Глава шестая, в которой совсем маленькая принцесса и крылатый конь попадают
в неприятную ситуацию
Совсем маленькая принцесса решила встретиться с семьей маленького принца и четко и ясно указать им на пропажу младшего сына. Она все тщательно продумала (все - таки совсем маленькая принцесса была единственным ребенком, и ей предстояло стать королевой, а хорошие королевы должны были все тщательно продумывать, прежде чем что-то предпринять). Она, не смотря на сомнительную (в смысле честности) репутацию, пойдет к матери маленького принца и спросит его, как спрашивала вдовствующую королеву.
Пегас поддержал ее, а когда друзья выбрались из королевских подземелий (совсем маленькая принцесса прихватила с собой портрет маленького принца, там, где он сидел на пони) по потайному ходу, их ждал сюрприз. В виде телохранителей совсем маленькой принцессы.
Ее высочество очень удивилась и не обрадовалась появлению на территории чужого государства солдат своего отца. Хотя совсем маленькая принцесса и была совсем маленькой, она отлично понимала, чем грозит появление за границей неприглашенных гостей из соседнего государства. А то, что они были не приглашены, девочка поняла по гражданской одежде своих телохранителей и разбросанным по кустам засадам.
- Мы пришли за вами, - сказал старший офицер, и со всей почтительностью взял совсем маленькую принцессу на руки, зажал рот, и, пригибаясь и хоронясь, побежал прочь из чужого парка.
(…- Папка принцессы прознал про ее побег из дворца?
- Да, ему сказали.
- И кто же это такое трепло?
- Наверное наша Натаха… Хи-хи!
- Не-е, бабка эта, вдовствующая, да?
- Ты че! Она ж сама хотела его найти.
- Тогда кто?
- Лиз, ну кто?
- Аноним…
- Кто?!)
Совсем маленькая принцесса как не старалась, не могла вырваться из заботливых, и непреклонных рук телохранителя. Она слышала как Пегас, отчаянно вскрикивая, бежит позади. Телохранители не обращали на него внимания, принимая толи за обычную лошадь, толи за птицу.
Эту коротенькую часть своей сказки Лиза поведала в оставшееся время от «тихого» часа, и хотя девочки слушали тихо, чувствовалась, что мысли у них заняты больше тварью под верандой, чем не страшными приключениями совсем маленькой принцессы. Машка, позволяя Лизе рассказывать о событиях в выдуманных королевствах, царственно возлежала на своей кровати, всем видом показывая: уж моя то история поинтереснее и реальней, чем все твои, в которых нет, ни вырванных ногтей, ни стошнившей смородиной воспиталки…
После полдника малышовая веранда превратилась в местный детский полубезумный аналог бермудского треугольника. По словам, слухам и некоторым недоказанным фактам, как утверждали многочисленные свидетели (а к тому моменту как подали творожную запеканку с киселем, количество свидетелей «происшествия-во–время-тихого-часа» увеличилось раз в пять, а тех, кто что-то видел уже после него, и того больше), в глубинах зловещего «лягушатника» исчезла половина населения санатория, включая двух воспитательниц, одной приблудной собаки и одного симпатичного молодого человека, который якобы пришел навестить младшего брата.
Малыши, сообразив что, невольно стали участниками удивительного хоть и жуткого события лихо придумали некую несуществующую девочку по имени Оля (такого имени никто в санатории не носил, а дети из суеверного страха не стали награждать исчезнувшую неудачницу, решившую насобирать в обед клевер, именем кого-нибудь из знакомого, мало ли…). Эта Оля, по клятвенным заверениям всего малышового состава, была той еще личностью: врушка, драчунья, плакса, ябеда, жадина, короче являла собой все отвратительные качества, которыми могла, по мнению малышей, обладать девчонка, которую не жалко загнать в пасть твари под верандой.
Образ этой Оли до того был подробно расписан, вплоть до полосатых гольф и гигантских пацанских башмаков (один пятилетка демонстрировал всем синяк на правой ягодице и утверждал что это след того легендарного башмака, на самом деле синяк был получен в результате неудачного падения со стула, свидетелей этого падения было полно, но все, почему-то верили в версию «драчуньи Оли»), что дети, включая и малышей, которые эту Олю и придумали, дружно верили в ее существование, по крайней мере, до того печального момента, когда тварь под верандой не втащила ее в свою вонючую пасть.
В результате малыши напрочь отказывались заходить на свою веранду, бегали и скакали вокруг нее, завывая на манер милицейских сирен (так они отпугивали чудовище, по общей договоренности считалось, что тварь под верандой не любит шума), чем и довели напарницу Зинпалны, тишайшую Розу-Мимозу (она пришла после обеда, и подробностей истории не знала) до острейших приступов головной боли, она даже ушла на больничный не доработав до ужина, отчего и поползли слухи, что ею полакомилась тварь. Плюс парочка свидетелей видевших как она хваталась за землю, а ее медленно втягивало внутрь. Кстати у свидетелей не хватило фантазии объяснить: а почему собственно воспитательница не кричала?
Подменять ее взялась, уже знакомая Лизе повариха (как оказалось, та иногда совмещала готовку с должностью ночной няни), она и непрошибаемая Зинпална, женщины менее впечатлительные и не поддающиеся страстям разумно решили, что всеобщая истерия про «тварь под верандой» к вечеру стихнет, а утром и вовсе забудется.
Так или не так, но Машка весь полдник трещала, роняя изо рта творог и захлебываясь киселем. Речь шла об экспедиции под веранду: она во главе отчаянных исследователей. Натаха и Лена, заменят ее, если что-нибудь случится: вынесут тело командира с поля, как торжественно заявила рыжая «командирша», девочки сурово стиснули губы. Из экипировки: прыгалки, которые обвяжутся вокруг пояса (чтоб вытащить командира если раны будут смертельны), зачем-то очки, взятые у девочки с каким то дефектом зрения, отчего одно стекло у очков было залеплено пластырем, фонарик, его с многозначительным видом пообещала достать Натаха, она туманно намекнула о связях на кухне, где можно было достать фонарь, и никто больше хихикал по этому поводу. Ну и конечно велосипедная бибикалка, резиновая груша, присобаченная к раструбу, что бы шуметь (все помнили: тварь не любит шума!).
С соседних столов, затаив дыхание, подслушивали девочки помладше, что там думали по поводу страстей по «твари…» мальчишки понять было не возможно. В свои дела они малышей, тем более девочек не посвящали.
- Туда уже и палки, опять же, сували! – заглатывая запеканку со скоростью от которой мурашки бегали, рассказывала Машка.
- Ну и…? – девчонки подались к ней, в точности скопировав самих себя во время слушанья Лизиных сказок. Вместо ответа Машка взяла стакан с киселем, отпила, демонстративно отставив мизинчик, и только проглотив и поцыкав слюной между зубов, небрежно объявила:
- Оно ее обглодало!
По столовой разнесся общий девичий вздох, Натаха и Лена откинулись на спинки стульев и многозначительно переглянулись, Машка с видом: ну, теперь я сказала все! продолжила поглощение киселя.
Лиза посмотрела на Сашу, почему молчит эта вечная противница суеверий и страхов. Весь санаторий, во всяком случае, вся девичья ее часть и малыши, погрузился в смакование ужасных подробностей гибели, пусть и выдуманных девочки Оли, и еще нескольких десятков безымянных жертв твари, а Саша известный скептик и отрицатель всего сверхъестественного, спокойно пьет свой кисель и смотрит в окно на куст сирени, за которой прячется крыша «лягушатника».
- Зря вы это затеяли, - сказала Лиза, и тут же почувствовала, как под столешницей на ее ногу мягко наступили. Глаза Саши смотрели на нее через стол, голова еле заметно качнулась: туда-сюда, Лиза даже услышала, как стукнулись зубы девочки о край граненого стакана с киселем. Остальные посмотрели на Лизу, но так как та замолчала, видимо решили что ослышались, вернулись к созерцанию жующей Машки.
- Я все! – достаточно накупавшись в свете всеобщего внимания, вскочила Машка, и хлопнула в ладоши. – Зинпална, я – все!
Поднялись и Лена с Натахой, таинственно переглядываясь и обмениваясь особыми сигналами, девочки выскочили из столовой. Сегодня дежурили Лиза и Саша, поэтому дождались, когда поедят все.
-Почему ты не отговорила их? – спросила Лиза. – Это плохое место.
-То, что это место плохое догадывались все, - Саша надела фартук и взяла поднос. – Пошли.
Последняя группа, из мальчишек, гогоча, покинула столовую.
-Но раньше туда же никто не совался. Так?
-Так. Боялись…
-А сейчас не боятся что ли? После всех визгов и слухов.
-Понимаешь, - Саша поставила на поднос стопку тарелок, рядом громко звякнула горсть вилок и ложек. – Раньше все просто сторонились того места… Не-о-соз-на-но, - она так и произнесла, по слогам. – Вроде бы говорили, темно там всегда, сыро, гвозди ржавые торчат. Этого хватило, для объяснения, почему никому в голову не приходила мысль туда прятаться, когда в прятки играют… - Саша замолчала, осторожно унося на кухню нагруженный поднос, оттуда раздалось взволнованное кудахтанье Семеновны: «Александра, детка, ты так себе пупок развяжешь…» – и громыхание перекладываемой посуды.
Лизе досталось, перетаскивать стулья в «игровой» зал, девочка вздохнула и потащила первую партию, когда она вернулась, Саша загружала очередной поднос:
- Раньше значит, боялись, вот и не лазали…
- А сейчас боятся еще больше… и лезут! – пропыхтела Лиза, сдвигая столики.
- Какая ты. Сейчас они поняли свой страх, заговорили о нем, разобрали, и довели…ну, до игры. Поиграют и забросят.
- Новая игра «Тварь под верандой», - Лиза даже остановилась. Саша тоже, посмотрела в окно, где за кустами сирени угадывался «лягушатник» и потерлась щекой о свое плечо. Непонятно почему, напомнив Серафима.
- Может, поставив страх рядом с игрой в салочки, они обезвредят свои кошмары.
- А если там и в правду чудовище, - осторожно спросила Лиза.
- Это на него ты в «тихий» час бегала смотреть? – Саша прямо глянула на девочку. «Нет, - решила Лиза. - Нам никогда не быть подругами». Промолчав, она потащила в зал очередной ворох стульев.
- Здесь есть полтергейст. Есть кошмары. Но чудовищ не существует, - встретили ее по возвращению Сашины слова. Оставшуюся работу девочки доделали молча.
Перед прогулкой бесстрашные исследовательницы провели небольшое совещание относительно того, что именно они найдут под верандой. Лена, начитавшаяся детективов, настаивала на отпечатках пальцев, нитках из платья девочки-Оли (она даже уточнила у мелких какого цвета было платье и волосы несчастной, соответственно: зеленое и рыжеватые), каких-то танцующих человечках, и ершике для чистки трубки. Натаха небрежно показывая всем серебристую рукоятку фонарика, возлагала на него большие надежды, например на неожиданную деталь в тени, куда не проник взгляд воспитательниц, ну, там, притаившийся глаз твари или запрятанные в щелях мелкие зубы. Фантазия же Машки придерживалась изначально принятой ею версии: от девочки-Оли и кусочка не осталось, а лезет она под веранду с единственной целью показать твари, кто в доме хозяин.
Ни Лиза, ни Саша участия в совещании по понятным причинам не принимали.
Когда, наконец, вышли на улицу, одна Лиза помогала Саше выносить одеяло и пакет с кое-какими тряпками, остальным девочкам, конечно же, было не до шитья, вооружившись прыгалками, палками и очками, в окружении волнующейся толпы малышей, под снисходительными взглядами мальчишек постарше, все двинулись к «лягушатнику».
Впереди торжественно вышагивала Машка с сунутыми за резинку, где-то откопанных шорт фонариком, его ручка торчала воинственно, как рукоять пистолета. Девочке с дефектом зрения, за пожертвованные для экспедиции очки, было разрешено идти по левую руку. Натаха вышагивала по правую, ее возраст и добытый фонарь, позволяли ей это. В арьергарде двигалась Лена и народ помладше: Райза, владелица прыгалок Натка Порывахина, братья Горькие и несколько допущенных к процессу малышей из тех, кто посмелее.
Пока раскладывали на лужайке одеяло, Лиза вертела головой в поисках Серафима, конь еще не появился… Какой бы смехотворной не была разница в размерах у Серафима и Ищика, похоже то безмолвное противостояние вымотало ее друга окончательно. Лиза сделала, было движение, что бы отправиться на поиски коня…
- Лиза. Расскажи мне ту же историю, только с «пелксом», - Саша сидела на одеяле, рядом со своим портняжным сундучком, скромно сложив руки на юбке. – Не бойся, Машка еще долго будет готовиться, пока весь санаторий вокруг себя не соберет.
Лиза глянула на «лягушатник», действительно рыжая героиня, стоя на веранде, раздавала указания малышам, те получив их, разбегались в поисках необходимого.
- Ленка меня убьет, - вздохнула Лиза, усаживаясь рядом с Сашей, та улыбнулась:
– Она же не знает про «пелкс»…
…В той сказке-где-пелкс, девчонка и Пегас надолго застряли в склепе. Кто-то закрыл его с обратной стороны, чтобы они не могли выбраться. Этот кто-то не боялся, что их крики услышат, он был отлично осведомлен, что склеп посещается крайне редко. Последним там был скульптор со слугами, которые помогали устанавливать в нише статую королевы, мать маленького принца была очень щепетильной в вопросе своей внешности и буквально замучила его (скульптора) претензиями, то нос слишком длин, то складки платья не должным образом подчеркивают стройность ее ног, поэтому одно время склеп был достаточно оживленным местом.
Но с тех пор прошло полгода, королева, наконец, была довольна своей скульптурой (и этот кто-то знал это), и склеп вновь стал тем, чем он и должен быть, вместилищем мертвой тишины и скорбных останков былых правителей, каждый из которых умер, не своей смертью. Что поделаешь, это королевство славилось своими интригами, и многие из них были далеко не безобидными соревнованиями.
Этот кто-то был в курсе последних событий во дворце, и главное ОН знал про поиски. И ОН всячески препятствовал им. Он послал записку отцу совсем маленькой принцессы, и телохранители подоспели как раз вовремя, чтобы выпустить истощенных от голода и жажды друзей…
- Он чуть не убил их, но записку послал? – недоверчиво спросила Саша. Лиза помолчала:
- В той записке он не указал, куда сбежала принцесса, но он дал им подсказку. Крылатый конь.
- И что?
- Не то чтобы люди не верили в крылатых зверей, просто они считали их исчезнувшими, за-заповедными. В тех королевствах существовали приметы (совсем мало, потому что многие легенды о крылатых людях и животных были такими древними, что почти забылись)… Ну так вот, согласно тем поверьям, за крылатыми животными в небе оставался хвост из серебряных нитей. Почти как след от самолета. Этот след можно было увидеть сквозь волосы… Ну, это я так придумала, - Лиза смутилась, а Саша покачала головой. – В записке тот написал: «ищите свою дочь на хвосте крылатого коня…» кто-то догадался посмотреть в небо сквозь распущенные волосы, самой длинноволосой фрейлины и в самом деле увидел серебряные нити…
Принцесса и конь провели в склепе две ночи. Девочка подхватила простуду, хотя Пегас всеми силами пытался согреть ее своим телом, укутывал крыльями, дышал на коченеющие руки…- Лиза закрыла глаза…
…Узкие стрельчатые окна, завитые решетки, под самым потолком. Низкие толстостенные вазы с коричневыми букетами, в которых розы, тоже – мертвые, одни колючки, на глазах у измученной жаждой девочки, словно извиваются на истощенных, в издевке к стянутому сухостью горлышку принцессы, стеблях. Она сама будто стебелек, маленький, скрюченный, с похудевшим личиком, на котором только огромные распахнутые глаза, пугающие Пегаса своим умирающим блеском. Крылатый конь свалил в одну кучу все венки, накрыл их сверху остатками богатого покрывала, траченного крысами с обсыпающимся бисером из узора. Уложил в это подобие гнезда девочку и сидел рядом обнимая крыльями и гоняя наглых крыс. Совсем маленькая принцесса рассказывала ему про то, как король-отец однажды свел ее в их фамильный склеп, что бы она как будущая королева прониклась уважением к своим великим предкам. В бреду ей казалось очень важным поделиться с Пегасом своими ощущениями.
Крылатому коню все время мерещилось, что очередное слово, слетевшее с губ девочки, окажется последним, скатится как тяжелая капля и развеется последним дыханием. Но она, каким то непостижимым образом находила в себе силы, что бы поведать ему о том, что склеп в ее родном дворце был намного больше этого, с высокими как в храме потолками, мозаикой и светильниками с матовыми стеклами, был даже слуга, в чьи обязанности входила еженедельная уборка помещений. Старый почти слепой карлик (служанки поговаривали, что он настоящий гном, а у совсем маленькой принцессы всегда не хватало духу спросить у него правда ли это).
Пегас склонялся к лицу девочки очень близко, думал о своих глазных яблоках, что усыхают в черепе подобно изюминам, думал и о ее прекрасных серых (как воробьиные перышки) глазах, которые возможно уже не видят его, и о краешке ее нижней накрахмаленной юбочки, что свисает с венков. И волосах, вьющихся, длинных, как мягкие волны медленных рек его страны, они путаются в сухих венках, словно уже приготовили себе вечное ложе. А полосатые чулочки и большие яркие помпоны на туфельках совсем не идут умирающему ребенку…
И про своего друга, сероглазого принца он тоже вспоминал, но не, потому что беспокоился о нем, сейчас важнее была маленькая хрупкая девочка, с мягким голосом, нежными ручками, которые уже были изранены в кровь, он вспоминал о мрачных историях, что рассказывал ему маленький принц, наравне со старыми сказками о пропавшем поднебесном королевстве, откуда по поверьям и брались те самые, редкие крылатые животные. Про серебряный след он, конечно же, слышал, но не верил в него, да и не до бесполезных легенд ему было сейчас, когда пальчики принцессы, постепенно разжимались, выпуская его гриву.
Думы его были об умирающих от жажды людях, которые, отчаявшись, сходили с ума, разгрызали себе вены и глотали собственную кровь. Пегас на полном серьезе решил, в крайнем случае, напоить умирающую подружку своей кровью. Единственное что удерживало его - очередное поверье: однажды испивший кровь, захочет ее еще. Но глядя как тает на его глазах маленькая храбрая девочка, он уже начал прикидывать, куда себя кусать… В этих ужасных сомнениях он и увидел тот самый серебряный след. Свой след. Серебряные нити, которые словно росли из замкнутой двери склепа, начавшие уже рассеиваться, таять в столбах пыльного света.
И как только увидел, едва поверив своим глазам, серебряное полотно задрожало, а за витыми решетками узких безнадежных окон-бойниц склепа послышались голоса…
Вбежавший в пыльное тепло склепа мужчина в гражданской одежде, которая совсем не скрывала его военную выправку, увидел только посеревшее скомканное тельце на одном из саркофагов, и что-то вроде огромной черной птицы, распахнувшей навстречу ему сотканные из теней крылья…
…- Он был черный, - почему-то шепотом произнесла Саша. Лиза открыла глаза и кивнула. Ее сердечко еще колотилось под низкими сводами королевского лопдопа, она еще видела, какой то другой своей частью, мужчину в старинном камзоле и шпагой, мелькнувшего в распахнутой створке двери. Мужчина, словно прогоняя морок, взмахивает у себя перед лицом ладонью… (Он увидел Пегаса, но решил, что ему мерещится. «Он настоящий, - шепчет принцесса губами-листочками, губами-лоскутками. – Вы, правда, видите его…») Мужчина – старший телохранитель, лучший боец, подбегает к принцессе, топая по плитам. Широкие ботфорты, щелкают его по коленям…
…- Да, он был черный. Совсем маленькую принцессу вынесли на свет, и телохранитель прикрыл ей глаза рукой, чтобы девочка не ослепла.
- А конь?
- Фрейлина через чьи волосы они искали серебряный след, вроде бы что-то увидела в тенях склепа, так же как и старший телохранитель, но Пегас умел быть тусклым. И его не заметили. Он не знал про записку, про «хвост крылатого коня» и хотел переждать когда солдаты вынесут девочку и окажут ей помощь… Только…
- Что, только?
- Он не рассчитал свои силы. Забота о девочке помогала ему держаться, хотя он так же как она хотел пить и есть. А сколько он не спал, шугая злобных крыс!
Когда телохранитель вынес девочку, Пегас упал без сил…
Саша внимательно смотрела на Лизу, а та украдкой, самым кончиком пальца, отвернувшись в сторону, размазала слезу по скуле и судорожно вздохнула…
(… Пегас грузно осел на пол, смяв крыло и застонав от боли. Сквозь кровавую дымку, застлавшую его большие несчастные глаза, фигура уносящего принцессу телохранителя, виделась зловещим призраком, жутким оборотнем – похитителем детей. Ножки девочки в сползающих чулках, болтались, словно на ослабленных резинках над локтем мужчины. Бережные руки его казались жадными когтями, а широкие плечи сгорбленными в мелкой попытке прикрыть добычу… Во всяком случае так показалось теряющему сознание Пегасу. Он попытался, было подняться, и почти встал, но тут же ноги его подломились, и он вновь упал, и бессильно заплакал, не имея возможности даже поднять глаза выше нижней ступени лестницы в склеп.
Потревоженная его дыханием пыль взвихрилась слабыми облачками вокруг его ноздрей, и он мог только опустив глаза видеть как постепенно сужается полосочка света, падающая в щель между дверью и косяком. Уходя, телохранители заметали следы, возвращая дверь в первоначальное положение…)
- Девочку в бреду доставили домой, где она провалялась на широкой постели несколько дней. Все время принцесса не выпускала из рук портрет маленького принца и звала Пегаса. А в это время ее отец прикидывал, какую выгоду можно извлечь из глупого побега дочери, и глупого ее попадания в ловушку… Король-отец был уверен – двери в склеп захлопнулись случайно (это такой закон подлости, по этому закону сломанные механизмы начинают работать, когда в них попадает детская рука, а двери холодильников, как и фамильных склепов, имеют обыкновение захлопываться…)
Король был поставлен перед выбором, если он объявит соседям войну аргументируя нападение похищением единственной наследницы, те могут предъявить ответ, мол, каким это образом, совсем маленькая принцесса оказалась в их фамильном склепе, без приглашения, а потом еще и тайно освобождена, для чего на их территорию проник отряд хорошо подготовленных и вооруженных солдат. То, что соседи предъявят ответные претензии, король не сомневался, как и в том, что совсем маленькую принцессу никто не похищал, просто детский проступок заскучавшей девчонки.
- Значит, королевство совсем маленькой принцессы было воинственным? – задумчиво спросила Саша.
- Ну-у, скажем так, все соседи боялись с ними связываться, и границы именно с их королевством были значительно укреплены. Сейчас скажу, как это называлось… э-э-э: они ощущали себя как на пороховой бочке.
- Мило.
- Да, только кроме всего, королевство совсем маленькой принцессы было лакомым куском для остальных, то есть, как говорилось в сказке-где-лопдоп, девчонка тоже, хотя она и не достигла возраста, когда к ней начинают свататься.
- Что-то мне подсказывает, что весь сыр-бор из-за нее, и ее королевства.
- В общем – да.
Помолчали, Саша недоверчиво смотрела на Лизу своими глазищами, потом, изрекла:
- А там все хорошо кончится?
- Ну конечно! Это же детская сказка…
- Теперь от тебя можно всего ожидать.
- Ну…- в этот момент Лиза увидела Серафима, что стоял неподалеку, наблюдал за ними и сопел. Возле «лягушатника» кажется, набралось достаточно народа, что бы Машка начала свое выступление:
- Сашь, пойдешь смотреть?
- Нет. Я лучше твою сказку переварю, - пробурчала та.
Оставив Сашу перебирать лоскутки, Лиза отправилась к малышовой веранде, Серафим с крайне серьезным видом шел рядом, девочка, как ей казалось, очень естественно коснулась его гривы. Такая реальная. Длинные волосы мягко скользнули по пальцам, конь покосился на Лизу и вздохнул:
- Прости меня.
- За что? – девочка даже остановилась, слава богу, местный народец почти весь толпился у «лягушатника», и то, что Лиза удивляется пустоте рядом с собой, заметила только Саша. – Ты так ловко увел фотографию у этого… Ищика! Ты просто молодец!
Оказывается, Серафим противостояние чудному малышу за заслугу не считал, мало того, он все время казнился, что затащил Лизу в это неприятное приключение:
- Я так испугался за тебя… Как я мог старый дурак заставлять тебя лезть в это поганое место!
- Вы же не знали что там. И нам надо было проверить…- Лиза погладила коня по боку, и ободряюще улыбнулась. – Ну? Вы разглядели, кто там на фото. Валя?
Странное дело, по шкуре коня пробежала отчетливая дрожь, его по-человечески передернуло от отвращения. Лиза подумала, что «тварь под верандой» тому причина, но нет…
- Я тебе потом покажу… Давай только закончим с этим… походом...
Зинпална сидела на лавочке за деревянным столиком с Х-образными ножками, похожем на козлы для распиливания дров и с полупрезрительным выражением лица наблюдала за кучкой детей возле «лягушатника».
- Ну, и что вы задумали, - тень от тополя накрывало ее лицо, напоминая Лизе ту самую актрису с лицом сиделки и отложным воротничком. Они могли бы быть родственницами.
- Мы играем в искателей сокровищ, - солидно пояснила Лена. В это время Машка завязывала вокруг пояса конец прыгалок, другой конец держала в руках Натаха, ее лицо было решительно и отважно. Лиза подумала, если бы не реальная опасность, таящаяся под полом веранды, она бы рассмеялась. Близко подходить к храбрым исследователям девочка не решилась, они с Серафимом остановились неподалеку от «лягушатника»:
- Я разговаривала с Сашей про это место. Она сказала, что девочкам пойдет на пользу исследование этого «лопдопа». Они победят свои страхи…
- Или наоборот, их прибавится, если трава вздумает на них напасть, - сказал Серафим, Лиза задрожала и невольно провела пятерней по своей челке, ей показалось, что в ней что-то шевельнулось, уж не затесался ли в ней тот червячок.
Машка уже сидела на корточках, широко разведя колени, и заглядывала в лаз под «лягушатником». Натаха приготовила прыгалки, свободно намотав их на руку. Малыши затаили дыхание…
- Я, пошла, - героическим тоном объявила Машка и юркнула под лестницу. Мелькнула рыжая, стриженная узкая голова, тощий зад в синих спортивных шортах с лампасами, разлапистые сандалии. Натаха с торжественным лицом принялась вытравливать привязь. Девочка с дефектом зрения пропищала:
- Маша, что ты видишь?
Лиза быстро закрыла глаза и уткнулась в шею Серафима, тот судорожно вздохнул и шепнул: «Вроде тихо все…»
- Столбы… А-а-пчхи!… Блин. Трава, - Машку было слышно несколько приглушенно, но не так будто она была где-то далеко, просто придавленный досками и замкнутым помещением голосок.
Лиза мигом представила полупрозрачные, узкие, плоские, членисто - дрожащие в жадном возбуждении (что? щупальца? черви?) травинки, которые беззвучно тянутся к рукам-палочкам девчонки с больным сумасшедшим сердцем. А она ползет, перебирая костистыми коленками в своей бесшабашности, не обращая внимания на то, что травяной ковер под ней очень теплый и липучий. Машка слишком слабая и худая, обсосанный болезнью бумажный человечек, который может без следа раствориться в цепких объятиях страшной Твари под верандой.
Между тем Машка трещала не переставая: «Ага, трава, здесь все в траве… Доски, щели… а-а-пчхи! блин. С потолка сыпется всякий сор… Убью! Какой бегемот по веранде бегает!… Все, здесь никого нет…»
Лиза, каждую секунду ожидающая пронзительного визга рыжеволосой язвочки, шумно выдохнула в шею коня, Серафим, напряженно следил за детьми, его развернутые к веранде уши подрагивали.
- Вытягивайте, давайте!
Натаха старательно потянула, высунув кончик языка, Машка шустро выползла из под лестницы, на ее темени тускло блестели очки, фонарик по прежнему торчал из-за резинки шорт. Девочка вытащила его и отдала толстушке:
- На. Не понадобился, там светло…
Дети загалдели.
- Светло и пыли полно. А-а-пчхи! Блин, - очки упали на нос, и Машка сунула их владелице. – Ни твари, ни следов… ОНО умеет маскироваться.
Малыши уважительно закивали и попадали на колени, облепив лестницу и заглядывая в лаз.
- Саша права, - удивился Серафим, в толпе уже слышался смех и выкрики первых забияк: «Мы ее напугали!»… «Она испугалась нас!»… «Мы ей покажем!» - Они победили свои страхи! Одним плохим местом в санатории стало меньше…
Лиза медленно отодвинулась от надежной шелковистой шеи коня и оглянулась на «лягушатник»: Натка Порывахина уже получила назад свои прыгалки и теперь гарцевала на веранде: бух… щелк… бух….щелк; тут же Машка вытряхивала из волос песок; из под лестницы торчали разноцветные зады и пятки, кто-то повизгивал, пытаясь первым протиснуться в загадочное подверандье, кто-то уже прикидывал возможность, устроить внутри шалаш…
- Да, наверное, прав…
…Любопытные, пятясь, вылезали из под лестницы, кто-то торопливо, кто-то неуверенно с задумчивыми остановками, но все как один выпрямлялись и отходили от лаза. Серафим вытянул морду и сделал шаг в их сторону, Лиза, оставаясь на месте уже видела: последние исследователи толпились перед лазом растерянным полукругом.
Лаз наполнялся тенями. И чернотой. Чернотой густой, чернильной, она уплотнялась в пределах дыры, выглядывала оттуда, но не покидала ее. Ждала смельчаков. Еще раз, она то уже подготовилась…
Лиза подняла глаза на небо, солнце сияло по-прежнему, конечно же, дело не в изменении освещения. Дело в самом подполе… Лопдопе… Пелксе…
Дети еще похохатывали, но уже нервно, и тихонечко, вроде бы как ни в чем не бывало, с видом «что-то срочное вспомнили» расходились по территории санатория.
Машка быстро присела, бесстрашно глянула под лестницу, задиристо хохотнула и повернулась к Натахе, та как зачарованная смотрела на черноту:
- Ты видишь…
- Пошли, - перебила ее Машка и увидела Лизу. – Эй, зря со мной не полезла. Трусишка, намочила штанишки!
Лиза не ответила, у нее на глазах примятая трава под лестницей распрямилась, возвращая свой первоначальный не потревоженный вид. Серафим тоже это видел:
- Теперь запах как тогда. Если бы это место было обычным, просто темным «лопдопом» твоя Саша была бы права. Однако кто-то не хочет, что бы оно было обычным…
Лиза на его «кто-то» быстро посмотрела на коня, потом на темный лаз и нахмурилась. Мимо промчалась Лена:
- Пошли к Саше, а то обидится, что забросили костюмы.
- Угу, только в туалет сбегаю… - Лиза коротко глянула туда, где оставила Сашу, та по-турецки, скрестив ноги, сидела на одеяле; ее свита вновь крутилась вокруг нее: Машка натягивала поверх шорт, свою уже готовую юбку (Саша для нее выбрала ярко-малиновый цвет, и он удивительным образом преображал нездоровый цвет лица рыжей язвочки), Натаха разбирала пакет с тряпками, похоже, девочки и думать забыли о «твари под верандой»… (или кто-то хотел, что бы они забыли…)… Забыли, но все ли? Сашины глаза неотрывно следили за Лизой…
Вместо того чтобы зайти в корпус, Лиза завернула за угол, Серафим шагал следом, низко опустив голову, грива печально волочилась по траве, остановились возле березы с двумя стволами, между которыми была вставлен обрубок толстой доски. На вытоптанном пятачке земли возле дерева притулилась банка из под кильки (Лиза пару раз видела, как здесь покуривала Роза-Мимоза и водитель грузовичка, что привозил продукты для кухни). Сейчас банка пустовала, зато на ее зазубренной отогнутой крышке сидела крапивница, может грелась на солнышке, может просто спала; даже когда Лиза устроилась между стволами, поставив ноги почти в плотную к банке, бабочка не шелохнулась, из-за чего девочка решила, что это ее старая знакомая.
Здесь здорово пахло кухней, а невдалеке, под забором, ковырялся в земле любитель насекомых. Лизу уже предупредили, что он глуховат, и не видит дальше собственного носа, поэтому решила, что чудак им не помешает, хотя свой шкафчик надо будет потом проверить, как бы опять, он сослепу их не перепутал, и не напихал ей в одежду пузырьков с червями. Сегодня с ними и так был перебор…
Серафим улегся на траву, уютно уложив, поочередно крылья и произнес:
- Я вот тут подумал, повспоминал… я ведь никогда не слышал, про то что, место под верандой опасное. Даже вначале, когда пропал Валентин, заглядывал туда пару раз, и ничего особенного не видел. Вроде, тогда там светлее было, но все то же: трава, опоры, доски…
- И я тоже не видела. Сначала. А потом трава на меня напала… - Лиза с силой потерла оголенные руки, прогоняя мурашки. – Но Маша говорила и вела себя так, словно дети уже давно знали, что под веранду лучше не лезть.
- Знать, говорить о том, что знаешь, и чувствовать на самом деле - разные вещи, если ты понимаешь. Я был свидетелем многих разговоров. В том числе о страхах. По видимому дети сторонились твоего «лопдопа» инстинктивно, даже не делясь друг с другом своей неприязнью к этому месту. Не думаю, что эта трава действительно съела когда-нибудь кого-то, или же была палка, которую обглодали. Все это вылезло в голове Маши под впечатлением от увиденного и услышанного в «тихий» час. Неосознанный страх принял определенную форму.
- Может быть, ей, когда-то это приснилось, - предположила Лиза.
- Может быть. Я могу слышать разговоры, но не сны и мысли. Если бы я мог, все было бы проще. Сны здесь территория кошмаров, куда таким как я хода нет, - Серафим поник ушами.
- Наверное, из-за этой травы, муравьи ушли оттуда, - Лиза снова неосознанно зачесалась. – Или она их съела… - В голове всплыл пятак лысой укатанной земли, ледяной и неживой, которая раздвигает поганую траву, раздвигает свет и теплый уютный воздух. Эта земля не может причинить вреда, но она тоже неправильная, может и не гнусная, но враждебная, словно охраняет какой то секрет, или мстит за то, что ее лишили надежного прикрытия муравейника. Думая об этом, Лиза смотрела как любитель червей (как там его прозвище, у него, как и у Ищика, было свое оригинальное имечко, которое влепили ему местные обитатели… Крот что ли), с упорством достойным лучшего применения, вскапывал землю кривым сучком.
- Ты сказку про Крошечку-Хаврошечку знаешь? – полюбопытствовал Серафим. Почему-то Лиза даже не удивилась:
- Кажется, там девочка в ухо коровы влезала, и в красавицу превращалась.
- Ну-у… в общем, да… - Серафим, нерешительно пожевал губами, медля, отчего то Лиза здорово покраснела, глядя на уши коня, тот заметил ее смущение, и кажется сам смутился. – Ты чего? Просто достань из левого фотографию. И не спрашивай - как. Сам не знаю, но вот такая у меня способность, хранить предметы в ушах. Карманов то у меня нет.
Конь без предупреждения, нарочито грубовато плюхнул свою голову Лизе на колени. Девочка на мгновение замерла, обомлев от реальной тяжести лошадиной головы и шелковистости гривы, что накрыла ее с пояса по пятки. Темно-лиловый глаз посмотрел на нее снизу и моргнул, Лиза увидела свое отражение в нем, немного комичное, выгнутое, как в зеркале в комнате смеха, шёпотом сказала: «ой», и вытянула шею, пытаясь заглянуть в подставленное ухо. Слава богу, уголок фотографии, она увидела сразу и осторожно за него дернула. Когда фотография вся оказалась у нее в руках, Серафим поежился, коротко по-мальчишечьи хихикнул, и вскочил на ноги:
- Хорошо, до чего же неприятно было таскать ее в ухе!
Немного оправившись, Лиза берет фотографию, она уже знает, что это часть – нижняя половина, и расправляет с той же нежностью, что и трогала пальцами бабочку, будто и это – бабочка. Серафим перестает топтаться, наклоняется к ней, шумно дышит, касается ее щекой, или что там, у лошадей, щекочут длинные ресницы, от волнения конь часто-часто моргает, и пофыркивает.
И, правда, кто-то разорвал поперек черно-белую фотографию, некоего лица. Теперь в Лизиных руках нижняя часть портрета, местами выцветшего, и пожелтевшего, однако сохраняющего четкость линий. Первым делом на ум девочке приходит улыбка Джоконды. Это тоже улыбка, часть подбородка челюсть, шея. Здесь нет никаких загадок – это лицо, ни кошечка, ни собачка, как по понятным параллелям вспомнились слова «вдовствующей королевы», ни открытка «Привет из Сочи». Лицо.
Бесполая, безвозрастная улыбка, которая могла принадлежать и мужчине и женщине, и взрослому и ребенку. Улыбка. Усмешка. Ухмылка. Нижняя губа полнее, чем верхняя, растягивает уголки, не показывая зубов. Обладатель рта был чем-то доволен и, по видимому, сдержан, что не позволяло ему скалиться во все тридцать два зуба. И еще, кажется этот «обладатель» был доволен некой нехорошей проделкой. Какой-то человек напроказил (напакостил) и теперь ухмылялся, любуясь на результат.
Лизе стало противно. Не как от прикосновений червеобразной травы, а скорее как от гадких слов тех пацанов на крыльце. Человек, снятый на эту фотографию, был такой же отвратительный, а может еще хуже. Просто Лиза еще не встречала людей (детей) уровень подлости которых превышал уровень местных плохишей. Взрослых она вообще не делила на плохих и хороших.
- Отвратительная личность, - похоже, ее мнение совпадало с мнением Серафима, только сейчас Лиза заметила, что держит обрывок двумя пальчиками, и полезла в карман за платком. Она даже уточнила:
- Ты уверен, что это не Валентин?
- Что ты? – возмутился Серафим и даже мотнул головой.
- Хорошо, - девочка торопливо закутала находку в носовой платок, и спрятала в кармашек. – Только теперь вопросов еще больше чем ответов…
Серафим стоял рядом и молчал, Лиза заметила, что бабочка улетела с банки, может она ее вспугнула, а может и конь.