Время оккупации было огромным стрессом для психики человека, тем более - подростка: жизнь под одной крышей с оккупантами, голод, преступления и предательства. Память отсекает общеизвестные события оккупации - трупы расстрелянных на улице, лежащие по 3 дня под охраной фашистов, мученическую смерть раненых в теплушках, вывезенных в лютый мороз в железнодорожный тупик и прочие факты. Я вспоминаю те удивительные события и встречи, которым был непосредственным свидетелем и участником. Безусловно, они могли закончиться иначе, но теперь можно сказать, что моей семье судьба подарила немного больше удачи, чем многим моим землякам.
1941год был годом тревожного ожидания войны. Предстоял призыв в армию молодежи 1923 года рождения, поэтому им разрешили досрочно закончить 10 класс и подать заявления для поступления в военные училища. Мой старший брат Вася заканчивал 10 класс, и , т.к. у него был призывной возраст, он в апреле поступил на учебу в Ленинградское военно - морское училище, которое потом было переведено в г. Баку. Его приняли, хотя учеба в школах еще продолжалась.
Все ждали начала войны, в нашем доме жили семьи военнослужащих артиллерийского полка, который вскоре был направлен под Смоленск. В апреле мы с братом Володей и Петькой Манжула пошли на ряж ловить рыбу. Был шторм, волны перекатывались через ряж, но вся рыба, по-видимому, укрылась в бухте. Был отчаянный клев. Володя поймал 18 сазанов. Петька поймал всего 3 штуки. Я был " на подхвате".
22 июня началась война. В Мариуполь приехали беженцы из Одессы, в основном - евреи. Их разместили в Доме пионеров.Эвакуированные приехали с большими деньгами, и цены на рынке резко возросли, поэтому было всеобщее недовольство. Ввели карточную систему, но в магазинах продуктов было много. Урожай в 1941 году был хороший, мариупольский элеватор был полон зерна. В школах начались занятия, в классы приняли и эвакуированных. Но одесситы вели себя вызывающе и нагло, все хулиганили. После освобождения Западной Украины и Белоруссии из приграничных районов были выселены жители этих районов, в том числе - много евреев, что в последствии спасло многим жизнь. В Мариуполь приехали переселенцы из Западной Украины,которых поселили в бараках завода "Азовсталь". Некоторые даже обзавелись семьями, однако после объявления войны все они сразу уехали домой к своим. Их не призывали в армию, и они могли оказаться в УПА. После освобождения Украины Красной Армией некоторые из них оказались в Донбассе и после 1943 года были отправлены для восстановления шахт.
Вокруг города начали рыть противотанковые рвы, которые потом фашисты использовали для расстрела евреев и других жителей города.
К нам в школу однажды пришли летчики, которые рассказали, что их авиаполк был послан бомбить Бухарест, но наши тихоходные самолеты стали легкой добычей немецких мессершмитов, и все были сбиты. Командир полка хотел застрелиться, его удержали. Летчики рассказали, что начали поступать новые самолеты, на которых уже можно биться с немцами на равных. Популярна была поговорка:" Летчики отважные, а самолеты - бумажные". Была и встреча с пограничниками, которые рассказывали, что они отбили попытку румын перейти границу, но их стали обходить немцы, и им пришлось отступить в Одессу. Фронт быстро приближался, поэтому, кто мог, уехали дальше.
Началась эвакуация заводов, рабочих с семьями на Урал и в Сибирь. Эвакуация проходила организованно, никакой паники не было. Из родственников уехали Елисеевы - Борис. тетя Дуся, Тая. На железнодорожных путях стоял состав с ранеными и медицинским персоналом, врачи были отпущены домой, поэтому некоторые из них опоздали на поезд.При наступлении немцев эшелон успел выехать через Сартану на Волноваху. Начались налеты вражеской авиации. Город не был готов к обороне, на подступах к городу никаких противотанковых средств не было размещено, что позволило немцам беспрепятственно войти в город. Была объявлена всеобщая мобилизация.Отец пошел на завод, чтобы забрать необходимые документы. Но в этот день, 8 октября, в город уже вошли немцы. Отец потом всю жизнь хранил повестку в качестве оправдания - почему он в 41 году не попал на фронт.
Мы с Петькой были возле сквера на углу улицы Артема, когда увидели сначала мотоциклистов, потом за ними появился танк. В это время из двора выезжала автомашина с какими - то документами. Шофер побежал к воротам, но его сразила пулеметная очередь. Мы бросились бежать домой и видели, как поехали колонны автомашин с немецкими солдатами. Один немец вышел из машины, разбил витрину магазина, сгреб лежавшие в ней конфеты и начал бросать их проезжающим.Когда колонна автомашин( они проехали через проспект в сторону рынка и далее на Правый берег), одна автомашина из первого ряда отделилась и остановилась у нашего дома. Немцы вышли из нее и вошли в первый подъезд. В квартирах 1 и 2 этажа никого не было, т.к. из них жители выехали в эвакуацию. Немцы поднялись на второй этаж, там на стене висела карта страны. Немец стал тыкать пальцем в карту и кричать:" Киев - капут, Харьков - капут, Москва - капут!". Т.к. все другие подъезды были закрыты, они вошли к последнему, который был открыт. Там на первом этаже проживала Голованова. Немцы вошли в комнату, сдвинули кровать, расставили стулья и стали пьянствовать. Старший назвался Вальтером. Он хотел подняться на второй этаж, в это время на шум стали спускаться жильцы. Первой шла Берта Яковлевна. Вальтер, увидев ее, закричал: " Юден!" и схватился за пистолет. Следом шла моя мать. Женщины навалились на пьяного Вальтера и утащили его в квартиру, а моя мать увела Берту в нашу квартиру на втором этаже. Там она прожила трое суток,потом, осмелев, ушла к своей матери. Мы спросили, почему она не уехала с госпиталем. Она рассказала, что поссорилась с мужем, который назвал ее жидовкой и уехал, забрав сына Фредика.
Никакой обороны города не было,отстреливались единицы, у кого было оружие. На окраине города находился большой военный склад, однако, когда начались выстрелы в городе, оказалось, что склад никем не охранялся. Мальчишки проникли внутрь и обнаружили стрелковое оружие и ящики с патронами, ящик с биноклями.
Бинокли мальчишки забрали себе и развлекались, пока их не отобрали взрослые.
Начался грабеж гастрономов и продовольственных магазинов. Грабили, большей частью, местные жители, кто еще жил во время Гражданской войны.Это была обычная практика местных жителей - грабили всегда при смене власти. Я зашел в булочную - там было пусто, но в пристрое были мешки с мукой. Какие - то женщины пытались поднять мешок, но не осилили, высыпали половину на пол. В это время зашел немецкий офицер, толкнул одну сапогом, и она утонула в муке. Он достал фотоаппарат, фотографировал.
Управа выставила охрану через несколько дней. Появились белогвардейцы, которые находили своих родственников, появились старики с георгиевскими крестами. Из Мариуполя стали выезжать сельчане, обиженные Советской властью, с целью отобрать и вернуть себе отнятые при коллективизации дома и усадьбы. Появились украинские добровольцы, была организована полиция. В городе немцы организовали два госпиталя, куда привозили раненых. В Центральном сквере устроили кладбище, в котором рядами устанавливали кресты. В гостинице устроили бордель для офицеров. Многие офицеры заводили любовниц, а при отступлении даже увозили с собой. Когда фронт ушел за Кубань, начал работать театр, где выступала дивчина - каучук, презираемая всеми, кто ее знал. На рынке процветали спекулянты, торговавшие сигаретами, кремышками для зажигалок и др.
Вскоре появилась городская администрация. В районе завода им. Ильича был организован лагерь военнопленных, который охраняли украинские добровольцы. иногда за мзду удавалось выкупить нескольких красноармейцев. Фашисты расстреляли известного сталевара Макара Мазая, который отказался сотрудничать.
В начале военных действий фашисты разбомбили порт и " Азовсталь". В порту оставался элеватор с зерном. Его подожгли наши, но слежавшееся зерно не горело. Впоследствии было приказано снять верхний слой и выпекать хлеб для населения. Было понятно, что кормить население они не собираются, раз используют горелое зерно.
Всем евреям было приказано зарегистрироваться, прицепить шестиконечные белые звезды. Еврейскому населению предложили организовать выход за пределы города. Я видел, как во главе шел старый еврей, за ним шла построенная полицаями колонна людей разного возраста. Я увидел наших учителей, одноклассниц. Многие думали, что их куда - то поселят, поэтому везли на тачках свой скарб. Большинство были только с женскими сумочками. Колонны шли мимо нас по улице Первого Мая. К ним присоединялись колонны с улицы Апатова и с других, которые вели к зданию и двору артполка. Потом их всех загнали во двор и помещения артполка, из которого вывезли и расстреляли возле противотанкового рва за городом. Всего было расстреляно более 20-ти тысяч человек. После освобождения города нашу школу отправили на сельхозработы, и мы увидели трупы расстрелянных, размытых весенними водами, т.к. они не были засыпаны.
Расстрелами занимались пьяные молодые эсесовцы. Потом появилось гестапо, и началась чистка по доносам членов партии, служащих. Некоторые колхозы были распущены, везде появились " шефы", которые устанавливали свои порядки. Возле здания гестапо выставили трупы мужчин, якобы замученных в НКВД. Они были в солдатских кальсонах, лица синего цвета,как у отравленных газом.Вероятно, это были наши военнопленные, которых отравили в газовой камере. Был вывешен на здании администрации приказ зарегистрироваться всем служащим. А также - всем коммунистам и евреям.
Мой отец уговаривал маминого брата Илью уходить на восток, пока еще была возможность. Так поступили многие члены партии,которые группами уходили из города, добирались до Ростова и вливались в ряды Красной Армии. Жена Ильи, тетя Поля, не пустила его, дескать, " Я его спрячу". Видно, слаб был Илья. Его выдал сосед, который донес и захватил квартиру, выгнал тетю Полю. В результате - дядю Илью расстреляли, а тетя Поля потом искала Илью среди расстрелянных, перебирая сотни трупов. Так же поступали и другие женщины, которые платили украинским добровольцам, и которых они допускали к местам, где производили расстрелы. Перебрав сотни трупов, она так и не нашла своего мужа. Трагедия тети Поли на этом не закончилась. Дело в том, что у нее не было детей, а муж ( Илья) очень хотел ребенка. Он часто приходил к нам,играя снами, пока мой отец однажды не сказал ему - своих нужно заводить. У тети Поли была сестра, у которой было семеро детей, и она решила отдать новорожденную дочь Илье. Илья принес и усыновил Нину,так что она сызмальства росла с ним, и он, как говориться, " души в ней не чаял". Ему нравился украинский язык, и он даже отдал ее на учебу в школу с украинским обучением, таких школ в Мариуполе было всего три. А русских школ - больше тридцати.Нина очень любила Илью, но не знала, что он ей не отец. Когда его арестовали, он побоялся, что Нину фашисты могут расстрелять. Поэтому, думая, что может ее спасти, написал ей записку, признавшись, что он ей не отец. Это была большая глупость. Для Нины это был большой удар, был шок, и она возненавидела тетю Полю. Я читал Нинины записи и удивлялся, сколько ненависти в них было. Чтобы разрубить этот узел, Нина добровольно уехала в Германию на работу, о чем потом, конечно, пожалела. После окончания войны она вернулась, но не одна, а с ребенком. Муж ее был из военнопленных, и у него где - то была семья. Ребенок оказался дебилом, и она отдала его в детский дом.Родная мать Нину не приняла, отправила к тете Поле. Как сложилась дальнейшая судьба Нины не знаю, слышал, что где -то она работала секретаршей.
Фашисты арестовывали по доносам всех членов партии, но некоторых выпускали. Те каялись, что они " хлебные коммунисты", продавались за краюшку хлеба. Но ходили слухи, что каждый раз, когда их повторно арестовывали, они выдавали кого - нибудь еще. Таким был один знакомый Клейменов, которого трижды арестовывали и выпускали. Напоследок его поставили на должность начальника автобазы, откуда везли на фронт боеприпасы и другое имущество для фашистов. Клейменов спился и удрал вместе с фашистами. Последнее сообщение от его сына было из Одессы.
В Мариуполе мы жили в центре города, на улице Артема. Нам повезло - дом сохранился, не был сожжен при отступлении фашистов. Но во время оккупации были неприятности другого порядка. Наверное, пришли жандармы и наклеили на нашей квартире " Конфисковано для немецкой власти", потребовали большую комнату освободить. Поставили 5 кроватей, превратили нашу квартиру в гостиницу для немецких солдат. Солдаты вели себя мирно, вид у них был даже удрученный, переговаривались вполголоса. Потом я узнал, что их привозили расстреливать евреев. Солдаты с нами не разговаривали.
Немцы заняли город стремительно, почти без боя, наша армия спешно отступала до Ростова. Началась зима. Немцы не рассчитывали на зимнюю кампанию, и мороз их здорово проучил. Отец перенес печку в прихожую, где вечером мы сидели грелись и обедали. Однажды кто-то постучал в нашу дверь. Я открыл и испугался. В дверях стоял высокий немец. На нем была тонкая шинель, пилотка натянута на уши. Он нерешительно оглядывался и потом на русском языке попросил: " - Разрешите погреться!". Отец дал ему табуретку. Немец отогрел руки, и некоторое время мы сидели молча. Потом он заговорил и начал рассказывать. Оказалось, что он со своим отцом был направлен на работу в Москву, где строили завод. С ним приехали два брата, которые учились в русских школах, поэтому они свободно разговаривают на русском языке. Перед самой войной им приказано было вернуться домой. Когда их призывали на войну, отец сказал им: " - Гитлер войну проиграет, поэтому при первой возможности сдавайтесь в плен." Мы с братом так и решили, но русские так быстро отступали, что не было возможности сдаться. Так они доехали до Ростова. В город въехали беспрепятственно, но вечером их стали обстреливать - с крыш, с подворотен, из окон. Брат поднял руки, чтобы сдаться, но " русские - злые", они застрелили его. " Я понял, что меня тоже застрелят, поэтому вскочил в машину и поехал на запад. Доехал до Мариуполя, а что делать дальше - не знаю." Мы тоже не знали, что ему посоветовать. Немец отогрелся и ушел, дальнейшая его судьба мне не известна.
Фашистов погнали из Ростова, и фронт стабилизировался на реке Миус почти на год. В эту зиму произошло еще одно событие, которое в какой -то степени объясняет, что происходило в стране. В нашем доме жили жены офицеров ( командиров) Красной Армии, служивших в артиллерийском полку. В 41- м году мариупольский артиллерийский полк был направлен в Смоленск, где происходили ожесточенные бои. Жены офицеров постоянно общались друг с другом, обменивались весточками от своих близких. В один зимний день пришла весть, что пришли два лейтенанта домой. Женщины тут же побежали к ним. Мариупольский арт. полк сражался под Смоленском, а как эти лейтенанты оказались в Мариуполе, да еще за тысячу километров от боев - не знаю. Пришедшие были настроены панически, говорили, что полк разбит, а " генералы нас предали" и т. д. Жены офицеров возмутились - " Наши мужья сражаются, а вы под нашими юбками хотите спрятаться! Да вас завтра же заберут в лагерь военнопленных. Поэтому, пока лед на море крепкий - бегите по морю на ту сторону!". Я не знаю, что было дальше с этими дезертирами. Чтобы избежать встреч с немцами, жены командиров переселились в одноэтажный дом на другой улице, опасаясь, что немцы узнают, чьи они родные.
Знаю точно, что мариупольский полк сражался достойно. Я встречал уже после войны подполковника Манжула, который служил в группе советских войск в Германии после войны, а потом лечился в Саратовском госпитале. А после войны приезжал генерал Светличный, который забрал свою жену, дочь Светлану и племянницу, живших в нашем доме.
Воровать мои родители не умели, считали это постыдным делом. Поэтому оказалось, что нужно как -то добывать еду. В поле собирали мерзлую картошку. Советские деньги не ценились, все требовали немецкие марки. Мать отдала какому -то барыге свое зимнее пальто, и категорически воспрепятствовала отдать отцовское пальто - " У тебя три сына, может быть кому -то пригодится". В этом добротном пальто ходил мой брат после увольнения из рядов Армии. За время оккупации жители организовали поездки в деревни, куда везли вещи, утварь - все, что можно было обменять на кукурузу, пшеницу и другие продукты. Спрос был также на табак, игральные карты и прочее. Была большая проблема с мылом. Мыла не было, народ приспособился варить мыло, используя каустическую соду и какие - нибудь жиры. Но вшивость была массовой, причем, также у немецких солдат. Поездки были 40-60 километров, везли на тачках. Чтобы выжить, горожане пошли за продовольствием в деревни. Отношение к просителям было нормальное, лишь изредка можно было услышать - "понаехали кацапы". Дело в том,что Мариуполь - русский город, он заселялся и после Гражданской войны, либо после голода в Поволжье(как переехали мои родные), во времена больших строек (так очень много людей приехало строить " Азовсталь"). В Мариуполе было 30 русских школ и всего лишь 3 с преподаванием на украинском языке. Украинский язык мы тоже учили с 5 класса, но преподавание остальных предметов шло на русском. В нашей школе учились евреи, украинцы, греки, но большинство было русских, и никаких конфликтов и столкновений на национальной почве не было. Моя мать за свое пальто получила полмешка кукурузы. Деревня прибарахлилась, горожане нищали. Летом разрешили сажать на огородах. В основном, сажали кукурузу.
Отец раньше работал главным механиком на электростанции, во время оккупации главный инженер предложил отцу вернуться на работу на электростанцию. Отец отказался - не хотел иметь никаких дел с фашистами. В Доме пионеров была мастерская, был фрезерный, сверлильный и токарный станки. Какой -то делец предложил делать нательные крестики из листов дюраля, которые этот делец где -то наворовал. Сделали штамп вместе с дядей Иваном. Меня посадили на штамп, и я прессовал эти крестики, которые один знакомый потом шлифовал, украшая, и готовый крестик барыга продавал: оказалось, крестики пользовались большим спросом. Но потом материал закончился, и наша фирма закрылась. Всю зиму мы плели сети, и ранней весной отец ставил сеть на реке Кальмиус. Он много раз лазил в холодную воду, и однажды не выдержал, нанял мужика с лодкой. Им повезло - попался целый косяк. Этот браконьерский улов нас здорово выручил. Все обзавелись самодельными мельницами, на которых мололи кукурузу. Она стала нашей главной едой.
Так как мы жили в самом центре города, фельджандармерия поселяла к нам в большую комнату немецких солдат и офицеров.У нас отобрали большую комнату, мы остались в малой. В основном. с нами обращались лояльно. В школе я учил французский язык, и пришлось учить немецкий. Я нашел учебник немецкого языка для взрослых. Однажды к нам на квартиру поставили немецкого майора. Он спросил - где я учил немецкий язык. Я дал ему учебник для взрослых. И этот майор долго просидел за чтением статей, которые были в этом учебнике. Это были статьи Сталина, Тельмана и других антифашистов. Майор просидел за чтением всю ночь, а утром уехал. Но перед уходом вернул мне учебник и сказал: " Никогда не показывай эту книгу немецким офицерам!".Обычно в нашу комнату заселяли 7-8 человек. В комнате у нас стояла этажерка с книгами. Но солдаты не интересовались, что за книги там были. Но однажды появился молодой солдат - студент, который бесцеремонно рассматривал все книги на этажерке. В одной из них были вложены почтовые марки, которые я собирал, покупая у спекулянтов,экономя деньги, которые мать давала мне на школьные завтраки. Пришел немец, который спросил: " Нет ли среди вас детей. которые собирают почтовые марки?" Я промолчал, но Петька меня выдал. Пришлось показать ему книгу. в которую были вложены марки. Они вдвоем со студентом стали рассматривать марки, и пришедший офицер предложил мне за них буханку хлеба и сто рублей. Я отказался, потом они о чем -то переговорили, он ушел, а на следующий день я обнаружил, что книги нет, а на полу лежит моя марка. Так как книги на этажерке брал только один немец, я обозвал его вором. Он схватил винтовку и хотел меня пристрелить. Солдаты, которые были в комнате, отобрали у него винтовку и вызвали офицера. Он выслушал солдат и увел всех, по-видимому, на другую квартиру. Потом офицер принес матери буханку хлеба.
После этого инцидента, отец решил отдать маленькую комнату для немцев, а мы переселились в большую. Для нас это был лучший выход - к нам поселили двух немецких летчиков, которые вели себя вполне корректно, хотя я заметил, что на ночь они клали под подушку пистолет. Однажды они вылетели в Югославию на борьбу с партизанами, а когда вернулись, оказалось, что они привезли тюк мануфактуры. который провонял бензином. Маме пришлось вывешивать материю для проветривания. Куда они еще вылетали, я не знаю, но однажды один из них не вернулся. Прошла неделя, а может, - и больше. И когда второй летчик начал рыться в вещах первого, мы решили, что он погиб. Но однажды он пришел домой и спросил: " А где мои тапочки?" Я сказал: " Спросите у вашего товарища, т.к. мы ничего вашего не брали". Между летчиками произошел громкий разговор, после чего оба съехали с нашей квартиры. Пожилые немцы вели себя сдержанно, а когда поселили молодых, то они организовали пьянку с девицами.
Однажды со мной произошел неожиданный для меня рискованный случай.Соседский парень работал в трамвайном депо и предложил съездить на море искупаться.Все согласились, заперли вход в трамвай и сели играть в карты. Я не принимал участия и сидел у левой стороны у окна. Мимо проезжал в открытой машине немецкий майор с шофером. Я плюнул в окно и попал на голову офицеру. Офицер молча вытер плевок и приказал шоферу догнать трамвай. Трамвай они догнали, но дверь была закрыта. Поэтому войти внутрь они не смогли. Я сидел ни жив, ни мертв и говорил " не понимаю". Мне повезло, что это был старик из береговой обороны. Молодой бы пристрелил, а этот покричал и уехал. Мои компаньоны ничего не поняли - что произошло, потом долго ржали, и сказали, что мне просто повезло. Мы с Петькой Манжула не раз проводили рискованные операции. Однажды украли из немецкой автомашины красивую мелкокалиберную винтовку. Стащили ее, когда шофер вышел из машины, и через сквер убежали. Винтовку Петька спрятал в сарае. В другой раз решили облить фашистский флаг серной кислотой: набрали в спринцовку кислоту из аккумулятора, далее я отвлекал постового, а Петька нажимал на спринцовку. Но произошло непредвиденное - часть кислоты пролилась на рукав Петькиной рубашки. Татьяна Петровна ( мать Петьки) обнаружила, что на рукаве - дыра и запричитала, что мыши погрызли рубашку, а это признак, что отец ( муж) погиб. Петьке пришлось сознаться в содеянном. Мать сначала обрадовалась, а потом, опомнившись, обругала нас с Петькой за безрассудство. Подростки воровали из машин разные вещи, особенно ценились сигареты, были, конечно, и новогодние подарки. Фашисты поймали и расстреляли 10 подростков, якобы - за воровство.
Петька Манжула хорошо знал помещение артиллерийского полка, т.к. его отец служил там. После того, как из здания и двора вывезли евреев, украинские полицаи выставили там посты. Но мы ухитрились незаметно пробраться в здание и добрались до радиостанции, откуда взяли щитовой вольтметр и трансформатор.
Однажды один деревенский мужик узнал, что отец работал на электростанции, спросил, не может ли он достать ему вольтметр, естественно, за плату. Отец вспомнил про вольтметр, который я принес из артполка и предложил ему. Мужик ушел, а в доме произошли непредвиденные события: по-видимому, мужика обуяла жадность, и он донес в немецкую фельджандармерию. Отца вызвали на допрос. Он взял меня с собой, как знавшего немного немецкий, так что я был свидетелем. Немецкий офицер стал орать и стучать кулаком по столу. Переводчик переводил. Отец сказал, что у него старший сын был радиолюбителем, и для него он купил вольтметр в магазине. Вольтметр забрали, и, как выяснилось, далее главный инженер электростанции сказал, что прибор у них не значился. Через несколько дней вольтметр отцу вернули. На этом, оказалось, история не закончилась: мужика - доносчика избили палками за ложный донос.
Далее произошло много событий. Умер мой дед, который жил в бараке, там же жила тетя Маруся с сыном Анатолием. Отец мой постоянно болел ( у него была малярия с Гражданской), и мы покупали для него молоко по цене 10 немецких марок. Он встретил знакомого, который посоветовал ему уехать в совхоз, который немцы не разорили. Мы с отцом уехали в село Ялта. Мать с Володей осталась в маленькой комнате, а в большой поселился дядя Федя с женой Ольгой Лазаревной, с сыном Володей и с дочерью Тоней. Отец отклеил бумажку с надписью " Конфисковано для немецкой власти".Немцев к нам уже не селили.
Когда немцы подошли к Днепру, начались налеты нашей авиации на Мариуполь. Но бомбили, в основном, заводы, и то скорее - для острастки. Бомбардировкам Мариуполь подвергся летом 42-го года, когда в Ейске разместили авиаполк Гризодубовой. Каждую ночь мы слышали, как вылетали самолеты, это, вероятно, были У-2, которые летали буквально над крышами домов вдоль улиц города. Поэтому бомбы падали на вражеские машины, стоявшие на улицах. Но иногда они промахивались, тогда бомбы попадали на жилые дома, и гибли жители. При одной бомбардировке был разбомблен гараж и бензобаза, а также - дом, где жила моя первая учительница Мария Ивановна Оксюзова. Погиб ее сын Алик. Муж ее был репрессирован в 1937 году ( он был начальником автотранспорта). У летчиц была интересная тактика: в звездные ночи они летели из Ейска, и мы слышали, как заводили моторы, поднимались над морем, а далее летели беззвучно - планировали. И лишь отбомбившись, включали моторы и улетали. Для фашистов они были недосягаемы.
Экспедитор, который посоветовал отцу переехать в Ялту, отвез нас с отцом в это село, где в советское время был совхоз. Ялта была большим селом, в котором были: совхоз, греческий колхоз ( который немцы распустили) и украинский совхоз. Старик - грек рассказал мне, что греки в Приазовье поселились при Екатерине, которые, поторговавшись, купили у нее земли за четверть копеек за десятину.
Нас поселили в доме, в котором жила еще одна женщина, у которой во время бомбардировки Мариуполя погибла дочь. Работали в мастерской, в которой была кузня, столярка и механический участок.
В усадьбе жил начальник совхозной мастерской с двумя дочерьми и сыном Петром ( моим ровесником), а также жил его зять с женой Ганой. Одну из дочерей потом угнали на работу в Германию. Начальник, Кармазин Андрей Петрович - молчаливый, кряжистый мужик с огромными ногами ( сапоги ему шили по заказу). Когда -то я прочитал репортаж А.М. Горького о Нижегородской ярмарке. Там он описал хохлов как степенных молчаливых мужиков. Таким выглядел А.П. Кармазин.
После разгрома немцев под Сталинградом в Ялте появились румыны. Один из них знал немного немецкий язык, и мы с ним переговаривались в пределах наших знаний. Оказалось, он учился в каком -то институте. Из других - были кузнецы, столяры и один цыган Василий, которого за провинность румынский офицер иногда избивал. У Василия настолько были отморожены ноги, что он срезал с пяток толстые отмороженные части скребком для лошадей ( их используют, когда подковывают лошадей). Отец отремонтировал дизель, который предназначался для привода станков, сделал штамп для изготовления чашек сепараторов. Мы отремонтировали все сепараторы в Ялте, и благодарные греки расплачивались с нами молоком и кукурузой. Я несколько раз припаивал дужки к серьгам одной гречанки. Значительно позже мой сослуживец сказал, что я их испортил, т.к. олово растворяет золото.
Кармазин гнал самогон из свеклы и, приняв свою дозу, приходил к отцу изливать свои обиды. Тема была одна - " почему меня раскулачили, забрали весь инвентарь, корову и прочее. Я ведь - хлебороб потомственный. Дед мой был хлеборобом, и весь наш род был хлеборобами". Его раскулачили в селе Стародубровка, но слава о нем шла по всей округе. Но ему повезло: в Ялте организовали совхоз, и, видно, очень умный был директор - предложил Кармазину переехать в Ялту и дать ему дом, корову и все остальное хозяйство. Кармазины слыли хлеборобами, знавшими все секреты землепашества. Особенно он гордился, когда к нему стали приезжать бывшие односельчане с просьбами вернуться, т.к. у них пошли неудачи - мороз побьет, земля пересохнет. Это был звездный час для Кармазина. Били челом: " - Вернись в нашу Стародубровку, мы тебе все вернем, ты только живи в нашем селе". Однажды в начале весны сын Кармазина Петька пригласил меня сходить рано в поле. К сожалению, я не вспомню все детали разговора, который Петр Андреевич вел с Петром. Мы вышли очень рано, Петр Андреевич говорил: " - Вот когда Ковш повернется, и вот эти звезды выстроятся в ряд, мне мой дед говорил - будь внимательным". Пока мы ходили по полю, Андрей Петрович залезал в землю руками, вероятно, проверял влажность и температуру почвы. Весной к Кармазину приезжал агроном. Кармазин поил его самогоном и на расспросы агронома не отвечал. Потом грузил пьяного агронома в бричку, говорил " Рано!", и лошадь отвозила агронома домой. Однажды утром я увидел пацанов,которые бежали по улице и кричали: " - Кармазин баню затопил!" Оказывается, Когда Петр Андреевич мылся в бане - это был сигнал сельчанам. Андрей Петрович, приняв баню, надевал свой лучший костюм и выезжал сеять ( рожь, пшеницу). Греческий колхоз был распущен, поэтому все были единоличниками. Хотя совхоз оставался в сохранности, соблюдалась традиция -первый обмолот везли Кармазину. Кармазин никогда не ошибался, и это знание передавалось из поколения в поколение.
Я сделал детекторный приемник, а антенну повесил на чердаке мастерской. Но либо детектор не получился, либо антенна была низкой. Опыт оказался неудачным.
Мы прожили в с. Ялта до освобождения города. В это время уже шли бои под Сталинградом, и среди немцев участились случаи суицида. Румынские войска в Мариуполе не появлялись, только изредка наезжали румынские офицеры, которые сопровождали каких -то высокопоставленных лиц. Так я однажды увидел румынского принца, который был в камзоле, напоминающем сказку. Потом был сильный мороз, и легко одетые румыны стали убегать с фронта. Немцы пытались их остановить, отбирали у них теплую одежду и обувь. Немцы перестали их кормить, но голодное и обмороженное войско докатилось до Мариуполя. Румыны представляли собой жалкое зрелище, но сочувствия они не вызывали - скорее, все злорадствовали. В Ялте появились румыны на своих каруцах, у них были отморожены ноги. Они были кузнецами и плотниками, и воевать не хотели, но боялись за своих родственников и подчинялись офицеру, который их наказывал за малейшую провинность. На виноградный участок приезжал немецкий офицер за вином. В текущие дела он не вмешивался, тем более, что греческий колхоз был распущен. В соседнем колхозе немец установил жестокую дисциплину, разъезжал верхом на коне и нагайкой поднимал отдыхавших.
Началось бегство кавказских сепаратистов - они были в папахах и в бурках, отступали вместе с немцами и были вооружены. На наши вопросы " за кого воюют?" отвечали: " - За себя". Они приехали верхом на лошадях и зарабатывали, вспахивая огороды. Пахали плохо, т.к. берегли лошадей. Все они были заражены вшами. Когда один попросил мою мать выстирать его белье, она ужаснулась, увидев на рубашке вшей размером с таракана. После прихода наших войск джигиты ушли дальше на запад.
Это происходило в период безвластия, когда приближался фронт, и немцы и румыны собирались драпать. Когда по ночам стало слышно, что где - то идет бой. Мы попрятали трактор, сеялку и другой инвентарь в кустах, чтобы сохранить их от уничтожения немцами.Наступило безвластие. Местные жители забирали зерно, которое не успели вывезти немцы. Когда город уже горел, в село пришли румыны и стали выгонять из села всех мужчин. Выгнали за село, а дальше что с нами не делать - не знали, им никто не сказал. Мы с отцом договорились с одним столяром из мастерской уйти из села в поле.Ночью мы проскользнули мимо румынского поста на выезде из села и пошли вдоль лесозащитной полосы по верхней дороге. Нас было трое - отец, я и Зайцев Николай Иванович. В посадке был большой стог соломы. Но когда мы подошли ближе, оказалось, что там полно беглецов. Мы пошли на ток, где стояла очень большая скирда,залезли туда и пролежали до вечера. Устав лежать, я выглянул в сторону оврага и увидел, что с той стороны к нам подъезжает немецкая машина. Я крикнул,и наш компаньон первым спрыгнул вниз. Стог был очень большим и высоким. Я тоже спрыгнул вниз. У меня болела нога, но я вскочил и побежал за Зайцевым. Отец замешкался, он был с вещами, упал боком. Я оглянулся - отец лежал и не мог встать на ноги. Я начал его поднимать, а он отгонял меня, кричал - беги. Я не мог его бросить и метался между ним и посадкой, отец ползком медленно двигался. Потом вернулся Зайцев, и мы вдвоем отнесли отца в посадки. Потом оказалось, что у отца согнулся позвоночник. Вскоре к току подъехала машина, и офицер, чиркнув зажигалкой, поджег скирду. И через несколько минут огромный факел горел на месте этого стога. Так что, мы чудом остались живы. Если бы мы задержались минут на 15-20, то могли сгореть.
Город уже горел, и черные клубы дыма тянулись от Мариуполя в сторону Мелекина. Мы выглянули из рощицы и увидели, что на дальней дороге движется конный обоз в сопровождении верховых всадников. Мы поняли, что это уже наша армия. Мои компаньоны пошли по дороге в село, а я решил спуститься в овраг - нет ли там кого-нибудь. Из оврага был выход на виноградный участок. Это было уже в сентябре, виноград уже созрел, и гроздья были уже пьяные. Посреди участка был погреб. Он был бетонированный, углубленный. Там стояли бочки с вином. Когда я заглянул туда, то увидел парня, который открыл все краны, и на полу вина вытекло уже сантиметров двадцать. Парень был пьян и пил прямо из крана. Я закрыл все краны и вытащил бедолагу. Это был рабочий из общежития рыбаков в Мелекино. Он был весь мокрый, и его облепили мухи. Я довел его до общежития,сдал женщинам и вернулся в село. Возле села встретился странный мальчишка. На нем была буденновка, он ехал верхом на лошади и периодически стрелял в воздух из автомата. На правой его ноге был сапог, а на левой - обмотка, она размоталась. Я спросил, где командир. В это время подъехал румынский офицер. Он снял карабин с плеча, отдал солдату, слез с коня, отдал уздечку, поцеловал коня в губы, и они пошли в штаб. Я увидел, что в село зашел отряд Красной Армии. Отставший от своих румынский офицер сдался в плен, а работавшие в мастерской румыны уехали дальше в сторону Бердянска.
Мы вернулись в город. В городе уличных боев не было, но немцы выгнали все население, последовательно обливали дома бензином и поджигали. После наступления наших несколько поджигателей поймали и повесили на фонарных столбах у входа в сквер. Среди повешенных я увидел переводчика из фельджандармерии, который наклеивал на нашей квартире объявление о конфискации ее для нужд немцев.
После нашего возвращения в Мариуполь оказалось, что дядя Федя захватил свободную квартиру в соседнем подъезде и заселился туда с семьей,освободив нашу квартиру. Дом наш чудом ему удалось отстоять от огня: когда немцы ехали по улицам на мотоциклах и факелом поджигали все дома, дядя Федя спрятался, и ему удалось затушить поджег. Отца приняли на работу механиком по ремонту танков и другой военной техники. Там я увидел противотанковую пушку, на которой было написано: " Прощай, наша боевая подруга, мы с тобой вместе шли до Сальска" и по вертикали были написаны 8 фамилий расчета.Отец рассказал как-то, что в одном месте они нашли 33 подбитых наших танков и 33 гильзы от снарядов. Видимо, это немцы подбили и уехали, увозя свою единственную пушку.
Я оказался на оккупированной территории, когда мне было 13 лет, т.е. мы были - дети войны, свидетели того, что происходило в городе и его окрестностях. Я не знал. что при поступлении в институт появится статья " был на оккупированной территории", которая как позорное клеймо будет много лет преследовать меня, закрывая мне допуск к некоторым работам; что меня не примут на физмех.
В Ялте в мастерской вместе с нами работал столяром Николай Иванович Зайцев, человек общительный, и мы вместе прятались, когда ушли из оцепления. После освобождения города он приехал к нам с двумя сестрами и собирался с ними ехать в Крым. Хотел, чтобы его жена продала корову, и потом приехала с семьей к ним. Но однажды мой отец получил от его старшей дочери письмо, в котором она писала, что ее отец спутался с какой - то женщиной, которая заставляет их работать в поле. Она просила передать ее матери, чтобы она корову не продавала и не торопилась приезжать. Судьба распорядилась так, что с младшим сыном Зайцева я встретился у нас в институте в Пензе. При аттестации Зайцева Геннадия Николаевича, когда он сказал, что он чалдон. А я знал, что чалдоны - это жители, жившие между речками Чалка и Дон. В Крыму Зайцев случайно познакомился с капитаном - пограничником и сказал, что в Мариуполе можно остановиться у нас на ночлег( его как раз командировали в Мариуполь). Мы его с радостью приняли. Он рассказал, что был до войны пограничником, служил на границе с Румынией. По его словам, на их участке румынские войска не смогли перейти границу, пограничники отбили все попытки перейти Днестр, но им пришлось уйти в сторону Одессы, отступили по приказу, т.к. их стали обходить немецкие войска.Потом была осада Одессы, и отступление в Крым. Большинство пограничников вошли в состав разведывательных групп, защищавших Севастополь. Вынуждены были отступать в Керчь.Когда их в Керчи прижали немцы, и отступать было некуда он сбросил с себя гимнастерку с орденами и знаками отличия, взял в зубы документы и поплыл через Керченский пролив на кубанский берег. Некоторые офицеры пожалели расставаться с наградами, но многие из них не доплыли до берега. Вспоминает, что судорожно сжимал зубами документы, и когда ему помогли выбраться на берег, ему рот разжимали ножом. Благодаря тому, что он приплыл с документами, его без спец. проверки зачислили в воинскую часть. Тех, кто оказался без документов, были направлены в особый отдел. По его словам, благодаря тому, что пограничников готовили к военной службе должным образом, большинство пограничников становились фронтовыми разведчиками. И если не погибли в первые дни войны, то успешно воевали длительное время. Для разведчиков важно приспособиться к местности, уметь ползать по-пластунски, используя малейшие укрытия и неровности местности. Не обученный солдат ползает на четвереньках и представляет собой удобную мишень. Мой отец поинтересовался, почему он всего лишь в звании капитана, когда начинал войну лейтенантом. И пограничник рассказал, что звание он получил дважды, потому что был разжалован. Рассказывал, что будучи фронтовым разведчиком, часто выполнял особые задания командира дивизии. Так он с группой разведчиков был направлен на разведку в немецкий тыл, где нарвались на засаду. Отбивался в предгорье Кавказа, несколько суток не спал, и когда, наконец, добрался до своих - доложил командиру и свалился в глубокий сон. Ему казалось, что на него нападают, а он отбивается. Когда проснулся, увидел двух автоматчиков возле своей лежанки. Оказалось, к нему пришел недавно назначенный в часть майор, бывший политработник, который потребовал от него отчета. А капитан его застрелил.Так он был разжалован, лишен звания, и был отправлен в штрафбат. Не помогло и ходатайство комдива, который очень ценил его как разведчика. Я спросил его про штрафбат, кто попадал туда, как воевали штрафники.Он сказал, что попадали туда разные люди,одни за дело, другие - по глупости, и народ там очень разный. Рассказал, что у него в штрафбате был один бандит, который сам напрашивался на поход за линию фронта. Там он бесшумно вырезал немецких часовых, забирал у них припасы и оружие и так же бесшумно возвращался. На вопрос комдива: " Чем же ты будешь заниматься после войны?". Отвечал: " А тем же, что я сейчас. Мне прирезать любого - не проблема". Комдив сказал ему: " Если останешься жив в конце войны, я тебя застрелю". Кто из них остался жив, мне неизвестно: впереди было еще два года войны.
Вскоре капитан вернулся из командировки в свою часть, а мой отец ушел на фронт, третий по его счету, откуда он вернулся уже в 1945 году. У отца закончился срок брони, и в военкомате ему намекнули, что могут продлить ее за мзду. Отец возмутился, сказал, что он старый солдат, и лучше уйдет на фронт. Так он оказался в Армии. Так на фронте оказались все мужчины нашей семьи. Средний брат Владимир после освобождения Мариуполя был призван в армию. Старший брат Вася служил на Дальнем Востоке, но простудился, и был комиссован. Болезнь его затянулась, начался туберкулез горла, и он умер в госпитале. Пенициллина тогда еще не было. Делятицкий Рувим Моисеевич (наш друг и сосед, работавший аптекарем) даже летал в Ростов, но не смог его достать. У нас начались проблемы с квартирой. Так как город был сожжен, а наш дом случайно сохранился, к нам стали направлять квартирантов. Сначала нам поселили через милицию какую - то проститутку, к которой приходили милиционеры ночевать. Мать возмутилась и выгнала ее. Был большой скандал, мать забрали в милицию, но возмутились соседи, и мать отпустили. Потом поселили заведующую спирто-водочным заводом, тетю Груню в маленькую комнату. Потом хитрая домуправша вселила нам в комнату какого - то грека, как оказалось, - бандита. Он зимой выломал пол и отапливал кухню. Потом выяснилось, что у него есть семья, а он нападал на возвращавшихся из Германии и грабил их.
В Мариуполь стали возвращаться эвакуированные на Урал и в другие районы, а также - мобилизованные из рядов Красной Армии. Вернулся полковник Светличный, который уже стал генералом, и забрал жену, дочь Светлану и племянницу, которая жила в их семье. Не вернулся Муратов. Сына его позже приняли в Суворовское училище. Мальчишка едва не погиб, перебегая дорогу. Я видел, как студебеккер на большой скорости мчался по улице Артема, а он перебегал. Солдат, сидевший за рулем, резко свернул влево и затормозил, врезавшись в огромную липу. Дерево легло так, что обнажились корни. Я подбежал к машине, шофер лежал на руле. Мне показалось, он был без сознания. Я тронул его за плечо, он открыл глаза, вышел из машины,постучал по колесу, развернулся и уехал, не проронив ни слова. Перепуганная мать забрала мальчика, он не пострадал.
Из эвакуации приехал Васильченко, Гринь Евгения Ивановна с сыном Николаем. Они поселились в доме для приезжих. Васильченко Александр Федорович был председателем месткома завода " Азовсталь", он помогал семьям фронтовиков, его любили заводчане. Однажды он рассказал мне удивительную историю, как он спас Жукова во время Гражданской войны. Они были в разведке, и у Жукова убили лошадь. Рассказчик предложил поехать вдвоем на оставшейся, и они благополучно прибыли к своим. Васильченко написал письмо Жукову с просьбой прислать лошадей из Германии на завод " Азовсталь". Какого же было его удивление, когда он получил ответ от адьютанта Жукова, что распределением лошадей занимается интендантская комиссия, которая учтет его просьбу.
Татьяна Петровна Манжула разыскала своего сына в саратовском госпитале, и они вернулись в город. После подполковник Манжула служил в группе советских войск в Германии.
Мать мобилизовали на работу на фабрику. Когда Вася еще лежал в госпитале, а он находился в районе завода Ильича, мать пыталась каждый день доехать туда на рабочем поезде, чтобы покормить Васю. Для этого приходилось прыгать с поезда на ходу. Ей стали помогать рабочие - спрыгивали, ставили ее поклажу, а она спрыгивала следом и подбирала ее. Спасти Васю мы не смогли. А у меня начались голодные обмороки, меня освободили от занятий в школе. Это было очень трудное время, в городе был голод, и в нем исчезли все кошки и собаки. Я видел однажды, как в погоревшем доме мужик снимал шкуру с убитого животного. Не было воды, дров, и мы с Петей Манжулой ломали заборы, чтобы согреть воду для чая.На заводе рабочие падали в обморок, их отправляли в Дом отдыха, где не разрешали пить много воды, т.к. они начинали опухать. Самый тяжелый был 1946 год, но карточки отменили только в конце 47-го года, тогда же была денежная реформа. В это время я уже был в Ленинграде.
Во время оккупации я не учился, отстал от своего одноклассника Николая Гриня на два года, но потом наверстал один год. Так получилось, что я проучился в 10 классе только полгода, а меня " тянули" на золотую медаль, освободив от украинского языка. Пока отец был на фронте, я решил самостоятельно подготовиться и пойти сразу в девятый класс после окончания 7-го, т.к. я потерял время, находясь в оккупации. Меня нехотя приняли, хотя пробелы в знаниях, конечно, были. Кроме меня приняли еще нескольких учеников. В 10 классе нам организовали посещение основных заводов Мариуполя - " Азовстали", трубопрокатного, холодильника рыбокомбината и пивзавода. Из последнего я принес в школу ведро пива, чему были рады все учителя. На заводе " Азовсталь" перед оккупацией успели " закозлить" все домны - т.е. не выпустили металл, тем самым привели их в нерабочее состояние. Инженер Мамонтов сумел одну домну " раскозлить", но его обвинили в сотрудничестве с немцами, и ему пришлось уехать из города. После разминирования моря землечерпалками прорыли канал к заводу, по которому из Керчи стали подвозить руду. Из коксохима брали кокс, и домна заработала. Позднее, управление процессом осуществляли с помощью ЭВМ ВНИИММ, которую обслуживал мой брат Владимир. Показали и рыбоконсервный комбинат, в холодильнике которого лежали огромные белуги. Нам показали мартеновские печи, на которых выплавляли сталь сталевары, помнившие Макара Мазая, расстрелянного немцами. Большое впечатление произвело на нас посещение трубопрокатного цеха, где из массивной болванки прокатывали длинные трубы. Завод изготавливал железнодорожные цистерны, которые занимали все подъездные пути на станции Сартана. В последующие годы была объявлена Всесоюзная стройка прокатного стана 1500. Он прокатывал тонколистовую сталь и броневые листы из слитков, привезенных из Краматорска.
К нам приезжали представители Ленинградского политехнического института, и я решил поступать в ЛПИ на физико - технический факультет по специальности " радиофизика". В 1947 году мы с товарищами уехали на учебу в Ленинград.
После развала страны наступил " мертвый сезон". " Азовсталь" работу прекратил, Краматорск стал продавать в Германию отливки из дешевой стали, а завод Ильича стал делать и продавать металлоконструкции по заказам Турции.В 1993 году умерла моя мать, и я поехал на ее похороны. Подъезжая к городу, я не увидел ни одной цистерны,и вообще не было видно какого - нибудь движения возле завода. Последний раз я приезжал в Мариуполь в 2006 году.
В 2014 году переживал события, видя их в выпусках новостей и видео в интернете. В нашем доме, в квартире на улице Артема пулями было разбито окно, двери в комнаты. Старшая племянница лежала под пулями на полу, но все обошлось благополучно. Управление внутренних дел, которое было за углом нашего дома, было разгромлено. По улицам родного города разъезжали танки, националисты стреляли в случайных прохожих.
Я уехал из Мариуполя, по-видимому, навсегда. Как живет город и мои родственники, теперь узнаю из интернета и телевизионных передач. Созваниваемся по скайпу и ждем новостей. Ждем, когда в Киеве сменится власть, нацисты уйдут из города навсегда, и Мариуполь станет нормальным русским городом, каким он был всегда.