отец никогда не задумывался о смысле жизни.
поговорить с ним на эту тему было невозможно и вовсе не потому, что он иногда не был предрасположен к философии, ввиду практической занятости.
мне сейчас кажется, что он никогда не думал на эти темы вообще.
он был дикарь, рыбак, но не охотник.
человек леса, не ведающий о нутряной связи с природой, просто там не было людей.
он не учил детей чувствовать настроения природы, видеть тайные тропы и собирать травы в определенное время.
лес и река для него просто поставщики бесплатного корма для семьи и кислорода для легких.
к красоте природы он был весьма и весьма равнодушен,даже такого понятия как красота для него не существовало, только "польза".
- красивое значит молодое и свежее, - примерно так звучало бы определение красоты, если б он мог свести слова в определение.
на рыбалке он все время сидел от всех поодаль и усиленно о чем-то думал.
никто так и не узнал о чем.
о детях и внуках он не думал тоже.
они всегда были для него неким фоном. не имеющим прямого отношения к его жизни.
он не просто в их жизнь не вмешивался, но и добиться какого-то участия тоже было трудно.
каждый раз в ответ на просьбы, он так тяжело поднимал свою огромную голову и так тоскливо смотрел, что становилось стыдно и страшно.
будто отвлек человека от его тайной горести или нарушил его душевное пищеварение.
он все время что -то внутри переваривал, непереводимое в слова и жесты, даже в эмоции непереводимое.
как в болоте в нем тонули все события и звуки мира.
но врач он был, по мнению всех, хороший и человек безотказный.
- только "прилуненный он какой-то", - так говорил его партнер по шахматам, - бог весть, что он все время думает, но играет хорошо, даже удивительно.
всем это было удивительно.
иногда на него находили, правда, приступы чрезвычайной болтливости в присутствии гостей, но это имело и оборотную сторону. - замолчать потом он не мог по своей воле.
гости уже зевали, судорожно озирались, дергались к двери, а он все говорил, не глядя на них, упоенно и многословно, вовсе не интересуясь реакцией слушателей.
потом никто не мог вспомнить о чем именно он говорил, таким гипнотическим эффектом обладала его, вдруг прорвавшаяся, речь.
классический социопат.
и хоть был он лишен и отцовской и материнской любви, нарциссом назвать его нельзя.
себя он любил, но любил неосмысленно, как животное.
еще он любил яблоки.
это было очевидно.
ел и ел, доставая из ящика, который стоял всегда под рукой, ел, пока с другой стороны его продавленного кресла не вырастала целая гора огрызков.
страшно было его потревожить, казалось, что он так молится своим языческим богам, пережевывая плоды земли, нежные, тонкоэфирные, сочные.
некое подобие чувств,правда, появлялось когда он слушал песни высоцкого.
почему они ему нравятся, тоже сказать не мог.
смысл застревал на полпути к горлу, он был таким странным заикой от смыслов.
он ими давился и задыхался.
умирал он очень тяжело, наверное так умирают колдуны.
его душа так плотно срослась с мясом, что ни за что не хотела отделяться, держалась всеми своими соками за почти разложившееся тело.
такой любви к жизни я не встречала ни до, ни после.
он ненавидел всех, кто оставался жить.
смотреть в его глаза было очень страшно.
трудно было поверить, что столько ненависти и злобы может вдруг возникнуть в человеке, в жизни совсем не злом.
все это тяжким грузом лежало на нас с матерью.
семь долгих лет.
но даже в таком состоянии он не задумывался о том, что его бытие бессмысленно, ведь он давал полную занятость жене и дочери.
ни секунды не думая, что он полностью парализовал их жизнь.
ничего не было, кроме этого самопереваривающегося тела.
все мои теории, веры и взгляды трещали по швам, все концепции меркли.
как читать проповеди, как увещевать того, кто смотрит такими глазами и смеется тебе в лицо.
- посмотри на меня и скажи, не лукавя, ты все еще веришь в бессмертие души, у тебя есть хоть одно доказательство для меня? а ведь на мои деньги ты всю жизнь думаешь о вечном, на мои!
то было страшнее, чем проклятие, страшнее, чем все казни египетские, страшнее даже войны - там умирают быстро и без церемоний.
даже агония его длилась нереально долго, опровергая само понятие агонии.
уже не билось сердце, а сознание все не покидало его и он смотрел, смотрел...
неделю, целую неделю он жил почти без сердца.
сознание сидело легким мотыльком на умирающем мозге.
когда он умер, никто уже ничего не чувствовал, кроме отупения.
еще три года он жил в моих снах, продолжая меня терзать уже изнутри.
три года еще там, во мне продолжалась его жизнь.
- не понимаю, как ты живешь всю жизнь без смысла жизни, - первое, что сказала мне сегодня мать на кухне, возясь у древней плиты.
- влачусь по жизни нелепой тенью, собой минувшей и полинявшей...- это же твои стихи, они обо мне сейчас...зачем я существую, почему я все еще здесь?
- ты знаешь как трудно жить с этой обреченностью, когда понимаешь, что никому не нужен и все ждут твоей смерти, ты уже не человек. ты какая-то пародия на твореье. я уже не верю, что в жизни есть любовь, все это придумали писатели и поэты, это такие иллюзии!
- то, что ты делаешь всю свою жизнь со мной называется в психологии термином "токсичная мать"! твоя мать, твоя бабушка умирали тихо, спокойно, без этих заламываний рук, они будто трава все ниже клонились к земле по мере убывания сил, пока совсем не легли на нее, под колеса тяжелой повозки сансары.
мать смотрит непонимающе, она никогда не перестает думать, в отличии от отца.
ее мысли всю жизнь прибывали в неконтролируемом броуновском движении.
я не верю, когда читаю про родителей похожих на демиургов, оставляющих детям заветы и каноны.
вокруг все люди живут и умирают как трава в поле.
сеют свои семена и ложатся потом под колеса.
кажется где-то там. в большом мире за горизонтом все не так. там бушуют великие силы стихий, там корабли плывут в эльдорадо и строятся золотые ковчеги.
там земля обетованная, там родители- демиурги оставляют детям царства и заветы...
не знаю, смеяться или плакать...
я давно достигла нирваны и теперь страдания доставляют мне радость.
что бы мне не говорили, я только смеюсь счастливым смехом, как смеются только младенцы и ничего не боюсь.
ведь родители дали мне больше, чем заветы...
но, тем не менее почему, отец никогда не думал, что он бессмысленен и отягощает чью - то жизнь, а мать места себе не находит, когда ей некому служить и не кем руководить.
неужто у нее нет души, той, что вне зависимости от состояния тела ощущает себя ценной частью и подобием той тонкой материи, что наполняет весь мир жизнью.
неужто она только функция деторождения и слежения?
подросшие дети лишают ее смысла существования?
где ее душа?
разве дети бог ее,?
нет, с детьми она становилась богом и не хочет терять эту власть над безропотными и беззащитными....огромную власть.
вернуться к богу - снова стать ребенком, снова стать беззащитным, отдаться и почувствовать тот прилив свободы и радости.
это не раскаяние, хотя и раскаяние это отказ от себя, от своей попытки все под себя подмять.
раскаяние это глубокое умиротворение оттого, когда понимаешь, что все твои потуги тщетны, ты только молекула общего организма в этом мире и он без тебя не пропадет.
так и дети, они не пропадут.
мать и бог, отец и бог.
об этом можно думать бесконечно.
две власти, равнобедренный треугольник, который на самом деле никогда не бывает равнобедренным.
в прошлом вдова считалась обузой и часто ее прогоняли из дома в мир, просить милостыню.
скитаться по дорогам.
дети не чувствовали угрызений совести, отправляя маму к богу обратно.
взросление, социальная зрелость, это все фикция.
по сути ты как был, так и остаешься беззащитным и отрезанным от мудрости о которой говорят книги.
ничего этого нет, есть перманентная истерика и ужас от несоответствия того, что в книгах и того, что в жизни.
- скажи, в как ты жила раньше, ведь ты всегда жила в страхе, в чем был твой пресловутый смысл жизни и как он тебе помогал жить, если на самом деле, ты все взвалила на детей, ты превратила из в душевную батарею, на которой грелось твое бессилие перед неизбежностью конца?
мать отвечает всегда как на экзамене, чеканя выученные фразы.
- мы строили будущее для вас, я вставала утром в страхе, но потом на работе люди, я вовлекалась, бегала, решала вопросы, писала отчеты, прибегала и до двенадцати ночи меня полностью поглощало хозяйство, я падала с ног и засыпала!
- я не помню, чтоб вы с отцом смеялись или танцевали, вы же только ругались!
- все так жили, время такое, это все война!
- но война давно закончилась, я же родилась, когда без войны жили уже много лет, полвека без войны!
- война никогда не заканчивается, мы всю жизнь несли ее в себе!
- но ведь мир тоже воевал и тоже был разрушен, почему же только у нас эта война не закончилась, почему вы всю жизнь продолжали ковать победу и делать снаряды, даже не работая на военном заводе, что это за проклятие такое!вечная ненависть, вечное противостояние непонятно кому и чему?
- разве ненависть и забвение могут быть смыслом жизни?
мать включает телевизор и уже через пять минут восклицает счастливым голосом: "как же я люблю политику, ты только представь, что они придумали теперь!"