Я ищу Новый год. Повесть

Глава 1. Скоро, скоро

Зима приходит уже в ноябре. И не какой-нибудь там первый снег, а настоящая всамделишная зима. Она приносит с собой синие, можно даже сказать ультрамариновые вечера. Заставляет вынимать из шкафов горы прошлогодней одежды. Делает свет фонарей колючим как льдышки и щиплется за нос. Зима дует на стёкла, а к картинам на окнах каждый день подрисовывает новые узоры.
Красиво она рисует. Я так не умею.

Самые лучшие картины у нас в большой комнате. Целые заросли удивительных, странных растений. А в детской окно всё больше и больше затягивается матовым толстым инеем с искорками.

Я всё хочу понять, как эти узоры в большой комнате сделаны. Мы с Лёкой прилипаем носом к стеклу и разглядываем перистые завитки, а мама говорит: «Смотрите, носы примёрзнут!»
«Не примёрзнут», - отвечаем мы.

Ведь узоры не на этом стекле, а на том. Которое ближе к улице. Особенно красиво, когда закат. Тогда растения превращаются в сверкающие перья жар-птицы. А потом они постепенно становятся из оранжевых ярко-синими, будто кто-то раскрасил их синей краской.

Но скоро к этому привыкаешь. Как и к тому, что рассвет начинается только на втором уроке, а закат - скоро после обеда. Когда ещё даже не пора в музыкалку. И вот в эти-то дни у нас в шкафах начинают появляться таинственные свёртки. Консервных банок в доме становится заметно больше. Но мама делает вид, будто ничего не происходит. А сама время от времени задумывается и считает, загибая пальцы.
- Маша, Саша, Кирилл, Олега...
- Мама, а что ты считаешь? - Спрашиваю я.
- Подожди, не перебивай. Видишь, я сбилась. Маша, Саша, Кирилл...

* * *
И вот наступает декабрь. Деревья присыпаны хрустальной пудрой. Тропинку к школе протаптывают заново каждое утро. Над школьным забором горит голубой фонарь, а впереди светятся громадные окна.

На снегу - синие тени и глубокие следы. Тоже синие. В вышине над нами три тополя. Они сверкают в электрическом свете как волшебные замки.
Впереди идёт дяденька, везёт на санках мальчишку.
А у нас с Лёкой на шалях вокруг лица иней. Хорошо, что недалеко идти. Я смотрю на эти огромные тополя и думаю: вот бы нарисовать. Чтобы такое тёмно-синее утро, воздух сладкий с горчинкой, немножко больно дышать. Вдалеке светятся красные огоньки на трубах. В тополиных ветках запуталась утренняя звезда. А свет школьных окон почти уютный. Не то, чтобы совсем уютный, а вот именно, что почти.
А как передать, что это не вечер, а именно утро? И что скоро между домами вон там, далеко-далеко, начнёт светиться оранжевая полоска? Ведь пока ничего не светится! И эта звезда в вышине, и сверкание тополей. Как их нарисовать?

* * *

А однажды я иду из продуктового и вдруг вижу картинку в витрине «союзпечати». Простая открытка: еловая ветка и шарики. Ничего особенного. Только внутри р-р-раз вдруг, как поезд. Чух-чух-чух, тронулся и поехал. Вспомнились ни с того ни с сего снежинки из бумаги, сугробы из ваты, гуашевые рисунки на стёклах. И металлофон из мешка с подарками. И старинные флажки на верёвочке, а на флажках разные картинки: медведь с контрабасом, козёл с гармошкой - вот ведь придумал кто-то... И такой запах... Такой, которого в обычное время и не бывает вовсе.

А ещё мандарины, грецкие орехи в фольге, свечи и открытки. И вечера, когда можно рисовать сколько влезет. И конечно, печенье, и всякие сладости. Гости, салаты и телевизор. Что же такое Новый Год? - думаю я. - Это сладости и салаты? Или получать подарки? Или, может быть, весёлые передачи по телевизору? Весёлые взрослые? Мультики и сказки целый день? Или всё дело в гирляндах и ёлочных шариках?
Хоть мне уже одиннадцать, а вдруг так захотелось праздника. Прямо так сильно – даже как будто живот заболел. Но это же развлечение для младшеклассников. Разве может такая взрослая девица ждать Нового года как маленькая?

Правда... Ох! Новый год -это же песни-пляски всякие... Огоньки-хороводы. По правде говоря, я стесняюсь. Щёки краснеют как помидор и в животе схватывает. Очень мне надо, чтобы все видели, как я краснею!
А взрослые ещё всегда начинают: "Спой да спой". Так-то я люблю петь. У себя в комнате. Когда никого нет. Ну в хоре ещё, где нас много. А если все на тебя смотрят, какое уж тут "петь". Хуже, чем у доски в классе.

Чем ближе Новый год, тем больше я задумываюсь. Уже не о пении. А вот наступит тридцать первое. Мы поедем к Галеевым. Взрослые устроят нам праздник. Надарят всяких штук. Будет вкусная еда. Серпантин бумажный. Здорово!
Но ведь... Раньше я маленькая была. А теперь хочется чего-то другого. Чего-то непонятного. Вот бы такой праздник устроить, чтобы сказка пришла по-настоящему. Не-по-куп-ная...

Глава 2. Волшебство

Однажды вечером мама открыла папин секретер. Я люблю, когда его открывают. Потому что там, в пахнущей загадками полутьме, живут самые таинственные из книг. Мне их разрешают рассматривать. Только аккуратно и за столом. А не на полу или в кровати, как я люблю. И, естесственно, если уроки сделаны.
Зато когда открываешь какую-нибудь из этих книг, то попадаешь словно в другой мир.

Где жуки - это не какие-то там незначительные букашки, а очень важные и сложно устроенные организмы. Где можно посмотреть, как выглядят микробы. Как делятся клетки и питается улитка. Где можно подолгу рассматривать разных животных и птиц. А в Энциклопедии - вообще узнать про всё на свете, хоть и помаленьку.
Ещё в том волшебном секретере есть разные хитрые штуки из прежних времён. Набор колб и пробирок, как у настоящих химиков - или волшебников. Папины рисунки. Альбомы с фотографиями. Сломанный фотоаппарат. И большая пачка с открытками. Их начали собирать ещё до того, как родились наши мама и папа.

И вот сейчас мама достала эту увесистую пачку, потому что Лёке велели принести в школу несколько открыток на новогоднюю тему. Мама с удовольствием шлёпнула это расписное богатство на стол. Я тут же устроилась вместе со всеми.
«А уроки?» - спросила мама. «Я всё», - сказала я. А что, только повторю правило по русскому перед сном. Остальное-то у меня сделано. Ну, с помарками кое-что, но сделано же!
И мы принялись за открыточную башню.

Бабуля пила чай в своём любимом кресле, брала по одной карточке, читала надписи и рассказывала. Про то, как они жили в Краснотурьинске после войны. Какие там холодные зимы - холоднее, чем у нас. Как переехали потом в наш город. Про комнату в гостинице «Большой Урал» в самом центре. Про то, как стирали в тазике, а бельё вывешивали в общем коридоре. И про маленькую маму, как она каталась по этому коридору на самокате и играла с мальчишками в заштопанный мяч, когда их почему-то не пускали на улицу.
И как они уронили мяч из окна и попали в какого-то очень важного дяденьку. А дяденька оказался весёлый и никого не наказал, только маме от бабули попало.
И про Банный день. Про горячую воду, которую котельная грела раз в две недели. И во всём коридоре тогда от пара стоял настоящий туман. И они готовились к банному дню как к празднику. А потом везде, по всему общежитию, висело бельё, и здорово было сидеть в полотенце, сохнуть и ужинать вкусной картошкой с чаем и чёрным хлебом.

А мы пока выбирали из этой стопки новогодние открытки и делили на кучки.

* * *
В первой кучке были совсем старые открытки. Чёрно-белые или раскрашенные от руки. Мама сказала, что они самые ценные, потому что это уже история. И их никуда носить нельзя.
Во второй кучке по открыткам скакали олени, бродили рыси, лисицы. На еловых лапах сидели пушистые белки. А в снегу - зайцы с большими блестящими глазами. Солнце пробивалось сквозь тяжёлое лесное кружево. Взмахивали крыльями снегири. Свиристели и синицы устраивались на ветках рябины с рыжими гроздьями... Нам с Лёкой эта кучка нравилась больше всего.
Рядом была стопка с игрушками еловыми веточками. Там были свечи и шарики, дождик и мишура, бенгальские огни и узорные окна. А ещё разные часы, на которых стрелки показывают без пяти двенадцать.
В третьей кучке были деды Морозы и Снегурочки. Снеговики, космонавты, олимпийский мишка, фигуристы, гимнастка и разные смешные зверята, которые дарят друг другу подарки.
И была ещё одна кучка, в которую мы собрали всё остальное. Кремль, расписные тройки, машины с ёлками, уютные деревянные домики и высотные дома в огоньках.
Я уже и забыла, что я большая, и что нужно думать о серьёзных вещах. Вот ведь, вроде бы, просто картинки: бумага и краска. Но есть в них что-то волшебное.

На следующий день я пообещала себе не думать про Новый Год. Мне ведь всё-таки целых одиннадцать лет! Но вечером мама достала из сумки какую-то блестящую трубочку. Сплюснула руками с концов, и вдруг оказалось, что она держит за подвеску фонарик из зеркальной плёнки. Рыжий Тима с висячими, как у собаки, ушами запрыгнул на кресло и тронул фонарик лапой. Тот закачался. И по комнате полетели искры.

- А мы такие ещё в садике делали, - неожиданно для самой себя сказала я.
- А как? - тут же спросила Лёка. - Как? Ну ка-ак!
- Ой, вы-то как будто не делали?
Лёка сжала кулачки и приготовилась разобраться со мною по-свойски.
- Настя, не дразни ребенка. Расскажи. А лучше давай-ка, покажи.
- Да, покажи, - сказала Лёка.
И я, притворно вздохнув, скорее пошла за бумагой.

- Ну На-астя! Ну кто так делает? Надо сначала линейку... Где у вас тут линейка? Давай, неси линейку. Ну-ка подвиньтесь, мадамы.
Это был отличный вечер. Мы втроем с мамой придумывали, вырезали и клеили. И когда мама сказала «спать», у нас уже была небольшая коллекция разноцветных фонариков, плетёнок и сундучков. Только бы назавтра они не раздумали.

Глава 3. Мы делаем ёлочные игрушки

Назавтра мама принесла бархатную бумагу, фольгу и картон «для творчества».
Сначала мы клеили гирлянды из бумажных колечек - это для школы. А потом принялись фантазировать. На столе выстроились хороводы снежинок, сундучки с аппликацией, домики и цепочки.

Я решила смастерить часы с секретом.
Такие часы, чтобы все ахнули!
Чтобы у них были подвески в виде луны и звёзд. И дверцы, как на театре Образцова. Чтобы стрелки можно было крутить. И на какие дверцы они укажут, те открывались бы. А изнутри высовывалось бы какое-нибудь животное.
Но непослушные картон и бумага то вставали дыбом, то расползались в разные стороны. Так что стрелки пришлось просто приклеить. А дверок получилось только четыре штуки. И открывать их надо было вручную.
Зато подвески и животные, которых я вырезала из бархатной бумаги и вклеила внутрь, получились на славу.

Мама посмотрела на мои часы. Похвалила. Потом подумала и говорит:
- Вот с клеем ты, Настя, перестаралась. И циферблат... Смотри. Чтобы его начертить и расставить цифры как надо, нужно взять циркуль и транспортир...
Тогда я надулась и сказала, что у Лёки-то вон как размазано.
А Лёка принялась хныкать и говорить, что ничего не размазано.
А мама сказала, что я ну просто ужасно упрямая. И что часы замечательные. Им бы еще циферблат такой же. А она, мама, может дать мне особую проволоку для стрелок.
Тогда я немного подумала, посмотрела на циферблат...
И сказала, что раз так, то пусть мама поможет мне с транспортиром.
А мама сказала, что пусть я начну сама, а она подскажет, если понадобится.

Думать не очень хотелось. От мысли про транспортир прямо настроение улезло куда-то под стол. Но когда мама сказала, что надо углы разделить от центра, я вдруг быстренько всё посчитала и расчертила.
Только было уже поздно, Лёка начала засыпать прямо в кресле, и пришлось закругляться.

На следующий день, в пятницу, Лёка с мамой принялись за открытку для школы. Они наклеили на альбомный листок тёмно-синюю новогоднюю ночь из цветной бумаги. Нарезали старую мишуру и прилепили как звёздочки к небу. Потом они приделали жёлтый месяц на кусочек стиральной резинки, так что месяц получился объёмный. Потом приклеили снег из ваты. А в снег поставили домик. Тоже объёмный, с весёлым жёлтым оконцем и дверью, которая открывалась. Теперь они принялись за объёмную ёлку. Для этого им надо было вырезать три одинаковых ёлочки. «И склеить их так, так и так,» - объяснила Лёка.

И пока я смотрела, как они вырезают и клеют, ко мне в голову пришла мысль. Я за эту мысль ухватилась и немного подумала с разных сторон.
Надо смастерить всем подарки! Каждому по мешочку подарков. Вот тогда будет праздник.
Я притащила папин этюдник.

Во-первых, я для каждого нарисую по особой новогодней картине... Самое лучшее для рисования этих картин - масляные краски. Они сохнут долго, зато яркие, объёмные, и легко смешиваются!
Пусть даже они будут совсем небольшие, эти картины. Величиной с открытку.

- Это тете Эмме, - пробормотала я, покрывая белилами первую картонку.
- Настя, что ты делаешь? - тут же спросила Лёка.
- Секрет! - быстро сказала я и спряталась за этюдник. Лёка проползла по дивану вдоль стола и стала заглядывать.
- Не смотри! - сказала я.
Ну что она, не понимает что ли!
- Настя делает подарки. - Сказала мама. - Видишь, она не хочет, чтобы смотрели.
- А я хочу! - сказала Лёка.
- Ну Лёка, ну пожалуйста! - сказала я, - ну это пока секрет. Потом увидишь. На Новом Году.
- А я хочу сейчас! Дай посмотреть! Ну дай!
- Лёка, подожди, - быстро сказала мама. - Так ведь будет неинтересно. В Новый Год всё увидим. А вот мы с тобой тоже будем делать подарки.
- Секретно!
- Ну да, секретно.
- И никому не покажем до Нового года, - сверкнула глазами Лёка, - даже Настьке.
- Ведь так же интереснее будет! - сказала мама.
Лёка немного подумала и согласилась.
- Это будет тете Эмме, - зашептала она, и я вернулась к своим открыткам.

* * *
А в понедельник утром мы заболели. Делать ничего не получалось. Мы тихо валялись под одеялами, глотали таблетки, дышали сосновыми почками и пили малиновый чай. Мама с бабулей говорили, что по школе «ходит простуда», а мне простуда представлялась хмурой худой тёткой в белом халате. Она ходила туда-сюда по нашим школьным коридорам и пахла лекарствами. Дышать было больно.

Только на четвёртое утро мне захотелось выбраться из-под одеяла. Мама была на работе. Бабуля налепила на меня перцовый пластырь, велела хорошо себя вести и ушла в магазин.

Под внимательным Лёкиным взглядом, я откинула свое одеяло и осторожно встала босыми ногами на пол. Голова почти не кружилась, моментально нырять обратно не было никакого желания. Я сделала шажок от кровати, потом ещё один, представляя, что это я отчаливаю от берега в море. Рыжий вислоухий морской котик с любопытством глядел на меня, обвив лапы совсем не морским хвостом.

- Настя. Тебе что бабуля сказала, - строго пробурчала Лёка из-за своего одеяла.
- Я сейчас. Только быстренько, и сразу вернусь. – Сказала я и закашляла. Голос был хриплый.
Вернулась я с этюдником, картонкой, бархатной бумагой и книжкой про Маугли. Тогда Лёка попросила принести ей «ту красную папку с завязочками, ножницы, и клей». И вскоре сосредоточенно засопела над своими подарками. Я тоже приступила к работе. Для мамы у меня получилась ёлочка. Такая нарядная, светящаяся ель-красавица посреди ночного зимнего леса. Основу я нарисовала ещё до болезни. Теперь она высохла, и я разбрасывала по тёмно-зелёному фону яркие разноцветные шары и фонарики. Намечала бусы и прозрачным слоем обводила всё, что должно было блестеть и светиться.
И ещё - по одной крошечной точке белил на каждый огонёк или шарик! Я сама удивлялась, как живо у меня вышло. Мне уже не терпелось поделиться с кем-нибудь, да хоть бы и с Лёкой. Но тогда получится, что я сама первая не утерпела.

Было как-то неловко начинать разговор. Как вдруг Лёка сипло сказала:
- На-астя-а.
- Чего?
- А давай подарки посмотрим?
Настала тишина. Я сказала:
- Это же секрет.
- А мы наши, которые нам, не будем показывать. Ну дава-ай.

Тогда я взяла все открытки, которые были готовы, - кроме Лёкиной, разумеется, - осторожно прихватила за края мамину, с ёлочкой, и перелезла к Лёке на кровать.
Лека сказала «ух», сосредоточенно запыхтела и тут же принялась обезьянничать: «а для тёти Нины я сделаю ёлочку, а для мамы - ветку с шариками...» Раньше меня это злило, а теперь почему-то нет.
Наоборот, я сама с удовольствием разглядывала Лёкины подарки. И какая-нибудь простая-препростая принцесса в кривом платье нравилась мне гораздо больше, чем мои собственные изысканные картинки. Как будто Новый Год именно тут и есть, в её простых первоклашкиных поделках.

Глава 4. Три Медведя

Дверь морозно хлопает. Деревянный стук и пружинный скрип исчезают не сразу. Как будто на мгновение примерзли к воздуху. Соседской машины во дворе не видно. Пусто и тихо.

Мы вывалились из подъезда в своих мохнатых шубах как Три Медведя. Топчемся на крыльце. Мама говорит, что вот, у нас шубы искусственные, а мне всё равно. Ну и что в том такого, что искусственные?
«Вот, - говорит мама, - Элка отдала мне свою старую, каракулевую, но она такая тяжёлая. Сил нет. Так в шкафу и висит.»

А мне даже нравится, что искусственные. Зато мы похожи на трёх медведей. Мама и я – коричневые, а Лёка – чёрный такой медвежонок.
Поднимаю голову и вижу тень – бабуля смотрит на нас из окна, провожает. Мы помахали.
Скоро к ней приедет тётя Тамара.
А мы спускаемся с крыльца на скрипучую дорожку. Здесь темно. Мама устраивает огромный мешок на санках, а мы с Лёкой несём рюкзаки – ну словно на Таватуй собрались. Только рюкзаки не такие тяжёлые. Снег искрится под фонарём. А мне почему-то кажется, что этот вечер – особенный. И люди кругом все особенные.
Где-то в стороне плывёт желтоватое лунное яйцо. Оно время от времени выглядывает из-за крыш.
А в окнах начинают загораться гирлянды. Разноцветно мигают то тут, то там. Вон рубиново светит звезда. В овощном дождик и мишура. Под мишурой очередь. Всё это видно в громадные стёкла, словно в аквариуме.

А трамвая нет и нет. Мама волнуется. Скоро половина восьмого, а мы ещё и до автобуса не доехали. Я удивляюсь: половина восьмого! Мне казалось, уже часов десять. Так долго мы собирались. А потом сидели с бабулей – провожали Старый год.
Перед нами бубнил телевизор, а мама всё вскакивала, суетилась, проверяла манники в духовке – один бабуле с тётей Тамарой, а один – нам, с собой. И пихала что-то в полный мешок. И проверяла по списку в своей записной книжке.
И вот, наконец, мама сказала: "Ну, готово!" А мы с Лёкой вручили Бабуле по свёртку, поцеловали её и строго-настрого велели открыть только после Нового года.

Раньше мы к Галеевым ехали через весь город - на куче разных трамваев с пересадками. Это было настоящее путешествие. За такое большое время я всегда успевала придумать какую-нибудь историю. А Лёка - поспать, поканючить и поиграть со своим рыжим тряпичным котенком.

И тут мама открыла этот тридцать третий автобус. «Полчаса, и мы на месте».
Я сначала не слишком-то обрадовалась.
Во-первых, в автобусе меня часто укачивает. И пахнет бензином.
Во-вторых, этот автобус едет по таким тёмным коридорам из высоких заборных стен, что становится не по себе.
А в-третьих... Ну, а как объяснить это моё "в-третьих"?
Это "в-третьих" означает, что путешествие делается совсем коротким. И тогда выходит, что не в таком уж мы и далеке живём от Галеевых. А это попросту неинтересно.
Но что делать: наша мама любит вот так раз-раз, побыстрее. Зачем, говорит, время на дорогу тратить, если можно потратить его с Галеевыми. Вообще-то и правда, зачем.

Да и на тридцать третьем загадочности хватает. Заборы с обеих сторон высоченные, будто мы едем по лабиринту. Не видно ни людей, ни домов. Машины редкие-редкие. И фонарей почти нет. Настоящий тоннель времени, как в фантастических книжках. Названия тоже странные: «холодильник», «овощебаза», «вторая проходная», «завод алюминиевых изделий».
И вдруг после всего этого – свет. Фонари. Дома. Светофоры.
Сияют перекрёстки. На улицах люди… Но это уже другая планета. Галеевская.

К тому-то космическому автобусу и привёз нас гремучий трамвай с белыми окнами. Такой морозный, что мы не стали садиться, так и простояли несколько остановок, переминаясь с лапы на лапу.

* * *
На автобусной остановке скопился народ. Все недовольно косятся друг на друга. Новый год, а они косятся. И чем дольше ждут, тем больше косятся. Покряхтывают.
- А она вообще тут со своим мешком, - говорит какая-то тётенька. Мама пожимает плечами и отходит вместе с нами в сторонку. У меня уже нос щиплет от стояния, я тру его варежкой. Лёка спрятала нос в свою шаль. «Настя. Закройся, - говорит мама, - а то отморозишь щёки опять.» Я не хочу отморозить. Бабуля нам на дорогу намазала лицо специальной помадой. Но всё равно воздух щиплется. Приходится закрываться платком. Тётенька всё бурчит. Мне хочется понять, что за тётя такая, но мама велела стоять рядом и не отходить.

Через какое-то время толпа облегченно вздохнула, выпустив облачко белого пара. Пришёл автобус. Маленький, кривобокий. Навис над нами, открыл двери гармошкой, а пол и ступенька такие скособоченные, сверху-вниз на нас смотрят. Даже ступить туда страшно, не удержишься и обратно из двери на землю съедешь. И под этим скособоченным полом что-то длинькает. Динь-длинь-дилинь, динь-дилинь… Но думать некогда. Все посмотрели секундочку на эту кособокость, и вдруг как полезут. Мама быстро санки схватила, мешок, и давай нас в автобус запихивать.
«Товарищи пассажиры. Держитесь за поручни», – говорит сердитый водитель в микрофон. Свет почти не горит, а ещё и мигает. Мотор всё длинькает. Народ упихивается как может, и тут тётенька опять откуда-то со стороны: «А ещё эта со своим мешком. В шубе. Богачка!» Мне почему-то стыдно. Не скажешь ведь ей, что это на всех. Что там и еда, и подарки, и наши специальные платья, которые мама сама шила.
«С мешком. Встала тут».
Странно. Тётенька была тоже в шубе. Да и какая же мама богачка?
- Буржуйка, - сказала тётенька громко, она уже пролезла дальше, и мы ей совсем не мешали.
- Прекратите. Вы видите, я с детьми! - строго сказала ей мама. А дяденька, похожий на дядю Валеру, который самолеты чинит, только постарше, подмигнул мне и тихо сказал: «не слушай ты её». Мама тоже сказала: «не слушай. У человека настроение плохое.»
Тётенька снова начала говорить про буржуев, но тут на неё зашикали, и она ворчала всю дорогу себе под нос. Пока не вышла на «Звёздочке». И одну остановку мы проехали в тишине. Нам даже место уступили – целое сиденье, а то бы пришлось держаться за железные трубки изо всех сил. Народу-то стало поменьше, и мы со своим мешком и санками начали скатываться под уклон.

А когда мы вышли, то я поняла, что в автобусе было тепло.
Хрустальный холод тотчас закусал нос и щёки, снова взялся за варежки и сапоги.
«С-с-с», - сказала я и переступила ногами.
- Вот. Не захотела валенки, - сказала мама, - Лёка в валенках, и как хорошо. Да, Лёка?
Свёрток из шубы и шали слегка шевельнулся.
- Да ну. Мама, ты сама в ботинках, - сказала я.
- У меня-то ботинки с войлоком, - сказала мама, - как у валенок. А иначе я бы так в валенках и ходила. Помнишь, как в прошлом году…
Мама снова устроила на санках мешок.
Теперь, после тьмы за автобусными стеклами, нас окружали лабиринты огней до самого неба. Я всё не могла сообразить, по какой же тропинке между этих огромных стен с тысячами окон надо войти? Мама показала рукой: «вон туда».
- Мама, хочешь, я повезу, - сказала я и опять помялась от холода.
Вообще-то с мешком вышло не очень удобно. Мы забыли верёвку, и по дороге нам с Лёкой приходилось его постоянно придерживать.
- Погоди, я придумала. - Сказала мама. - Лёка, хочешь прокатиться?
И вот Лёка уселась на санки. За спиной у неё был рюкзак, спереди она обхватила мешок. А мы с мамой взялись за верёвочку.
- Ну, тронулись, - сказала мама, и мы покатили санки по утоптанной тропинке.

И тут же забылись и автобус, и хмурая тётя, и даже щипание в пальцах. И началась сказка.
Стены расступились. Тропинка повела нас через широкий, светлый двор. Кругом возвышались гигантские горные массивы с окнами. В окнах на все лады перемигивались гирлянды. Люди, проходящие мимо, смотрели на нас и улыбались. Снег был похож на пломбир и переливался под голубыми и жёлтыми фонарями. Какая-то собака в стороне носилась по этому снегу, валялась и всё пыталась уронить в него свою хозяйку. Сбоку от тропинки стояла снегурочка с глазами из веток и с красивой снежной косой. ещё подальше красовался снеговик с палочкой вместо носа и в настоящей лыжной шапке.

- Галеевы нас, наверное, совсем заждались. Что ты, Настя, руки замерзли?
Я то и дело стала менять руки, сжимая то одну, то другую в кулак.
- Лёка, а ты не замёрзла? – спросила мама. Лёка закивала.
- Пробежишься?
Свёрток из шубы и шали опять кивнул.
Лёка слезла с санок, я налегла на мешок сзади, и мы – скорее, скорее! – дотопали до Галеевской многооконной стены.

Глава 5. Начало

- Ну вот, мы быстренько-быстренько добрались. - Сказала мама, пока открывалась дверь.
- Да-а, быстренько. Я тебе во сколько велела быть? – протянула, появляясь в дверях, наша тётя Эмма. Из-за неё выглядывали Саша, дядя Алик и Кирилл. Откуда-то вихрем вылетела Маша и бросилась обнимать наши шубы.
- Ты куда, холодно же! – воскликнула мама.
Но Маше всё нипочем.

Если нас поставить по возрасту, то получится лесенка. Только нас с Кикой надо поменять местами. Тогда самым маленьким в лесенке будет Саня Галеев, он ещё в подготовительной группе. Потом Лёка, Маша Галеева - Маша уже во втором. Потом я, а потом Кика. Хоть я его старше немного, но он меня здорово выше. Ещё Кика носит очки, и поэтому вид у него ужасно умный. Как у профессора.

- Ой, что это вы такое притащили, - весело сказал дядя Алик, папа Сани и Мани. Давайте, я помогу.
- Подарки дед Мороза, - сказал Саня и, хихикнув, нацелился ткнуть мешок пальцем.
- Цыц! - прикрикнула мама, и они с тётей Эммой уволокли мешок на кухню.
Пока мы раздевались, с кухни то и дело доносились возгласы тёти Эммы:
- Оля, ой, как хорошо. Какая ты молодец. Нет, ну какие же вы молодцы. Как всё довезли-то?

Я стояла в дверях большой комнаты, глядя на яркий свет. Руки щипало. Сильнее и сильнее. Сунуть под воду, или лучше не надо? А тут ещё начали согреваться пальцы на ногах. Уя, уя, уя! И почему я валенки не надела? Пришлось наклониться и обхватить пальцы руками. Я увидела, как мама с Лёкой вышли в коридор, и мама растирает Лёке ладошки.
- Вот. Теперь пойдём, под тёплую водичку. Настя, ты как?
- Нормально, - сказала я и поморщилась. – Уже проходит.
- Все равно. Иди-ка сюда, погреем.

***
- Это старый-престарый фильм, - сказала тётя Нина, Кикина мама, со своего места. - Там играет настоящая укротительница тигров. Посмотрите, хороший фильм.
- Лёка, - сейчас же предложила Маша, - давай мы будем укротительницы. А это будут наши тигры – она показала широким жестом на всех, кто сидел вокруг стола.
- Я тигр, я тигр, - тут же Саша сорвался с места и принялся на них с Лёкой наскакивать.
- Цыц, дети, тихо, - скомандовала тётя Нина, и воцарилась тишина.

Тётя Нина держала на руках Петьку Галеева. Петьке было всего восемь месяцев. Он удивлённо смотрел вокруг и медленно тянулся ко всему, что видел перед собой. Тетя Нина то и дело вытягивала из его кулачка то край скатерти, то свой рукав, то кончик причёски.
- Ой, Петюнька, Петюнька, - обрадовалась мама, войдя в комнату, - Нина, давай, теперь я подержу.
- Ты только, Оля, осторожно. Убирай от него все предметы, а то он их на вкус пробует.

Мама с удовольствием взяла Петьку на руки. И стала следить, чтобы он не дотянулся до посторонних предметов. Оглянуться не успела, а собственные очки уже у Петьки во рту. Петька принялся исследовать дужки и стёкла, и отобрать у него очки никак не получалось. Стоило отнять от одной дужки цепкий кулачок, как он уже вцеплялся в другую. В конце концов, мама отобрала свои щедро послюнявленные и слегка погнутые очки, а тетя Нина, смеясь («Вот так, Оля, вот так. Да.»), протянула ей погремушку.
И я обратилась к фильму.
Посмотрела-посмотрела, да и отвлеклась.

Ёлка стоит у окна, рядом с тётинининым креслом. У Галеевых она тоже искусственная, как и у нас. Вот мы с мамой были в одних гостях, там настоящая. Но мне настоящую жалко. И маме тоже.
На ёлке блестят игрушки. Шары, сосульки, фигурки. Есть мишура. Даже дождик есть, потому что у Галеевых нет кота. А гирлянда – из тонких стеклянных трубочек на прищепках. Но она пока не горит. Взрослые говорят, вот придёт новогодняя сказка – тогда и гирлянда включится.

- А когда она придёт? – спрашивают Маша и Саша.
- Когда вы будете читать стихи и петь песни.
- Хорошо, - говорит Маша, нетерпеливо выскакивая из-за стола. – Лёка, пойдём репетировать.
И Саша за ними. А мне пока не хочется. Стало тихо. Все фильм смотрят. Громкость у телевизора небольшая. Дядя Слава, Кирюшин папа, попросил сделать потише, у него голова побаливает.
Вон бумажная гирлянда покачивается под потолком. Вон на шкафу возле ёлки стоят пластмассовые дед Мороз со Снегурочкой.
Я забралась в уголок дивана. Легла щекой на коричневый подлокотник. После холода немного щиплет глаза.

Я стала смотреть на ёлку. На морского конька, такого же, как у нас. На шарики и сосульки. Вон колокольчик. Вон гроздь винограда. Птичка. Корзинка. Домик. И лев, тоже как у нас. Острая верхушка немного склонилась набок.
Блеснула мишура. Сверкнул дождик... И вдруг я проснулась.

Глава 6. Пианино

Оказывается, мы ещё никуда не уехали.
Я лежала щекой на знакомом до каждой ниточки покрывале и смотрела на ёлку. Вокруг была сумеречная детская. Маленькая ёлка, ростом чуть ниже Лёки, стояла на моей парте. Тоже искусственная, как и большая. Она переехала сюда из старой бабушкиной квартиры.
Толстая мишура, шарики и фигурки переливались от света настольной лампы. Игрушки покачивались и крутились, как будто кто-то мгновенье назад вышел и закрыл дверь.

Видимо, я задремала, потому что весь день ходила с мамой по магазинам. А сейчас проснулась. Ой! Надо ведь к Новому Году готовиться! Что же меня не зовут?
Я встала и, потирая глаза, вышла из детской. Пройдя мимо кухни, из которой доносились весёлые голоса, я оказалась в гостиной. Её было не узнать.
Стол и кресла сдвинули в одну сторону. На стол взгромоздили стулья. Только что вымытый пол празднично блестел. По коридору процокала чёрная Грета и со смешным выражением морды заглянула в чистую комнату.

У окна переливалась игрушками наша большая ёлка. Нарядная и загадочная как сказочный замок. Мы собираем её каждый год будто головоломку. И смотрим, как она вырастает ярус за ярусом. Когда есть такая ёлка, рубить ничего не надо, и от этого делается ещё веселее.

И вот сейчас она тихо мерцала у балконной двери. Под ней строго осматривали комнату наши старые потрёпанные дед Мороз со Снегурочкой.
Искорки света перепрыгивали с игрушки на игрушку, с шара на шар, как будто живые. Лампочки, похожие на маленькие разноцветные свечки, ещё не горели. Провод с вилкой лежал на полу. Включать его надо осторожно, только за пластмасску и сухими руками. Вот у Екимовых и Галеевых уже новые гирлянды. А у нас еще старая, с давних времён.
Я эту гирлянду люблю. Хотя странно. Мне казалось, что у нас тоже новая. «Московский фонарик». Её мама в ппошлом году купила. Приснилось, наверное. Ну ладно. Старая так старая. Я к ней привыкла. Она мне напоминает о папе.

- Ну что, переодевайся, - сказала мама, заглянув в комнату. - Мы уже всё сделали. Погоди, у меня для тебя кое-что есть.
Мама подошла к коробкам, которые мы приволокли из города. И раскрыла одну.
- Ну-ка, смотри.
Это была какая-то майка. Тёмно-зелёного цвета как малахит. Обыкновенная майка. И вдруг...
Да нет, такого не моголо быть! Это оказалась футболка с моей любимой группой - "Такси "галактика".
Конечно, наши учителя говорят, что нескромно такие футболки носить. Только... А ну и что. Я полюбовалась на знакомую фотографию. Я видела её в одном журнале, когда мы с Ленкой ходили в библиотеку. Но у меня такой не было. Теперь - есть! И не просто, а на футболке! Я скинула платье и торжественно её натянула. Ура! «Спасибо, мама!».
- Сейчас приду посмотреть. - ответила мама из кухни.

* * *
И тут... Постойте-ка, что это там? Как красиво-то! Шторы ещё не успели повесить, и вот я заметила, что морозные рисунки на окне тоже какие-то необычные. Вместо непонятных растений на стекле мерцали цветы. Настоящие колючие розы! Я подошла к самому окну. Как искусно они нарисованы! Каждая непохожа на другую, и каждая состоит из мириад крошечных кристаллов. Каждый лепесток по-особенному завивается, у каждого листика все прожилки видны! А между розами красиво разбросаны снежинки и звёздочки.

Солнце почти село, и все цветы были сбрызнуты порциями медового пламени. Нет, а правда, кто так постарался к Новому Году? Неужели это само вышло?
- Мам! Вы видели, там, на окне?
- А, да, - крикнула мама, по-прежнему чем-то занятая на кухне. - Это из-за погоды. Видишь, тихо как стало. Ну, иди в вашу комнату, надевай джинсы. Те, вельветовые.
Я немного подумала. Это же мои походные джинсы! Таватуйские.
- Зачем? Разве они новогодние? - крикнула я.
- Очень даже новогодние, - ответила мама.

Я вошла в нашу детскую и замерла, уставившись на пианино.
Оно было открыто.
Но не там, где играют. Как раз крышка лежала на своём месте. А вот доска над клавиатурой, которая называется "передняя дека" была открыта и убрана в сторону. Но струн за ней не было. И стены не было тоже. Вместо них в проёме расстилался зимний пейзаж.
Оттуда тянуло холодом. На фоне слепящего снега в проёме раскачивались чёрные ветки. И белый-пребелый свет смешивался в нашей комнате с сумерками и желтоватым светом от настольной лампы.

Я осмотрелась вокруг, чтобы понять, откуда берутся все эти чудеса, но увидела только, что на моей кровати лежат походные вельветовые штаны, на полу стоят кроссовки, а на стуле рядом висит курточка, прямо как у Золушки в фильме «Три орешка для Золушки».
У меня никогда раньше такой курточки не было. Но я поняла, для чего она тут.

Я оделась. Застёгиваться не стала. Подумала: «только посмотреть» и потащила к пианино стул. Попыталась поднять крышку над клавишами. Но крышка не поддавалась. Будто она была приклеена.
Тогда я влезла на стул и выглянула наружу. Меня обдало холодом. Яркий свет заставил сощуриться. Но заглянуть дальше мешала коробка пианино. Я взобралась на закрытую клавиатуру и спустила вниз сначала одну ногу, потом другую. Встала, немного пригнувшись внутри. Постояла и шагнула в снег.

Глава 7. Приключения начинаются.

Как это ни странно, солнце снова стояло высоко в небе. Снег морозно поскрипывал под кроссовками. Золотые искры танцевали на сугробах при каждом шаге. Но сама я совершенно не зябла. Даже куртку застёгивать не хотелось.
Прямо в воздухе видна была как в раме наша вечерняя комната. А вокруг чернел голый подлесок. Покачивались тонкие ветки. Из пушистого одеяла торчали сухие травинки полыни. Дальше из-за подлеска поднимался малахитовый хвойный лес. Я шагнула в сторону и тут же провалилась по колено. А снаружи снег выглядел таким прочным. Где же я?
Тогда я проплыла немного в рыхлом снегу. Оглядела окрестности. Посмотрела назад... И тут у меня внутри словно всё обвалилось! Сердце ухнуло в пятки и в висках застучало. Комнаты не было.

Кусты были, снег был, полынь тоже была. И лес, и снежные искры. А комнаты, освещённой тёплым настольным светом - не было!
Я вернулась назад, обежала несколько раз то место, где начинались мои следы. Покопала. Комната не появилась. Я попробовала попрыгать в надежде нащупать пол.
Ничего.
В панике начала я носиться туда-сюда, чувствуя, как скручивает живот и уже не замечая веселого яркого дня.

В конце концов, усталая, напуганная и мокрая, я рухнула в снег. Делать было нечего. Прошло уже немало времени. Вон, целый пятачок утоптала. Хоть снежный дом начинай строить.
Но никакие дома я строить не собиралась. Надо было что-то делать. Надо было узнать, куда меня занесло. И как можно скорее найти дорогу домой.
И вот, я поплыла наугад по сухому и рыхлому морю, прорываясь через царапкие ветви и натыкаясь время от времени на ёршики маленьких сосен. Солнце белой звездой пробиралось вслед за мной. Яркими пятнами горели то тут, то там гроздья рябины и бусины шиповника.

Мне казалось, что вон там отгадка. В стороне от леса, где мерещился открытый простор. Я проплыла ещё немного, и вдруг... Выплыла на тропинку. А впереди мне почудилось что-то ужасно знакомое.
Я взобралась на тропинку и вгляделась в кусты.
За кустами ничего не было. Кроме ослепительно белого поля и коричневато-жёлтой полоски какой-то травы. И только по сторонам клубился серо-зелёный лес. Трава оказалась сухим камышом. И я окончательно поняла, куда забралась!
Это было огромное озеро. Да-да, наш Таватуй, хоть и нелегко было в это поверить. Самая глубь Шаманишской бухты. Летом сюда и не заберёшься. По воде камыш не подпустит, а по суше - болото. А сейчас - надо же, вот я где! Видна полоска дальнего берега. Знакомые, хоть и непривычные под новым углом очертания гор. Вон, слева, Шаманиха. Вон сереет облетевший Плавун...

- Кра кра кра. - Ворон прокаркал. Не ворона, а именно ворон. Мелодично так. Нежно.
- Чи, чи, - прилетели любопытные синички. Сели на ветки, снег осыпают. Качаются.
Хорошо вам, синички. Вы-то дома. Хотя и непросто, наверное, жить в лесу. Особенно зимой...

Вдруг в зарослях справа посыпался снег, послышалась мягкая поступь, и на полянку выскочили собаки. Две огромные собаки, такие, что сошли бы за больших жеребят. Сначала я испугалась. Я понимала, что должна куда-то убежать или спрятаться. Но почему-то никакого страха не было и в помине.
Я спокойно смотрела, как они приближаются, поднимая снежную пыль. И уши развеваются по ветру будто флажки. Как бы их описать получше? Вот у нас в подъезде живет пара примерно таких же, называются доги. Мраморные. Серые, с разводами, и ужасно добрые. Лёка их боится, и всё-таки любит. И они её любят. Как увидят, так и давай хвостами махать, сразу оба. Однажды я рядом стояла, так чуть синяки у меня повыше локтя не намахали. Такие вот "жеребята".

А эти собаки были ещё больше. И такой яркой расцветки, что рябили на фоне снега до мельтешения в глазах. Ослепительно-белые в чёрных, будто чернильных пятнах. Собаки скакали ко мне в снежной пыли, казалось, они сейчас собьют меня с ног. Но они подлетели и затормозили рядом, высунув языки и дыша горячим паром. Снег высоко взлетел и стал медленно оседать.

Там, откуда они прискакали, послышался шорох. И на дорожке появился кто-то ещё. Я хотела нырнуть на обочину, однако удивлённо замерла на месте...

Это была странная девочка на маленьких лыжах. Ростом меньше меня, но по лицу и фигуре - как старшеклассница. Легко одетая в какое-то зеленое, будто цирковое, трико с юбочкой. И в лёгкий коричневый жилет с рисунком как у сосновой коры.
В ней было что-то странное. Если бы у нее были крылья, то я сказала бы, что это фея. Или эльф. Только крыльев никаких не было. Одни лыжи.
На которых девочка скользила как водомерка, рывками. Быстро подлетела ко мне и остановилась на небольшом расстоянии.

* * *

- Ну наконец-то, - сказала она.
Я недоверчиво склонила голову набок. Она тоже.
Но сразу выпрямилась и подпрыгнула вместе со своими лыжами.
- Ехать пора. А то твоя подружка уже заждалась.
- Какая ещё подружка? - Спросила я, продолжая её разглядывать. - И куда ехать?
- Скажи ещё, что ты нам не рада!
Я сдалась.
- Просто я ничего не понимаю, - сказала я. - Куда подевалась комната. Как я сюда попала. И как мне вернуться обратно? И вообще, сегодня же Новый год.
- Вот именно, - ответила таинственная лыжница и развела маленькими руками. Я обратила внимание, что палок у нее в руках не было. И рядом тоже не было. Как она ездит, без палок?
- Сегодня Новый год, и нам пора ехать. Вы должны ещё и на свой новый год успеть!
- Куда же мы поедем? И на чем?
- А вот! - Сказала девочка и показала на сидящих собак. - Только вот сейчас подружка твоя подойдёт.
- Какая подружка? - снова спросила я.
Собаки тем временем принялись носиться кругами и играючи наскакивать на меня и на странную лесную гостью.
- Да ладно, ладно уж! - Проворчала та и махнула ладошкой на собак. - А вон она, идёт.
И я увидела Ленку.

Ленка шла к нам весело и уверенно, как обычно. Она была тоже без шапки, рыжая и улыбающаяся во весь рот.
- Приве-ет! - Закричала она издалека. Ей отозвалось небольшое эхо. - Ну что, поехали?
- А куда мы поехали?
- На Новый Год, конечно. - Сказала Ленка, посмотрела на девочку с улыбкой и махнула рукой. Так-так. Уже знакомы! И тут собаки подбежали к нам и легли в снег. Ленка взобралась на спину к одной из них. Тогда я осторожно погладила другую. Собака была тёплой-тёплой и громко дышала.

- Ну чего, забирайся, - сказал странная лесная девочка. Тогда я спросила:
- А им тяжело не будет?
- Им - точно нет, - засмеялась девочка. Это ведь особенные собаки.
И тогда я спросила ещё:
- А почему сейчас день-то? Был же закат. И как я сюда всё-таки попала?
- А такси твоё галактическое тебе на что? - ответила она и развела руками, будто я не понимаю совсем простых вещей. И я вспомнила, что на мне та самая майка. Так вот что! Майка-то, оказывается, не простая.

Собаки осторожно поднялись, чтобы не стряхнуть нас случайно в снег.
- Держитесь теперь! - Крикнула девочка и взмахнула рукой.
Ветки плавно понеслись мимо нас.
- Ого! - закричала Ленка.
Ошейника не было. Я сначала ухватилась за складки шкуры на пятнистой собачьей шее, но потом просто обхватила эту шею всю целиком и прижалась к ней крепче.

Мы выскочили на лёд, укрытый толстенным снегом, и понеслись вдоль берега. По берегу тянулась зубчатая стена леса. Я увидела, как с одной из вершин взлетел ворон. Мы проехали поляну с белой горкой посередине.
Я узнала! Это большущие скалы под снегом! Здесь мы всегда впервые выходим к озеру, когда едем на Таватуй.
Мы обогнули Сухарный мыс, и я увидела среди бесконечного снежного озера белую грядку. Я догадалась: это каменная цепочка острова Макарёнок. А где-то на берегу - те самые камни, в которых мы когда-то с мамой, папой и маленькой Лёкой прятались от ужасного шторма.

Озеро было белым и гладким как расстеленное одеяло. Далеко-далеко на снегу кто-то рыбачил. Ещё дальше в морозной дымке виднелись доминошки посёлка Калиново. Мы повернули, и Калиново осталось позади.

Вдруг за мысом мы остановились. Я посмотрела на сосновую девочку. Мне показалось, что она стоит на своих лыжах слегка выше, чем нужно. И только потом лыжи как бы нехотя погрузились в снег. Словно вспомнили, что держат на себе человека. Лыжного следа видно не было. Хотя следы, изрытые собачьими лапами - пожалуйста, вот они! И улыбалась девочка безмятежно, будто не мчала только что рядом с нами на огромной скорости. Даже не запыхалась.
- Ири, а как же ты так быстро едешь? - спросила Ленка запросто.
Ах вот как! Ленка и тут успела. Я хотела обидеться, но вовремя подумала, что глупо обижаться на Ленку. И вообще, разве она виновата, что я даже не догадалась поговорить с лесной девочкой и узнать её имя.

- Так лыжи-то самоходные, - небрежно сказала эта самая Ири и рассмеялась.
Как будто это что-то объяснило!
- Ну слезайте пока. - продолжила она. - А давайте знаете что? Давайте чаю. Ну-ка тихо! - прикрикнула Ири на собак. Достала откуда-то здоровенный красный термос - такой же, как был когда-то у нас, но разбился. И налила в крышку тёмный дымящийся чай.
Откуда она его достала? У неё ведь не было ни сумки, ни рюкзака
- Берёзовый чай! - сказала она.
Себе наполнила большую железную кружку, которую тоже чудесным образом достала откуда-то из-за пазухи. А мы с Ленкой стали отхлебывать понемногу из крышки.

- Солнце садится уже, - вдруг с беспокойством сказала Ири.
И правда. Хотя ближний мыс закрывал его, но берега порыжели, а лесная тень, в которой мы ехали, вырастала всё дальше. Оттенок рыжего напомнил мне свет нашей настольной лампы. Ири с беспокойством пробормотала:
- Ну где же они!

Глава 8. Путешествие

И тут послышался треск веток, а потом на берегу показались ещё две собаки. Это были огромные мохнатые лайки, похожие на волков-великанов. А на их спинах восседали... Кто бы вы думали? Мой троюродный братец Кика и его закадычный друг Глеб! Только Кика был без очков.
- О, какая встреча! - ехидно проговорил Кика, он же Кирилл. - Что, думаешь, ваши собачки лучше?
- Наши собачки уж всяко лучше, чем ваши! - ответила за меня находчивая Ленка.
- Что, проверим?

- Проверим! - сказала Ленка, и собаки, будто поняли нас, бросились по Озеру наперегонки.
Мягкие лапы падали в снег, уши наших "догов" развевались по ветру. Я видела, как волнуется густой лаячий мех. Ири не отставала, и ехала на своих лыжах с таким спокойным лицом, будто ей держать эту бешеную скорость было раз плюнуть. Мы сделали громадную петлю вокруг каменистого Макарёнка и вернулись к мысу, от которого стартовали.

И тут Ири со смехом показала на свою кружку, оставшуюся в снегу. Кружка исчезла. Вокруг неё протопилась воронка до самого льда, и даже, наверно, чуть глубже.
- Эта кружка, - сказала Ири, смахивая с металла капли - ещё немного и под лёд бы ушла. Это же Неостывающий термос, в нем всегда есть лесной чай нужной температуры. И кружка такая же: пока не выпьешь, так и будет: тёплой или горячей. Какой надо.

Я вспомнила, что когда мы пили чай из крышки, он был тёплый, но не горячий. Мы с Ленкой как раз такой любим. А у Ири кружка прямо дымилась. Даже сейчас, после стояния в холоднючем снегу!
Ири напоила своим берёзовым чаем и Кирилла с Глебом. Подождала, пока они пьют, причмокивая и жмурясь. Забрала крышку и сказала, похлопав по боку ближнюю лайку:
- Ну, поехали. Вечер скоро.
Термоса у нее уже не было, и куда он опять подевался, я не успела заметить.

Мы двинулись дальше вдоль берега. Мимо проплывали в кружевах голых веток огромные тёмные сосны и мохнатые сосновые детёныши.
- Смотрите, вон наша база! - вдруг крикнул Кирилл, когда мы завернули за острый мысок. И правда. Перед нами была непривычная из-за зимнего вида, и всё же знакомая бухта с двумя заснеженными пирсами и «глазастой» верандой. Я оглядела всё озеро.

Уже наступили настоящие сумерки. Мохнатые острова и дальний берег погрузились в голубоватую темноту. Я снова посмотрела поляну, где мы живем каждое лето. Теперь там происходило что-то удивительное.
Поляна была все такой же нетронутой и дикой. Строения занесены снегом. Но деревья на берегу вдруг оказались наряжены. И берёзы, и сосны. От самых нижних веток до самых верхних. Деревья блестели и переливались. Можно было подумать, что это звёзды и прозрачные луны их так украсили. Казалось, я вижу планеты и модели галактик.
- Как красиво, - изумилась Ленка.
- Здорово, - подтвердил Глеб.
- Но ведь тут нет электричества. Сказал Кирилл.
- Правильно, - кивнула Ири. - Это летние отражения. Увеличенные, конечно. Ну вот летом небесные огни в воде отражаются. А сейчас они забрались на деревья, потому что сегодня - время новогодних чудес.

Пока мы смотрели на всю эту красоту, всё больше темнело. Сумерки стали тёмно-синими. И тут все базовые деревья словно включили бенгальские огни у себя на верхушках. Вокруг посыпались бесшумные яркие искры.
- А им от огня ничего не будет? - Спросила моя Охрямкина.
- Не будет. Это зайчики. Солнечные и лунные. - Сказала Ири своим серебряным голосом. И стало понятно, что она улыбается во всю ширь. А ещё мне показалось, что она помахала кому-то там, на поляне, рукой.
- Ну нет. В природе так не бывает! - Вскипел, наконец, Кирилл.
Ири только засмеялась и покачала головой. Хлопнула в ладоши, и от хлопка разлетелись в разные стороны то ли огоньки, то ли снежинки.

* * *

- Ой, скорее поехали. - Вдруг заторопилась она, прямо как наша мама.
- А мы успеем к Галеевым на Новый год? - Закричала я, пока мы набирали скорость.
Вот здорово было бы приехать туда всем вместе, с Ленкой, Глебом и Ири.
- Не волнуйся, успеете, - успокоила меня Ири, и мы снова двинулись. Я обернулась и увидела, как база удаляется, рассыпая в воздухе бесшумные искры. Теперь мы двигались по льду заросшей бухты. Мимо нас проносились полчища сухих камышей, а над нами ехала зубчатая сосново-еловая стена. И вдруг в глубине бухты Ири крикнула:
- Держитесь!
Собаки свернули к берегу и врезались в камыши. Хрупкие камыши зашуршали и стали ломаться. Собаки залаяли. Я то и дело зажмуривалась. Интересно, куда деваются зимой пауки? Шуршание кончилось, и над нами сомкнулись лесные лапы.

Тут же стало понятно, что наступила ночь. Иногда меня задевали невидимые в темноте ветви. Пахло свежо и вкусно, слышно было, как скрипит снег и веточки похрустывают под мягкими лапами.
Через некоторое время я вдруг поняла, что мы забираемся всё дальше и дальше в тайгу. Мне было не по себе. Кругом стояла такая особенная тишина, в которой сквозь скрип снега, собачье дыхание и мягкие удары лап слышались какие-то неясные трески и шорохи.
- Ой. - Сказал в темноте Кирилл.
- Страшно? - Спросил, отдуваясь, Глеб.
- Н-нет. Только...
- А мне страшно, - сокойным голосом признался Глеб.
- Хоро-ошие собачки, - тихо сказала Охрямкина.
- Тяф, - весело отозвалась какая-то из собак.
- А есть тут дикие звери? - Спросил Глеб.
Будто отвечая ему, где-то вдалеке завыли волки.

- Не боись, - сказал Кирилл. - Мы же не на лошадях. Э... Ири... Волки же боятся собак?
- Этих боятся, - коротко ответила Ири и усмехнулась.
Я подумала: кто же она такая? Ни один нормальный человек ни на каких лыжах в темноте не проехал бы по этим горкам. А она то ли ехала, то ли летела среди деревьев, совсем невидимая, и время от времени подбадривала наших собак. Которые тоже непонятно как находили дорогу.
Только скорость теперь была не такой большой.

- А рыси здесь есть? - спросил Глеб.
- Там, впереди. На Стожке. - ответила Ири.
Я снова задумалась. Куда же мы едем? Неужели в дикие места, к самой горе Стожок?
Стожок - это потому что она издалека на стог сена похожа и поднимается выше всех окружающих гор.
- А медведи? - спросил, в свою очередь, Кирилл.
- Медведям спать положено. - Лоси, косули есть. Лисы.
- А росомахи?
- Росомахи на севере. Здесь их нет.
Собаки задышали как паровозы. И побежали будто бы тяжелее. Мне показалось, что мы поднимаемся круто в гору. До этого подъемы и спуски шли друг за другом вереницей.
Долго никто не разговаривал.
И вдруг над нами рассыпались звёзды. Они были яркие и большие, и перемигивались как тысячи голубых ёлочных гирлянд.
- Смотрите! Звёзды! - сказал Глеб.

Теперь я видела тёмные силуэты своих друзей. Мы выехали на открытое место. Один край неба светился белым. Мы были где-то высоко-высоко над лесами. Внизу бледнели несколько пятнышек света.
- Ух, красота! - сказала Охрямкина и похлопала свою собаку по могучей шее. Она вообще любит собак. И собаки её любят. Огромная голова обернулась к ней и попыталась лизнуть её в нос.

Мы проехали еще немного и остановились.
Перед нами чернела огромная тень. Как будто тут стояла гигантская тёмная башня. Может, это какая-нибудь радиовышка? - подумала я. Радиовышки ставят на вершинах вот таких вот высоких гор. Но где же красные огоньки? И потом, эти вышки обычно ажурные.
Тут из-за деревьев показалась луна. И тогда я увидела.
Это была не вышка.
Это была огромная ель. Такая огромная и раскидистая, что ни одно дерево в лесу не могло с ней сравниться.
- Ёлка! - в тихом восторге сказала Охрямкина.
- Вот мы и приехали, - сказала Ири.
Лыж на ней уже не было.

Мы стояли под елью, разминая ноги. А наши собаки с удовольствием развалились в снегу.
Мы подошли к дереву ближе.
- Это не ёлка. Это вообще-то пихта. - Сказал Глеб авторитетно. - Я знаю, я их видел, когда на Кавказе был. Они как раз вот такие огромные.
- Нет, - сказал Кирилл, гладя веточку. - Мы тоже в Карелии видели. У пихты хвоинки мягкие. Как закругленные такие полосочки. А тут вон.
Глеб подошёл. Тоже погладил.
- А точно. - Согласился он. Хоть и не очень уверенно.
- Пихты - это как голубые ели у нас в дендрарии что ли? - спросила я.
- Не совсем, - сказала Ири. - Голубые ели - это всё-таки ёлки. Хвоя у них как ёршик. Твёрдая и колючая. Че-ты-рёх-гранная.
Я внимательно присмотрелась, взяла веточку в руку. Это была самая обычная ёлка. Такие растут во всех наших лесах. И в парках, и в лагере. Везде.
- А есть ещё лиственницы. - Начала перечислять Ленка, которая во всём любила порядок. - Они тоже хвоинками отличаются. И сосны. И кедры...
Я приблизила к веточке лицо и понюхала. Пахло вкусно-превкусно.
И тут в лесу послышался шум. Сюда кто-то шёл. И этого кого-то было много.

Глава 9. Зимний Дед

Я отскочила подальше. На поляне у ёлки показался огромный зверь. Лось! Только без рогов. Я ещё никогда не встречала лосей в лесу. Он был просто как небольшой дом!
Вслед за лосем появилась Снегурочка. Я сразу поняла, что это Снегурочка - кто же ещё. Трудно не узнать, если с самого детского сада и в кино, и на открытках, и в мультиках... Только... Это была не какая-нибудь там переодетая тетенька, это была Снегурочка самая настоящая. В особом пальтушке, расшитом снежинками и в особой шапочке. Под луной трудно было сказать, какого они были оттенка. И так всё казалось голубым или синим.

Но главное было не в этом, а в том, что настоящая это была Снегурочка – и всё! А ещё у переодетых Снегурочек волосы никогда так не мерцают тихим искристым светом. А Снегурочкина коса мерцала и разбрасывала мельчайшие искры, будто это был снег в лучах яркого фонаря. Только фонаря никакого не было, одна луна. Вот уж не знала, что встречу настоящую Снегурочку. Я ведь уже большая. Эх, Лёка-то не видит!
- Потому что это путешествие не для малышей, - сказала Снегурочка и посмотрела прямо на меня. - И взрослым тоже нельзя. Только таким, как вы.
- Такое правило. - Сказала Ири, - потому что мало ли, вдруг взрослые, например, ёлку срубить захотят. Или ещё что надумают.
- Так в другое время придут и всё равно увидят, - сказал Глеб.
- Не-ет, - протянула Ири и развела маленькими руками. - Этой ёлки в обычное время не видно. В том-то вся и штука.
Мы помолчали.
- А где мы? - Спросила я.
- Мы на Стожке. На самой высокой горе в округе. Но в обычное время здесь всё по-другому. - Ответила Ири.
- Сегодня ведь Новогодняя ночь. - Сказала Снегурочка.
- Волшебная! - прошептала Ленка.

- Зимний дед! Зимний дед! - раздался вдруг у меня над ухом тоненький голосок. Я подняла голову и увидела, белку. Белка прыгала по ёлочным веткам и, как мне показалась, всплескивала своими лапками.
И к нам вышел Дед. Не был он похож на открыточного деда Мороза. Шапка у него была обыкновенная, с ушами. Тулуп тоже обычный. И борода с усами не совсем белые. Так, седоватые. Но сразу стало понятно, что это не простой дед. С его приходом вершина горы под гигантской елью сразу ожила. И ёлочные ветви зашевелились. Это завозилось вокруг множество животных. Затрепетали крыльями птицы. Забегали под ногами мыши.
Какие-то шерстистые комья стремительно прокатились мимо наших ног.
- Ой, ма-ма! - воскликнула Ленка. - Зайцы! - И засмеялась.

Все наши четыре собаки тоже поднялись на лапы и стали радостно крутится возле Зимнего Деда. Из лесных зарослей на лунный свет робко вышли косули. Где-то кто-то хрюкнул. С краю поляны показался волк и обосновался ближе всех к Зимнему деду. Мы попятились к Снегурочке.
- Р-ры-ысь! - сказал Кика, наставив палец куда-то в сторону. Я посмотрела, но увидела в еловой тени только два поблескивающих тусклых круглешка.
- Не бойтесь. - Сказала Снегурочка. И голос у неё зазвенел как бубенчики. - Сегодня здесь никто никого не трогает. Они наши гости. И вы тоже. Без вас, детей, эта ёлка не засветится, и чуда не будет.
- А они, чудеса, разве бывают? - спросил Глеб по взрослому.
- А ты как считаешь? Что не бывает? - спросила в ответ Снегурочка своим бубенчатым голосом.
Глеб задумался.

- Между прочим, наука - это сплошные чудеса, - сказал Кирилл. - Всякие там физические законы.
Снегурочка согласно кивнула головой.
- Тогда и природа, - ответил Кириллу Глеб. - Сколько в ней всего всякого удивительного...
- Ой да ладно! - Сказала Ленка. - Самое чудо - это что можно взять и в гости пойти. Потому что мы ведь по правде-то в космосе! Планеты всякие вокруг летают. А мы можем спокойненько на эти планеты смотреть и чай пить.
- А искусство! - пришло вдруг мне в голову.
Я как-то раньше об этом не думала. Мне казалось, что всякая там музыка и книжки всегда были. Вон, их даже в школе заставляют учить. И картины... А тут вдруг. Что если бы их не было... Нет, не могло их вот так раз - и не быть. Это скучно... Нет, даже не скучно. Ой, я даже не могу себе представить. Как будто свет выключили. Да, природа осталась бы. Солнце. И деревья. Но если нет музыки, и книг, и картин, то что? Не знаю я. Но что-то стало мне жутковато. Нет, вот приду домой и сейчас же буду учить свою сонатину.

- Вы все правы, ребята! - сказала Снегурочка. - Но сегодняшнее наше чудо особенное. Зимнее, новогоднее.
- А его только мы увидим? - спросил Кика.
- Нет, будут ещё дети, такие, как вы. А теперь смотрите на ёлку!
- Пора! - Ири подпрыгнула и захлопала маленькими ладошками.
А Зимний Дед ничего не сказал. Он повел растопыренными руками, будто собирался пуститься в пляс.

И вдруг я увидела, как над верхушкой ёлки вспыхнули те самые красные огоньки. Которые горят на любой вышке, чтобы служить сигналом для самолетов. Потом загорелась звезда. Это была серебряная звезда с множеством лучей. Её живой свет заструился по лучам во все стороны, будто бы посылал привет луне и звездам. Потом вниз по ёлке побежали вереницы разноцветных огней.

Из густых веток брызнуло множество мелких птиц, отыскивая себе места поспокойней. Свет на поляне становился всё ярче. То тут, то там среди веток появились большие светящиеся шары. Золотой свет совершенно залил поляну. Я осторожно подошла к одному шарику-светильнику и поднесла руку. Шар был матовым и прохладным. Что светилось там, внутри? Этого было не видно. Проводов тоже не было.
- Здорово, правда? - сказала Ленка. Она подошла вместе со мной.
Я кивнула. Теперь вся ёлка оказалась увешана разнообразными игрушками. Стеклянные шары и фигурки, а ещё шишки, кристаллы и разные красивые уральские камни на ниточках. Хрустальные снежинки и тряпичные звери. Блестящие колокольчики, рыбки, ракушки.
Стало шумно. Мы начали оглядываться вокруг. Я увидела других ребят, но всё незнакомых. И конечно же, застеснялась. Есть у меня такая привычка - стесняться в самый неподходящий момент.

Но от стеснения отвлёк голос Кирилла:
- А... Скажите... - по-моему, он не знал в точности, как обращаться к Снегурочке, но очень хотел что-то спросить. - А вот эти все животные - это только те, которые на Урале зимуют?
- Да, - ответила Снегурочка. - Здорово, правда?

Тут были и белки, по-зимнему одетые в толстую серую шубку, и белые зайцы, и серые зайцы, и волки. Туда-сюда бегала стайка косуль. Лисица медленно выступала по снегу, помахивая великолепным пушистым хвостом и щурясь на свет. Кто-то похожий на куницу мелькнул в ветвях соседней сосны и скрылся. И тут же, потревоженная, в той стороне протрещала сорока.
Даже кошка тут была. Но не лесная, не дикая кошка. А гладкая и упитанная. У неё была белая шкурка с рыжими и серыми пятнами, чёрная «шапочка» на голове и черный кончик хвоста. Она сидела прямо под украшенной веткой и от удовольствия прикрывала глаза.

По варежкам Зимнего деда бегали туда-сюда разнокалиберные лесные мыши. Деревья вокруг были усеяны птицами, будто яблоками. Я разглядела клестов, снегирей, свиристелей, синиц, воробьёв и других, совсем незнакомых, птичек. И маленьких поползней. И каких-то птиц побольше, которые пугливо прятались за лесными стволами. На стволе берёзы я увидела пёстрого дятла. А какое-то среднего размера животное прыжками двигалось поближе к Ёлке. Я пригляделась. И оказалось, что это ворон. Чернущий как уголь и крупный как небольшая собака. Ворон покрутил головой, блеснул оперением и подскочил ещё ближе к ёлке. Тут он клюнул яркую стеклянную шишечку. Шишечка закачалась на ветке.
- Видишь, какой? - сказала Ленка. И вдруг показала рукой:
- Ой! Вон, смотри!
Я посмотрела.

В стороне от всех на снегу, точно ещё одна кошка, возлежала толстолапая рысь. Её глаза были как будто прикрыты, но было заметно, как рысь внимательно следит за всем вокруг. Она потрясла настороженным ухом с кисточкой. Хоть я и помнила, что говорила Снегурочка, но руки и ноги стали как деревянные. Настоящая рысь! так близко!
А Зимний Дед степенно подошёл к рыси, присел рядом и принялся её гладить. Рысь зажмурилась и подставила подбородок, словно домашний кот. Глеб засмеялся. «Вот так Зимний дед!» А мне удивительно было, какая у рыси толстая шерсть. И длинные лапы. И ещё мне казалось, что рысь улыбается - такая у неё была морда.
- А знаете, - сказала Снегурочка, - Ведь вокруг нас так много ещё разных животных. Которых мы не видим. Сколько насекомых, личинок. Сколько зверьков. Совсем рядом. Вон в том дереве, например, спит целая колония летучих мышей. Представляете, прижались друг к дружке и спят вниз головами...

- Угу, - будто соглашаясь с нею, сказал кто-то над моей головой. Я посмотрела вверх. Это был филин. На первый взгляд он походил на мягкое и пушистое сосновое полено. Я стала его разглядывать. Нет, в самом деле. Совы - очень странные птицы. Филин, кажется, застеснялся. Мигнул огромными глазами и отвернулся. Тут я заметила, что на самом-то деле он с самого начала сидел к нам спиной, в нашу сторону была повернута одна только голова. Нет, и вправду, очень странная птица. А вон и другая сова, гораздо меньше, чем филин. Издалека сова походила на большую сердитую варежку.

Я принялась рассматривать гостей, среди которых туда-сюда сновали «серебряные копытца». Так я про себя называла косуль. Незнакомые ребята смеялись, скакали, играли в догонялки, водили хороводы вокруг Зимнего Деда. Несколько ребят с удивлением слушали, что им рассказывала еще одна лесная девочка, похожая на Ири.
Самой Ири что-то не было видно. А моя Охрямкина уже плясала неподалеку в какой-то компании. Или успела познакомиться, или отыскала старых знакомых. Ленка такая. Если полететь с ней на другую планету, она и там обязательно отыщет парочку знакомых. И точно! Она подскочила к нам, держа за руки двоих ребят нашего возраста. А Снегурочка в этот миг начала говорить:
- Сегодня вам выпала возможность побывать в моём царстве - посмотреть вблизи на снежные чудеса. Кто хочет?
- Мы-ы! - завопили мы, и тут пошёл снег.

Глава 10. Снежные чудеса

Ленка спросила:
- А можно Эльку и Вадика с собой взять?
- Можно, - сказала Снегурочка. - Вы тоже, друзья, - кивнула она нам с Кириллом и Глебом, - вдруг захотите кого-то с собой взять. - В моих санях есть ещё место.
Где же сани? - подумала я.
Кирилл и Глеб побежали поближе к ребятам, и вскоре у нас образовалась целая ватага мальчишек.
- Только, чур, вести себя тихо! - сказала Снегурочка. - Вы же на экскурсии. Тем более, на волшебной экскурсии. А потом можно будет и побегать, и дурака повалять.
Я подошла к хороводу поближе. Присмотрелась. Это Ленка у нас такая, запросто где хочешь новых друзей найдёт. А я... Но вдруг какая-то девчонка закричала мне «эй» и махнула варежкой. Она стояла рядом с мальчишкой в шапке-ушанке, и неожиданно я их узнала. Хотя не видела, наверное, уже тысячу лет. Это были Илюшка и Анька, мои лучшие друзья из старого двора. Ух, как я по ним скучала, когда мы переехали. Я потом даже ездила в этот свой старый двор. Но никого там не встретила...

Вон как выросли. Я подошла. И тут поняла, что по-прежнему стесняюсь. Так мы с Анькой и стояли. Смотрели друг на друга и улыбались. А Илюшка даже не улыбался. Глядел в сторону и делал вид, что вовсе нас не знает. Особенно меня.
- Не обращай внимания, - сказала Анька и поправила ленту в своих вечных косичках-«кральках». - Это он такой стал потому что большой. Зазнался.
Илюшка фыркнул и совсем отвернулся, а я сказала:
- Нас тут на экскурсию зовут. В какое-то снежное царство. Пойдете?
- Ты его даже не спрашивай. Пойдем, конечно!
И вдруг мы все разом оказались в каком-то сверкании. Я не сразу поняла, где.

- Это санки! - Сказала Ленка. - Это же хрустальные санки, я их ещё раньше заметила. Они на ёлке висели.
Над нами торчали в разные стороны какие-то тёмно-зелёные стрелы. Я привыкла немного к новому виду, и тут поняла, что мы и в самом деле оказались в санях, сделанных из стекла. Или из хрусталя. Я потрогала холодный блестящий край. Пол, на котором мы стояли, был застелен ковром, так что ноги не скользили. Узорные борта высотой мне по грудь пропускали со всех сторон мерцание огней. Совсем недалеко от нас в воздухе горел огромный матовый шар. Размером со шкаф. А подальше отражал огни другой шар, зеркальный. Ярко-оранжевый как апельсин. Отовсюду раздавался низкий гул и глухие постукивания. Сверху сквозь какую-то чёрную мохнатую массу сияла луна. Но была почему-то совершенно обычной.
- Мы же на ёлке! Вон ветка! - Закричала Анька, глядя вверх. А это - ёлочные игрушки.
Огромные зелёные стрелы оказались хвоинками. Сама ветка выглядела как толстая серая балка в каких-то пупырышках, санки висели на ней, держась на золотистых верёвках.

Ветка покачивалась от того, что мы всей кучей переминались в санях с ноги на ногу. Мы как будто бы плыли в лодке. А на расстоянии от нас виднелась огромная стеклянная труба. Вверх и вниз от неё уходили такие же трубы. Я догадалась, что это гирлянда из стеклянных бусин. Хорошо, что хоть ветра не было, и все это висело почти спокойно, покачиваясь плавно и медленно. А если бы ветер?
- Мамочки! Мы же на ёлке! Мы уменьшились! - закричала Ленкина Эля. - Ой, а как же мы обратно?
Все разом заговорили.

- Тише. Не бойтесь, - сказала Снегурочка, которая была тут же с нами. - Вы же на экскурсии. Экскурсия кончится, и вы вернётесь. Садитесь-ка на сиденья. И держитесь. Мы сейчас заберемся повыше.
Я села на покрытую ковриками скамеечку между Ленкой и Анькой. И тут же у меня перехватило в животе. Мы быстро куда-то двигались, и перед глазами кружился хоровод разноцветных огней. Я закрыла глаза, а когда всё остановилось, открыла.
Светящегося шара рядом с нами уже не было, сани снова тяжело покачивались. В животе от этого качания что-то ёкало. Ветка была другая. Недалеко блестела какая-то гигантская зеркальная фигура. Что это, было непонятно. За ближними ветками горел синий огонь гирлянды. Размером он был с письменный стол. И только луна в небе оставалась всё такой же, как раньше.

- А как это происходит? - Спросил Кирилл. - Ну, что мы уменьшились, и что санки двигаются.
- Это свойство саней. - Снегурочка улыбнулась. - Посмотрите вокруг. Только, чур, с мест не вставать.
И мы посмотрели.

Под нами величественно расстилались мохнатые Уральские горы. Голубоватое под луной снежное поле Таватуя появилось перед нами почти целиком. Стало понятно, что форма озера гораздо сложнее, чем я думала. И само оно больше. Я не могла в точности найти нашу базу, потому что раньше представляла себе Озеро совсем по-другому. Но увидела на берегах три светлых пятнышка с россыпями огней - Калиново, деревню Таватуй и Шаманиху. За горами были видны и другие лужицы света. Я не знала, что там. Далеко-далеко фйпо темноте ползла тихая гусеница с желтыми точками. Это был поезд. Небо стало космически-огромным. Местами оно было закрыто тучами, а где не было туч, там сияли яркие звёзды. И вдруг я заметила, как что-то большое и круглое плавно пролетело мимо к земле.

Тогда я стала смотреть. Снова пролетел такой же предмет. И это была снежинка. Снежинки летели быстро и были размером с блюдце. Я посмотрела наверх.
Луна светила как городской фонарь, а совсем рядом с ней горел край тучи. Оттуда-то и неслись белые узорные «блюдца».
- Вот это снежинищи! - сказал кто-то из мальчишек.
- А эти снежинищи нас не заденут? - спросил ещё кто-то.
- Нет. - Сказала Снегурочка. - Вы же в моих санях. Ну, а кто из вас когда-нибудь рисовал снежинки?
Все загомонили. Оказывается, каждый пытался. И у многих не получалось. Так же, как и у меня.
- Что было самое трудное? Ну, рассказывайте.
- Форму сделать! - сказала Ленка.
- Все лучи посчитать, - сказал Кирилл.
- Ровно нарисовать, - сказала я.
И тут разные голоса принялись выкрикивать:
- Лучики чтобы такие же красивые!
- Сделать, чтобы было похоже!
- Рассмотреть как следует!
Снегурочка засмеялась.
- Ну вот, рассматривайте.
И полет снежинок замедлился.

Они летели, поблескивая, словно сделанные из стекла и фарфора, почти идеально симметричные, но не такие гладкие и ровные, как на картинках. На них виднелись ложбинки, полосочки и другие неровности. Некоторые лучики были поломаны.
Медленно падая, снежинки показывали себя во всей красе. Какие-то из них сцепились друг с другом. Были снежинки побольше и были поменьше. У меня захватило дух. Встречались похожие на простые звездочки и совсем кружевные. Все они медленно опускались из-за темно-зелёных хвоин, похожих на стрелы, - проплывали мимо и исчезали за хрустальным бортиком.
- Папа говорил, что одинаковых снежинок не бывает, - задумчиво сказал Глеб.
- А как получаются снежинки? - спросил Кирилл.
- Во-первых, - сказала Снегурочка, - снежинка почти всегда шестигранная. Снежинка - это ведь что?
- Это снег? - робко спросила Анька.
- Это лёд, - Буркнул Илюшка, как бы сердясь, что вот, не знают таких простых вещёй. - Вода замерзла, вот и лёд.
- Правильно, только не просто лёд. Когда наверху становится очень холодно, вода в облаках начинает замерзать. И вот тут любая пылинка или замерзшая капелька пара может стать центром снежинки.
- Как песчинка для жемчужины? - спросила Ленка.
- Можно сказать и так. А на неё нарастает кристалл будущей снежинки.
В воздухе как на экране появилась картинка. Три шарика, сцепленных вместе: большой и два маленьких.
- Молекула воды... Схематически. Она как треугольник. И из-за этого треугольника кристаллики льда получаются шестиугольные.
- Почему? - спросил кто-то.
Я вспомнила, как что-то такое читала «науке и жизни», но не слишком внимательно.
- Если такие треугольники будут притягиваться друг к другу и сцепляться вершинами будто магнитики, тогда что получится?
Стало тихо.
И тут в воздухе нарисовались шесть треугольников. Они полетели друг к другу, сложились как головоломка и сделались... Ух ты! Шестиугольником!

- А дальше всё зависит от всяких небесных условий. - сказала Снегурочка. - Кристаллы начинают расти. Каждая вершина шестиугольника тоже становится центром, и вокруг неё снова собираются треугольные молекулы. Потому что вершины притягиваются сильнее.
- А почему? - опять спросил кто-то.
- Вот начнёте химию изучать и разберётесь, почему. А то мы не успеем до того, как ветер начнётся.
Какой-такой ветер? - подумала я.
Тут к шестиугольнику в воздухе полетели новые треугольнички. Они прикреплялись к его углам. Ещё, ещё. И я увидела... Снежинку! Простую, незатейливую, но самую настоящую.
- К каждой вершине, - говорила Снегурочка, - притягиваются новые частички, и шестиугольная снежинка растет. Пока не начинает падать на землю. А иногда... Иногда вот эти выступающие вершины притягивают новые частички гораздо быстрее, чем успевают заполниться все промежутки и углубления. И тогда у снежинки начинают расти лучи. Расти и ветвиться.
И мы увидели, как все это получается. К вершинам шестиугольника полетели треугольники, к ним следующие, и вершины начали удлинняться. Потом от них в стороны, цепляясь за выступы маленьких новых шестиугольничков, потянулись тонкие ветки. Мы увидели, как вырастает ажурная, сложная снежинка. Потом всё разрушилось и начало расти чуть по-другому.
- Видите? Из одинаковых молекул вырастают самые разные формы кристаллов. Бесчисленное множество форм. - Прокомментировала Снегурочка.
Все снова разрушилось. И заново принялось расти. Третий вариант. И четвертый. И пятый... То боковые веточки получались длиннее, то короче. То дотягивались друг до друга, то не дотягивались. Ветвились то больше, то меньше. Делались толще и тоньше. И нельзя было догадаться, что получится в следующий раз.
Снегурочка говорила:
- Как на одной грядке не бывает двух абсолютно одинаковых растений, и цветы одного вида отличаются друг от друга, и лица похожи и непохожи одно на другое, так и снежинки. В чём-то они совпадают, а в чём-то такие вот разные...
- Почему? - спросил Илья. - Если они в одной туче...
- Это одна из тайн природы, - сказала Снегурочка. Махнула рукой, и картинка снова исчезла.

Мимо нас тихо летели с тёмного неба снежинки величиной с блюдце. Но я смотрела на них уже чуть-чуть по-другому. Не знаю, как остальные, а я старались рассмотреть, где могут сцепляться друг с другом эти загадочные треугольнички. Однако ничего такого не было видно. Только всё та же симметричная красота продолжала и продолжала удивлять с каждой новой снежинкой.

Потом белые «блюдца» стали лететь гуще. Все чаще начали попадаться сцепленные по две, по три и даже больше.
- Это снежные хлопья! - воскликнула Ленка.
- Да, - сказала Снегурочка. - Погода меняется.
- А вот почему снег сверкает на солнце? - спросила Аня. - Нам в школе говорили, только я забыла. И ночью тоже блестит. Разноцветно так.
- Э, ну это все знают. Только девчонка может такое забыть. - сказал Глеб. - Кристаллики же, вот и отражают свет под разными углами. Под какими упали.
- Да ещё и ломаются как стекляшки. И получается много-много стеклянных осколков, целые миллионы. - Сказал Кирилл. Или миллиарды. Или даже триллионы.
- Или эти... Трилли... Триллиарды, - сказал какой-то мальчишка. Все весело засмеялись.

- Правильно. Каждый кристаллик отражает свет под своим углом. Вот и кажется, что искорки разноцветные. - Сказала Снегурочка. И тут луна в небе погасла. Я посмотрела наверх. Туча наползла и закрыла луну, только волнистый край всё ещё бледно светился. Вдруг я заметила, что сани страшновато вибрируют, а еловые ветки наверху ездят по воздуху туда-сюда. Игрушки начали раскачиваться и басовито звенеть.
Мне стало не по себе. Сани раскачивались всё больше и больше. Повсюду раздавался громкий и низкий гул, словно рядом работали огромные турбины. Свет померк, снежинки неслись мимо, свистя как снаряды.
- Начинается ветер! - Закричала во всём этом шуме Снегурочка. - Держитесь! Мы едем вниз!
Сани затрясло. Нас же сейчас сбросит отсюда! У меня в животе перехватило от качки.
И сани, действительно, заскользили вдоль ёлки. Всё быстрее, быстрее. Прямо комок подскочил к горлу. Я не выдержала и зажмурилась. Мы с Анькой и Ленкой схватились друг за друга. Кажется за меня схватился ещё кто-то.
- Держитесь за скамейки! - кричала Снегурочка, но мы так друг от дружки и не отцеплялись. И кричали: одновременно весело и испуганно.

Потом всё стихло. Движение прекратилось. Мы услышали веселые голоса и расцепили руки. Я открыла глаза.
Сани стояли в снегу. Ёлка над нами больше не была великанских размеров. То есть, по сравнению с другими ёлками, она всё-таки была. Но хвоинки больше не выглядели как пики, а игрушки - как гигантские строения. Кругом весело носились ребята. Праздник шёл своим чередом.
- Ну что, - спросила неизвестно откуда взявшаяся Ири, - как поездочка?
- У-ух! - протянул Кирилл. - Поездочка что надо.
Ири хитро хмыкнула и протянула к нам маленькие руки.
Мы один за другим вылезли из санок. Я повернулась и внимательно их осмотрела. Они были словно искусно вырезаны из целого куска хрусталя. Одни участки были гладкие и прозрачные, другие матовые и зернистые, на бортах были прорезаны красивые кружевные узоры.Настоящие сказочные Снегуркины санки. Без дураков.

Теперь в природе было не так тихо, как раньше. Гигантская ёлка раскачивалась верхушкой, звезда чертила небо, и хотя внизу ветра не ощущалось, но сверху-вниз передавались качания бус и других игрушек. Вся ёлка отчётливо перезванивалась. Теперь уже не басовито, а нежно и звонко.

Лес над нами тоже ходил ходуном и пел протяжную хвойную песню. Стайки птиц слетали на землю. Видимо, там, на ветвях, стало неуютно. Судя по луне, которая то скрывалась, а то показывалась, по небу быстро неслись тучи.
- Верховой, - произнесла Ири, подняв голову. - Верховой дует.
В меня ткнулось что-то тёплое. Я оглянулась. Пятнистая чёрно-белая собака, которая меня везла, звала поиграть. Она толкнула меня мордой, припала к земле на растопыренных лапах и мотала хвостом.

Глава 11. Горка.

И тут в меня прилетел снежок. Собака гавкнула. Я оглянулась. Недалеко стоял Илюшка и, прищурившись, лепил новый. Ах так! Я тоже нагнулась и зачерпнула густого пломбирного снега. Сейча-ас! Илюшка кинул снежок и что было сил понёсся прочь.
- Прома-азал! - закричала я. И мы с собакой погнались за ним.
Я кинула.
- Не попала, не попала! - запрыгал Илья. Я слепила новый снежок.
- Попала!
Тут в меня залепил кто-то ещё. Я тоже залепила. И началось. Снежки летели отовсюду. Я тоже кидала куда попало. Над поляной стоял визг и хохот. Только я кидала молча, потому что ну чего я буду орать как маленькая! Особенно, ведь тут Илюшка. Я только старалась метить в него поточнее. Пусть знает! А что знает, мне и самой было неведомо.

Собаки прыгали вокруг и лаяли. Птицы с шумом разлетались с нашего пути. Вдруг оказалось, что рядом стоит снежная горка. И ребята с хохотом вереницей покатились по ней.
Не буду кататься! Я уже выросла! Не буду! Я остановилась и стала смотреть, как другие ребята весело несутся по льду и постепенно затормаживают внизу. Потом уползают на нескользкий снег и, смеясь, отходят, давая другим дорогу. А мне всё равно, - говорила я себе. - Я не хочу.

И неожиданно поняла, как же хочется перестать быть серьёзной. Как хочется вспрыгнуть по снеговым ступенькам на верхушку и полететь по щиплющему холодному льду. Будто ты ракета и несёшься в космос. Как же хочется захохотать как разбойник! Но ведь мне уже одиннадцать лет! Все учителя в школе постоянно это твердят, да и дома иногда напоминают. Нет, я не буду, не буду! А то ещё налетит кто-нибудь, собьёт, полечу вверх тормашками. Буду выглядеть глупо.

Мне стало грустно. Всё было так хорошо, и вдруг эта горка. Никто не запрещал мне кататься с горок. Но уже в прошлом году некоторые прохожие так неодобрительно смотрели на нас, когда мы катались. А одна тетенька сказала... Я не хочу больше, чтобы мне говорили такое.

- Иди к нам! - завопила изо всех сил Ленка. Она стояла на горке, махала мне, а потом села и поехала вниз.
У меня защипало в горле. Ещё чуть-чуть, и покатятся слёзы.
Над горкой стоял хохот. Ребята съезжали один за другим. Вон, Анька тоже зовёт. Смеётся, в снегу вывалялась. Ей всё равно, что она выросла. И что выглядит глупо. А может, и не глупо. Я уже не знала. Но не могла себя заставить приблизиться ни на шаг. Словно меня к месту кто-то приклеил.
Тут меня кто-то легонько задел. Оказалось, Снегурочка. Задела меня рукой и пробежала мимо, разбрасывая снежные искры. Мимо, и к горке. Взобралась по ступенькам.
- У-ух!
И как все остальные, со смехом, похожим на колокольчики, взяла и скатилась прямо сидя. Как остальные ребята. Это сама-то Снегурочка! Я уже готова была всё позабыть и побежать к горке, но тут подумала, что Снегурочка-то вон какая. Красавица. Она и на горке не будет выглядеть глупо. А я...
И вдруг... Вдруг меня что-то как ударит. Я повалилась в снег. Поднялась, оглянулась. Недалеко стоял Илюшка, прищуренно смотрел на меня и показывал мне два кулака. Ах ты! Я подскочила и погналась за ним. Он убегал, и на бегу, оглядываясь, строил мне рожи. Было ужасно обидно, что так по-дурацки кончается этот сказочный день. Может, ну его? Просто оставить в покое? Пусть делает что хочет. Я отвернулась.
Но он снова подбежал и толкнул меня. Я не упала. Я ОЧЕНЬ сильно разозлилась. А из моих друзей никто и не думал мне помогать. И Снегурочка словно не замечала его поведения. Ах вот как! Ну ладно. Я погналась за Илюшкой по утоптанной поляне, по изрытому зверьми снегу под соснами, по ломким кустам. Я взлетела на горочные ступеньки, и тут Илья отвернулся от меня и съехал с горки как ни в чём не бывало.
Слезу обратно, добегу и поймаю! Не успеет он встать со скользкой дорожки.
Я хотела повернуться к ступенькам.
- Ну, давай! - закричали мне сзади, напирая толпой. Не насмешливо, а просто весело. - Съезжай! Мы тоже хотим!

И пришлось мне, сев на лёд, осторожно перебирая руками, поехать вниз. Но держаться уже не получалось. Я поехала быстрее, быстрее, руки заскользили по шершавому снежному бортику. Я разогналась, в ушах засвистел ветер.
Ох!
Я в кого-то врезалась, кто-то врезался в меня. И мы засмеялись как дураки. Я завозилась, чтобы встать. Ну до чего глупое положение. И тут увидела над собой знакомую варежку.
- Ну чего, - сказал ворчливо Илюха, встряхнув протянутой ко мне рукой. - Я тут что, сто лет стоять что ли буду? Держись давай.

Мы катились по очереди. Илюшка, я, Анька, и Ленка, и Эля, и Вадик, и Глеб, и их друзья. И Ири, и Снегурочка. И Зимний Дед с маленькой совой на шапке-ушанке. Мы смеялись как сумасшедшие. Без всякой причины.

Пока не стало темнее. И тут я заметила, что нас как прежде четверо. Мы с Ленкй, Кика и Глеб. Ещё на поляне остались Зимний Дед, Снегурочка и наша Ири. Зимний дед сел на снег, а рысь улеглась рядом, устроив вокруг него меховой калачик. Собаки снова легли и все разом принялись зевать. Меня укололо сожаление, что я не успела поболтать или хотя бы попрощаться с Илюшкой.
Вся ёлка звенела. Ветер добрался до нашей полянки. На вершине горы стало неуютно. Снежинки сделались колючими и летели под углом, ударяясь в ладони и щёки. Ещё немножечко, и станет ПО-НАСТОЯЩЕМУ холодно. Ветки шевелились как волны. Один раз ветер так дунул, что с сугроба поднялось снеговое облачко.
- Пора по домам, - сказала Снегурочка. - Вам ещё на свой Новый Год надо успеть.
- Да-а, - сказал Глеб. - Ничего себе праздник получился. - Он принялся стряхивать с себя снег.
У Кирилла неизвестно откуда опять появились очки.
- А здорово мы покатались! - сказала Ленка. - Смотрите, косули пришли. А можно погладить?
- Ну, если они позволят. - Сказала Снегурочка.

Оказалось, что косули нас совсем не боятся. У них были прохладные носы и приятная короткая шерстка. И такие глаза. Черные, большие, блестящие. С красивыми ресницами. Я представила, как живётся косуле в зимнем лесу. Как она ходит по снегу, спит ночью, как смотрит на встающее солнце, как корм себе ищет. Как вздрагивает от каждого хруста...
А ещё я подумала: вот сейчас надо пускаться в обратный путь, а я так и не успею...
- А можно?.. - выкрикнула я, и все на меня посмотрели.
- А можно погладить РЫСЬ?
И я замолчала. Сейчас как скажут...
- Что ж, попробуй, - усмехнулась Ири и кивнулана зверя, который встал и теперь переминался неподалеку на своих длинных лапах. А Зимний Дед стоял на границе леса спиной к нам и махал птицам, будто дирижировал ими.
Я сделала несколько шагов к рыси и обернулась. Ленка, Кирилл и Глеб серьезно смотрели на меня.
- Вот и всегда всяких кошек рисует, - сказал Кирилл.
- Смелая. - Сказал Глеб, а Ленка с гордостью посмотрела на него. Она здорово умеет радоваться за друзей.
А я помотала головой. Потому что если бы дело было в смелости, я ни за что бы не решилась. Хотя было страшно, никакой смелости не требовалось. Это ведь не простая рысь. Вернее, рысь, может быть, и простая, а ночь-то нет. Да и Зимний Дед рядом. И Снегурочка с загадочной лесной девочкой Ири тут. Никакой смелостью и не пахло.
Я подошла поближе. Рысь села на снег и сидела совершенно спокойно, как статуя. Желтоватые глаза смотрели на меня равнодушно. Я ещё подошла, шаг за шагом. Протянула руку. Мохнатый лоб был весь в ломких снежинках - он так хорошо защищал рысиную кожу, что снежинки не таяли. Шерсть была прохладной на ощупь. Рысь сидела всё так же спокойно. Она прищурила глаза. Ноздри немножко шевелились, и видно было, как она дышит. Я погладила ещё и ещё. И вдруг... Рысь дохнула, зажмурилась и, как домашняя кошка, поднырнула огромным лбом мне под руку...

Мы все вчетвером чесали и гладили толстую рысиную шубу. Рысь нас понимала! Я знала, что такое возможно только здесь и только сейчас. Всё-таки рысь была самая настоящая. Кончится новогоднее волшебство, и она несколькими прыжками скроется в чаще. Станет таким же опасным и неприступным зверем, как и всегда.
Ветер делался всё сильнее, луна давно уже скрылась, и я увидела, что некоторые гирлянды на ёлке погасли. Снегурочка позвала нас, и мы подошли к волнующемуся от ветра огромному звенящему дереву. А рысь зевнула, потянулась и неторопливо направилась в сторону Зимнего Деда.
- Я хочу, чтобы вы взяли себе подарки, - сказала Снегурочка. - Вот игрушки на ёлке. Они тоже волшебные. Выберите себе по одной, которая понравится вам больше всего. Только понравиться должно по-настоящему.
И мы начали обходить ёлку.
- О! - Вдруг воскликнул Кирилл. - Гренадер Преображенского полка времён войны с Наполеоном!
И он обхватил ладонью стеклянного солдатика.
- Ух ты. Даже все пуговицы на мундире видно.
Он осторожно снял солдатика с ветки и принялся радостно разглядывать.
- Смотри, какой! - сказала мне Ленка и отцепила от ветки искусный домик с окошками. В окошках были цветы, а на серебристой крыше красовалась крошечная труба. Внизу под стеной пестрел цветами нарисованный куст. А нарисованная дверь была приоткрыта, как будто приглашала войти.
- Красивый домик. - Сказала я.
- Уютный, правда?
- Уютный.
- Я у нас на даче хочу чтобы такой был. Чтобы приезжали гости, как в сказку...
Глеб в это время быстро схватился за что-то. Снял и закрыл руками.
- Покажь, - сказал Кика. Глеб молча помотал головой. Потом помолчал и объяснил:
- Вы скажете, что я детсадовец.
- А, и ладно, миролюбиво сказал Кика. - Не показывай, если не хочешь.
- Ну хорошо. Вот.
Глеб раскрыл ладони.
В руках у него было солнышко, жёлтенькое такое, со смешной улыбкой.
- Классное! - сразу сказала Охрямкина. Глеб улыбнулся.
- Ага, - сказал Кирилл. - И чего это ты? Мне вот нравится.

А потом я залюбовалась корабликом. Этот кораблик был такой красивый и гордый, конечно, он тут как раз для меня. Я уже потянулась к нему, и в этот миг мне на глаза попалась стеклянная ёлочная гитара. Ну и что, ну гитара. Кораблик же лучше! Вон он какой. Все сразу скажут «ух ты». А я скажу...
Маленькая гитара словно сама просилась ко мне в руки. Хотя ничего «такого» в ней не было. Грубоватая работа, неровная краска. Непонятные цвета. Но чем дольше я смотрела, тем больше она мне нравилась. Хотя кораблик был сделан гораздо искуснее, прямо-таки ювелирно. И маме понравится. И всё-таки...
Я сняла гитарку с ёлки и обернулась. Ветер загрохотал в ушах и замотал ветками. Свет огней запрыгал по снегу. Зимний Дед стоял на вершине ледяной горки и махал руками как мельница. Вокруг него роились птицы...
- Не ждите. Пора, - Закричала Снегурочка. Но я совершенно не знала, что нужно делать.
- Давай, включай свою галактическую машину! - громко закричала Ири, а собака напоследок ткнулась мне в руку. И всё куда-то поехало...

Глава 12. Продолжение.

Было тихо. Мне казалось, что стеклянная гитарка всё ещё у меня в кулаке. Я отлично представляла себе каждый штрих. Открыла глаза, и вдруг заморгала от удивления. Передо мной была ножка галеевского стола. По телевизору шла «Кавказская пленница». В одну руку что-то тыкалось. Это был уголок потрепанной толстой книжки «Ходжа Насреддин». Другую руку, сжатую в кулак, я так и прижимала к себе. В руке ничего не было.
Может, хоть та майка на мне? Да нет. Я в гостевом платье в клеточку. Да и нету на свете никакой такой майки с "Такси Галактика"!
- Ну что, проснулась? - спросила с другого конца дивана мама и подсела поближе. - Выспалась? Ну вот, а то полночи сегодня скакали.
- Укачало, наверно, с дороги. - Сказала тетя Нина.
- Ничего, - сказал дядя Алик. - Как раз хорошо поспать перед Новым годом.
- А у наших днём сончас был. - Сказала тетя Эмма. - Я так и сказала: кто не будет спать, отправится в кровать в девять часов!

В коридоре раздался шум.
- Отдавай сейчас же!
- Ну Саша, ну отдай, пожалуйста!
- Отдавай, Санечный! Дурак!
- Ну-ка, Маша, это что за слова!
- А он, тётя Нина, у Лёки корону забрал!
- А ты, Машечная, ябеда.
- Ну Саша, ну отдай, пожалуйста.
- Кгм, - сказала мама.
- Так! - Сказал дядя Слава.
- Ладно, Саня, отдай ей, - послышался голос Кирилла.
И стало тихо.

Потом в комнату, шурша и побрякивая, вползла процессия.
Гусар, мушкетер и две загадочные особы в коронах и платьях до пят торжественно обошли комнату и остановились возле стола.

- Ох ты! Ух ты! Вот это да! - Заговорили взрослые. - Это принцесса?
- Эх вы! Это Хозяйка медной горы! - Ответила за Хозяйку вторая особа.
- А это? Принцесса?
- А я - Царевна Лебедь. Разве не видите?

Царевна Лебедь Маша закрылась широким рукавом, кокетливо склонила голову в кокошнике и заморгала. Кокошник был расшит бусинами и блёстками. Позади красиво развевалась тюлевая фата. Широкие рукава явно раньше были не рукавами и принадлежали какому-то другому платью. Второй рукой Царевна держала за руку Хозяйку Медной Горы.
Вообще-то, раньше Хозяйкой всегда была я. Но тут Лёка запросила платье, и пришлось уступить. Все равно оно уже с большим трудом на меня налезало.

Мама ушила костюм, усовершенствовала немного. И теперь Лёка и правда была словно из сказов Бажова. Во-первых, мама смастерила кокошник, обшила его обрезками «малахитовой» ткани и украсила разноцветными бусинками на ниточках, как самоцветами из тех самых сказов. Мама приклеила к короне кусочки яшмы. Это у неё был такой сувенир. Он давно разбился, а то, что осталось, лежало в одной из коробок для мелочей. Мама даже отдала для короны несколько своих бусинок из настоящих Уральских камней. Самую красивую, из горного хрусталя, прикрепили на середину. Теперь стоило Лёке пошевелить головой, и всё это богатство начинало переливаться и постукивать друг о друга.
На шее у Лёки висели бусы. Все бусы, которые она смогла найти в нашей комнате. А на плече сидела серебристая ящерка. Все с того же разбитого сувенира.
Впрочем, Гусар с Мушкетёром были не хуже.

Гусар вышагивал в красной шапке-кивере со специальными верёвочками, блестящими пуговками и с такой белой высокой штукой, которая торчит сверху. Красный мундир тоже был расшит пуговицами, верёвочками и золотистой тесьмой. Красные штаны с белыми полосочками были заправлены в чёрные резиновые сапоги с серебристыми нашлёпками из фольги. Только сабля у гусара была покупная. Впрочем, кроме покупной сабли Саня гордо размахивал деревянным гибридом меча и шпаги. Это оружие он выстругал вместе с Кикой и дядей Аликом ещё летом, на Таватуе. А теперь меч обмотали фольгой, и вышло очень «железно». Саня так и говорил, подняв меч:
- Смотрите, во как железно.

Но со шпагой Кирилла ничто не могло сравниться. Это была всамделишная мушкетёрская шпага.
- Настоящая? - Спросила я, усевшись на край дивана.
- Гарда настоящая. - Сказал он. - А эфес и клинок мы с папой сделали.
Кирилл подошел, протянул мне шпажную ручку, натянув шнурок, за который шпага была привязана к поясу.
- Вот, посмотри на эфес.
Рукоятка, за которую держат, была удобно обмотана толстым слоем чёрной изоленты. Так и хотелось взяться за неё и помахать шпагой.
- Вот, видишь? А это - гарда.
Кика пощёлкал ногтем по полукруглому колоколу, который разделял ручку и толстое проволочное лезвие. Раздался тихий звон.
- Классная шпага, - сказала я.
Кирилл сдержанно улыбнулся из-за очков. Ему не хотелось показывать, как он доволен. Но я-то видела.
Весь остальной мушкетёрский костюм шпаге не уступал. И шляпа с искусно сделанными бумажными перьями, и ботфорты из старых сапог с приделанными шпорами. Красно-чёрный шёлковый плащ с голубым мушкетёрским крестом был не хуже, чем у героев того самого фильма. Кирилл прошёлся несколько раз по комнате, позвякивая своими шпорами.
- Настя, - сказала мама. - Ну иди переодевайся. Сейчас будет концерт.
Раздался звонок в дверь, это пришёл Олега. Все снова засуетились, повалили в коридор со смехом и криками. И я потихоньку проскользнула в тёмную детскую.

Глава 13. Концерт.

В детской был выключен свет, и по потолку тянулась, наверное, самая уютная на свете гирлянда. Она была сделана из настоящих фонариков, похожих на узорные фонари в какой-нибудь сказочной Дании. Свет был неяркий и тёплый. Разноцветные пятна лежали на стенах и потолке, освещая комнату так, будто это была не комната, а волшебная шкатулка со сказками. Я смотрела на эти фонарики и снова припоминала своё путешествие. Ель под самое небо и удивительных псов, загадочную лесную девочку Ири, Снегурочку и Зимнего деда. И Снежное царство, и полный тайн заснеженный Таватуй. Наверное, прошло много времени. Потому что мама позвала:
- Настя, ну где ты там?
И я принялась одеваться.
Если уж быть не Хозяйкой медной горы, то пантерой Багирой, кем же ещё! Оставалось только облачиться в тёмно-синее платье, будто это так отливает на солнце чёрная шкура, да надеть цепочку с маленькой пантерой. Её мне мама на день рождения подарила. И всё. Я готова.

Я вышла на свет. Олега был весёлый и без новогоднего костюма. В простой клетчатой рубашке и джинсах. Дядя Алик и тётя Нина посадили его между собой и всё спрашивают, спрашивают. Кирилл устроился рядом и стал внимательно слушать.
Вот так, забрали взрослые нашего Олегу. Мама говорит, ему уже не очень интересно с нами играть. А я не верю. Ну как С НАМИ может быть неинтересно!
Но Олега играть и правда, вроде бы, не спешит. Он сидит себе чинно, рассказывает о чём-то скучном, улыбается и кивает головой. Он даже чем-то похож на принца из одного фильма. И тут я понимаю, что Олега и правда вырос.

- Настя, пойдём! Ну пойдём, Настя.
- Ну чего?
Мне не очень хочется возиться с малышнёй, но Маша и Лёка настойчиво тянут в комнату.
- Пойдём!
Снова кругом нас уютная шкатулка-детская. Теперь здесь включили свет, а игрушки и вещи валяются в праздничном беспорядке. Галеевы, Кирилл со своей шляпой и шпагой на боку, и Лёка - расположились кто на первом этаже галеевской двухэтажной кровати, кто - на стуле, кто - на полу.
- Настя, вечерний телевизор! Вечерний телевизор! Давай делать вечерний телевизор, концерт ведь скоро!
Эх, научила на свою голову!

Вообще-то, «вечерний телевизор» придумала не я, а Охрямкина. В прошлом году на моём дне рождения. «Здравствуйте. Представляем программу передач». Лёка с Машей и другими гостями тогда заворожённо пооткрывали рты.
- А теперь передача «в мире животных», - вещала Ленка. - Я Николай Дроздов. А у нас в студии крокодилы. Крокодилы, покажитесь-ка нам. (Тут выползла я и принялась щёлкать челюстями из рук.) Вот, дорогие зрители, это крокодилы. Э-э-э, крокодилы, полегче. Ай, мама! Товарищи, наша передача закрывается, крокодилы съели все оборудование. Бщ.
Потом был футбол, и мы прямо валились от смеха на кровать вверх трмашками. «Нападающий прорывает оборону, - вопила Ленка, - и-и-и-и... Штанга!» «Фетисов бежит, - орала я, - пинает. Го-о-ол!» Наши зрители подняли такой шум, что вошла мама и строго велела вести себя потише. «Соседи же!» - сказала мама. И... осталась вместе со всеми смотреть. Правда, мама сказала, что Фетисов не футболист. А хоккеист. Но все равно смеялась вместе со всеми. Мы показали для успокоения малышни «спокойной ночи, малыши» с игрушками, а потом не удержались и принялись, давясь от смеха, изображать разных артистов. Мы старались, чтобы выходило не очень громко. В общем, Лёка и Маша не забыли эту затею. Пришлось мне сейчас придумывать и распределять роли.

- Лёка, - сказала Маша. - А у нас в школе сценки делали. Давай и мы тоже.
- Давай, - согласилась Лёка. - Про принцесс.
- Ну да. И про принцесс можно. Потом. А сейчас смотри. Смешная сценка... Про школу. Иди сюда.
- Настя, - строго сказала мне Лёка. - Пока мы сценку делаем, ты дальше придумывай.
- Для телевизора надо коробку, - сказал Саша. - Или вот!
Он взял стул, перевернул его ножками вверх и просунул между ними голову.
- Здравствуйте, я вечерний телевизор!
- Не-е, - сказал Кирилл, - Надо вот так поставить стул, вот так ещё один, а всё, что между ними - телевизор.

Маша с Лёкой шептались в уголке возле шкафа.
- А давайте споём про «маны маны маны маны», как в прошлом году, - сказал Саша. - Давайте. Девчонки, давайте про маны маны...
- Ладно, Сашечный. Отстань.
- Ну давайте, ну правда.
- Да споём, споём, - сказал Кирилл. Он ходил из угла в угол и что-то шептал про себя. Тогда Саша стал наскакивать на кого-то невидимого с саблей, то ли готовился, то ли просто так.
А я пожалела, что здесь нет пианино. Очень мне его не хватало. Я бы им такие песни спела! Как же их спеть-то без пианино?
- Дети, - заглянула в комнату наша мама. - Уже десять часов. Даже одиннадцатый. Вы когда концерт показывать будете? А то Новый год придёт, а потом по кроватям!
- Мама, но мы же не будем спать, - сказала Лёка, позёвывая.
- Мы же договаривались! - сказала я.
- Ни о чём я с вами не договаривалась! - Возмущённо сказала мама. - Я сказала, что вам можно Новый Год встретить.
- Новогодняя же ночь, тётя Оля! - сказала Маша.
- Новогодняя! - весело подпрыгнул Саня, как будто первый раз об этом услышал.
- Так. - Сказала мама. - В общем, мы вас ждем. Дождаться не можем, когда начнётся концерт.

- Сейчас, тётя Оля, - сказала Маша. - Уже скоро.
И мама, почти выкрикнув "ждем!", скрылась за дверью.

- Сашечный. А что ты будешь показывать? - спросила Маша. - И ты, Кирюша.
- У меня много чего найдется, - браво выговорил Кирилл.
- Я стишок расскажу. - Ответил в свою очередь Саша и хихикнул. - Ну давайте споём «маны маны».
- Да, Настя, маны-маны! - Запрыгала по комнате Маша. - Давай. Где кто стоит? Чур мы с Лёкой в серединке!
Ох. Вот большая, - скажут, - а занимается всякими малышнёвыми глупостями. Но тут я вспомнила своё путешествие. И горку. И то, что вовсе не нужно всегда быть серьёзной и хмурой, чтобы оставаться большой.
- Ладно, - сказала я. - Начинаем вот с этого края, потом идём вот сюда, потом делаем так, а потом...
И мы прорепетировали «маны-маны», потом другие наши любимые песни.
И пошагали гуськом выступать.

***

Зрители сидели, как и положено, в темноте. Телевизор синевато мерцал без звука. По нему шёл «голубой огонёк».
- Мы пришли, - сказали мы. - Выключайте свой телевизор, включайте ёлочку, сейчас будет концерт.
И тут тётя Нина сказала:
- А вам не кажется, друзья выступающие, что что надо что-то сказать?
Мы со своими стульями и тряпочками встали в недоумении. Чего сказать?
И тут самый маленький из нас, Саня, сообразил:
- Ааа! Надо волшебные слова сказать! - и скороговоркой, комкая слоги, выпалил: - Раз два три, ёлочка гори!

Ничего не произошло.
Мы посмотрели друг на дружку.
- Другие волшебные слова надо, - сказала тётя Нина. - И говорить хором. Вот такие.
И она с расстановкой продекламировала:
- Ё-лоч-ка, за-све-тись. Три раза. Ну-ка.
И мы проговорили трижды, хором «ёлочка, засветись», дирижируя себе всякими вещами, которые держали в руках.
Дядя Алик пошевелился возле ёлочки за краем стола, но опять ничего не произошло. Дядя Алик что-то пробормотал. Дядя Слава на него оглянулся. Стояла самая тихая в мире тишина. Кирилл развёл руками.
- Забыли ещё одно волшебное слово, - сказала тетя Эмма.
- А-а-а! Пожалуйста! - Выпалил Саня.
Ёлка мигнула и снова погасла. Тогда мы засмеялись и хором закричали:
- По-жа-луй-ста!
И тут огоньки засветились. В комнате сразу стало празднично. Все засмеялись и захлопали. Тогда взрослые выключили телевизор, а мы принялись сооружать другой. Свой собственный.

Вот планируешь-планируешь. Представляешь, как будет. А получается всё равно по-другому.
Мы показали вступление «вечернего телевизора». Девочки изобразили сценку из жизни школьников. Правда, Маша путала слова и постоянно смеялась. И зрители тоже смеялись. Особенно когда «хулиган» в кокошнике хихикал, прикрываясь лебединым рукавом, а учительница, тоже в кокошнике, шёпотом говорила: «ну давай как репетировали», и нельзя было разобрать, где слова из сценки, а где просто слова.
Потом артистов наградили аплодисментами, а мама полезла рукой в белый мешок, который стоял тут же между нею и тётей Ниной, что-то оттуда достала и подала девочкам.
Вот тут-то всё и пошло по-другому.

Вместо того чтобы идти за «ширму» и продолжать выступления, все сгрудились в кучу и принялись рассматривать предметы. Первым подпрыгнул Саня: «что! Что вам там дали?» Потом Кирилл.
Дядя Алик потянулся посмотреть со своего стула. Потом сама Маша отправилась показывать тёте Эмме. Мне надоело сидеть за ширмой, и я тоже подошла посмотреть. Это оказались два маленьких пластмассовых калейдоскопа. Если посмотреть внутрь, там словно бы перекатывались драгоценные уральские самоцветы, складывая разные сказочные узоры.

- Ну так а дальше? – Наконец, не выдержала наша мама.
- Ага! – Сказала Маша и принялась читать новогодние стишки один за другим как из пулемёта. И за каждый стишок ей давали какой-нибудь приз: моток серпантина, или ёлочного снеговичка из пенопласта, или красивый ластик. Пока взрослые с одной стороны, а Кирилл и Саша с другой не возмутились. Тогда на сцене появилась Лёка и, очень стесняясь, рассказала стихи про «белую берёзу». Она поводила плечами, склоняла голову в кокошнике и всё норовила закрыться ладошками. Ей долго хлопали, вручили пенопластовую снегурочку, и на сцену вышел Кирилл.

- Только давай на этот раз новогоднее! - сказала наша мама. - Праздничное что-нибудь.
Потому что на всех праздниках Кика настраивал публику своими стихами на героический и грустный лад, а также пел серьёзным голосом революционные песни.
Кирилл посмотрел на неё, снял свою мушкетёрскую шляпу, сделал задумчивое лицо. Потом сдвинул брови и начал:
- Скажи-ка дядя, ведь недаром...

Мама тихонько застонала. Она прикрыла лицо рукой, и облокотилась о спинку стула.
Зато тётя Нина и дядя Слава уселись прямее, с торжественными и строгими лицами.
Конечно, мы с Кикой давным-давно знали эти стихи, у нас у обоих было по такой тоненькой книжке с картинками. Но теперь-то Кирилл читал наизусть. Целиком. С выражением.

Наша Мама тоже потихонечку выпрямилась.
Кирилл повышал и понижал интонацию, вытягивал вперед руку, делал эффектные паузы. Маме уже нравилось. Малыши слушали, затаившись и не производя ни звука. Ёлка уютно мерцала.

Раздались аплодисменты, и мама вручила Кириллу сразу ДВА подарка, потому что он прочитал такое большое стихотворение наизусть. И так здорово.
- Да-а, - удивленно протянул дядя Слава, будто и сам не ожидал.
- Молодец, Кирилл, - принялись хвалить взрослые.
- Круто, - сказал Олега.

- Я тоже, я тоже прочитаю стихотворение, - подскочил маленький Саня.
Он встал на середину комнаты, уже без кивера и сапог. Почесал одной ногой другую и начал:
- Му...
Потом запнулся, огляделся и выпалил одним духом:
- Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье!
Наступила тишина.
- Ну, - сказал Саня, глядя на маму и мешок.
- А-а-а, Санечный, так нечестно! - протянула Маша.
Лёка просто надулась.
- Тётя Оля, а приз?
- М-м-м... - сказала мама и оглянулась за помощью на других взрослых.
- Я же рассказал стихотворение? Рассказал!
- А нормальных стихов ты не прочитаешь? - осторожно спросила тётя Нина.
- Ну, давай, ну что вы в садике учили? Ты же знаешь! - подбодрила тетя Эмма.
Саша кивнул, встал на середину комнаты, почесал голову, посмотрел на потолок. Словно вспоминая, набрал воздуха и прочитал громко, с выражением:
- Муха села на варенье, вот и все стихотворенье!
И тут из него посыпались хихики, как лягушата. Мне показалось, что они сыплются на пол и принимаются прыгать по нему в полном беспорядке.
- Ну Са-аша, - сказала мама.
- Ну Саша, - сказала тётя Нина.
- Ну вы же учили, - сказала тётя Эмма.
- Саня, соберись, - сказал дядя Слава. - Про варенье мы уже поняли.

Саня выдохнул много-много воздуха, сказал: «Ладно, сейчас» и приготовился читать с серьёзным лицом. Он посмотрел на нас, вдохнул побольше, нахмурился и выпалил: - Муха...
По комнате прошел вздох.
А Саня сразу же, как вылетело слово «муха», захлопнул рот, приложил к нему руку и посмотрел вокруг такими глазами... Я поняла, что он хотел бы сказать: «я очень хочу прочитать что-нибудь хорошее, но видите же, эта смешная муха так и лезет наружу. Ну можно я последний разик!?"
И Саня быстро прочитал:
- Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье!
И тут Хихики прорвали плотину и затопили всю комнату. Вслед за Саней захохотали мы с Кириллом, и Маша, и Лёка, и Олега. Смеялись наши взрослые, хотя и не хотели, и махали руками. А Петька, который уже успел несколько раз поспать и проснуться, удивлённо оглядывался на тётиэмминых коленях и взмахивал кулачками.

Отдышавшись, мама сказала:
- Саша...
- Щас, - сказал Саша, подошел к тёте Эмме, ткнулся виском ей в плечо и принялся о чём-то шептаться. Потом вернулся на середину комнаты.
- Что растёт на ёлке? Шишки да иголки, - начал он, очень стараясь не смеяться и постепенно успокаиваясь.
Когда Саня прочёл три стихотворения и заработал три подарка, дядя Алик вдруг вскричал:
- Ребята, двадцать пять минут!
- Двадцать пять минут! - заговорили мамы. - Двадцать ПЯТЬ!
- А Настя! - сказала Лёка.
- Да, ещё Настя, - закричала Маша, - а потом мы все. Одну песню.
- Давай, Настя. - Сказала мама.
- А может, я не буду?
- Давай, давай. Мы ждём.
Делать было нечего.
- Я спою про море. - Сказала я. - Только пианино нету. И ничего нету, поэтому я так.
И я запела любимую свою песню «Такси Галактика», про море. И все хлопали, и мне тоже дали пенопластовую снегурочку. И велели спеть ещё одну песню. После которой мне досталась линейка с блёстками. А потом мы выстроились по росту и спели «маны-маны», делая всякие фигуры и то скрываясь за ширму из стульев, а то оттуда выглядывая.
Взрослые опять хлопали, вручили нам всем ещё по одному подарку, и тут наша мама звонко сказала:
- Всё! Новый год!
Включили телевизор, и началась самая настоящая суматоха.

Глава 14. Праздник.

Мы закричали «ура!». Дядя Алик выстрелил хлопушкой на середину комнаты. Взрослые покидали в разные стороны серпантин и принялись пировать. В это время за окнами тоже закричали «ура!», где-то выстрелила ракетница и осветила часть неба. Где-то забумкала музыка. По телевизору начался «голубой огонёк». Словом, веселье шло полным ходом. Но я не могла отвлечься. Я ждала. Малыши тоже ждали. А взрослые разговаривали себе, как будто ничего не должно было произойти. Кто-то выходил на кухню поставить чайник, кто-то предлагал пойти погулять.
И тут... Вот оно! Раздался тихий стук в балконное стекло. Даже не стук, а как будто поскрёбывание.
- Что это там?! - громко сказала тётя Нина и выглянула в окно. - Ух ты! Смотрите-ка!
Мы бросились к балконной двери и приклеились носами к стеклу. За стеклом было темно.
Подошёл дядя Алик и принялся возиться с задвижкой. Тётя Эмма с уснувшим Петькой поднялась и ушла из комнаты.
- Ну-ка, дети, одойдите-ка. - Сказал дядя Алик.
Зашуршал утеплитель, дверь поехала в сторону. Я хоть и всё понимала, тем более, что одно кухонное окно у Галеевых выходило боком прямо на балкон, но внутри что-то подпрыгнуло, и я представила себе, как в ночном небе исчезает длинный искрящийся след и затихает рассыпной звон бубенчиков. Я так хорошо себе это представила, что уже была в полной уверенности: так всё и было.
Дядя Слава и дядя Алик втащили в комнату громадный мешок, обклеенный серебряными и золотыми звёздами. С мешка сыпался снег. Я успела заметить, что балкон замело сугробом. В комнате на минутку появилмя запах морозной улицы. И тут же балконную дверь захлопнули, накрепко защёлкнули шпингалетами и подоткнули утеплитель. И ещё шторой закрыли.
- Идите смотреть, - позвал дядя Алик.
Все столпились вокруг мешка. В мешке я узнала наш старый-престарый бабушкин плед.

Лёка и Маша сразу принялись шептаться. Мама и тётя Нина с весёлым удивлением охали и всплескивали руками. Тётя Эмма села в уголок с Петькой и сказала:
- Ну-ка, посмотрим!
Саша запрыгал вокруг мешка.
- Это ведь дед Мороз? Это от деда Мороза?
- Нет, Сань, это космонавты с Союз-аполлон скинули, - отвечал Кирилл. Олега молча улыбался.
Мешок открыли и начали доставать красивые большие пакеты.
- Это кому? - спрашивала мама.
- Это Алику, - читала тётя Нина на пакете.
- А это кому?
- Екимов Кирилл.
Дядя Алик в это время уже развернул что-то, что оказалось рубашкой и говорил:
- Ну спаси-ибо! Ой, а там что-то ещё...

Саня принялся доставать мандарины из своего увесистого пакета. И в комнате началась та суета, про которую я подумала, что вот она-то, наверное, и есть Новый Год. Я стала внимательно смотреть на всех, потому что у каждого в пакете было и от меня по подарку. В красивом, лично мной склеенном расписном конвертике была открытка, написанная маслом, фигурка какого-нибудь животного из «пластики», которая может застывать, если её поварить, и набор лошадок и звёзд из бархатной бумаги, склеенной так, чтобы бархат был с обеих сторон. Практической пользы от моих подарков не было никакой, зато была польза праздничная - в этом я была уверена. Каждый конвертик был перевязан кусочком мишуры и надписан.

Лека тоже наблюдала блестящими глазами - ведь и её открытки были в каждом мешке. И её фигурки из раскрашенной «пластики» - кому маленький подсвечник, кому кувшинчик, кому бусы, кому тарелочка. И когда взрослые начали спрашивать «ой, что это?!», Лёка прижимала кулачки к груди, улыбалась и жмурилась. А у меня внутри прямо-таки колокольчики зазвенели.

- А я знаю, кто это нарисовал, - сказал Саня, рассматривая моего медвежонка в зимнем пейзаже. - Это Настька нарисовала собачку! Смешная собачка.

- Ой, какая ёлочка! - сказала мама. Ой, какая. А принцесса! Ох, какие подарки мне в этот раз дед Мороз принёс…

Тут всё перекрыл Санин голос.
- Мотоцикл! Настоящий мотоцикл! С мотоциклистом в каске!
Саня задёргал всех по очереди за рукав.
Маша ахнула, увидев что-то в недрах своего подарка. И я заглянула в свой.
Там внутри пахло мандаринами, белел толстый альбом, что-то пестрело. И я принялась вытаскивать:
Мандарины. Яблоко. Альбом с симпатичным котёнком на обложке и с хорошей бумагой, набор цветных ручек, целую коробку бенгальских огней, хлопушку с сюрпризом (такая была у каждого из нас, и про них сразу было сказано, что хлопать будем на улице). Потом, обнаружились: сделанные Лёкой открытка с птичкой на ветке и забавные бусы из раскрашеной пластики, кучка карамелек, две шоколадных конфеты. Шоколадный батончик. Далее шли: новые струны для гитары, тоненький серебристый браслетик, грецкие орехи, завёрнутые в фольгу. Блестящий небьющийся шарик на ёлку и маленькая фарфоровая кошечка. Ай да Дед Мороз!

Я тихонько подошла к маме и не стала ничего говорить, а просто ткнулась куда пришлось и обхватила руками. Даже если бы не было этого браслетика, и струн, и фарфоровой кошечки... И вообще...
Я разжмурилась и оглядела комнату. Мерцала ёлка. Мерцала посуда на столе. Бледно мигал телевизор. Горели две свечки в подсвечнике, напоминая о таватуйских вечерах. Все рассматривали подарки, охали, ахали, улыбались и благодарили друг дружку. Вот именно это и есть Новый Год! - подумала я.

- Смотри, Настя, какие у нас пупсики с Машей! - это ко мне подошла Лёка. - Одинаковые! А тебе понравилась моя открытка? Мне твоя тоже понравилась. А бусики? Это я сама из пластики сделала. И раскрасила с мамой.
Со всех сторон раздавались голоса:
- Мотоцикл! Тётя Оля, настоящий мотоцикл! Я когда вырасту, у меня тоже свой мотоцикл будет!
- Лёка, давай рисовать принцесс! Я своей нарисую дворец, белую лошадь и цветочную оранжелею.
- Надо попробовать, как эти цветные ручки рисуют! Я давно уже хотел карту сделать. У нас с Олегой своя страна. Олега, про это ведь уже можно рассказывать?
Олега только кивнул. Он рассматривал какую-то новенькую толстую книжку.

- Дядя Слава! - Спросил Саня. - А правда, что сегодня такая ночь… Ну, такая, когда можно любое желание загадывать? Любое-прелюбое?
- Да, Саня. Это совершенная правда. - Пророкотал своим немножко хриплым голосом дядя Слава. - ЗАГАДЫВАТЬ можно любое. Загадывать - абсолютно любое.
Саня расплылся в довольной улыбке. И Кирилл, вроде бы, хотел посмеяться дядиславиной шутке, но передумал и поскрёб затылок.
- Надо загадать, - задумчиво сказал он.
- И мы, и мы, да, Лёка! - Тут же заторопилась Маша. - Давай, Лёка, загадывай!

А у меня желание было какое-то скомканное, одно на всё, и про маму, и про Лёку, и про бабушку, и про всех, и про меня тоже... И ещё новую песню «Такси Галактика».
И вдруг из телевизора послышались странно знакомые звуки. Я с недоумением присмотрелась. Потом подошла к телевизору. И тогда комната отодвинулась, а я оказалась там, как будто внутри. Это была действительно совсем новая песня. И я внимательно вслушивалась в каждое слово. Кто-то меня звал одеваться, чтобы идти гулять. А кто-то говорил, чтоб подождали, потому что ведь я всё равно не отлипну.
А потом они спели, и я опять оказалась в комнате. Я отошла от экрана, телевизор снова сделался неинтересным и плоским. Зачем мне их «огонёк», если «Такси Галактика» уже выступила! Оказывается, мы собрались выходить. И нужно было надевать штаны, и влезать в шубу, и натягивать сапоги. Спать, вроде бы, не хотелось, но я будто бы плыла в воздухе. И всё думала и думала кусочки новой песни, которые успела запомнить.
Неся в сонной руке хлопушку с секретом и несколько палочек бенгальских огней, я покинула пределы Галеевской квартиры и вслед за всеми спустилась по лестнице.
На улице ничто не напоминало о том, что сейчас глубокая ночь.

Глава 15. Заключительная. Новогодняя луна

По белой дорожке, поскрипывая снегом, шли люди. С горки неподалёку доносился смех и весёлые крики. Кто-то прогуливался с коляской. Окна горели во всех домах. И почти в каждом окне мигали гирлянды.
Мимо нас пробежали мальчишки, швыряя друг в дружку снежками. Я подняла голову.

В необозримой высоте электрическим светом сияла луна. Она была маленькая, синеватая, сплющенная с одного бока, и вокруг неё светилось тонкое голубое колечко. Знакомого «лица» на ней почти не было видно. Казалось, ещё немного, и она уйдёт выше, и ещё выше, и превретится в голубую точку. Но луна спокойно висела на одном месте. А внизу, на снегу, были заметны лёгкие лунные тени.
- Ну что, где тут ваш телефон-автомат? - спросила жизнерадостно мама. И мы отправились за дом, звонить нашей бабушке.

За домом было пустынно, Только мерцали гирлянды, и откуда-то из-за окончатых стен вновь взлетела ракета. Мы двигались без обычного шума, и даже Мани и Сани не было слышно. Кирилл тихо говорил с тётей Ниной, «близнецы» Маня с Лёкой секретничали между собой, мама с дядей Аликом и дядей Славой спорили вполголоса о чём-то, по-моему, философском. Олега беседовал с Саней, а я смотрела на поблескивающие рельсы, на огонь фонаря, на золотые россыпи за пустырём и думала: где же всё-таки он, Новый год? Вот он наступил, и теперь мы уже идём совсем в другом году, но этого совершенно не видно. Час назад тут были те же самые рельсы. И огни те же самые, и пустырь. И воздух такой же. В чём же он, Новый год? Почему сейчас мир кажется другим, чем какой-то час назад?

Я не знала.
Но когда мы говорили с бабулей через огромную морозную трубку, и когда обходили весь этот длиннющий дом, и соседний дом с магазином, и когда входили в знакомый двор, я всё равно чувствовала: что-то изменилось.
И мы хлопали наши хлопушки с секретом, все вместе отыскивая на снегу маленькие пластмассовые фигурки (что было в моей хлопушке, я так и не узнала, потому что фигурка вылетела далеко и затерялась в сугробах), мы зажигали бенгальские огни, а потом катались с горки. И я каталась вместе со всеми, хоть и большая. Но никто надо мной не смеялся. Наоборот, и Кирилл, и Олега, и взрослые катались вместе с нами и хохотали, а сверху на нас светила маленькая новогодняя луна.

Когда я засыпала, никакой луны в окне не было. Она висела где-то над крышей с той стороны дома. Но ей пора было идти вниз, и, наверное, луна уже понемногу становилась рыжее и ближе. Комнату заполняло таинственное сияние. А в воздухе стояло сплошное сопение. Младшие бормотали что-то во сне и улыбались, обнимая свои подарки. Кирилл спал на втором этаже. С бортика свисал край мушкетерского плаща, а наверху поблескивала гарда и виднелся уголок потрёпанной толстой книги.

Я смотрела на синее полотно неба с голубыми точками звёзд и думала.
Мысли были смутные и большие. Больше меня. Больше галеевского дома. Больше, наверное, целого города. А я всё лежала внутри этих огромных мыслей и смотрела на звёзды...
Одна звёздочка быстро двигалась через окно. Она была похожа на остальные, только не стояла на месте. Я знала, что это спутник. Серьёзный, для чего-то совершенно необходимый. И в то же время я представляла себе, что это мчатся через небосвод хрустальные санки. Быстрые. Невидимые ни для каких радаров. Едут себе и едут, оставляя рассыпающийся искрами след...