Галя. Рассказ 6. Серия рассказов ни о чем и обо вс

Эйя Вирт
Уже далеко за полночь. Родители в своей комнате давным-давно спят, а я сижу на полу в своей комнате, сжимая в руках телефонную трубку, и стараюсь разговаривать вполголоса, чтобы никто не услышал, о чём я шепчусь с незримым собеседником. Мы много разговариваем: обо всём-обо всём на свете, - и не можем наговориться друг с другом. Мне очень хорошо в эти минуты – ведь так мало на самом деле тех, с кем действительно хочется разговаривать.
- У тебя были когда-нибудь моменты малодушия? – вдруг раздаётся вопрос.
- А у тебя?
- Я первый спросил!
Мы смеёмся, и, тем не менее, я погружаюсь в воспоминания.
- Малодушие – это ведь почти то же самое, что и предательство? Да?
- Наверное, нет. Предательство – это когда кто-то на тебя понадеялся, поверил в тебя, а ты взяла и подставила этого человека, это, скорее поступок. Малодушие же больше относится к качествам человека и значит, что у кого-то  буквально «мало души».
- Хм. Не знаю. Я почему-то думаю, что это понятия соприкасаются между собой: предательство вытекает из малодушия.
- Приведи пример какой-нибудь.
- Хорошо, - говорю я, и начинаю рассказывать одну из своих историй…
Когда мне было десять лет, мы с родителями переехали из коммуналки в дом  малосемеечного типа – это, когда на этаже много маленьких однокомнатных квартир и длинный коридор с ящиками из-под картошки вдоль серо-синих стен, освещенных неяркими тусклыми лампочками. Теперь вместо большой комнаты в коммуналке, у нас имеется крохотная комнатка в 12 квадратных метров, но зато у нас есть отдельный балкон, кухня и санузел, пусть совместный, но всё-таки свой. После переезда первое время мне очень тоскливо – всё кругом незнакомое, нет моих подружек, друзей и школьных приятелей, нет постоянного шума за стеной и в коридоре. Грустно.
Осенью я пошла в новую школу, но в уже сложившемся коллективе, где все ребята хорошо знают друг дружку, мне живётся не очень сладко. Я чувствую себя одиноко. А одинокое сердце всегда ищет другое одинокое сердце…
Её звали Галя: полненькая, приземистая, в некрасивой оправе очков с толстыми стеклами. В классе с Галей ребята не общались из-за одного случая в начальной школе: девочка описалась прямо на уроке, потому что «учительница первая моя» была очень строгой, требовательной и самонадеянной женщиной, а Галя к тому же ещё училась довольно неважно и была из не очень богатой семьи; учительница в тот день вызвала её к доске отвечать заданный на дом урок, но ребенок начал проситься в туалет, и классная важная мадама вместо того, чтобы разрешить выйти девчонке в уборную, накричала на неё, отправила на место и вывела жирную двойку в дневнике. Галя, конечно же, не могла ослушаться учительницу, села на свое место за парту, - и описалась. А дети часто жестоки – ребята смеялись над Галей. Но насмешки одноклассников не достигали цели, потому что девочка была очень спокойная и очень добрая. Мне, кажется, я больше никогда в жизни и не встречала таких действительно добрых людей... Постепенно Галя в классе превратилась в изгоя. Нет её не обижали, её не дразнили, её не били, с ней просто не общались, она была чем-то вроде мебели в классе или пенала, в котором легко взять запасную ручку, если кто-то забыл свою дома.
И вот, я потянулась к ней. Мы подружились: делились какими-то детскими невзгодами и переживаниями, но… мне было мало её дружбы,  хотелось самоутверждения в классе, повысить, так сказать, свой социальный статус в классе. Как же мне сейчас стыдно в этом признаваться! Я стала избегать общения с Галей, променяв дружбу с ней на дружбу с другой девочкой… Я променяла золото на какие-то медяки. И она всё поняла, и ни слова мне не сказала.
Это то, что мне не забыть никогда-никогда! Из-за своего малодушия, глупого тщеславия, я предала человека, и я глушила свою совесть глупыми оправданиями, что «жизнь бывает иногда несправедливой». А ведь я могла поступить совсем иначе!.. Мы больше не общались с Галей.
Он внимательно слушает мою историю, и когда я заканчиваю, спрашивает:
- Но ведь ты так больше не поступала потом? Правда?
Мне хочется сказать, что «да, не поступала», но я говорю совсем другое:
- Нет, неправда… Были ещё два случая, когда я могла заступиться человека, когда я не  должна была молчать, а молчала. Я не унижала, не втаптывала в грязь, но я стояла, стояла и молчала, и наблюдала. Надо было кричать, а я трусила, потому что слишком беспокоилась о том, что обо мне будут думать остальные.
- Не грусти, мы все внутри с какой-то трещинкой…

Я проснулась поздно, села на край постели и сказала громко вслух, чтобы он меня услышал.
- Я больше не люблю тебя! Ты слышишь?
- Что с тобой? – мгновенно просыпается он.
- Ничего. Я больше тебя не люблю! Всё…
Он почему-то думает, что я шучу, и говорит что-то абсолютно нелепое.
- Пожалуйста, услышь меня! Я не шучу! – почти кричу я.
- Я услышал. Чай будешь? – я киваю в ответ.
Он  встаёт, заправляет кровать, идёт на кухню и ставит чайник на плиту, мне заваривает чай, а себе – кофе.
Я пью напиток со слезами напополам.
- Когда будем подавать на развод?
- Когда хочешь, - произношу я с полным безразличием.
- Может у тебя любовь?
Я отрицательно мотаю головой.
- Мне нужно подумать,  - доносится до меня, и он уходит в спальню.
Я остаюсь наедине со своим чаем и телефоном.
Одно входящее сообщение, которое тут же торопливо просматриваю.
«Знаешь, ничего не получится. Я много думал, и я не могу принять твой образ жизни. Будь ты одна, я бы даже и не сомневался о том, стоит ли попробовать, но…»
Я не дочитываю сообщение до конца, потому что уже всё знаю, в внутри меня становится темно, тихо и пусто.