***13 мая, утро — Первая попытка примирения***
Прошло не меньше получаса, а мы все еще оставались в одной комнате и молчали. Майя лежала на диване, постепенно успокаиваясь. На самом деле, меня как будто не было со мной, я с безучастными видом смотрел в окно, на освещенный фонарями двор, где рядами выстроились на ночлег машины. Наконец она встала и предложила кофе. Я выпил водки и заявил, что она права во всем и мне очень жаль, что я потерял такую женщину.
И тут она заговорила проникновенным голосом, как никогда не говорила со мной. Потому что знала, что сейчас я ловлю каждое ее слово, слушая ее дыхание, звучание голоса, само женское естество как реквием по исчезнувшей любви. Она рассказывала, каково ей было со мной за все время нашего брака.
Так и пролежали еще пару часов, плечо к плечу, не касаясь друг друга, глядя сквозь потолок в ту бездну, где все было предрешено. Говорила в основном она, я лишь соглашался и понимал, что она во всем права.
Потом наступила другая тишина — мы стали чужими.
Под утро я ушел в другую комнату, чтобы дать ей возможность хоть немного поспать. Мне же совсем не спалось. Я думал о том, что имела в виду Майя, когда говорила, что без прошлого я никто. Она хотела сказать, что я ненастоящий. И только через свое прошлое могу вновь стать самим собой. Было уже четыре утра, когда я отправил Майе свое прощальное письмо на ее электронную почту:
«Прости, я все понял. Это должно было случиться, я ни в чем тебя не виню, я был занят только собой, не обращал на тебя внимания. Ты вправе идти своей дорогой. Без меня. Слишком поздно до меня дошло, что ты для меня значишь, ты была моей единственной звездой на темном небосклоне моей жизни. Прости за все. Прощай и будь счастлива».
Майя, похоже, тоже не спала, из-под двери ее комнаты просачивался свет. Я распечатал текст письма, постучался, положил лист бумаги перед ней и ушел к себе. Через минуту вошла тихо Майя с заплаканными глазами и с моим письмом в руке.
— Наконец-то ты понял все, — промолвила она голосом искреннего сожаления, — как же я ждала все годы, что ты сам все поймешь…
— Но ты мне ничем не обязана, я только хочу остаться твоим другом, — заверил я. — Мы можем разъехаться, я могу уйти, или пока будем жить как соседи, выбирай сама. Мне все равно. И ты, можешь встречаться с Яном… Хотя это уже не мое дело.
Я, конечно, не осознавал, что говорил непотребную чушь.
Мне показалось, что Майя стушевалась, не ответила и вышла.
Отчаяние отпустило меня, и я не просто успокоился, но действительно решил сделать все, чтобы Майя была счастлива, и поэтому прежде всего должен был исчезнуть из ее жизни навсегда. Я вновь постучался к ней и заверил, что она всегда может рассчитывать на мою помощь, потом добавил: «Ты дала мне почувствовать что-то, о чем я никогда не догадывался».
Майя встала мне навстречу, она тоже казалась взволнованной.
— Я хотела сказать… — она запнулась, потом добавила: — Ты редкий человек, Герман. Я сделаю все, чтобы сохранить семью. И если я вернусь к тебе, то уже навсегда.
Я лишь горько улыбнулся, понимая, что она лишь пытается меня успокоить. Тем не менее я уловил какую-то надежду в ее странных словах. Я не знал, что и подумать, но почувствовал, что у меня, очевидно, есть шанс, поэтому следует и впредь относиться к ней как к другу, не требуя никаких объяснений и не удерживая ее.
Она подошла, поцеловала меня в щеку и заверила:
— Я… я очень ценю тебя, не думай, что я о тебе плохого мнения.
«Не думай, пожалуйста, что я о тебе плохого мнения, — передразнил ее Блинк, — но Ян лучше! Ха-ха-ха!» — «Боже мой, — мелькнуло у меня в голове, — какой же я двуличный, нелепо рассчитываю ее вновь завоевать».
Неожиданно Майя обняла меня и поцеловала в губы. Она не сопротивлялась, позволила раздеть себя. Все произошло быстро и безрадостно. А потом она стала безучастной и отрешенной. Тем не менее эта случайная близость сразу сняла накопившуюся напряженность. И после случившегося что-то изменилось. Как будто мы остались мужем и женой и будто так и будет впредь. Я даже предположил, что она уже готова пересмотреть свое скороспелое решение. Я не хотел терять эти тонкие изгибы и линии шеи, лица, эти непритязательные глаза чайного цвета, припухлые губы, изящные пальцы — все вместе и каждое по отдельности. Между тем в ее высохших глазах читалось смятение как отражение моей боли.
Мы с полчаса лежали молча, наконец я предложил Майе пройтись по магазинам, чтобы купить ей подарок ко дню рождения, до которого оставалось десять дней. Немного подумав, она согласилась, и сказала, что хотела как-то купить платье, которое видела в торговом центре «Валдай» на Новом Арбате.
Нам удалось припарковаться на задворках Дома книги. Когда мы вышли из машины, я взял ее за руку и почувствовал, что должен говорить о чем угодно, лишь бы не молчать, чтобы не терять ту эмоциональную близость, которая неожиданно установилась между нами. Но о чем можно говорить с женщиной, с которой прожил десять лет? И я почувствовал, что мне нечего сказать, что я не знаю, о чем говорить со своей женой, которая чуть не стала для меня навсегда чужою. И если раньше я не замечал, когда мы молчали, то теперь, напротив, болезненно воспринимал свою немоту. У меня не было нужных слов да и чувств тоже, мною владел только страх потерять ее. Казалось, что мы всегда были чужими, и мое молчание как бы подчеркивало это.
Майя тоже молчала, она словно ждала, что я найду нужные слова, чтобы заполнить ими пустоту, разверзшуюся между ними. Я хотел говорить — и не находил слов.
Она шла спокойно, как будто ни о чем не думая. Каждый ее жест, малейшее телодвижение я воспринимал как безупречные проявления женственности.
После многократных переодеваний и примерок Майя отказалась от вечернего платья из полупрозрачного шифона, зато присмотрела себе джинсы и куртку. В другом магазине принялась разглядывать посуду, а я только молча кивал головой, соглашаясь со всем, что она говорила, расхваливая тот или иной товар. В особенности ей понравился фарфоровый чайный набор, и она спросила, не купить ли нам это. Она на мгновение просияла, глядя на меня, но тут же погасла, вспомнив, видимо, ситуацию, в которой мы находились. Ее вопрос привел меня в замешательство. Если она действительно хотела бы уйти от меня, то навряд ли стала бы сейчас интересоваться посудой.
И уже не важно, что она изменила мне, лишь бы мы снова остались вместе. Видимо, Ян был случайным событием в ее жизни, она его не любила и уже поняла свою ошибку.
Вернувшись с покупками к машине, мы встали по обе ее стороны и замерли на мгновение, глядя друг на друга, и я неожиданно предложил ей пройтись по Арбату. Она замялась было, но тут же и согласилась, причем совершенно спокойно, хотя должна была понимать, что мы могли встретить там Яна, и эта вероятность придавала нашей прогулке особую пикантность. Полагая по некоторым признакам, что Майя уже вернулась ко мне, я подумал, что теперь нужно окончательно решить проблему и с Яном, если мы его там встретим. Может быть, мы оба именно этого и хотели? Причем у меня не было сомнений в том, что она уже решила отвергнуть его, иначе не согласилась бы на такую авантюру.
В Арбатском переулке Майя взяла меня под руку, как бы подтверждая мои мысли, я искоса на нее взглянул: она была совершенно спокойной, и мне снова подумалось, что она уже возвращается ко мне, и что печальное недоразумение теперь останется в прошлом.
Когда мы уже подошли к Арбату, она чуть заметно улыбнулась, будто подбадривая меня, и я, принимая с некоторым волнением этот дар надежды, посмотрел вперед на оживленную пешеходную улицу и увидел вдруг пьяного человека с этюдником на плече — это был Ян!