Басня

Наталья Муратова 3
©Наталья Муратова БАСНЯ

Писатель Унынский оказался в очереди. Конечно же, это была очередь, но что-то в ней, в очереди, имелось необычное. Он же знал, как должно быть, встанешь за кем-нибудь и ждешь. За тобой еще кто-то пристроится, друг за другом тихо двигаются. А тут все суета. И внутри толпятся, и позади, и сбоку рядами стоят, то одного вытолкнут, то другого.
– Ба! Какими судьбами! – неожиданно, рядом с ним, очутился режиссер Подхвостов.
– А, и вы тут? – Унынский совсем не удивился и немного отделился от всех. – Ничего не могу понять, а спросить не у кого, молчат. Хотя есть кое-кто, кого я знаю, смотрите, смотрите вон там, но куда его потащили?
– По местам! По местам! – к ним приблизилась морда, грубо их расталкивая.
 – Что? Не наговорились за свою жизнь? – морда лукаво подмигнула и завопила, – каждый в свою очередь!! Кто писатель?? Сюда, мараки!
Тут же подскочила другая морда, схватила Унынского липкими лапами, пробормотав, «мараки-писаки», вдруг взвизгнула:
– Унынский, ты ли?
– Да, я, – Унынский тщеславно обрадовался своей известности.
– Да уж знаем, знаем. Кхе-кхе, тиражи ого какие, мы не успеваем подсовывать твои книги. Кому? Да кому придется! Ой, молодец! Как тонко и изощренно блуд описал, кхе-кхе, – морда смахнула умилительную слезу. – И так, и эдак! У меня где-то твоя книжица завалялась. Ну, думаю, попадет он ко мне, точно попадет, как в омут глядел, своим глазам не поверил, смех, да и только, кхе-кхе, угодил, таки прямо ко мне! Вместе почитаем. Как про адюльтер сюжет закрутил, писака! Ты будешь у огонька сидеть, а я буду читать тебе твою книжонку.
Морда, то гогоча, то ухмыляясь, подталкивала его.
– И, как ловко придумали? Покажут скверну и прибавят «18+», и вроде греха нет. А нам какая разница – восемнадцать плюс, восемнадцать минус. Потрафил ты мне, Унынский. Почетному гостю – почетное место, – бормотала морда, прерываясь на хихиканье и похрюкивание. – С писателями мне как везет, страсти хорошо горят. Вы для нас, а мы вам, наше вам с кисточкой. Погодь, посиди тут, разбойника приволокли в гиену огненную.
Морда возилась вокруг разбойника, надувалась, приплясывая, и вскоре поднялись клубы дыма и вырвались пламенеющие языки.
– Что он сделал? – беззвучно прокричал Унынский.
– Одно слово, разбойник, две души загубил, да ограбил, а все с собой не заберешь. Точно говорю? – морда хитро подмигнула, возвращаясь. – А тебе, что бояться? Повестушку написал, миниатюрки, никого не убивал… Как ты тут оказался!? А? Не знаешь? Что же я зря вожусь с тобой!? Во-о-т, что-то разгорается. Подождем.
Морда опять хрюкнула, чмокнула губами, и при этом потянула круглым носом, принюхиваясь.
Душа Унынкина замерла. «Хотя, какая душа? Почему душа? Я же существую!»
– Существуешь, существуешь. Вона вас сколько, режиссер-то твой, уже фильмы свои смотрит, самые похабные эпизоды, кхе-кхе, – облизнулась морда, – а мне с тобой приходится возиться, а то бы слетал посмотреть, изобретательно сделано, никаких искусителей не надо. Наши ребята в подметки не годятся, только шептать могут… Смотри-ка, у разбойника огонь гаснет, отмолили его, что ли … Да уж лет двадцать прошло, по-нашему.
Морда замолчала.
– А вот уже и тридцать… Время у нас особое, может и нам конец будет. Давно я на верх не поднимался. Заговорился тут с тобой, что значит писаки-борзописцы, сочинители…
А у тебя горит душа, горит, кхе-кхе. Что, тиражи то немалые? Значит читают тебя, еще души свои губят. Есть у нас тут один писатель, кхе-кхе, так у него до сих пор душа в огне, нам делать ничего не надо. Само горит. ВАльтер, кажется, зовут, безбожник, уж лет триста прошло, я тогда только начинал с писателями общаться. Дружил с ним. Долго он жил. А, некоторые, молодые не выдерживали. Бах!.., и ко мне, пожалуйте! А мне что? Не хотите молиться – не молитесь, нам веселее.
А вот еще случай был, …что противно? Это я еще твои тексты не начал читать, тебе за каждое слово отвечать придется… Не знал? Да знал, знал. Смотри как разгорелось, «из искры возгорится пламя», ха-ха, болтуны!
Морда охнула, сжалась от смеха, мелко затряслась, показывая, как ей смешно.
– Кхе-кхе, с чего я начал? Случай? Да, был у меня еще один писатель, ой, гордый, «тебя не боюсь»! Так еще и за гордость пришлось ему расплачиваться, перевели куда-то, …что тут ему с вами, щелкоперами, делать…
А вот еще… да ты не отвлекайся, тебе еще лет сто гореть в наших местах, растление, оно заразное. Ну, да, о чем это я… Писатель такой жил на земле, ну, думаем, все, наш, вот-вот к нам приведут, и про служителей написал, и стреляться удумал! Весь наш! Да поди же, покаялся, да так покаялся, что мимо нас так и пролетел. Не успели даже ухватить. Вот как бывает. Жалко… Жалко!!! – сорвалась вдруг на визг морда. – Столько клеветы потрачено! А знаешь, кто тебе твои бредни подсказывает?
– Кто? – беззвучно спросил Унынский.
Морда вплотную приблизилась к нему, да так близко, что в угольных ее глазах отразилось пламя, мгновенно охватившее душу Унынского.
– Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я–Я!!!   

– Ия – ия – ия – ия, – заверещал сигнал.
– А, черт, – выругался Унынский, выныривая из темноты и открывая глаза. Он протянул руку, схватил трубку. Звонил режиссер Подхвосткин.
– Я прочитал, кхе-кхе, сценарий, искусно, искусно, грязи еще подбавить, совсем прелестно будет, кхе-кхе, «ню» с одной стороны, «ню» с другой стороны, постельных сцен маловато, кхе-кхе, добавим, и в прокат. Души собирать будем, тьфу, кхе-кхе, пошутил, зрителей.
– Я больше не буду, – пробормотал Унынский, еще путая в сознании действительность. – Кажется, за это поплатиться можно… потом, после ухода в вечность.
– Басни это, басни, кхе-кхе.
«Басни, басни, басни», – повторял Унынский, оглядывая большую полку с запыленными книгами. «Сколько вас тут, и где вы теперь?» – усмехнулся он.
– У кого-то уже был этот сюжет, этакая завязка, писатель на том свете отвечает за совращенные им души. Ну, конечно! Иван Андреевич Крылов, басня «Сочинитель и Разбойник».
«В жилище мрачное теней, На суд предстали пред судей В один и тот же час: Грабитель (Он по большим дорогам разбивал, И в петлю, наконец, попал); Другой был славою покрытый сочинитель: Он тонкий разливал в своих твореньях яд, Вселял безверие, укоренял разврат…» – прочитал Унынский. – Вот оно что, разбойник опасен был, пока он жил, а сочинитель «в прелестный вид облек и страсти, и порок», которые живут, когда давно уже истлели его кости…
 …Чего это я за книги взялся? Мог бы и в интернете прочитать… 

– А, за свои тексты в интернете, я тоже буду отвечать? – покрываясь горячей испариной, спросил кого-то Унынский.

(С) Наталья Муратова