Они хотели принять Его в лодку;и тотчас
лодка пристала к берегу, куда плыли.
Ин. 6, 21
Меня раздирают надвое, Господи, –
Земля и этот канат,
Протянутый в воздухе, в безвоздушном,
Измеренном чьей-то тропою (Чьей?),
Неминуемом, словно я сам, пространстве.
Вещественная строка, стихотворное небо,
Развёрнут он между небом и небом,
Воздушный и шаткий, как неизведанное,
Острый, как сердце и Ты, Приходящий
Во всём. В этом воздухе безопорном,
Великой трясиной разверзшемся подо мной,
Надо мною, во мне и вокруг.
В этом тонком прищуре, едва позволяющем видеть
(Но всё-таки позволяющем) –
Неуловимом канате, скользящем сердцебиеньем
Над тающей бездной, как первый снег на воде.
Едва позволяющем, говорю,
Видеть Твою пустоту и непроходимую даль,
Которую только воздух этот,
Сладостный, драгоценный и будто последний
Минует без слов, до конца,
А я остаюсь.
Вот здесь, на этом канате, раскинув руки,
Как глупая нерасторопная птица,
Вроде нелепого дронта или стрижа,
Которому слишком большие крылья
Мешают взлететь (для чего они?)...
Я делаю первый шаг,
Опять, как всегда, и в этом, –
В своём неразумном плачущем сердце,
Которое раздирают надвое
Ласковая земля и простой бесприютный воздух,
И этот канат неотвязный, –
Раскинув руки, стою.
В Тебе, Неотступный,
Тонкой непостижимой струною
Прошедший землю и небо,
И воздух, и нитеобразные кости,
И это сердце, и пустоту...
Стой, Недоступный, Кроткий.
Я в Тебе неподвижен. Иду.
Август 2013.