Я работал по 12-14 часов, как одержимый, на автопилоте. Возвращался в барак без “задних ног” и валился спать, как убитый. Моя голова не способна была мыслить, не было ни сил, не желаний вспоминать что-то из прошлого и это меня устраивало. С рудников в артель старателей и обратно – это был мой ежегодный маршрут.
Почти каждый старатель имел кличку, моя была – “Неутомимый”. Я не пил, в запой не ходил, как это делали остальные, когда заканчивался сезон работ. Деньги шли большие, но и тратить было не на что. Сезон старателей начинался в конце апреля и длился до середины октября. По окончании сезона мы, старатели, сдавали государству намытое золото и получали свои деньги. В конце сезона я отправлял часть заработанного дяде Саше, а остальная часть шла на сберкнижку.
Если окончание сезона было отпуском для старателей, то для меня наступала пора форменной муки: одни уезжали к родным, другие ходили в длительный запой, а я возвращался в ближайший поселок и устраивал себе 2-3-х недельный отпуск, перед возвращением на очередные работы, на золотые прииски. За этот период я много читал, писал дневники, ни с кем не общался, но это счастливое время для других, оборачивалось настоящей пыткой для меня: просыпалась память, а с ней и муки совести. Я не мог уснуть сутками, а если удавалось заснуть, то меня мучали ночные кошмары – время, как-будто останавливалось и ползло невыносимо медленно.
Но самой трагической частью моего “отпуска” – была тоска; тоска по Нике, по Кольке, по Кате. Раз в году, когда становилось уж совсем невыносимо, я открывал дневники моей прошлой жизни: перебирал, проживал каждое мгновение того счастливого времени, по кусочкам восстанавливая в своей памяти образы, запахи, цвета, эмоции, чувства… И, как только я доходил до последней нашей встречи с Сергеем, там, в коридоре НИИ, за день до трагедии, причиной которого волей или неволей явился я, меня начинало трясти, как эпилептика.
Начинался приступ жуткой, невыносимой мигрени с рвотой, часто с высокой температурой, а перед глазами стоял Сергей, с одной единственной слезой, спускавшейся по левой стороне латинской быквы “V” на его лице. Это был апогей, последняя точка моего ужаса. Мне иногда казалось, что я на грани помешательства…
После “всплеска” прошлого, наступало ощущение всеобщей пустоты: я вновь возвращался в свое “нормальное” состояние живого трупа, без мыслей, без эмоций, но готовый к новым каторжным работам, к новым “трудовым подвигам”.
“Отдохнув”, я снова уезжал на золотоносные рудники, на прииски. До нового сезона старателей оставалось 6-7 месяцев и сидеть без работы так долго я не мог, я нес свой крест заключенного и должен был работать тяжело. В этом заключался весь смысл моей покореженной жизни, единственный путь моего существования.
Дядя Саша, как и обещал, добросовестно исполнял все, о чем мы с ним договорились. У Кольки и Кати родился сын, Константин и дяде Саше, каким-то образом, удалось сделать фото моих друзей, гуляющих в парке с сынишкой. И у Ники родился сын – Сергей. Когда малыш пошел в детсад, я получил и его фотографию – большеглазый, чудный малыш. Я был уверен, что у Ники будет мальчик и эта новость не удивила меня. К рождению маленького Сережи, дядя Саша купил малышу кроватку, коляску и все необходимое приданое для новорожденного, якобы от Комитета Афганских Ветеранов. Слава Богу, Ника ни о чем не догадалась.
Все эти новости с “большой земли”, становились причиной противоречивых всплесков, не сочетающихся друг с другом эмоций. С одной стороны они воодушевляли меня: ощущение хоть какой-то полезности от моего существования, мысль о том, что не зря топчу эту бренную землю, давали мне дополнительные силы, чтобы жить и работать ради дорогих мне людей. С другой стороны эти новости уничтожали меня изнутри: воспоминания и тоска смешивались в один круговорот, как в морской воронке, затягивая меня вниз головой, не давая доступа к кислороду жизни. Я не мог быть уверен, что когда-нибудь, мне вновь посчастливится увидеть дорогие мне лица. Я сильно скучал…
Через 6 лет умерла Зара Вагановна, бабушка Ники, не дожив 3-х месяцев до своего 80-и летия. Дядя Саша положил конверт с деньгами на похороны в почтовый ящик Ники. У Кольки и Кати, сын Константин, пошел в школу с маленьким Сережей. Дядя Саша писал, что они учатся в одной школе, в одном классе, сидят за одной партой и души не чают друг в друге, неразлучные друзья. Какое счастье, думалось мне: судьба побаловала меня этой новостью, она послала мне подарок – свое видение справедливости и равновесия, восстановленное в следующем поколении – двое ребятишек, два друга не разлей вода, Сергей и Константин!
За все эти долгие годы, последняя новость о ребятишках была единственной, что вызвала у меня бурю радости, там не было тоски и сожалений, только радость!
Через какое-то время я получил другую хорошую новость – Колька и Катя ждали второго ребенка.
Все эти скупые новости от дяди Саши были для меня, как глоток воды для жаждущего, как долгожданная прогулка в погожий солнечный день для заключенного. Я знал, что у них все хорошо и этого мне было достаточно.
Тот сезон, по намыванию золота, начался у берегов Лены.
Вокруг тайга: божественная красота первозданности, могучая река, носящее нежное женское имя – Лена, космическая тишина по ночам, бесконечное небо, щедро посыпанное звездами, напоминающее черный хлеб, обильно посыпанный сахарным песком. Все в тайге имеет гигантские масштабы: этот крупнейший биом включал в себя непроходимые хвойные чащи, болота, таежные “атланты”(сосны, ели , пихты) являли собой поселение, полное пушистых белок, куниц, глухарей. Обилие грибов и ягод, самые разнообразные звери и птицы, т.е. настоящие жители тайги, населяли этот живописный и богатый край и … засилье комаров.
Вот к этой неотъемлемой части тайги, к этой напасти, привыкнуть было невозможно. За первые 7 лет, мне “посчастливилось” дважды заболеть тяжелой формой малярии, но я, каким-то образом выжил, хотя оба раза был уверен – это конец. В течение этих долгих лет, мне довелось повстречать самых разных людей: несчастных одиночек, бывших зеков, обиженных судьбой питомцев домов сирот и интернатов, просто любителей заработать большие деньги… Нас разъединяло многое: образование, начитанность, интеллект, восприятие жизни. Но и объединяло многое: мы все были готовы тяжело работать, поддержтвать друг друга и делиться последним куском хлеба.
В тот год весна, раньше чем обычно, стала баловать нас теплом. Тайга запахла всеми ароматами дикой природы. Ягод, как говорят в сказках, было видимо – невидимо. Постоянное отсутствие кулинарных изысков, домашней еды, фруктов и овощей, заставляет человека особенно ценить малейшее отклонение от аскетического рациона. Каждая ягодка малины или дикой смородины, приводит человека в желудочно – душевный экстаз. Ты не ешь ягоды, грибы или орехи, ты их вкушаешь, наслаждаясь не только вкусом и запахом, но и цветом, формой – замечаешь и росинку, дрожащюю на ягодке, и шмеля, жужжащего над цветком.
Постоянная близость к природе, почти первобытное существование и пребывание среди “таежной” декорации, постепенно притупляет чувство опасности и бдительность.
Мы разбили лагерь нашей стоянки недалеко от огромной поляны. Она, как ковер, вышитый разноцветным бисером, была сплошь усеяна кустами дикой смородины, малины и россыпью земляники. Я смотрел и не верил своим глазам: пели птицы, жужжали пчелы и шмели, поляна переливалась всеми цветами радуги, чистейщий воздух, наполненный запахом хвои – сказочная панорама девственной матушки – природы, куда еще не дотянулась “надругающаяся” над ней рука прогресса.
Мне не терпелось поскорее закончить установку лагеря и пойти, что называется, по ягоды. Взяв ведро, я направился к поляне. Наш бригадир, Михалыч, бравый старатель, могучий сибиряк, с бородой по грудь, похожий на Добрыню Никитича, окликнул меня:
- Наум, ты чего? С голыми руками, как баба с лукошком, прешь в тайгу по ягоды? – он крепко выругался. – Ты на этом месте впервые, а я много раз. Тут в это время года не мудрено встретить бурых медведей. Ну, а если с медвежатами, так и берегись! Один не ходи и захвати ружье, сукин ты сын!
- Михалыч! Я недалеко, здесь, рядом. Не боись, прорвемся!
Младший сын Михалыча, Толян, тоже с бородой и такой же гигант, как и его отец, походий на таежного медведя, добавил: - Стой, кому говорят! Здесь и шатуны бывают. Ты чего, обалдел? Ты, не то что прорвешься, ты порвешься на куски размером с ухо!
Шатуны – это громадные и очень агрессивные медведи, которые не впадают в зимнюю спячку и потому бродят по лесу в поисках пищи, представляя крайнюю опасность для человека.
Я надел ватник, хотя было довольно тепло, вскинул ружье на плечо, взял ведро и пошел к поляне.
Разговоры о медведях навеяли мне известную песенку из популярной комедии “Кавказская пленница”. Я собирал ягоды, ложился на пушистый мох, любуясь бликами таежного солнца, потом снова вставал и брел к новым кустам, громко напевая – “Где-то на белом свете, там, где всегда мороз”…
Как долго продолжалось мое единение с природой я не помню, но вдруг я осознал, что заблудился. Я брел с ведром в руках, пытаясь выйти к знакомой поляне, ориентируясь по солнцу, но – безуспешно. Неожиданно, в нескольких метрах напротив меня я услышал громкий треск … у меня перестало биться сердце. Передо мной, ломая ветки деревьев, словно печенье, показалась фигура громадной медведицы, за которой кувыркаясь и резвясь бежали двое медвежат.
Я остановился, как вкопанный, не в силах пошевелиться… душа ушла в пятки. Медведица, тоже замерла. Несколько секунд, мы оба, молча, не шевелясь смотрели друг другу в глаза. Как-только в моей голове мелькнула мысль, а успею ли я вскинуть ружье, медведица медленно встала на задние лапы, растопырив передние, открыла свою пасть и, оскалив угрожающе свои огромные клыки, зарычала на весь лес… Это был рык хозяйки тайги, оповещающий, кто в доме хозяин!
Целое облако птиц, одновременно слетело с деревьев и хлопание их крыльев, прошелестело у меня над головой. Я похолодел, волосы на моей голове стали шевелиться. Все, что я осознал было – надо бежать! Но… не успел я повернуться, как почувствовал невероятной силы удар в спину и жгучую, кромсающую боль, как-будто в меня въехал раскаленный танк. Я полетел кубарем и всем телом шлепнулся о ствол дерева. Последнее, что я помню, вздрагивающую шкуру бегущей на меня медведицы и…выстрел.
( ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ )
http://www.proza.ru/2018/02/12/577