Ступив за край, я был выброшен в черный вихрь сожаления, и лишь растворившись в нем до конца, почувствовал себя вновь человеком. Это божественное чувство, когда тебя пропускает сквозь себя мерцающая карусель из слов и фраз, возможных событий, осколков будущего и иллюзий совершенного. Тысячи ярких сфер проходили сквозь мою эфирную плоть и кровь, растаскивая ее по центрифуге, яростно мчавшейся против часовой стрелки. Здесь резко пахнет палеными перьями несуществующих птиц. Иногда их силуэты мелькают вдали, на фоне живого серебра небесной ртути, черными гранями кубических форм вплетаясь в размытость цветного пятна, выцветшие масштабы которого заключают в себе треугольник моей небольшой души, с гранями, для удобства подсвеченными неоновыми трубками.
Черный вихрь вращается постоянно. Выйти их него несложно, достаточно сказать слово, вывернув его так, чтобы получился вихрь. Вихрь выплевывает свои эманации, и ты свободен, очищен, прозрачен, силен. Порой я нахожу в вихре души своих друзей, которые забыли слово, выпускающее из вихря. Если пробыть здесь слишком долго, то стенки души истончаются, а сама она трансформируется в нечто другое, менее способное на подвиги. Жиле из стремлений и принципов, сшитое вялыми нервами мечтаний. Выносишь такое жалкое увечье под звездную пургу, а она ликует, прося подаяний, и скрепляет все ледяной слюной, без которой этому слабому созданию не будет вовек жизни в мире чувств и зарниц азарта.
Крыши заброшенных зданий рассказывали мне легенду о человеке, который зашел в вихрь и не вышел уже обратно никогда, став его частью. Он обезопасил себя от спасения тем, что придал душе форму слова или фразы, окрасив ее в смоляную черноту молчаливой решительности. Найти слово среди слов очень трудно. Хотя, судя по уверениям крыш заброшенных зданий, никто и не пытался. Ощущения этой души схожи с приятной бесцельностью эха, порождаемого природными явлениями и не служащего обозначением для чего-либо. Я встречал ее внутри вихря, и она уже значительно отличается от слова своим лоском, своей блестящей и довольной тьмой, пришедшей изнутри.
Мне непонятны те, кто избегают вихря. Те, кто считают, что во всем всегда правы. Те, кто боятся темноты, но говорят, что любят свет. Самый яркий свет внутри тьмы. О, его там целые кладовые, вселенные света, достаточно закрыть глаза и он хлынет отовсюду, пронзая глубину мерцающими трещинками, а затем, обваливаясь в мозг лавиной лучей, мягко заставит улыбаться навстречу избавлению, навстречу чистоте. Да, вихрь именно таков. Его вечное движение бесцельно и не служит морали, это купель для духа, оазис для одряхлевшей ауры, теплица кармы.
Облака рассказывают, что на глиняных улицах Города Вздохов вновь расцвели маковые созвездия чужой любви. Они поливали эти всходы перламутровыми опалами своих слёз, а затем созерцали, как чувства вскрылись красными жемчужинами с черной глубиной, смущая убогость небесных овец своей красотой. Если рассказанное правда, то мне стоит посетить Город Вздохов и самому посмотреть на чудные маки. Только боюсь, что вместо них, как всегда, увижу только высохшую виноградную лозу и заскорузлую веточку полыни.