Рассказ:
«ДУШЕВНЫЕ ИГРЫ»
Скрипели колеса, пытаясь, раз за разом, запеть какую-то жалостливую песню. Телеги, грузно переваливаясь с боку на бок, словно сонные толстобрюхие животные, не спеша ползли по узкой лесной дороге.
Народу набралось не много – возницы да шесть бойцов. Командир – мелкий дерганый мужичок при шляпе и долгополом плаще, держался и ехал особняком. Старшой, как бойцы меж собою называли начальника, всю дорогу от города, теребил полевую офицерскую сумку – просматривал какие-то бумаги, то и дело записывая что-то, судя по всему, особо важное, в тонкую ученическую тетрадку. Остальные, развалившись на сене в двух телегах, то дремали, то курили, лениво перебрасываясь ничего не значащими словами.
Стояли первые дни октября, когда осень, крася охрой лес, часто балует селянина погожими деньками: призрачно-синим небом, лишь слегка помеченным проседью облаков; тянущимся к югу птичьим клином; дрожащей на легком ветерке паутинкой, изо всех своих малых сил цепляющейся за тонкую веточку. Грустная для сердца пора – бабье лето.
Сосновый лес неожиданно кончился, и дальше, уже до самой деревни, потянулся осинник, разбавленный березой и рябиной. Дорога вильнула влево, убегая от топкого болотца, и в просвете редколесья замаячили приземистые строенья крайнего подворья. Обоз медленно въехал в безлюдную в этот утренний час деревню. Слышно было, как где-то, учуяв чужака, надрывно лая, рвалась с цепи собака.
– Правей, держись, правей! – закричал, спрыгивая наземь, Старшой. Он пошёл-побежал улицей, выглядывая по одному ему известным приметам нужный двор. Не лишней оказалась и синяя тетрадка, перекочевавшая в карман плаща, ибо, заглянув в неё, Старшой уже легко определился с выбором.
Дом стоял чуть в стороне от дороги, осмыслено глядя в мир четырьмя большими окнами. Под ними, купинами, росли высокие бело-розовые цветы. Старшой, не теряя времени даром, уже колотил кулаком в высокие ворота, крытые тёсом, призывая хозяев. Обернувшись на подъезжающий обоз, закричал:
– Всё, приехали! Выгружайсь…
Возницы, спешив людей, подогнали подводы ближе к огороже, где лошади тут же стали щипать ещё кое-где зелёную траву. Бойцы сгрудились у ворот. Из глубины двора послышались голоса, и наконец, калитка распахнулась, явив свету хозяйку, ещё довольно молодую женщину, одетую по-городскому. Из-за спины её выглядывала, шмыгая носом, девчонка лет семи, почему-то очень коротко стриженая. Она с нескрываемым любопытством таращила тёмные глазёнки на сбившихся в кучу мужиков.
– Хозяин дома? – задал свой вопрос начальник.
– А где ж ему быть? Вчера ещё Мельников наказал со двора не идти. В сарае что-то ладит. Счас кликну…
Все прибывшие постепенно просочились во двор, огороженный со всех сторон строениями. Появился и хозяин – узколицый и худой, напоминающий клоуна, из-за непомерно широких и коротких штанов и огромных тупорылых ботинок. Подошёл молча, стал рядом с женой.
– Согласно Декрету Совета народных комиссаров за номером 36 предлагаю немедленно сдать государству продовольственные излишки. В противном случае… – и Старшой не спеша, внятно выговаривая слова, дочитал до конца весь текст Декрета.
Хозяин молча выслушал сказанное, откашлялся и, глядя под ноги, ни к кому конкретно не обращаясь, заявил:
– Ничего у нас товарищи-граждане нету. Всё, что могли, сдали на продналог ещё по прошлому месяцу. Об чем и справку при печати имеем в наличии.
– Ты, Воронков, нас справкой не жалоби, ты на печать не ссылайся. Мы с тобой об излишках речь ведём. Это, понимай так, первое. А второе то, что за твоим хозяйством недоимка в двадцать пудов. Чистый непорядок, как он есть. Именем Российской республики, по причине нехватки продовольствия для армии рабочего пролетариата, повторно предлагаю – добровольно сдать хлеб в казну. В случае несогласия изъятие будет совершено вполне законным образом – путем обыска и реквизиции. Вопрос ясен? – Закончив говорить, Старшой оглядел всех присутствующих, ясно давая понять – всё, что надо, уже сказано. Дальше будет уже не слово, а дело.
– Ничего у нас больше нет. В закромах – шаром покати. Детей нечем кормить… – объявилась со своим словом и хозяйка.
– Раз есть закрома, то есть в них и добро. По-другому быть не может. Это, как говорил мудрец древности Декарт, аксиома, – невесело пошутил Старшой.
– Делайте что хотите, а перед законом ответите. Нету у вас таких правов, чтоб последнее отымать. Товарищ Троцкий говорил…
Но что говорил один из вождей пролетариата, узнать не удалось, так как Старшой оборвал хозяина на полуслове:
– Ты ещё наших правов не знаешь. Правов-то у нас предостаточно, гражданин хороший. Народ в городе, значит, голодует, а он, как баран, одно твердит – не отдам! Отдашь, как миленький. Да ещё и в Сибирь загремишь, как злостный враг, значит, рабочего класса и, соответственно, Советской власти.
Атмосфера накалялась, бойцы продотряда, переминаясь с ноги на ногу, покуривали, ничем не выказывая своего отношения к происходящему. Оно и понятно – люди подневольные. А потому нечего ум ломать, на то, чтоб всё знать, как и чего, начальство есть, ему завсегда виднее.
Старшой, устав от пустой болтовни, махнул рукой, как отрубил:
– Советскую власть забижать душа не позволяет… Таким образом и действовать будем – по рабочей совести и пролетарскому духу. А потому, Гавриленко и Отчик, ваша задача хату проверить-перепроверить. Подполье и так далее, печки-подпечки... Враг хитер. Будьте бдительны. Трудовой народ и партия в нас верит, а потому… Шомпола взяли? – вдруг спохватился Старшой.
– Взяли, взяли… – заверил кто-то из бойцов.
– Хаткевич с Сидорком подсобные помещения будут осматривать. Ну, давай, братцы, давай, дело не терпит.
«Что-то здесь не так, определенно не так», – думал Юрка, а официально – старший боец продовольственного отряда «Заря коммунизма» Юрий Михайлович Хаткевич. Ещё на подъезде к деревне, после мостика через ручей, Юрка почувствовал смутное беспокойство, тревожность какую-то, что ли? Словно в зону повышенного напряжения въехали. И эти хозяева тоже не очень на артистов похожи. Но, с другой стороны возьми, они же на то и актеры, чтоб выглядеть натурально. Но сейчас надо об ином думать, чтобы приз выиграть, надо кровь из носу, а тайник найти. И Юрка чувствовал, всей своей кожей чувствовал, – найду, найду, сегодня мой день. Посмотрим ещё, кто кого обхитрит да объегорит. Посмотрим…
Чтобы ясность в дело внести, надо кое-что растолковать. А то ситуация неясная получается, непонятная, если большего не сказать. Ввязался Юрка в игру, вычитал в рекламной газете объявление: «Найди и выиграй». Сейчас время не простое, всё на нервах, всё через стресс, особенно если трудишься, скажем так, в сфере бизнеса. Съездил Юрка разок на военную игру, пейнтбол называется. Мероприятие вроде бы спортивное, а как собрались игроки – смех один. Как будто их специально для клоунады навербовали – один другого толще и бестолковей. А в продотряде всё по-другому, всё иначе – не столько бегай да стреляй краской друг в друга, сколько думай, головой работай. Старшой так и сказал: мол, дурака легко вокруг пальца обвести, а умному человеку чем задача сложней, тем почетнее её решить, результата добиться. И главное, всё честь по чести – костюмы, декорации, артисты. Посмотришь иной раз, и сам в происходящее верить начинаешь, уж больно картинка реальная, так уж всё достоверно у них происходит. Прошлый раз старуха какой спектакль разыграла, Шекспир бы позавидовал. В ноги бросается, плачет… С голоду, говорит, пухнем, а три мешка жита да полбочки сала, как не крути, из ямы в огороде бойцы изъяли. Конечно, денег стоит игра, и не малых, но впечатления… Порой чувствуешь – адреналин в чистом виде по артериям бежит. Это тебе не театр драматический – смотришь на артистов да действу не веришь. А здесь тебе за реальные деньги – реальное шоу. Есть у нас еще артисты, есть…Свои роли они отрабатывают от души, это бесспорно, но за то и вознаграждение получают.
Ну, и мы свое дело тоже неплохо знаем, уж поверьте. Сегодня бы еще повезло – и, считай, в дамках – вышли в финал. И что интересно, директор фирмы сказал: заметите какое-либо несоответствие временное, какие-либо претензии к атрибутике – аргументируйте, докажите, и сразу освобождаетесь от оплаты за игру. А деньги-то, по любым меркам, контора немалые в карман кладет. Игра не простая, а ещё не проще люди, что играть подключились. Вот Юрка прошлый раз невзначай окурочек во дворе подобрал. Думал – всё, прокололись артисты. Да не тут-то было. Окурочек аккуратно развернул – ан, нет, мала газетка, но пару-тройку слов разберёшь, прочитаешь… Тот ещё это окурочек, тех времён… Их на простом не поймаешь, лисы хитрющие… Опять же, подхватил Юрка гвоздик ненароком, глядь, а и гвоздик-то не простой – квадратный, кованный. Даже такую мелочь продумали, подстраховались. За натуру и бабки приходится платить… И сегодня непростого клоуна подставили, семейку подобрали… Но ничего, как Старшой говорит: пролетарское чутье в нашем деле первый помощник.
Мысли мыслями, а в сараюшке крайнем ничего толкового нет, рухлядь одна. Юрка ещё раз внимательно осмотрел подворье, наметил перспективу – теперь длинное строение, где, судя по всему, когда-то держали коня. Разломанная телега, бочки какие-то, хлам да спам… Прялка чёрная от времени, цепи ржавые-перержавые, корыто разбитое… На кой ляд всё это нужно хранить?
Но мы всё на зубок попробуем, всё десять раз проверим-перепроверим. Советскую власть в обиду не дадим… «Что ж это делается, – остановил себя Юрка, – какая дребедень в голову лезет…»
Всё как будто на своих местах. Кирпич сложен – зачем, для чего? Может, печь перекладывали? Но ничего, найдём, слава богу, голова ещё работает… Конечно, они, может быть, и в хате мешки спрятали, но что-то подсказывает – повезет сегодня Юрке, повезет… Думать только надо, думать…
А здесь что у них? Куры? А корову где держат? Да и есть ли у них эта корова? В последний раз старуха кричала, мол, и корову со двора свели… Перегиб, сочиняет старая, чем же они всемером питаются, если даже хлеба на столе нет? Врёт, как пить дать врёт старая, все они норовят игрока на жалость взять. А здесь вроде бы всё на своих местах. Но что-то подсказывает, что не так всё просто, – хитёр хозяин, хитёр. Никто не заметил, а от Юрки не спрячешься – видел, как он разок на ребят глянул, казалось бы, в клочки порвал. И девчонка эта стриженая, утка подсадная, прямо светится, бледная да бесцветная. Ясное дело, грима не пожалели, подмазали да подкрасили. На жалость нашего брата берут, на жалость…
И в следующем сарае ничего подозрительного не оказалось. Напарник, Юрка с ним ещё в паре не работал, бестолково носился из угла в угол, то и дело проверяя шомполом землю. «Дурак, – отметил Юрка, – мы это уже проходили. Так умные люди не прячут».
– Есть! – закричал, забился в радости Сидорок. – Есть!
Он лихорадочно тыкал шомполом в присыпанный соломой земляной пол, нащупав что-то на глубине полуметра. Юрка сбегал во двор за лопатой. Разбросав плотную землю, понял – пустое, обманка. Всего-то старый полусгнивший горбыль, неведомо как утонувший в земле.
Со двора слышны крики, маты-перематы. Девчонка навзрыд плачет… Может, нашли уже что-либо? Хозяин справкой машет, бормочет что-то своё. Отрабатывает артист кровные денежки, слезами и потом отрабатывает. А чего уж в такой ситуации начальнику орать да психовать? Его дело простое – привёз отряд, увёз. Чего перед нами выкаблучиваться, на артистов волну гнать?
В сарае длинном тоже ничего нет, это понятно. Юрку не проведёшь… А здесь что у них? Дрова под навесом, будка собачья, а собака-то, собака… Хозяин говорит, в лес сбежала. Хорошо, очень хорошо… А мы эту будочку чуток в сторону своротим. А земля, земелька-то под будочкой свежевскопанная, рыхлая земелька… И кто же её перелопатил, и зачем? Не знаете? А Юрка уже в одну минуту всё понял. Нашёл схоронку, нашёл, мамой клянусь! Лаз досками перекрыт, по размеру будки. Думала хозяйская голова, думала! Но и мы не лыком шиты, не пальцем деланы.
За спиной уже собрался служивый народ. А лаз горбыльком обшит, вроде блиндажа военного. И ведёт ход под навес, считай прямо под дрова складированные. И шомполами, хоть век ищи, такой тайничок не обнаружишь. На собаке хозяин прокололся, на собаке.
– Эй, хозяин, фонарь-то дай, – не то попросил, не то приказал Старшой. Он находился у лаза с первой минуты, нервно потирая руки и подёргивая плечом, будто сбрасывая невидимый наблюдателю груз.
– Чёрта тебе лысого, а не фонарь. Керосина власть не нагнала…
– И это запишем. И это в дело пойдёт, – заверил Старшой. – Оно-то правильно, хлеб от власти прячешь, а керосину дай? Вот она, кровь кулацкая чему учит. Разберемся, не ты первый, не ты последний.
Юрка, пригнувшись, нырнул в лаз, чиркнул зажигалкой. Метра через два огонь высветил обшитую горбылём каморку. По всему видать, помогала она хозяевам в их деле до сего дня исправно. Мешков с зерном было не много, но они были. «Шесть», – сосчитал Юрка. Самовар угольный, судя по всему, старинный. Зачем? Для чего прятать? А в уголке, в мешковину винтовочка увернута – сквозь ткань хорошо прощупывалась казенная часть оружия.
Перекочевал наверх самовар, с привязанным тряпицей краном, сволок Хаткевич к свету и все шесть мешков с зерном. Но в последний момент, почему-то передумав, ружье наверх передавать не стал. Хлеб нашли, задачу поставленную вроде бы выполнили. А ствол – то не наше дело. Он нам вовсе ни к чему, ствол этот. Лишний базар…Сами разберутся, если надо, а мы за свое сражаемся, нам уже о финале думать надо.
Мешки погрузили на подводу к начальству, туда же он забрал почему-то и самовар. Слышно было, как где-то в доме рыдала и причитала хозяйка, хотя, по большому счету, к чему уже весь этот концерт? Стоял и молчал потерянно чудаковатый хозяин. Видно было, что на исход событий сегодняшнего дня у них были свои особые планы.
До города добрались лишь к вечеру. Пересели в микроавтобус и, уже с ветерком, помчались в центральный офис компании – переодеваться и подводить итоги. Через неделю, объявил на импровизированной планерке директор фирмы, финальная игра. Что ж, подождем…
Но ждать пришлось Хаткевичу долго. Исчезла фирмочка, исчезла… Как дело дошло до финала, где приз многомиллионный победителю обещан, так и испарилась, вознеслась в дали неведомые конторка. Оно-то и верно – бабки в обиходе какие крутились! Да и не одна наша группа в игре участвовала, наверняка людишек здесь перевернулось не меряно. Вероятнее всего, они каждого выигрышем подогревали: все группы регулярно тайники находят, все за игру денежки платят, все на финальный приз надеются. Что-то вроде нынешних пирамид, даже скажем не так, а в чистом виде пирамида. Ведь душа человеческая надеждой согревается. Да и чёрт с ней, с этой фиктивной конторой. Другое интересно, как они всё это устраивали, где артистов нанимали? С одним интерьером, сколько работать надо было – в хате всё обустроить, костюмы подобрать, двор надлежащим образом оформить. Да что много говорить, Юрка сразу подметил – хаты да сараюшки не шифером крыты, а тёсом да соломой. Толковый у них в фирме дизайнер работает, спору нет. Юрка в этом деле тоже не последний человек, кое-что кумекает.
Но вот в чём фишка, кто в этих домах сейчас живет-обитает, что там сейчас творится? Что за потёмкинские такие деревни понастроили? Что на бабки кинули, ладно. Кого винить? Сами лоханулись. Здесь уже иная тема интересует, другое ум шевелит.
Потому и не выдержал Хаткевич, как суббота пришла – собрался в дорогу. По Черниговскому шоссе до 17-го километра, а там направо, через лес на запад просёлок тянется. Голова у Юрки, слава Богу, ещё работает, помнит он дорожку, помнит… На телегах этих максимум минут сорок тряслись, не больше. Это километров восемь-десять, вот там и искать будем.
Оставил Юрка свой синий «Фольксваген» недалеко от службы дорожников, всё-таки под присмотром будет, а сам подался по дорожке к заветной деревеньке. Что ни говори, а посмотреть интересно.
Вот и мостик. Юрка его четко помнит, до болотца лес сосновый стеной стоит, а после – ольха да берёза до самой деревни. Всё так и есть, да и как же по-другому? Но с деревней Юрка разобраться уже не смог, понять такое никак нельзя. Дома будто кто спьяну перетасовал, да и дома другие какие-то. Совсем другие дома… «Но, клянусь, – остановил себя Юрка, – здесь мы были. Почти здесь».
Долго бродил Хаткевич деревней, как говорится, – вдоль да поперек её исходил, но так ничего и не понял. Даже с одним стариком словом перемолвился, мол, другой какой деревеньки у вас тут рядом нет?
– У нас вовсе не деревня, мил человек, – старик отвечает, – у нас этот населенный пункт поселком обзывается. Куты ему прозвание. А другого ничего, что тебе надо, у нас отродясь не было. Там, к Украине, – старичок махнул рукой в сторону блеклого солнца, – Терюха да Новая Гута, а к городу ближе, вверх по реке Сож, поселок большой – Чёнки. Вот и все наши места для людского проживания. А другого чего, добрый человек, не было и нет.
Обошел Юрка поселок ещё раз. Да что там ходить, все и так ясно. Одна улица как бы центральная – дома по обеим сторонам, а по второй – дома уже в один ряд, окнами в лес смотрят. Место, вроде бы, то, а дома, как ни крути, совершенно иные.
И уже вечером, просматривая городскую газету, обнаружил Юрка информацию, которая не проясняла ситуацию, а еще больше запутывала.
«Террор во времени» – так называлась небольшая информационная статейка. «Выявлена группа так называемых хакеров, которые сумели проникнуть за барьер времени и заняться несанкционированной коммерческой деятельностью, проводя группы туристов через разблокированное пространство. Подобные действия являются нарушением Положения «О порядке пересечения физическими лицами государственной границы Республики Беларусь». Возбуждено уголовное дело по ряду статей: «Контрабанда», «Мошенничество в особо крупных размерах» и т.д.
«Так неужели…» – подумал Хаткевич, но думать обо всем произошедшем совсем не хотелось. Он никогда не задавался вопросом, есть ли в самом деле душа у человека, нет ли её, но сегодня, сейчас, ему было сильно не по себе – гадко и больно. Душа действительно болела, может быть, первый раз в его сравнительно недолгой жизни.
И уже засыпая, Юрка то ли подумал, то ли прошептал: «Сволочи! Какие же мы все сволочи…»