Когда мне кто-то говорит, что ему совсем не снятся сны или снятся, но очень редко, то я искренне завидую. Как бы мне хотелось не видеть, или хотя бы не помнить свои сны! Не помню того времени, когда они мне не снились, наверное, они были со мной с самого моего рождения. Когда я научилась хорошо говорить, то стала рассказывать эти сны своей маме. Поначалу маму веселило моё, как ей казалось, разыгравшееся детское воображение, но позже умиление сменила тревога, и на красивом мамином лице появились озадаченность и печаль, и впервые мы с мамой начали обивать пороги детских психологов и психотерапевтов, которые, к маминому сожалению, ничем не могли помочь мне. Всевозможные анализы и экспертизы не показывали никаких отклонений в моем развитии. Все врачи как один разводили руками в недоумении. Мне пытались назначать различные успокоительные и витамины: шипучие, в капсулах и даже в ампулах, но сны всё же не прекращались. И вот, видя, озабоченное лицо матери, и посетив разнообразных специалистов медицинского (и не очень: магов и колдуний) профиля, я приняла первое взрослое решение в своей детской жизни, что больше не хочу видеть, как мама втихомолку плачет, думая, что мне этого не видно, и я решила, что никогда больше не стану рассказывать кому-либо о своих снах. И я сделала вид, что все мои сны – детские выдумки, шалость, фантазии и воображение. И на протяжении длительного периода времени я действительно умело сохраняла свою тайну…
***
На вершине холма в предзакатных лучах солнца дрожал одинокий женский силуэт. Тонкие руки крепко прижаты к девчачьей маленькой груди в попытке хоть немного удержать ускользающее тепло. Серебро длинных тяжелых волос по плечам рассыпал и запутал резкий осенний ветер: волосы настырно лезли в тонкие потрескавшиеся губы, больно били по глазам. И всё же девушка не пыталась укрыться от непогоды, она напряженно вглядывалась вдаль.
Но вот фигурка девушки напряглась ещё сильнее, руки сами собой разжались, а в серых глазах появилась робкая надежда - вдалеке, сначала не ясно, а потом всё отчётливее, показался мужчина. Издали было сложно разобрать его черты, но Сиенна точно, угадала, что это он, лишь потому, что сердце влюбленного человека обладает каким-то неподвластным уму видением, оно может угадать, что что-то случилось с самым дорогим и близким человеком, находясь от него за тысячи и тысячи километров, ведь, когда сердце любит, оно, словно, превращается в радиоприёмник, настроенный на определенную частоту.
А он всё приближался и уже видны лицо: глубокий шрам на искривлённой переносице, резкие скулы, тонкий рот, глубоко посаженные синие глаза и коротко стриженные черные волосы. Подойдя вплотную к девушке, не самого низкого роста, казалось, что высокий тополь вдруг вырос рядом с маленькой беззащитной березкой. Колючий взгляд его всегда ясных глаз потеплел, и резкие черты лица будто сгладились на мгновенье.
- Здравствуй! – произнёс он, и взял её руки в свои. – Ты слишком легко оделась!
- Здравствуй, Дхину… - произнесла она полушёпотом и смущенно улыбаясь. – Я совсем не замёрзла.
Ты совсем не умеешь обманывать, Сиенна, твои руки холоднее самого холодного льда.
***
Первые осознанные воспоминания. Они всегда связаны с ним, с мальчишкой по имени Дхину.
Я с братьями и сестрами возимся на огромном лугу, по пояс утопавшему в траве, вдалеке от нас виднеется огромный старый дуб, он такой старый, что даже мой отец и мой дед помнят, как они играли на этом же лугу, а дуб казался им высоким-высоким… Мальчишка, как будто появляется из ниоткуда, он смотрит на нашу детскую озорную возню широко раскрытыми недоверчивыми глазами, у него такое загорелое лицо, что кожа его, кажется, дышит солнцем, на лице и руках царапины, а на штанах зияет огромная дыра, а из этой дыры виднеется разбитое до крови колено.
- Тебе больно? Ты откуда? Как тебя зовут? – налетают на мальчишку мои любопытные сёстры и братья. Я же стою в стороне и, молча, наблюдаю за непрошенным гостем.
- Меня зовут Дхину! Я сбежал из дому, потому что отец хотел меня выдрать за разбитый кувшин с молоком. По дороге я упал и разодрал брюки. – мальчишка оказался не робкого десятка.
- Тебя бьет отец? – удивились мои сёстры. – Хочешь, мы принесём тебе новые брюки из дому?
Глаза Дхину сузились, а непослушные торчавшие в разные стороны волосы стали казаться ещё более непослушными, и кровь прилила к щекам.
- Анаисса, Римия, - вмешался мой старший брат Тисс, который заметил реакцию на происходящее мальчишки, и вовремя вмешался, потому что с губ Дхину уже готовились слететь едкие, обидные слова, - Дайте лучше человеку хлеба с ветчиной и воды!
Дхину бросил признательный взгляд на моего брата, но всё же сказал:
- Спасибо, я не голоден.
- А мы вот проголодались и хотим есть, - сказал Тисс, не обратив никакого внимания на отказ.
И сестры тут же кинулись к корзинке, стоявшей поодаль. В корзине лежали спелые ароматные яблоки, булочки с повидлом, хлеб, ветчина и бутыль с водой. Помню, что Дхину выбрал себе небольшую горбушку и самый тонкий ломтик ветчины, не обратив никакого внимания ни на свежие румяные булочки, ни на яблоки. И всё же по тому, как жадно мальчик ел и пил, я сделала вывод, что на самом деле он очень голоден и его мучила жажда. Когда с едой было покончено, Тисс сделал предложение Дхину присоединиться к нашей игре в догонялки. Помню тогда, что мне просто до ужаса не понравился этот грязный мальчишка, я надула губы и, глядя, в глаза брату, заявила, что не хочу больше играть, потому что меня пугает «этот грязный мальчик». Тисс посмотрел на меня и тихо, но так что все услышали, сказал:
- Не хочешь – как хочешь! Ну и сиди тут одна, пока мы будем играть… - он сказал это таким тоном, что у меня тут же предательски покраснел кончик носа, а он всегда краснел у меня, когда я собиралась заплакать, и брат прекрасно знал об этом моём признаке верных слёз. И всё же я сдержалась…
***
Моя мама растила меня одна, и ей приходилось несладко. По профессии мама лаборант-химик, но этих денег нам едва хватало, чтобы сводить концы с концами, поэтому у неё всегда были какие-то подработки на дому; в своё время мама увлекалась шитьём – вот потому она без конца в вечернее время кроила, подрезала, обметывала и строчила; обшивала не только коллег по работе, но и всех наших соседей по дому. Когда я стала жить отдельно от мамы, то я часто ловила себя на той мысли, что не могу уснуть по вечерам именно из-за того, что мне не хватает шума работающей швейной машинки.
Мама всегда хотела, чтобы я не повторила её судьбу и часто приговаривала «Оля, учись хорошо! Будешь хорошо учиться – поступишь в университет на иняз. Закончишь – найдешь приличную работу переводчика где-нибудь за границей, поработаешь, поживешь в свое удовольствие, а там и замуж удачно выйдешь за приличного человека». Мечты-мечты…
Но я, правда, старалась хорошо учиться, была почти отличницей, если не учитывать уроков физкультуры, потому что меня сложно назвать спортивной – ни разу в жизни так и не залезла на канат, нормативы сдавала еле-еле. Вот и стояла у меня четверка в итоге в аттестате по физре.
Но переводчиком я быть не мечтала. Если честно, то я никем не хотела быть, если иметь в виду какую-то определенную специальность. Вот помечтать о любви, чтобы как в книжках было – это, пожалуйста. Но я больше мечтала, чем любила. К одноклассникам и парням из нашей компании во дворе я была равнодушна, они не занимали моих мыслей. Мои мысли всегда устремлялись к Сиенне и к Дхину. Ведь она – это же я! Она точно так же как и я просыпалась там на своей планете, знала всё обо мне и точно так же скрывала знания о моём мире здесь! Разница лишь была в том, что у неё (меня) там был кто-то, кому она могла рассказывать всё, и у неё был даже не один такой человек, а целых два: брат и Дхину. А ещё мы отличаемся с ней внешне: Сиенна высокая, тонкие аристократичные черты лица, длинные прямые волосы – настоящая красавица! А я… Ростом – от горшка два вершка, смешной курносый нос, вечные веснушки, вьющиеся волосы невнятного мышиного оттенка – одно расстройство только с такими-то данными. И странное дело, находясь по земную сторону дня – характер у меня робкий и стеснительный, чересчур мягкий что ли, а попадая на другую сторону, менялся и характер под стать фигуре и росту: прямой, решительный, уверенный. И она никогда не хотела засыпать в отличие от меня, ей (мне) не очень-то нравилась земная жизнь.
***
Ирата – так называется планета, на которой живёт Сиенна, и которая так названа в честь первого ребенка женского пола появившегося на ней – дальнего предка Сиенны. Эта планета очень похожа на Землю, но размерами чуть поменьше, а так на ней есть почти всё, что имеется и на Земле: и моря, и океаны, трава и деревья, горы и пустыни. Отличие в том, что Ирата не так богата природными ресурсами как Земля, возможно, благодаря этому, воздух здесь чист и свеж, и все краски кажутся более насыщенными, чем на моей планете. На Ирате нет асфальтированных пыльных дорог, огромных городов и свалок не только по причине отсутствия огромных залежей ресурсов, но отчасти и потому, что планета находилась на некотором отдалении от основных торгово-экономических путей Альянса. Зато на маленькой планете, затерянной в космосе, - множество птиц, зверей, рыб, насекомых.
Единственное, чем славилась Ирата – это наёмники. Наёмники, они же контрактники-военные в земном понимании, высоко ценились Альянсом за выносливость, стойкость духа и сноровку, кроме того, среди иратцев напрочь отсутствовали дезертиры, и всё же самое главное - все иратцы обладали каким-то странным даром, который назывался «комплектацией».
Первые люди, появившиеся на планете, направлялись Альянсом в наказание, преимущественно преступники разного толка: воры, экономисты, учёные, но Альянс никогда не отправлял в ссылку на необитаемые планеты убийц и маньяков – преступления подобного рода жёстко карались Судом Альянса.
Люди обжили планету и занимались преимущественно сельским хозяйством, животноводством и охотой. Со временем общество расслоилось: появились как богатые знатные и уважаемые рода, так и простолюдины. Выбиться из простолюдинов на Ирате было просто и непросто, всего лишь нужно было стать наёмником и вернуться домой через 15 лет, но возвращались немногие, а те, кто возвращался, тому было уже далеко наплевать, к какому роду он относится, да у таких иратцев были деньги, уважение, они могли бы жить в тех немногочисленных городах, которые были на планете, припеваючи, или могли построить свой дом, жениться на любой девушке высокого рода, но они не хотели этого, жили уединенно, где-нибудь на отшибе, растили для себя урожай, разводили скот по мере надобности и частенько напивались до беспамятства не выходя из собственного жилища, а со временем тихо умирали в полном одиночестве.
***
Дхину, в отличие от Сиенны, был из семьи простолюдинов; его отец и мать занимались разведением арахнитов, из черной паутины которых, ткалась тончайшая ткань невероятной красоты и плелись местными мастерицами изящные кружевные изделия: шарфы, шали, салфетки, перчатки, которые стоили немалых денег и которые могли себе позволить приобрести только знатные семьи. Но не только из-за внешнего вида ценилась арахнитская нить, дело в том, что она была невероятно прочная, за что она особо ценилась как и самими иратцами-наёмниками, так и Альянсом.
Содержать арахнитов мог не каждый, это всегда был определенный риск для хозяина и его семьи.
Арахниты – не только самые ядовитые пауки, они ещё и очень крупные, кроме того, эти твари обладали способностью гипнотизирования своей жертвы, а так как сами они были вовсе не маленькие, то и жертву они выбирали по своим габаритам. В дикой природе один арахнит вполне легко мог съесть одного обычного жителя Ираты.
Казалось бы, что содержание арахнитов должно было сделать семью Дхину далеко не бедствующей, но содержание пауков обходилось дорого, и прибыли едва покрывали убытки.
Кроме того, Дхину терпеть не мог пауков, он так и не научился не бояться их, он делал вид, что не страшится, но чувство омерзения заполняло всю его душу при одном только виде паучьего отродья арахнитов.
***
Мне, исполнилось сегодня 4 года, по земным меркам это около 8 лет. Я всё так же с сёстрами и братьями возимся на том же зеленом лугу… Но очень часто тот мальчишка из простых омрачает наши игры. Меня раздражает в нём всё: его темные вихрастые волосы, упрямые синие глаза, колкие слова; но больше всего бесит, что он чувствует себя с нами на равных и то, что фактически он украл у меня моего любимого старшего брата! Раньше Тисс всегда брал меня принимать участие во всех его шалостях и проделках, а теперь он видит только этого настырного и надоедливого мальчишку. А ещё поведение вечно жалостливых сестёр, на которых Дхину и не смотрит вовсе. Да как они могут унижать себя, потакая всем его прихотям! Меня это особенно злило потому, что хулиган смотрел на них с презрением и явным равнодушием. Да где же их гордость, черт побери!?
Настроение у меня в этот день не самое лучшее из-за появления незваного гостя. Игра в догонялки. Наконец, я не выдерживаю и во всеуслышанье заявляю, что не буду играть с этим простолюдином, что своим внешним видом и своим поведением он оскорбляет нас всех. Но у моего брата своё мнение на этот счёт…
- Итак, Дхину, поскольку у Сиенны сегодня праздник, то мы поступим вот как, - Тисс почти смеётся, - если она сможет от тебя убежать и спрятаться так, что ты её не найдешь, то Сиенна победила, и ты никогда больше не появишься у нас на лугу! Но, - тут брат пристально и многозначительно взглянул на меня, - сестра, если ты проиграешь, то ты больше и слова не пикнешь против Дхину. Ты, согласна?
Я чувствую, что готова убить брата… Это так обидно, что мой любимый родной брат готов променять меня на какого-то мальчишку! Но отступать некуда. Если я не соглашусь сейчас с Тиссом, это будет означать лишь одно, что я уже проиграла и сдалась. Нет уж! Дудки! Так просто я не сдамся – пусть хотя бы побегает, а бегаю я очень быстро.
Брат считает громко вслух до десяти: сёстры замерли в немом ожидании предстоящего зрелища. Тисс считает медленно и громко вслух.
– Раз… Два… Три… Десять. Дхину, догоняй её!
Я лечу вперед изо всех сил, мне хочется обернуться назад, чтобы посмотреть отстал ли от меня мой преследователь, но я понимаю, что если я сейчас обернусь, мне придется сбавить темп, а если я сбавлю скорость, то этот мальчишка уж наверняка меня догонит. Я совсем выбилась из сил, когда до меня донесся крик.
- Стой, дура! Стой!!! Там впереди крутой…
Но я уже не слышу, мои ноги вдруг стали жить на какое-то мгновение своей, только им ведомой, отдельной жизнь – там впереди крутой высокий обрыв: я чувствую сильный удар, я скольжу по мокрой земле, а внизу склона – небольшая, но вязкая топь. Я пытаюсь ухватиться руками за влажную землю обрыва, но верхний слой почвы похож на жидкую кашу, - поэтому все мои попытки не упасть в топь не приносят желаемого результата, я медленно скольжу в объятия болота. Меня охватывает паника. Не могу понять, кто меня зовет, я отчаянно машу руками по поверхности болота – все правила напрочь забыты мной. Я зову на помощи до тех пор, пока болотная жижа не набивается в мой рот так, что мешает мне не то, что кричать, но и дышать… И снова резкая боль, такое ощущение, что у меня не стало на голове больше волос. Не помню толком, что было дальше, но я почувствовала сильный удар и мгновенно отключилась.
Вокруг меня стоят братья и сестры, отец и мать: у всех испуганные лица.
- Почему у вас такие лица? – спрашиваю я хриплым голосом.
- Сиенна, с тобой всё в порядке? – Исса – моя мать на Ирате – чуть ли не плачет.
- Всё в порядке! Только голова ужасно болит и… - меня охватывает страх… - и очень сильно ноги! – морщусь я.
- Доктор уже в пути! Но, кажется, ты сломала обе ноги и сильно нахлебалась мутной воды из топи! Не окажись там каким-то чудом того мальчика, ты бы погибла. – добавил отец, его лоб всегда прорезала одна самая глубокая морщина, когда он был чем-то очень сильно взволнован.
- Да, если бы не этот мальчишка, то ничего бы этого не случилось! – выпалила я, и поймала такой презрительный взгляд старшего брата, что в это же мгновение, пожалела о том, что сказала.
- Мне, кажется, ты забываешься, Сиенна…
Во мне всё кричит от возмущения и обиды! Это я там сломала ноги, это я там чуть не утонула, а он и тут выгораживает своего приятеля… Так нечестно! И всё же брат мне дорог как никто в моём семействе, дороже матери, сестер, разве что не дороже отца, поэтому я уступаю Тиссу.
- Он спасал меня уж слишком больно! Мог бы и поаккуратнее быть. – бросаю я гневные взгляды на брата.
- А ты могла бы и не устраивать панику на ровном месте! Могла бы вспомнить правила, которым нас учили родители…, чтобы тебя не пришлось тащить за волосы. Ещё и укусить умудрилась Дхину, укусила так, что возможно, шрам у него останется на руке навсегда.
- Надо бы поблагодарить мальчика… - размышляет вслух отец.