16. Заключительная

Константин Машагиров
В помещении округлой формы на её полу преспокойно лежало некое существо; бесспорно, это был водянин. Своими передними конечностями он, поминутно доставал из рядом стоявшей коробки разнообразные символы, где они всей своей массой были аккуратненько сложены в соответствующие стопочки и тут же умело набрасывал их на матерчатое полотнище, составляя из них как бы слова. И вот, наконец, он вывел последнюю строчку, в последней главе своей новой книги, и как-то весь замер, уткнувшись в одну точку. В эту самую минуту в его сознание вихрем вломились воспоминания. Как же много времени он потратил на её составление! Сколько же разных мыслей посещало его за всё это время! А ведь ему пришлось в подробностях выдумать инопланетную расу, которую он прозвал землянами (не дурное название как ему тогда показалось), их сложные взаимосвязи, устои, обычаи, быт и что самое главное – любовь! Что же на самом деле такое любовь? он и сам если честно до конца не мог знать; но всё же решился её описать по своим предварительным представлениям о ней. Однажды и совсем случайно идея о любви явились к нему как вдохновение, мираж. И он очень крепко уцепился за неё, как за нечто очень важное и ценное, вложив при этом в её понимание столько своих сил! чтобы только как можно доступнее её описать.
 
 Поймут ли его новую книгу? найдёт ли она отклик у читателя? Наверняка он не знал… Хотя, раньше ему уже удавалось восхищать её своими фантастическими рассказами. Но последнее его творение было довольно спорным и сложным для их восприятия. Но тем не менее оно и нравилось ему больше всего, ведь он так мучительно выстрадал его, родил…

 Нахлынувшая на него буря воспоминаний вперемешку с другими мыслями вдруг отступила от него, видимо исчерпав весь свой запал. Он не торопливо приподнялся на все свои четыре конечности и не спеша подполз к круглому оконному проёму. С высоты птичьего полёта перед его взором предстала панорама его родного города. Этот город, впрочем, также, как и всегда жил в своём неповторимом ритме, пульсировал только ему присущим неумолимым движением, в общем – существовал. (Он со стороны больше походил на множество пчелиных ульев, брошенных здесь кем-то огромным и несомненно очень давно.)

 Сегодня, нашему водянину было как-то особенно лень напяливать на себя свой поддерживающий равновесие костюм, да и в моде нынче было передвигаться, как и раньше, так же, как и его далёкие предки - на четвереньках. Это было настолько естественно и просто, что все эти нелепые приспособления: напяливай ещё их на себя, понемногу отходили в прошлое. Роботизированные устройства уже достаточно прочно заняли своё место в укладе их современной жизни, незаметно проникнув практически во все виды её деятельности, и порядочно так отняв их у общества водян. И поэтому, этому обществу ничего не оставалось как лишь беззаботно наслаждаться своим прекрасным и ничем не обременённым существованием в этом светлом, созданном ими же мире; в котором они по праву и занимали своё место: на верхних ступенях пьедестала.

 Наблюдая за мимо пролетавшими сородичами, летевшими кто своим ходом, а кто и на всевозможных летательных аппаратах, ему и самому до нестерпимости захотелось почувствовать порывы воздуха, его приятные колыхания, послушать шелест ветра. И вот он, наш дорогой писатель, долго не думая просто взял и выпрыгнул из своего окна. Следом расторопно расправив перепончатые крылья и удачно подхватив воздушный поток, не сопротивляясь ему, а наоборот подчиняясь он с наслаждением понёсся вместе с ним куда-то в даль, в неизвестность…