу успокаивала, и тогда, с мыслью «Уф, помстилось», он облегченно выдыхал.


А вот Сильвио такого рода страхи не мучили.  Воображение молодого хранителя, лишь недавно начавшего разменивать вторую сотню лет, заставляло сопереживать, но не пугало страшными картинами. Не выпало на его долю природных катаклизмов, что грозили бы крову родному, в отличие от Ушака, входившего в чин домового в деревеньке на берегу реки Ушачки, и кое-чего повидавшего в своей долгой жизни.



Зато царскосельский хранитель, как и обещал, извлекал уроки.

«А правду говорят, - размышлял он, глядя на хозяина, только что закончившего рассказ об одном из самых страшных наводнений, - у каждого своя беда самая большая, да только всегда найдется тот, кому много хуже. Казалось бы, что страшнее горя Катерина, а оно вон еще как бывает. Нет, нельзя судьбу клясть. Вот, Данилыч не плачет, не жалуется, а сколько невзгод пережил. Ну да, горечь и боль чувствуются, куда без них, коль столько потерь, но … Мудрый старик. И про историю он верно - знать ее надобно, чтоб ценить то, что имеешь».




Заерзав на месте и, в очередной раз, кинув взгляд по сторонам, Ушак, не выдержав, перебил хозяина:

- Не пойму, коль такая катавасия тут, отчего люди сразу каменные дома не ставили? Столько бед избегли бы.


Данилыч печально покачал головой.

- Кто ж такие бедствия представить мог? Да и политика в тот момент не позволяла. Камень сначала на крепости расходовался, их строили в первую очередь. Нашу, Петропавловскую, а на острове Котлин – Кроншлот, что ныне Кронштадтом зовется, А ну как опять захотели бы шведы отобрать земли эти? Не, сначала оборона, а уж после жизнь спокойная. Вот.


- Что значит опять? – удивился Сильвио. – Какие шведы? Разве было такое?


- Было-было, хоть и давненько, - подтвердил бывший сельский житель. – Помню, у нас в Ушаках, это когда еще они деревенькой в Новгородских землях значились,  появилась семья одна, те места покинувшая. Так их хранитель сказывал, что шведы энти не одну сотню лет туда-сюда Неву воевали. И крепости свои ставили, а наши оплоты рушили.


- Какие крепости? – Сильвио растерянно вертел головой, поочередно вглядываясь в лица собратьев. -  Я же помню, у Пушкина – пустынные волны и мшистые берега.


- А ты не путай образ поэтический с реальностью, - наставительно заметил ему Данилыч. – Ушак дело говорит. На невских берегах испокон веков люди жили. И славяне, и финны, и другие племена. Путь тут шел, из варяг в греки, а земли Новгороду принадлежали, вот шведы и воевали. Лакомый кусочек покоя не давал. И крепости их стояли, точно. Одна у истоков Невы, на месте древнего новгородского города Орешек, Нотебургом названная. А ближе к нам, там, где Охта река, сначала Ландскрону поставили, но ее князь Андрей, сын Александра Невского, через год разрушил, а через три сотни лет, Ниеншанцем укрепились. При царе Алексее Михайловиче воевода Потемкин взял ее штурмом, сжег, но шведы вернулись, заново отстроили. Так что царь Петр, как эти самые Нотебург да Ниеншанц завоевал, да возвернул земли невские под корону свою, так Петербург сразу и основал. И крепости свои повелел строить. Ну, чтобы любому врагу дорогу перекрыть раз и навсегда.


Широко раскрытые глаза Сильвио, не отрываясь, глядели на хозяина. Рассказ о победах выдающегося представителя рода Романовых, которому родной город Пушкин так же, как и Петербург, был обязан своим основанием, укутывал его душу мягким теплом и наполнял гордостью.


- И ты все это видел? – спросил он, затаив дыхание, совершенно забыв, что Данилыч уже поведал им о своем возрасте.


Только хозяин не обиделся, наоборот, был чрезвычайно доволен, что настолько смог заинтересовать гостя.

- Нет, конечно, - ответил он с мягкой улыбкой. – Но кое-чему свидетелем оказался. Я ж юнцом, в поисках своего первого крова, в Ниен, что при крепости Ниеншанц вырос, отправился. Немного не дошел, собратьев встретил. А они меня разочаровали - сказали, что шведы уже сожгли свой город, и теперь они сами бездомные. Расстроился, помню, ужас как, но они же меня и утешили.


- Погоди, - прервал его Ушак. – Зачем сожгли? Это ж преступление!

- Да, боялись, что русские под прикрытием домов к крепостным стенам близко подберутся, вот и устроили пожар.

- Все равно, не по домовитому такое! – осудил старый домовой.

- Точно, безобразие это, - подтвердил Данилыч. – Тем более что это ни капельки им не помогло, царь Петр хитрее оказался. Он фельдмаршала Шереметева оставил крепость осаждать да обстреливать, а сам с частью войска на лодках к устью Невы спустился, чтобы на подмогу к врагу никто прийти не смог. Так что быстренько сдались голубчики. Ключи отдали, и в Выборг утопали.


- И поделом поджигателям. Только не пойму, как тебя в такой ситуации утешить смогли?


- Так старожилы тогда мне все и растолковали относительно земель этих. Ну, что туда-сюда воюются, но каждый раз сразу строится что-то. Так что мне надо было только чуток подождать. Они тоже выжидали, не уходили. Из них кое-кто и сюда, на этот остров пришел, да только  после первого же большого наводнения все из них ушли искать более спокойных мест, сказав, что на их жизнь переживаний и так с лихвой хватило.


- А чего же ты не ушел? – поинтересовался Ушак. – Столько раз жилье терять, это ж как выдержать такое?



То ли этим вопросом в свое время озадачивался хозяин, то ли спрашивали уже не раз, но ответил он, даже не задумываясь:

- Так молод был, и упрям. Это уже отсчитывая века за плечами, спокойствие все больше и больше ценишь. А тогда … Да как я мог уйти, когда все при мне начиналось? Я ж сам, своими собственными глазами все видел. И постройку первых жилищ, и крепости. Еще тогда, когда дом петровский музейным экспонатом объявили, пришла фантазия мне в голову, что возможно, когда-нибудь, придут ко мне любознательные собратья, интересоваться будут, а я им все и поведаю. Я ж оче-ви-дец, - последнее слово хозяин произнес почти нараспев, подчеркивая его особую значимость. - Может, тогда во мне любовь к музейному делу нарождаться начала?


- Так, это, неспроста у тебя тут музей? Нашептал? – озарило Ушака.


В ответ Данилыч тихонечко рассмеялся и покачал головой.

- Не, тут заслуга не моя, совпало так, но я счастлив. Так что упорство мое было, в конце концов, вознаграждено – и дом обрел крепкий, и дело для души. А уж чему я только свидетелем не был, кого только не встречал на землях этих. Кстати, Данини упоминали, так и его здесь видел.


Продолжение http://www.proza.ru/2018/02/13/2274