Душа общества

Виталий Бердышев
С Галиной Александровной Васильевой я познакомился в местной ивановской писательской организации, куда стал заходить в конце девяностых по поводу своих «литературных опусов». Она работала здесь секретарём-машинисткой и всё время стучала на машинке, или разговаривала с местными литераторами, заполнявшими кабинет в ожидании литературного начальства и решения своих издательских вопросов. С изданием в то время было непросто, и приходилось прикладывать незаурядные усилия, чтобы увидеть свою книгу, вышедшую в плотном, или даже в мягком переплёте.

Писательская организация, как мне показалось, жила тогда бурной, радостной жизнью. Активно трудились ветераны, в ожидании лучшей жизни и складывая под сукно выходившие из-под пера новые романы. Набирали писательскую силу молодые, выпуская порой миниатюрные брошюры с весьма приличными стихами. Ежегодно издавался альманах «Откровение» с новыми произведениями молодых и маститых писателей. Везде – и в приемной, где всем руководила Галина Александровна, и в кабинетах штатных местных руководителей царили оживление и весёлое настроение.
Кто-то обсуждает новый роман Виталия Ефимовича Сердюка, вышедший недавно в местном издательстве. В кабинете у Евгения Дмитриевича Глотова Саша Мякишев показывает свой великолепный сборник стихов, изданный самиздатом. Юрий Васильевич Орлов выпускает всё новые сборники стихотворных бестселлеров, моментально расходящиеся в местных и московских магазинах… В общем, жизнь здесь била ключом, и в центре всех основных событий находилась прежде всего Галина Александровна. Проработавшая в этой системе не одно десятилетие, она была в курсе всех литературных событий, отлично ориентировалась в обстановке и самостоятельно решала многие писательские вопросы, освобождая руководителей от черновой, возможно, и нелитературной работы. Благодаря своему общительному, жизнерадостному характеру, она создавала в писательской организации и соответствующую атмосферу доброжелательности.

С таким же радушием она приняла и меня, любезно согласившись напечатать с рукописи несколько моих рассказов. Без труда разобравшись с моими «медицинскими» каракулями, она в последующем продолжила эту работу и в течение нескольких лет напечатала всё мною написанное. Получилось всего 19 довольно объёмистых «томов», переплетённых в последующем мною в одной из мастерских города.

С тех самых пор и началось наше знакомство, которое поддерживалось не только одной моей литературой, но и нашими общими интересами. Галина Александровна, как и я, очень любила природу, грибы, ягоды. Поэтому с удовольствием, по её словам, читала всё мною написанное. Любила она и животных. И эта тема тоже вызывала у нас одинаковые эмоции. То, что я писал о семье, о детстве, также радовало и умиляло её.
Волею судьбы, у нас оказалась ещё одна общая точка соприкосновения – это садово-огородный участок. Общая – в самом прямом смысле. Мы оба любили землю, работу в саду и имели аналогичные четыре сотки в одном и том же коллективном хозяйстве «Дружба». И нередко встречались там, на моём участке, когда уставший садовод возвращалась домой, идя по нашей, шестой улице.
В начале двухтысячных Галина Александровна вышла на пенсию. И я зачастил к ней домой, принося всё новые литературные материалы. Она накрывала на стол, и мы втроём, вместе с её мужем, садились дегустировать ее  деликатесы.

Николай Петрович был уже в годах – ему было за восемьдесят, и он не в силах был выходить из дома. Бывший военный, в отставке, он всю службу прошёл в лётных гарнизонах, закончив её на нашем Северном аэродроме. Удивительно приятный, добродушный, разговорчивый человек, хорошо знакомый с классической литературой, отечественной и мировой историей, здраво рассуждающий о нашей жизни. В этом я сразу убедился, познакомившись с ним и побеседовав на разные темы. Он с удовольствием читал и мои рукописи и даже делал существенные поправки по поводу излагаемых мною отдельных исторических событий. В частности, он сразу обнаружил допущенную мною ошибку в фамилии адмирала Рожественского, командующего русской эскадрой в Цусимской битве. (У меня было «Рождественский»)… И в другом месте, когда я говорил о Санкт-Петербурге в 20-х годах, когда город назывался уже Петроградом.

В каком-то году у Галины Александровны поселилась её старшая сестра, которая до этого проживала на улице Василевского. Раньше она заведовала детским садом. На всё лето снимали школу в деревне Полуниха, где и отдыхали два с половиной месяца. Нине Александровне было под девяносто, она всё более теряла активность, но сохраняла трезвый ум и здравый рассудок. Ухаживать дома за ней было некому, и Галина Александровна, естественно, взяла все заботы о ней на себя. Ей была отведена одна из двух комнат, и сестра уже не выходила из неё, находясь в основном в лежачем положении.

Бывая у них в гостях, я неоднократно разговаривал со старушкой, и она произвела на меня очень хорошее впечатление – своим умом, знаниями, любовью к природе, к людям. Она многое знала, хорошо рассказывала. Я советовал ей написать серию воспоминаний о жизни, в частности, о жизни в деревне, о природе этого лесного района, о речке Страданке, с которой и я порой встречался в своих лесных походах в районе Самсонова. Она, вроде, и пыталась это сделать, но сил писать не хватало. Всё дело ограничивалось несколькими страничками текста…

Находясь на пенсии, Галина Александровна продолжала активно работать на дому, печатая на своей электрической машинке. Приносил ей работу и я, и Юрий Васильевич Орлов – председатель писательской организации. И она всё успевала делать. И, как всегда, красиво и качественно. В писательскую организацию больше не ходила. Несколько раз выезжала туда на машине на различные юбилеи… Да, им, ветеранам, было что и кого вспомнить. В частности, многих из тех, кого с ними уже не было: Малышева, Глотова, Мякишева… Оставшиеся ветераны продолжали ей звонить, поздравляли с праздниками, её собственными юбилеями; порой заезжали в гости…

Последние годы я не бывал у Галины Александровны – перемещение по городу мне давалось всё с большим трудом. Но поздравлять друг  друга с праздниками и обмениваться мнениями по поводу тех или иных жизненных событий мы продолжали. Вспоминали и былое прошлое, в первую очередь связанное с литературной деятельностью у нас, в Иванове:
– А Сашу Мякишева помните?
– Как же! Александр Матвеевич. Его тоже постоянно критиковали. Считали дилетантом. Если бы не перестройка, не приняли бы в Союз писателей… Но он очень талантлив был! Как на гармони играл. Много работал. По деревням ходил, что-то записывал. Вот и издал книгу.
– Да, я и книгу, и фотовыставку его видел – в клубе завода Автокранов. Чёрно-белые фотографии… Высокохудожественные снимки. Талантлив во многих направлениях: музыка, фотография, литература… Как на баяне, на гармони вместе с сыном играл!
– Да, но на эти стороны его таланта писатели внимания не обращали. А он ведь такую огромную организационную работу вёл – гармонистов объединял, гармонь пропагандировал.

– Я хорошо знал его жену – Ольгу Николаевну. В середине девяностых, когда стал ходить в клуб завода Автокранов, с ней познакомился. Талантливая певица, ведущая многих концертов. Сходу под мой аккомпанемент на рояле все известные мне романсы спела. Да ещё как спела! После смерти Саши долгое время его программу по радио вела – «Играй, гармонь», кажется. Продолжила дело мужа. Она же и выставку его фоторабот устроила… Как рано уходят наши писатели. Только при мне ушли Серебряков Гена – друг детства, Малышев, Глотов, Саша Мякишев…
– И Виталия Ефимовича не стало. Кажется, совсем недавно возглавлял нашу писательскую организацию. Ушёл с этого поста в 1994 году, в возрасте шестидесяти лет…

К сожалению, я уже не могу добраться до Галины Александровны. Но часто вспоминаю наши теплые встречи, восхищаюсь ее жизнелюбием, добротой, задушевностью. Уверен, что и в Ивановской писательской организации помнят о ней, помнят ее жизнерадостные беседы в приемной под стук непрерывно работающей пишущей машинки.