Несмотря на идеальную чистоту улиц, ухоженность не только фасадов недавно отстроенных или отреставрированных домиков, но и придомовых территорий, в Островце многое напоминает так называемое советское прошлое: районная гостиница так и не стала отелем; универмаг остается универмагом, с поскрипывающей обшарпанной деревянной лестницей с первого этажа, забитого под потолок китайскими игрушками, на второй, с рядами вешалок с белорусским текстилем. На обоих этажах – запах старого склада. И не больше 2-х – 3-х потенциальных покупателей, никак не привлекающих внимания сонных продавщиц.
Из советского – и районная Доска почета с лицами сельских тружеников, в основном, да с парой представителей интеллигенции. Один портрет, не отличающийся, на первый взгляд, ничем от других, разве что отсутствием обязательного для фотографирующихся селян галстука, почему-то сразу обратил на себя внимание. Приятное не заветренное лицо, прямой взгляд, чуть-чуть улыбка… А из-под глухо застегнутого черного воротника – белый подворотничок – колоратка! Священник?
- Отец Леонид, ксендз, настоятель костела в одном из сел, - пояснили сопровождавшие нас при осмотре городка местные коллеги.
Почувствовав мой интерес, рассказали немножко о священнике, пообещали организовать и посещение костела, и встречу с ксендзом.
Отец Леонид – литовец, из военнослужащих. После окончания Каунасской, по-моему, семинарии был направлен в граничащий с Литвой приход в Белоруссии, в село, населенное преимущественно литовцами. Здесь уже больше двадцати лет.
Надо сказать, в Белоруссии население такое же пестрое, что и в России. В один из приездов ко мне был прикреплен водитель - Вацлав.
- Поляк? – поинтересовался я тут же, так как у меня дядя был Вацлав, мамин родной брат.
- Родители были из Польши, а мы все тут белорусы, - последовал ответ со специфическим грубоватым белорусским акцентом, с «усе» вместо «все».
После этих слов я долго размышлял, почему же и в Казахстане и потом - в России я всегда считал себя поляком, а не казахом или русским?
Что-то в этой Белоруссии все-таки есть!
Экскурсия в Гервяты – село, где служил отец Леонид, была организована на следующий же день. Поехали после работы, Гервяты в двух десятках километрах от Островца. Аккуратное сельцо. Сейчас в нем согласно данным интернета около пятисот жителей (отец Леонид сказал, что около трехсот), когда-то было за тысячу. Разъехались.
Уже при подъезде к селу становится понятно, что все эти домики и избушки – при костеле, стоящем на краю, но благодаря красным в белом обрамлении кирпичным стенам, башне с устремленным ввысь строгим крестом утверждающим безоговорочно свое центральное значение. Этот католический собор именуется Храмом Пресвятой Троицы.
Можно использовать много эпитетов – величественный, грандиозный, потрясающий и т.д., но все равно невозможно передать впечатление от созерцания этого чуда. Поэтому предлагаю полюбоваться на фото костела, которых много в интернете. Много фотографий сделал и я.
Конечно, я видел и другие, не менее впечатляющие храмы. Но этот потрясал еще и тем, что неожиданно в захолустном, как можно посчитать, сельце, не в самой богатой стране так хорошо сохранился храм, да еще с такой ухоженной территорией. Что за скульптуры, что за невиданные деревья, что за потрясающие газоны с островками цветочных клумб, групп кустарников и прочих прелестей! Кто это создал? Кто поддерживает и сохраняет?
- Отец Леонид, - подсказывают мне коллеги.
И сам священник позднее подтвердил, что у него нет ни одного работника, в приходе нет ни одной монашки (я ему рассказал, что у нас в Нижнем в небольшом храме постоянно пребывают две-три монахини). Конечно, иногда помогают сельчане, чаще накануне праздников. Иногда приезжают паломники, можно сказать, из других мест, тоже помогают, кто как может. Но основные парковые работы выполняет сам отец Леонид, да еще муж одной из прихожанок, являющейся как бы старостой в костеле.
Священник встретил нас радушно, но спокойно. Небольшого роста, коренастый, в ярко-красной молодежной куртке. Крупными чертами лица, волнистой шевелюрой и, главное, светящимися из-под крупных бровей глазами он мне напомнил пианиста Дениса Мацуева, только пониже ростом да чуть моложе. Таким и остался в памяти.
В нем, действительно, внешне было мало от священника. Поскольку разговор шел больше на мирские темы, его, скорее, можно было воспринимать по- современному – менеджером. Не берусь судить, плохо это или хорошо. Кстати, вечером мы вместе с отцом Леонидом ужинали и под аппетитные, истекающие соком литовские цеппелины, популярные и в Белоруссии, подняли пару-тройку рюмок. И выпили.
Я смотрел на него, а мысленно видел нашего настоятеля – отца Марио, так же уже больше двадцати лет прослужившего в нашем нижегородском приходе, ни на минуту не утрачивая хорошего настроения и приязненного отношения к собеседнику, о чем свидетельствует неизменная улыбка на его благообразном лице. И я, начинавший тосковать через пять-шесть лет на любой, самой интересной работе, сменивший за свою жизнь не одно рабочее место, не один коллектив и даже не один город, не переставал удивляться, как он выдерживает в малюсеньком приходе с сотней более-менее постоянных прихожан, сохраняя при этом оптимизм, выстраивая какие-то планы по развитию прихода, храма.
Служение!
Вот и отец Леонид служит. Он с явным удовольствием водил нас по ухоженной территории, рассказывал, откуда и когда привез те или иные деревья, кустарники, подвел к каждой из скульптур апостолов, окружающих храм. Нас, естественно, интересовал вопрос, откуда деньги. Священник же на этой теме не останавливался, заметив впрочем, что проблемы с финансами – не самые трудные. А уже в храме, где он также показал каждый уголок, проходя мимо роскошных узорчатых кованых ворот на входе, обратил наше внимание на вензель, вкованный в самый центр ворот, неожиданный на явно новодельном образчике кузнечного искусства. Надо сказать, что признаки новодела ничуть не уменьшили нашего восхищения от созерцания этого художественного произведения.
- Ворота стоят больше двух миллионов рублей. Одна московская предпринимательница подарила их нам, но с условием увековечивания ее имени, - пояснил отец Леонид. – Много есть людей, готовых жертвовать…, - продолжил он.
Я разглядывал кованый вензель, пытался дать оценку этой даме, раздумывал даже над допустимостью прагматического решения отца Леонида принять этот дар. Как-то так сложилось, что не только у меня мало сочетается образ абстрактной бизнес-вумен с праведностью. Возможно, мы и не правы в этом. И храм, и все созданное вокруг него великолепие не могут не внушать восторг и почтительность перед Церковью, перед Богом! Да, по-моему, я подобрал верное слово – восторг!
Ожидал нас и сюрприз. В костеле был настоящий орган. Впрочем, в таком храме его не могло не быть. Сюрприз был в том, что вскоре к нам подошел настоящий органист – человек средних лет, учитель музыки из Островца. Он не католик, не православный. Но каждое воскресенье участвует в Святой мессе своей музыкой. А сегодня – будний день. Но наша немногочисленная группа, из которой католиками было двое – отец Леонид и я, слушала величественную музыку. Она переливалась под высоченными сводами, окутывала. Хотелось плакать…
Дважды в год Гервяты принимают гостей – участников фестиваля органной музыки. Приезжают гости из разных стран. И для них тоже отец Леонид ежедневно и ежечасно лелеет свой храм, лучший, на мой взгляд, не только в Белоруссии.
Недавно я снова побывал в этой республике. Был и в Островце. Но в Гервяты не поехал. Ранней весной отца Леонида не стало. Тромб оторвался. У гиперстеников это случается чаще. Еще чаще – у неравнодушных людей. Ему было чуть за шестьдесят.
Отец Леонид оставил на земле добрую память о себе. Заслужил он и Царства небесного после земной жизни!
А от нас уехал отец Марио. Уехал в Аргентину, на свою родину, по решению церковного руководства. Говорят, Россию не хотел покидать. И в этом – его привлекательность. Будучи близко знакомым с Папой, он, тем не менее, безропотно принял решение своего начальства и с той же улыбкой прощался с нами.
Они очень разные – отец Леонид и отец Марио. Но оба – достойные представители Церкви. Я благодарю Бога за встречу с ними.
Сегодня в нашем приходе новый настоятель, молодой, энергичный, не иностранец – отец Георгий. Неожиданно – очень интересные, содержательные проповеди. Все же следует признать, что русский язык отца Марио не всегда позволял ему в полной мере раскрыть перед паствой все то, что он хотел сказать, что должен был сказать. Тем не менее, именно отец Марио с его харизматическим образом, с его любовью ко всем и ко всему («красиво» и «любовь» - главные слова в его русском лексиконе) возродили приход, постоянно привлекали верующих.
Мне показалось, что нескольких месяцев хватило, чтобы возникшая было настороженность по отношению к отцу Георгию исчезла. Во-всяком случае, чувствую это по себе. И чувствую, что не остался без Пастыря.
Гервяты (Беларусь) – Нижний Новгород, 2017