Мой дедушка

Раиса Хлиманенко
Мой дед, папин отец Бобов Пётр Сидорович жил на родной земле ни много, ни мало 105 лет. Давно это было. Когда атмосфера не только воздуха, но и атмосфера между родственниками была чище и честнее. Сейчас дети выгоняют родителей на улицу, или родители детей. Спят в подъездах, в сараях и т.д.
  А в то далёкое время, ещё до Великой Отечественной войны решили братья: пусть отец живёт у младшего брата, то есть у меньшего сына, а мой папа был меньшим сыном, вот так и жил дед Петя в нашей семье. Дом у нас был небольшой – комната и кухня. Половину кухни занимала русская печь. Тогда у всех крестьян в избах были русские печи. Дед всё своё время проводил на печи. Там поперёк печки были прибиты доски струганные, три штуки. На них была дедова постель – небольшая перина и подушка из гусиного пуха.
  Дед до последнего дня своей жизни обслуживал себя сам. К завтраку, обеду и ужину он спускался с печки, а также и в туалет. До войны жили хорошо, у нас было небольшое хозяйство: корова, овцы, гуси, куры. Также был огород. В недостатке продуктов не нуждались.
  Тогда в каждой деревне были свои праздники. К празднику собирались гости из других деревень. Я запомнила один, это был Иванов день 21 мая. У нас собрались гости, человек десять, сидели ещё пока не за столом, а просто в комнате на скамейках и говорили о своих делах, о жизни. Мне было 4 года в ту пору. Я ходила около мамы. Тут дед с печи меня позвал. Я поднялась на печь, и дедушка стал учить меня матерным частушкам. Я не понимала значения этих слов, но моя ничем не замутнённая память всё схватила, всё запомнила, а дед сказал: «Иди, спой гостям». Сказано – сделано. Я спустилась с печи, зашла в комнату к гостям и спела все до одной частушки. Гости долго смеялись, а после моего концерта тётя Маруся спрашивает: «Кто тебя научил эти частушки петь?» Я сказала: «Деда». Она сказала: «Совсем Пётр Сидорович из ума выжил».
  Ещё один случай помню из дедовой жизни. В деревне нашей появился первый трактор, и толи после посевной почему-то он стоял возле нашей бани. Помню, как мужики ходили вокруг него. Дедушка тоже слез с печи посмотреть на это чудо. Он стоял, смотрел на трактор и крепко держал меня за руку. А когда тракторист рукояткой завёл мотор, и он затарахтел, дед ринулся бежать, держа меня за руку, крестясь и приговаривая: «Нечистая сила, нечистая сила». Мы с дедом добежали до копны сена, и дед стал прятаться в копну, а я стояла и не знала, что делать. А мужики и мой папа стояли и хохотали над дедом. После всё-таки убедили деда, что это полезная машина, будет пахать поля, и людям будет легче. Наверное, деду трудно было в это поверить.
  Когда дед помер, и как его хоронили, я не помню. Может быть, чтоб меня не травмировать, меня отослали временно к соседям. Ещё немного помню внешность. Был высокий, худощав и седой, с большой седой бородой. Он ушёл в мир иной весной 1941 года, папа сказал, а летом началась Отечественная война.