Накануне Рождества мама и папа ездили на базар в районный поселок и привезли оттуда среди прочих покупок подарок для дочки- шаль из чистой шерсти со светло- коричневыми полосками по краям, а главное, с длинной , в цвет шали, бахромой. (В селе бахрому называли махрами).Шаль была такая красивая, что Тальке захотелось тут же похвастаться перед подружками. Но мама сказала:
- Наденешь на Рождество. С мамой, конечно, не поспоришь.
И вот подошел любимый зимний праздник. Мама достала из сундука шаль, и Талька, принарядившись, пошла с подружками славить Христа. Девчонки, увидев обновку на Тальке, щупали ткань, поднимали большой палец в знак одобрения, а Нинка даже прищелкнула языком.
Домой Талька вернулась после обеда и сразу же попросила отпустить ее с ночевкой к бабушке, которая жила в маленьком саманном домике неподалеку, метрах в трехстах . Разрешение было получено , и девочка через какие-то пять минут оказалась у знакомой избушки.
Едва она распахнула дверь, а навстречу мчатся два братца- Яшка и Тишка. Нет, это не мальчишки, это козлята. Они появились на свет неделю назад, но в сараюшке холодно, и бабушка принесла их в избу.
Повесив пальтишко на вешалку, а шаль на спинку стула, что стоял за печкой, Талька стала играть со своими резвыми друзьями. Они были совершенно одинаковые: шерстка черная, блестящая, будто сбрызнутая лаком, глазки удлиненные, хитрые, чуткие стоячие ушки и короткие дрожащие хвостики. Если бы не белый носочек на задней правой ноге Яшки, его нельзя было бы отличить от брата.
Втроем они носились по тесной комнате, но бабушка Поля не ругалась,а только улыбалась и, казалось, была рада шумной возне малышей.
Правда, беготню она прервала в самом разгаре: пора было ужинать. Сначала покормили двойняшек. Талька кормила из бутылочки Яшку, а бабушка- Тишку. Козлята выдули все молоко, но все еще посасывали соски, видимо, не сообразив, что бутылки пусты. Наконец, наевшись, малыши присмирели.
Бабушка вскипятила ещё молока, бросила в кастрюлю веточку мяты, немного настояла и разлила по кружкам, положив в каждую по чайной ложке меда. Они обе любили этот напиток. Затем Пелагея отрезала две краюхи мягкого черного хлеба, одну подала внучке, вторую взяла себе.
Подзаправившись, Талька полезла на печку, но "без дела" не лежалось. Она обнаружила какой-то старый пояс, привязала к нему шерстяной носок, оказавшийся под подушкой, опустила конец на пол и начала водить туда- сюда. Но козлята не котята, они никак не хотели играть с носком. Тогда Талька попыталась попасть своей "удочкой" попеременно то в одного, то в другого и так увлеклась,что не удержалась и полетела вниз. Взвизгнув от неожиданности,она уже готова была зареветь, но , увидев,как испуганный Яшка вскочил на сундук, а а Тишка на деревянный диванчик, начала громко смеяться, все так же лежа на полу.
Бабушка, встревоженная шумом, прибежала из судницы, подняла Тальку и посадила на тот самый диванчик. Вот тут-то Талька и почувствовала боль. Сильно болели правые плечо, локоть и колено. К тому же на лбу почти сразу выскочила большая шишка. Талька дала волю слезам, но Пелагея знала, что делать.Она сходила на улицу, принесла снега, завернула в три чистые тряпочки и приложила одну к шишке,другую к колену, а третью Талька держала на локте. Мало-помалу боль притупилась, и девочка вновь полезла на печку. Туда же последовала и Пелагея, потушив керосиновую лампу, висевшую над столом. В комнате было бы совсем темно, если бы не лампадка,еле теплившаяся перед образами.
Ах, какое же это блаженство - лежать на теплой печке и слушать бабушкины сказки! Талька утыкается ей носиком под мышку и сквозь полудрему чувствует, как бабушкин голос отдаляется, отдаляется, потом как-то сразу обрывается, и сон уносит девочку в свою фантасмогорическую реальность.
Читатель спросит :а что же шаль с бахромой? О ней рассказ впереди.
Утром следующего дня Талька проснулась от громкой возни на полу. Это опять бесились Тишка и Яшка. Было уже светло. Бабушка в суднице жарила пирожки. Талька безошибочно это определила по знакомому запаху и шипению раскаленного масла на сковородке. Позавтракав румяными пирожками и кружкой какао, повозившись с близнецами, поболтав с бабушкой (та как раз освободилась и села за прялку),Талька заскучала и засобиралась домой. Надев пальто и валенки, пошла за печку за шалью, но... Этого не может быть! Этого не должно быть!Где махры? От них остались только обгрызанные концы. Как теперь возвращаться домой? Что сказать маме? От обиды Талька заревела сильнее, чем накануне от боли. Козлята присмирели и улеглись на половичке в углу, словно чувствуя свою вину.
Пелагея успокаивала внучку, как могла, но та зашлась в каком-то безудержном истерическом плаче. Кое-как с помощью шоколадных "подушечек", любимых талькиных конфет, удалось ее немного успокоить. Повеселела девочка после того, как бабушка сказала:
-Не переживай. Скажи матери, получу пенсию, куплю тебе новую шаль. Талька все не решалась идти домой, но, делать нечего, после обеда поплелась, предчувствуя взбучку.
Мать топила печку булдыжками, сухими толстыми стеблями подсолнухов, готовясь печь хлеб: три больших глубоких сковороды с поднявшимся тестом уже стояли в кухне на лавке. Талька хотела прошмыгнуть незаметно,но мать как раз в это время повернулась и, как нарочно, увидела Тальку.
-Куда одетая летишь? Разденься.
Сняла Талька пальто, а там...Анна выбрала булдыжку потоньше, прошлась ею по спине дочери ниже пояса раз, другой... Третьего Талька дожидаться не стала, проворней кошки взлетела на печку и забилась в самый дальний угол. Конечно, при желании её и там можно было достать, но размах получался коротким, и удар смягчался. Талька это знала- не первый раз спасалась от родительского гнева в этом углу. На печку мать, конечно, не полезла ( пора было ставить хлебы), но ещё долго вздыхала и читала нотации. Талька только один раз огрызнулась:
-Да я не виновата. Откуда я могла знать, что Яшке с Тишкой бахрома понравится?
-Восемь лет уже, а ума нету,- проворчала мама.- Могла бы догадаться.Да и свекровь куда смотрела?
- Бабушка сказала, что со следующей пенсии мне новую шаль купит.
- Ага,её пенсии как раз на махры хватит,-усмехнулась Анна.
Пришёл с рыбалки отец, принёс в дом морозную свежесть, с десяток окуней и хорошее настроение. Он не увидел трагедии в том, что случилось, и даже пошутил:
-Махры ваши под пальто всё равно не видны.
"Ну, конечно,- думала Талька,-папа не прав, он ведь не понимает, что вся красота была в этой бахроме".
Почувствовав, что мать успокоилась и булдыжка уже не угрожает, Талька спустилась вниз и пошла в большую комнату, где за цветастой занавеской на окне лежала её любимая кукла Соня.
Конец.