Глава 3 в которой в жизни Берни появляется соперник.
Прошло несколько месяцев. Зима укрыла белым покрывалом горные долины, а замок Арнгрей, обдуваемый всеми ветрами, оставался черным на черном теле горы. Берни постепенно привык к новой жизни, в которой каждый его шаг сопровождал старый одноглазый Атли. Он познакомил наследника с замком, рассказав, что Арнгрей начал строить еще дед Торбьёрна, а отец продолжил. Что эта цитадель неприступна для любых врагов. Что именно здесь воспитываются лучшие воины Горной Страны, самые смелые и непобедимые в мире. И княжич, если будет слушать своих наставников и упорно тренироваться, тоже станет таким воином.
В те дни, когда над башнями замка свирепствовали ураганные ветра, выстуживая жизнь из больших и маленьких дворов и двориков, сгоняя стражников в укрытия с высоких зубчатых стен, Берни учили грамоте. Ему легко давались буквы, быстро складывающиеся в слова. А вот игры с маленькими, специально изготовленными для него, деревянным мечом и копьем огорчали не только самого княжича, но и его наставника. В его крупном, похожим на медвежонка, теле не было ни ловкости, ни гибкости, ни силы. Меч то и дело выпадал из руки, копье летело не в ту сторону, со свистом пролетая мимо мишени. Он часто падал и ушибался. А вечерами старый Атли втирал в полученные мальчиком за день ссадины и синяки пахучую волшебную мазь, от которой к утру синяки исчезали.
Отца Берни видел очень редко. Тот занимался достраиванием замка, его обустройством или отправлялся в поход со своими воинами. Возвращались из похода обычно с богатой добычей, устраивали веселые пиршества и всякие забавы, в которых детям участвовать не полагалось. Вот тогда приходил отец и дарил сыну какую-нибудь необычную игрушку, трепал мальчика по вихрастой голове и уходил. А Берни с любопытством и интересом изучал подарок.
Однажды отец привел к нему в комнату мальчишку, чуть меньше Берни ростом и, вероятно, возрастом. Незнакомый мальчик смотрел на княжича темными, злыми, чуть раскосыми глазами из-под нахмуренных бровей очень недружелюбно и молчал.
- Вот, Торбьёрн, я привел твоего сводного брата, Стейнара. Он будет жить в замке вместе с тобой. Будете вместе учиться и тренироваться под наблюдением Атли.
Он сделал паузу и, хитро улыбнувшись, добавил:
- Вот думаю, кого из вас сделать наследником? А? Кто из вас хочет стать властителем Горной Страны?
Стейнар поднял голову на отца, сверкнув холодным взглядом, и уверенно произнес:
- Я буду властителем Горной Страны!
Берни подивился такой наглости чужака. Сам он робел перед строгим отцом, побаивался не только разговаривать с ним, но даже смотреть в его синие, пронзительные глаза. А этот… Отец удовлетворенно рассмеялся, блеснув белыми зубами.
- Посмотрим, посмотрим. Ты, Стейнар, сын моей наложницы, то есть не можешь считаться прямым наследником, как Торбьёрн. Но я же князь! В моих силах изменить право наследования. Вот я и посмотрю, кто из вас вырастит самым смелым и сильным, на кого можно будет переложить бремя власти!
Он оставил недовольно нахмурившегося мальчишку в комнате Берни и ушел, посмеиваясь себе под нос и о чем-то размышляя. Так в жизни Торбьёрна появился брат – соперник.
Вскоре два сводных брата привязались друг к другу, хотя общего между ними было очень мало. Торбьёрну легко давалось обучение грамоте и счету, а Стейнар с трудом осваивал азы науки. Ему было трудно сосредоточится на задании, маленькие пальцы не слушались и вместо букв на листе бумаги получались уродливые каракули. Стейнар злился, отчего письмо давалось еще сложнее. Зато в спортивных играх он не то, что не уступал старшему брату, а демонстрировал явные успехи, в отличие от Берни. Стейнар обладал от природы кошачьей гибкостью, быстротой и верткостью ящерицы. Торбьёрн был неповоротливым, но более сильным. Это несходство подталкивало к соперничеству, заставляло обоих стараться там, где было всего сложнее. Так и росли, часто ссорились, а порой и дрались из-за всяких пустяков. Но вмешивался старый Атли, рыкнув на расшалившихся мальцов или раздав тому и другому по подзатыльнику, и через пять минут братья, как ни в чем ни бывало, мирно играли в другую игру.
Торбьёрну исполнилось десять лет, когда отец впервые взял их на охоту. Фрейвар, близкий друг и соратник отца, опекал юных наследников. Его мощный рыжий жеребец шагал рядом, а Фрейвар, бородатый великан, то и дело посматривал, крепко ли держаться в седле мальчишки? Их невысокие смирные лошадки, специально подобранные для обучения верховой езде, неторопливо рысили друг за другом.
Утреннее солнце пронизывало яркими желтыми полосами тихий зимний лес, от чего мягкие снежные шапки на еловых лапах то и дело вспыхивали разноцветными искрами, словно там были рассыпаны драгоценные камни. Лес дремал в утреннем покое, с удивлением разглядывая группу всадников, вспарывающих копытами коней девственную чистоту снежного покрывала.
Берни полной грудью вдыхал вкусный морозный воздух, пропитанный запахом хвои. В безветрии лесные великаны – ели тянули свои мохнатые руки к головам мальчишек, а то и гладили их по лисьим меховым шапкам, стряхивая на них искристые, легкие как пух, сугробы снега. Изредка в кронах деревьев что-то шуршало, щелкало, заставляя ветки качаться и осыпать снег. Белка или куница? Пытался угадать Берни, силясь рассмотреть скрытного лесного жителя, но напрасно. Дважды большая птица пролетела над ними, медленно взмахивая темными, широкими крыльями.
Мальчик опустил взгляд на притороченные к седлу укороченное копье и метательный топорик. Он не был уверен, что справится и метко пустит оружие, если вдруг на него выйдет зверь. А вдруг промахнется? Он не всякий раз попадал в мишень на тренировках, в отличие от Стейнара. Тот был метким и ловким. Если промахнусь, думал про себя Торбьёрн, братец засмеет и всем растреплет в замке, язык то у него длинный и острый…
Вдруг всадники остановились на опушке леса. Отец поднял вверх руку в черной меховой перчатке. С другой стороны опушки кто-то из загонщиков подавал сигнал. Охотники начали растягиваться в линию. Фрейвар махнул мальчишкам, веля следовать за ним. Двигались молча, стараясь не поднимать напрасно шум, не спугнуть зверя. Колючая еловая лапа больно царапнула, махнув по лицу Берни, отчего он на мгновение зажмурился. А когда открыл глаза, то притихший в ожидании лес ожил в одно мгновенье. Пронзительный, звенящий на высокой ноте, свист повис в недвижном воздухе. А потом хлынула лавина звуков: крики, брань охотников, ржание лошадей, звон металла, встревоженные голоса птиц, спугнутых незваными гостями леса. Торбьёрн пригнулся к шее коня и понесся следом за Фрейваром.
Азарт погони захватил его сразу, сдавив горло, не пуская наружу дикий, ликующий крик. Впереди в нескольких шагах, размытая поднятой с земли снежной пеленой, неслась мощная темная фигура Фрейвара. Больше ничего Торбьёрн не видел. Ветви деревьев норовили выцарапать глаза, целые охапки снега летели в лицо острыми, колкими иглами, ветер свистел в ушах. Фрейвар повернул коня и понесся вправо. И тут Берни увидел зверя.
На белом снегу далеко был виден огромный вепрь, темным вытянутым пятном несущийся прямо на него, Берни. Мальчик втянул с шумом носом воздух и выхватил свое копье. Огромный кабан приближался, подгоняемый криками загонщиков. Вот уже стали видны его изогнутые страшные клыки, вставшая дыбом щетина на холке, злые, отчаянные, маленькие угольки глаз.
Смирная лошадка Берни, охваченная азартом охоты не меньше своего хозяина, неслась вперед, взрывая копытами снег, хрипя и выгибая дугой шею. Вепрь приближался. С разных сторон в него полетели копья охотников. Торбьёрн прицелился, размахнулся и со всей силой метнул копье. Орудия смерти настигли зверя почти одновременно в прыжке. Он дернулся, взревел и рухнул на бок, продолжая перебирать ногами, будто еще бежал, спасаясь от своих убийц.
Неужели промахнулся? Думал Берни, натягивая поводья, притормаживая лошадь, чтобы не перемахнуть через убитого зверя. Охотники, пересыпая радостные крики крепкими словечками, спешивались вокруг добычи. Торбьёрн остановился за их спинами. Вепрь лежал на боку, из шеи, живота, груди торчали копья, безжалостно впившиеся в намокшую от крови шерсть. Глаза зверя были открыты и, как показалось Берни, с отчаянием и ненавистью смотрели на людей. Но взгляд их быстро тускнел, стекленел, угасал. Жизнь быстро уходила из него вместе с кровью, вытекавшей из многочисленных ран и окрашивающей снег в невозможно яркий, полыхающий огнем, красный цвет, от которого хотелось зажмуриться или отвернуться.
Никто из охотников не подходил к добыче, пока не спешился сам князь. Тормунд склонился над вепрем, внимательно рассматривая раны. Резким движением он вырвал одно из копий, потом второе и, выпрямившись, поднял копья над головой. Это были укороченные, облегченные копья мальчишек.
- Чье копье? – громко крикнул князь, обводя торжествующим взглядом своих воинов. – Кто же убил зверя?
- Я!! Это мое копье! – звонкий мальчишеский крик пронесся сквозь гул голосов. Стейнар соскользнул с коня и, чуть не падая в глубоком для мальчишки снегу, побежал к отцу.
Глаза Тормунда сверкали от гордости. Он не сдерживал улыбку.
- Это мое копье! – Снова выкрикнул Стейнар, подбежав к князю.
- Молодец, сын, попал в живот кабану. Иди сюда, Торбьёрн! – позвал он второго сына. – А это копье твое?
Второе короткое копье принадлежало Берни. Он спешился и, отчего то робея, пошел к отцу.
- Ты попал в шею. Похоже, смертельный удар! – отец протянул сыновьям окровавленные орудия убийства.
- Нет, это я попал в шею, а он – в живот! – Стейнару до боли хотелось быть тем, чей удар убил зверя, а не ранил. И он готов был вступить в драку, если бы кто-то стал спорить с ним. С вызовом и неприязнью он смотрел на брата.
- Копья то одинаковые, - пожал плечами Берни, - может это мое копье попало в живот.
- Ну что ж, я доволен вами. Для первой охоты совсем не плохо!
Отец достал охотничий нож с широким и длинным, немного изогнутом на конце лезвием, и собственноручно начал свежевать тушу вепря. Нож входил в мертвое тело жадно, с хрустом, точно пожирал чужую жизнь, впитывая чужую силу и мощь. Брызги крови летели вокруг горячими рубиновыми каплями, и снег под ними испуганно таял, сморщивался, испарялся.
- Отец, а можно мне один клык вепря? – спросил Стейнар, расширенными от восторга глазами следя за руками отца, ловко вспарывающими брюхо жертвы.
- Будет тебе клык! – Тормунд вывалил на снег дымящиеся в морозном воздухе потроха.
Торбьёрн отвернулся. От вида окровавленных кишок его замутило и он, взяв копье, стал старательно оттирать его снегом от уже подсохшей крови. А перед глазами стояла картина: мощный, прекрасный в своей первозданной силе, зверь несется по белому снежному полю, сверкая маленькими, хищными глазками…
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/12/711